Часть 1-ая
Он расшвыривал спутавшуюся лозу, спотыкался, падал, обдирая в кровь руки, поднимался снова и лупил, лупил по песку в каком-то истеричном остервенении, сотрясая воздух страшным сквернословием. Выходные туфли, конечно же, подпортил изрядно… Но обо всём этом он пожалеет завтра. А пока, пока ничего не жаль, ничего!
Споткнувшись в очередной раз, он не удержался и рухнул, больно ударившись спиной. Мгновенно перехватило грудь, в глазах потемнело, и он лежал, боясь шелохнуться, и хватал как рыба воздух. Но едва ясность ума стала неторопливо возвращаться, первое, что увидел: высокое звездное небо. Оно раскинуло над ним своё роскошное покрывало, а он, крошечный взбунтовавшийся человек, потрясённый мощью и силой мерцающего полотна, медленно восстанавливал дыхание и понимал, что успокаивается.
Еще накануне, готовя грандиозное мероприятие в одном из залов «Интуриста», посвященное своему рождению, он подумать не мог, что его так испугает эта цифра. Пятьдесят. Не знал, что, проснувшись праздничным утром, он утрёт со лба липкую испарину и твёрдо решит никуда не идти. Вернее, на минуту забежит в нарядно украшенный зал, любезно поблагодарит всех собравшихся и, сославшись на срочную операцию, предложит праздновать его юбилей без него. Прихватит со стола бутылку «Столичной» и, старательно пряча глаза, под недоуменное, явно неодобрительное молчание выскочит из зала. Сорвет с места машину и, нарушая скоростной режим и правила обгона, примчится сюда, за город, где чистый воздух, где он один, где нет удушающего липкого лицемерия. Где он, наконец, может быть самим собой.
«Это не истерика, нет не истерика», – успокаивал он себя, – «И не страх перед осознанием того, что тебе полтинник. Это просто – поступок». Он наконец-таки сделал не то, что принято и обязан, а то, что пожелал сам.
Валера сел, обхватил руками колени и долго смотрел перед собой невидящим взглядом, вдоволь напитавшимся холодным светом. С той поры, рассматривая себя в зеркало, он то и дело отмечал, что глаза переняли этот мерцающий блеск. Что-то закралось в душу, оставаясь пока невнятным и плохо читаемым.
Но уже ставшей привычной рациональность хозяйственника быстро выпроводила из мыслей романтические грёзы. Надо бы дней через десять поле перекопать… Листья вроде убирал, а вон их, сколько вокруг лозы набилось. Он сгрёб их к себе поближе и, собирая в кучу, вдруг ощутил под ладонью маленький колючий комочек. Ёж? Ну конечно ёж! Откуда ты здесь, малыш? Валера бережно поднёс бедолагу к лицу и долго любовался, как тот сопит и, не просыпаясь, настороженно водит розовой кнопкой носа. Поначалу он решил уложить ежа обратно в листья, но, почувствовав, как продрог сам, быстро поднялся на ноги и побежал к дому, крепко прижимая к себе нежданный, свалившийся буквально с неба, подарок.
Уже войдя в дом, заметил, как сиротливо смотрится на столе пустая бутылка водки. Неужели допил? Всю? Когда? Так и не вспомнив про это «когда», он отставил пустую тару под стол и повалился на диван.
Утро наступило быстро.
Валера проснулся. Несмотря на выпитое, голова ни капли не болела. Да и без сухости во рту, видимо, обойдёмся. Вот что значит хорошая водка и чистый воздух. Правда, не ел ни черта. Он взял связку ключей и вышел во двор открывать кухню. Долго стоял возле распахнутого холодильника, но ничего интересного не обнаружил. Затем открыл ванную комнату и надолго пристроился к унитазу. Моча показалась чистой, прозрачной, что ему очень понравилось. И чего люди боятся пятидесяти лет? Вроде, всё точно так же… Чудики, одним словом.
На душе было хорошо и спокойно. Вот только, он было собрался открыть водяной кран, как почувствовал, что на него кто-то пронзительно смотрит. Отвратительное ощущение, особенно в момент, когда знаешь, что вокруг в действительности никого. Он внимательно осмотрел себя в зеркале. Глаза чистые, всё так же гладко выбрит, за ночь щетина даже и не отросла. Он пригладил рукой мелко вьющиеся волосы. Красив. Чертовски красив. Валера любил себя, но еще больше его любили женщины… Чей-то внимательный взгляд не дал таки додумать эту приятную мысль до конца. Валера повёл глазами и невольно вздрогнул. Из слива раковины его изучали два блестящих глазика.
– Ах ты, бестия… А ну, вылезай! – он просунул пальцы в отверстие. Но куда там. Шустрый гекон уж был таков. – Надо же, пугать меня пришёл, – Валера усмехнулся своему отражению. – Пугать меня? Да здесь хозяин – я! Я и никто больше! Сам кого хочешь сейчас напугаю! – отбросив зубную щетку, он выскочил во двор и долго бегал по своему полю, получая удовольствие от холодного воздуха, что заглатывал не жалея горла, от низкого прозрачного неба, вечнозелёных ёлок и олив, что так удачно посадил и которые здорово смотрятся теперь среди голых деревьев.
Наверно со стороны это выглядело забавным, как взрослый солидный седовласый мужчина в выходном костюме носится среди деревьев, но ему было хорошо, а это – главное!
Успокоившись и отдышавшись, Валерий долго раздумывал, как поступить с ежом, но затем махнул рукой и взял его в город. Собрался, перепроверил: надёжно ли закрыты замки, и пошёл выводить свою красавицу из гаража.
По дороге он притормозил машину возле черного хода продуктового магазина, тайным постукиванием коснулся двери, и она почти тут же отворилась. Минут через десять он вынес оттуда клетку с яйцами, осторожно пристроил её на заднее сиденье и тронулся дальше. С центрального входа далеко вперед тянулась неспокойная очередь из простых смертных, тоже желающих есть.
Сиделка должна была ждать его на проспекте, сразу за аптекой. С ней самой он не разговаривал, но так его заверила приятельница, что организовала эту встречу. Валерий понимал, что запаздывает, но никаких угрызений совести не испытывал. Он привык, чтобы его ждали. Всё утро хмурившееся небо наконец-то выжало из себя первые капли. И они, вырвавшись на свободу, тарабанили по лобовому стеклу с такой силой, что пришлось включить дворники.
Валера свернул с центральной улицы на проспект, всё же мысленно проиграв несколько винительных фраз, внимательно оглядел улицу и невольно усмехнулся. Возле аптеки и даже несколько дальше – его не ждали. Во всяком случае, никто из тех редких прохожих, которых он увидел, приспустив оконное стекло, не вписывался в его представление о том, как должна выглядеть обычная сиделка. Хороша работница, ничего не скажешь, подумал он, сворачивая на повторный круг. Так он, окончательно разозлившийся, прокатался вхолостую еще несколько раз. Затем резко тормознул возле аптеки, до конца опустил стекло и высунулся наружу. На улице никого не было. Да это и понятно, лило, как из ведра. Обычно на этой стороне, что рядом с вокзалом, шла бойкая торговля всякой всячиной, а тут закрылись даже лавчонки. Несколько невежливых холодных капель шлёпнули по макушке, и он, смахнув их с волос, поспешно укрылся в салоне. На улице и вправду никого не было, за исключением странного существа – не то мальчика, не то девочки, стоящего под голым деревом и видно, что насквозь промокшего. Какого оно пола из-за короткой стрижки и несуразной одежки было не разобрать. Существо держало что-то в кулаке и с аппетитом уплетало, но, заметив к себе интерес, руку опустило и будто нерешительно подалось вперед. Валера вечно зверюшку всякую жалел, а тут человек мокнет. И потому, не раздумывая, он перекинул коробку с ёжиком на пустующее сиденье переднего пассажира, приоткрыл заднюю дверцу и махнул рукой:
– Давай, садись…Кто ты там есть… Вместе подождем… Только смотри, яйца мне не разбей.
Существо, будто ждало приглашения. Через мгновенье в салоне их было уже двое.
Валера, в который раз за день усмехнувшись в усы, поправил зеркало заднего видения так, чтобы ему было видать еще одного нежданного гостя, и спросил:
– Ты вообще кто?
– Женя, – тихо послышалось в ответ.
– Женя… Понятно… Ну что, Женя, ждёшь кого?
– Уже дождалась…
Валерий, не сумев сдержать удивления, резко развернулся назад: – Кого это ты уже дождалась? – теперь он сам понял, что это всё-таки она, а не он, и принялся снисходительно осматривать пассажирку.
– Вас, – послышалось еще тише.
– Так, девушка милая, Ваш загадочный ответ начинает меня раздражать, – произнес он полу брезгливым тоном. – Верно, говорят, не стоит быть таким жалостливым, это тут же может усложнить жизнь… Давай, доедай скоренько свой хлеб и выкатывайся из машины по добру по здорову.
Девушка смешалась и протянула ему ладошку.
– Это не хлеб… Посмотрите… Это пирог. Это я вам везла…Просто, Вас долго не было, я замёрзла и, чтобы быстрее время прошло, взяла кусочек… Там еще есть, много, смотрите, – она раскрыла какую-то котомку, развернула полотенце.
И Валерий действительно увидел аккуратно разрезанные куски пирога. Рука сама потянулась за одним из них. Аромат ванили и корицы наполнил салон машины забытым теплом. Он надкусил и не смог сдержать сорвавшегося стона. Проглотив кусок, Валера поджал губы, потому что глаза наполнились горячими слезами. Эта свалившаяся на голову странная девчонка со своим несуразным пирогом напомнила ему… Напомнила ему, как воскресным утром он просыпался от запаха сдобных булочек…обязательно с кишмишом… Сонный, с румяными от сна щеками шлёпал на кухню и, прислонившись к дверному косяку, наблюдал, улыбаясь, как мама с подвязанными волосами и в белом крахмальном переднике достает из духовки первую готовую партию. А сверху на плите ждут своего часа ватрушки и обязательный с плетеными косичками пирог.
Чувствуя, что задыхается от воспоминаний, Валерий набрал полную грудь воздуха и резко выдохнул. Сжав в кулаке остаток пирога, он сверкнул глазами в сторону девчонки и сквозь зубы процедил:
– Ты кто и откуда?
– Я Женя…
Валерий прокрутил второпях свою жизнь и понял, что в такую дурацкую ситуацию еще не попадал ни разу. Ему хотелось выйти из машины, резко открыть дверцу, схватить в охапку это существо, которое, как ему казалось, обязательно будет упираться, и вышвырнуть её из своей жизни, как ускользнувший утренний сон. Когда вроде что-то еще помнишь спросонок, но чаще – не помнишь… Благоразумнее так было бы и поступить… Но, он еще раз осмотрел улицу, никого не обнаружил, чертыхнулся про себя и снова обернулся к ней. Девчонка сидела неестественно прямо, скрывая изо всех сил, что дрожит от холода, и вдобавок с её коротких волос то и дело смешно плюхалась капля. Валера отчего-то перестал сердиться, демонстративно долго в этот раз, рассматривая её с ног до головы, и, наконец, откинулся на спинку сиденья, не сдерживая судорожного смеха. Он хохотал над собой. Смеялся над тем, что мало того, он, взрослый пятидесятилетний человек, попал в глупую и нелепую ситуацию, так вдобавок: ловит себя на мысли, что не собирается из нее выпутываться, а скорее наоборот – желает участвовать в спектакле и дальше. И быть ни кем иным, а самым что ни на есть главным действующим лицом. Рядом с этой странной крохой он вдруг почувствовал себя сильным, важным и каким-то значимым, чуть ли не вершителем судьбы человеческой.
– Так сколько тебе лет, Женя?
– Восемнадцать, – с каким-то вызовом ответила девушка.
– Сколько? – недоверчиво переспросил Валерий. – Надо же…я бы больше двенадцати не дал.
Он еще раз усмехнулся в усы, заметив, какой безмолвной обидой наполнились её глаза.
– Ладно, ладно, – примирительно продолжил он. – Жень, ну объясни ты мне, глупому, старому дурню, почему ты везла этот пирог именно мне?
Она подняла на него удивленные глаза, смешалась и некоторое время молчала, видимо подыскивая более тактичный ответ. Затем еле слышно произнесла:
– А я не именно Вам везла… Я дедушке…
– Какому дедушке? – и тут, хлопнув себя по лбу, Валера всё понял. – Господи боже мой…так ты и есть та самая сиделка, которую я битых два часа, как жду?!
– …это я Вас…два часа… – Женя потупилась и не договорила.
Теперь он совершенно иными глазами осматривал девчушку.
– И ты хочешь сказать, что тебе я доверю жизнь своего отца? Тебе? …Да ты посмотри на себя, ребёнок! …Стоит, на улице хлеб ест…
– …Это не хлеб…это пирог… – робко послышалось сзади.
– Да молчи уже… – Валера повернул ключ зажигания и, наплевав на остывший мотор, рванул с места. – Ну, поехали, к дедушке… Пусть сам с тобой разбирается. Тоже мне…Га-а-авро-о-о-ош-ш-ш…
Последним словом он выплеснул весь накопившийся за жизнь сарказм и еще раз поправил зеркало, чтобы видеть свою скукожившуюся вдруг пассажирку.
……..