5
То ли чачи я выпила слишком много, то ли грузинский акцент моего нового знакомого очаровал меня, но так получилось, что вечером я оказалась у Георгия дома. Он был пылким и уверенным в себе любовником.
Как только мы вошли в квартиру, не включая свет, он прислонил меня к стене и начал страстно целовать в губы. Я чувствовала, как его сильная рука бродит снизу вверх, а пальцы медленно расстегивают пуговицы на моем плаще, через несколько секунд оказавшемся на полу, затем туда же полетело платье. «Ты такая сладкая, – шептал он мне на ухо. – Я тебя безумно хочу…» Кажется, я ответила, что тоже. Я была возбуждена и сконфужена одновременно. Его напор и пылкость были приятны, он понравился мне ещё с первой встречи в кафе, но я пыталась включить остатки благоразумия, только почему-то эмоции не подчинялись моему внутреннему голосу. Тем временем Георгий стянул с себя обтягивающий торс лёгкий джемпер, и я почувствовала приятное щекотание от волос на его груди и аромат одеколона, исходивший от его кожи. Моё тело поддавалось и отвечало каждому его движению. Я словно находилась в состоянии эйфории, когда бессмысленно противиться тому, что доставляет тебе удовольствие.
Моя голова шла кругом от выпитого, съеденного и сделанного. «Боже мой, что он о тебе подумает, Ульянова?» – так я ругала себя всегда, когда случайно и неслучайно оказывалась в чьей-нибудь постели на первом свидании. «И всё же шло так хорошо – мы столько разговаривали, обсуждали самые разные темы, я казалась себе такой остроумной, красивой… – говорила я самой себе. – А получается, что вот он меня накормил, напоил и спать уложил. Неправильно всё это. Надо собираться… и уносить ноги».
Я встала. Немного покачивало. «Боже, не хватало только, чтобы меня сейчас начало тошнить… Подумает, что я…» Нет-нет, я не хотела себя так называть, хотя прекрасно понимала, что для моего поведения есть определенные, очень грубые слова. Но хотелось себя оправдать. Ведь причина здесь не в легкомысленности, а в том, что после расставания с Сергеем, после обидных слов, неприятной встречи с его отцом мне хотелось почувствовать себя любимой и желанной. Как я могла устоять перед обаянием Георгия, перед красивыми словами, уверенностью? Я не искала что-то в этом новом романе, но была готова рискнуть.
Оказавшись в ванной комнате, я подошла к зеркалу – тут же захотелось выключить свет: тушь под глазами размазалась, тени и румяна стерлись. Нужно было срочно реабилитироваться. Я умылась, нанесла увлажняющий крем на лицо – по счастью, в сумке завалялся пробник из магазина. Над макияжем долго не трудилась: накрасила ресницы, прошлась пуховкой по лицу и нанесла прозрачный блеск на губы. В таком виде можно было выходить на улицу, тем более, как я поняла, проходя мимо окна, там было уже темно. «Интересно, сколько сейчас времени?»
Я вышла из ванной. Квартира у Георгия была однокомнатная, но уютная, сделанная в виде студии. По-моему, он её снимал, но я точно не помнила, как и многое из того, о чём мы говорили с ним сегодняшним днём. Меня больше пугало то, что будет дальше. Георгий, полуобнаженный, стоял на кухне и что-то готовил. «Какое всё-таки потрясающее у него тело», – подумала я, украдкой разглядывая его. Я оделась.
– Я пойду.
Он обернулся.
– Ты куда? Не останешься?
– Мне нужно домой.
– Родители будут ругаться?
– Да, что-то вроде того.
– Может, позвонишь им, скажешь, что останешься ночевать у подруги? – Он обнял меня. – Попробуй.
– Что это? – спросила я, когда Георгий протянул мне небольшой кусок мяса. Я откусила.
– Вкусно?
– Очень.
– Это чахохбили. Ты сказала, что любишь курицу. Я решил для тебя приготовить.
– А я не умею готовить.
– Ничего страшного, я сам тебе буду готовить. Оставайся.
– Я не поняла – так, значит, для тебя это не просто так?
– Разве бывает что-то просто?
– Но всё так быстро произошло. Я не знаю, что ты теперь обо мне думаешь – точнее, предпочитаю не знать.
– А я скажу. Ты мне очень нравишься. А быстро всё или нет, разве это важно? Главное, чтобы ты не жалела об этом.
– Я буду жалеть, только если это не повторится.
– Тогда не уезжай.
– Не уеду.
Я осталась. Позвонила Дане.
– Алло, привет.
– Привет. Ты где?
– Ты не волнуйся, я у подруги. Как дела?
– Нормально. У какой подруги?
– У Дианы.
– Машинский, ты пьяная, что ли? Диана только что звонила, искала тебя.
– Ну мне так надо.
– Что надо?
– Ну пойми, мы тут хотим посидеть, пообщаться.
– Ты в гостях у этого Георгия?
– Да.
– А что тогда говоришь, что у Дианы?
– Так надо. Не хочу, чтобы ты волновался.
– Ладно, я понял. Чао.
– Пока.
Я села за стол.
– С папой разговаривала? – спросил Георгий.
– Да, не совсем с папой. С… дядей.
– Понятно. Ну садись за стол – ужин готов.
– А который час?
– Уже десять.
– Это я так долго спала?
– Просто я не хотел тебя будить. Ты такая красивая, когда спишь.
– Спасибо, мне приятно.
Ужин был потрясающе вкусным и простым: много зелени, свежие овощи, курица и, конечно, настоящее грузинское вино из Тбилиси. Мы закурили.
– Тебе понравился ужин?
– Да. Вообще я немного знакома с грузинской кухней.
– По московским ресторанам?
– Не только. Брат моей подруги, Арчил – настоящий любитель тематических вечеринок. Пару раз была на таких, но туда приглашают только своих.
– Ты не похожа на грузинку.
– И друзей. – Я улыбнулась.
– И что за вечеринка?
– Благотворительный вечер в помощь детям-сиротам из Грузии.
– Туда ещё должен был приехать певец Ираклий, но в последний момент не успел, и вместо него Арчил сам выступал на сцене.
– Да, а ты откуда знаешь?
– Я там был.
– Как? – удивилась я. Неужели я не заметила Георгия? – Я тебя там не видела.
– Я тоже тебя там не видел. Хотя странно, что ты меня там не заметила: я выходил на сцену.
Я внимательно всмотрелась в лицо Георгия.
– Так это ты сделал самое большое пожертвование?
– Да. А я вас помню. Вас было, наверное, пять или шесть девушек. Вы курили кальян.
Я утвердительно кивнула.
– Мы потом с Арчилом и Отаром заходили в арабскую комнату, ведь вы, кажется, были с его сестрой Ией.
– Да, но вскоре уехали.
– Жалко. А то мы непременно познакомились бы.
– Но мы же с тобой познакомились теперь.
– Зато это было бы раньше, я бы ни за что тебя не пропустил. Но я рад, что так неожиданно познакомился с тобой в кафе.
Я засмущалась, вспоминая свою глупую болтовню, но больше меня насторожило то, что у нас, как оказалось, были общие знакомые.
Ничего хорошего это не обещало. Теперь Георгий при желании может многое обо мне узнать. И, в частности, то, что я откровенно флиртовала на том вечере с Арчилом, с которым мы обменялась телефонами, но он так и не позвонил. Зато позвонил его брат Отар. Я тогда была очень удивлена, но дальше смс-переписки это не зашло. Хотя и переписка была двусмысленная. Все смс были приблизительно такого содержания: «Спокойной ночи, моя красавица. Пусть я тебе приснюсь в твоём самом бурном фантазиями сне. Мне будет приятно». Со стилистикой русского языка у Отара были явные проблемы, но суть он доносил верно, хотя повода у него не было.
Одно из таких смс прочитал Сергей, вернувшись из командировки. Когда он приехал ко мне домой, я находилась в душе. И, конечно же, в тот момент, когда я уже надевала халат, мой телефон запищал, принимая смс. Сергей решил его проверить. Будь я каким-нибудь психологом, я бы точно рекомендовала всем мужчинам и женщинам не проверять мобильный телефоны у своих половинок, потому что именно после таких проверок начинаются проблемы.
Был жуткий скандал. Хорошо, что Дани дома не было, иначе этот скандал превратился бы в фарс. Я пыталась как могла оправдаться, объяснить, что это всего лишь больная фантазия этого человека. Но выходило с трудом. Сергей хотел даже встретиться с Отаром, но я ему рассказала, чей он сын (его отец был известный бандит, убитый много лет назад, но влияние семьи осталось, поэтому многие предпочитали не иметь с ними никаких дел). У Сергея пропало всякое желание выяснять отношения, да и бурные телефонные фантазии Отара вскоре охладели и сошли на нет.
Когда Сергей улетел в очередную командировку – Лондон, Женеву, Брюссель или Цюрих, – сложно вспомнить. Кажется, он покупал билеты чаще, чем я туфли. Если подсчитать, сколько времени мы провели вместе за эти полгода, то выходит не так уж и много. Пару раз я летала вместе с ним, но это оказалось весьма скучно. Я-то планировала, что по вечерам, после завершения его переговоров, мы будем вместе ходить в рестораны, клубы или даже оперу. Я брала с собой чемодан вечерних платьев, туфли, косметику, разучивала правила светского этикета, чтобы не ударить в грязь лицом на ужине у какого-нибудь посла или консула.
Но всё оказалось гораздо прозаичнее: возвращаясь с переговоров, Сергей просил меня сбегать в соседний супермаркет за пивом, чипсами и пиццей. Плюхался на диван, включал скучнейший политический канал, где иногда мелькало и его сосредоточенно-угрюмое лицо, демонстрирующее всему миру серьезность заседания, и говорил мне: «Иди сюда, малыш. Ты не представляешь, как я сегодня устал». Через два часа он засыпал, а мне приходилось уговаривать его почистить зубы, перейти с дивана в постель. На следующий день повторялось то же самое. Днём я обычно была предоставлена сама себе: ходила в музеи, бродила по городу, сидела в кафе, похожая на одинокую туристку.
Может быть, и хорошо, что мы со Сергеем расстались, – у нас с ним были совершенно разные представления о жизни, разный ритм: если я любила с утра понежиться в постели, то он вскакивал с неё, как сумасшедший. Утренние ласки были незнакомым понятием, ведь проснувшись, он срочно мчался в душ, а оттуда за стол, где уже ожидали правильный завтрак и свежая газета, а я, сидящая рядом в шёлковом пеньюаре, – всего лишь незаметный фон, какое-то эхо между новостями и звучанием мобильного телефона.
Вечером на него находила такая лень, что окутывала всё вокруг. И, наверное, оставшись с ним, я бы превратилась в точно такую же лентяйку, поедающую чипсы.
Так вот, когда Сергей улетел в командировку, мне позвонил Арчил и пригласил в кино, а я, не знаю почему, согласилась.
Кино мне не особенно понравилось, но Арчил ухаживал очень настойчиво – он знал что хотел и не привык получать отказ. Впрочем, я и сама не рассчитывала ему отказывать. А всё «до» было лишь прелюдией. «Да, да… это я первая изменила Сергею, а не он мне с Оксаной», – снова пронеслось у меня в голове. «И поделом тебе досталось, – говорили остатки моей совести, как-то не к месту проснувшиеся. – По закону жанра он должен был тебя бросить. Он работал, а ты тут развлекалась…»
Я даже не рассказала об этом Дане, хотя от него-то мне нечего было скрывать, но почему-то в тот момент я захотела, чтобы он думал обо мне лучше, чем я есть на самом деле. К тому же он бы мог сделать вывод, что если я позволила себе изменить Сергею, то, может, я изменяла и ему, пока мы были вместе. Такого не было, но мне не нужны были его запоздалые сомнения и подозрения. А подозревать он обязательно стал бы. В отличие от меня Даня редко позволял эмоциям брать верх. Если у него были с кем-то отношения, в них он был постоянным, и становился очень сентиментальным, когда эти отношения заканчивались. И признайся я ему сейчас в своей интрижке, Даня начал бы с того, что вспомнил бы о нашем прошлом, потом сравнил бы его с моим настоящим и задал бы вполне логичный вопрос: «А мне ты тоже изменяла? – И добавил бы: – Ты не думай, сейчас это уже ничего не значит. Так что можешь сказать правду, она меня никак не заденет…» Этим самым он сказал бы: можешь признаться – я почти уверен, что и мне ты изменяла. И даже если бы я поклялась, что такого не было, он всё равно не поверил бы. Он копался бы в этом прошлом недели две, пытаясь найти какие-то доказательства присутствия постороннего мужчины во время нашего с ним романа. А не найдя их, вообще стал бы угрюмым и задумчивым. Я молчала и взяла со всех подруг обещание ничего не говорить Дане.
Арчил потом какое-то время ещё звонил, предлагая встретиться, но я отказала: вернулся Сергей, но самое главное – он абсолютно меня не впечатлил. Его горячность не шла ни в какое сравнение с той пассивностью и холодностью, которую он проявил на деле. Я была разочарована. Больше мне не хотелось его видеть.
А теперь я понимала: если Георгий поинтересуется обо мне у Арчила, то я пропала. Конечно, Арчил, может быть, и не расскажет, как далеко зашли наши отношения, но ведь он может намекнуть. И вообще, грузины по-особенному относятся к русским девушкам. В большинстве своём они уважают только собственных женщин. А всех остальных могут осыпать подарками, ухаживать за ними, но никогда не поставят их в один ряд со своими. Они никогда не позволят себе с грузинскими девушками того, что позволили бы с русскими. Обидно, конечно, но здесь вряд ли что-то можно изменить. Это, кстати, почти незаметно, но такая лёгкая перемена в отношении, как едва уловимый холодок, смена взгляда, телодвижений, всегда угадывается, если внимательнее присмотреться. Это как уловить направление ветра.
Даже сейчас в разговоре с Георгием я почувствовала, как он произнёс имя Ии более уважительно, с большим почтением. Как будто она не может сделать чего-то, что могу я, и наоборот. Как будто у неё больше чувства собственного достоинства, гордости. Ещё Арчил мне говорил, что, несмотря на то, что ему нравятся и русские девушки, женится он только на чистокровной грузинке. Что для него большее значение будет иметь не её внешность и образование, а из какой она семьи родом, соблюдает ли обычаи и прочее. Это только говорить они умеют: «Русские девушки такие красивые и хорошие…» Скорее они более доступные. Но и мы в этом виноваты сами. Да, чёрт возьми, я сама же подтвердила это правило. Но что я могу поделать со своими эмоциями? Может быть, со временем я и стану более серьезной, но пока я забываю о разуме, когда вижу такого, как он, как Георгий, как… кто ещё будет. Улыбка, волосатая грудь, сильные руки, плечи, блестящие карие глаза… Я не знаю, что в них так притягивает, но мужчины славянской внешности кажутся мне такими блёклыми и невзрачными по сравнению с ними.
– О чём ты думаешь? – спросил Георгий, выведя меня из какого-то транса. Мне казалось, что он уже обо всём догадался.
– Ни о чём… Ты знаешь, мне ужасно захотелось выпить кофе.
– Я сейчас сварю.
– Не надо, я сама. Это-то я умею делать.
Я встала с кровати и прошла на кухню. За окном было темно. Я видела: напротив стояли такие же однотипные многоэтажные дома, в квартирах горел свет, кто-то сидел на кухне, смотрел телевизор, а вот женщина кормит ребенка, а этажом выше, кажется, сильно ругаются, тогда как их соседи, видимо, мирно выпивают… Какой странный, удивительный этот город, подумала я. Сколько человеческих жизней, судеб здесь пересеклись навсегда, сколько разломано, отрезано, сколько надежд, которые никогда не осуществятся? И сколько в этом городе таких же девушек, как я, не знающих, что они делают именно здесь и именно сейчас?
День подходил к концу, а я не могла понять, к чему приведут мои только что зародившиеся отношения с Георгием. Мы легли спать, но сон почему-то не шёл… Вспомнила Даню. Я всегда вспоминаю именно его, когда у меня начинается новый роман.