6
Первое время я порой встречал Гарри в «Критерионе». Он наголову возвышался в шумной толпе, тонувшей в гаме паба, смехе, болтовне и пивных заказах. Его жесткие волосы, подстриженные ежиком, сильно отличались от моды тех лет. У него были сверлящие серые глаза с металлическим отблеском; когда внезапно сталкивался с ним взглядом, то его глаза полностью опровергали кажущийся грубый и поверхностный образ. Его глаза ломали все представления о нем, светились железной волей, и тут же становилось ясно, что о Гарри толком никто ничего не знает. В его взгляде читалось, что Гарри знал, что не похож на самого себя.
За два года этот здоровяк значительно потолстеет, но уже тогда по его виду можно было об этом догадаться. Он говорил по-английски с сильным немецким акцентом, от громкого голоса гремели деревянные панели и гудела барная стойка из красного дерева, порой лицо озарялось детской радостью, когда в паб заходил кто-нибудь знакомый. А когда в дверях появлялась какая-нибудь девушка, будь то Доминик, Тина или Бриджит, всегда притаскивающая с собой друга, Гарри доставал из бумажника, который никогда не покидал его куртки, деньги и настойчиво требовал у бармена напитки для всех. Я не знаю, была ли эта щедрость проявлением умения жить на полную катушку или юношеским максимализмом, а возможно, просто это был его способ покупать друзей. Жизнь подбрасывала удобные случаи. Бриджит искала для подруги, приезжающей в пятницу из Лондона, место, где можно было бы переночевать. Каждый из нас понимал, что если удастся воспользоваться случаем, то продолжение может стать прекрасным. Но ни у кого из нас так ничего и не получилось.