Глава третья. Шоб ты жил на одну зарплату и никогда ее не видел!
«Дружный коллектив», «отзывчивое руководство», «достойная зарплата», «официальное оформление», «соцпакет», «стремительный карьерный рост». Эти и другие сказки для взрослых ищите на досках объявлений в разделе «Требуются». Наверное, если бы великие сказочники жили в наше время, то они бы усердно готовили маленьких детишек к прелестям взрослой жизни сказками «О том, как я подал в суд на работодателя и чем дело кончилось», «Как один очень робкий мальчик выбивал зарплату, и что из этого получилось», «О том, как пришла проверка и завела уголовное дело на генерального, а всех сотрудников таскали понятыми, но пришел адвокат и ситуация кардинально поменялась». И было бы в этих сказках все. И волшебство двойной бухгалтерии, и чудеса в виде «мертвых душ» для отчетности, и борьба с ветряными мельницами инстанций с последующими проверками и перепиской «претензия-ответ». Были бы в них и свои офисные принцессы, которых всегда надо спасать от неминуемого увольнения. Без драконов, которые готовы испепелить любого за показатели, разумеется, тоже сказка была бы не такой интересной. А главными героями были бы трудолюбивые и отзывчивые рыцари, которые без страха и упрека взваливают на себя неподъемную ношу своей и чужой работы, пытаются найти правду на рабочем месте и восстановить попранную справедливость! И заканчивались бы эти сказки фразой: «И работали они долго и счастливо, пока не уволились в один день! Вот и сказочке конец, добро пожаловать на биржу труда! Да!» или так: «И я там был, чай в перерыве пил, у офиса курил, в соцсетях сидел, смешные ролики глядел, время текло, зарплата капала, а мне в кошелек не попала!»
Я сидела, смотрела по сторонам и боялась озвучить очень насущный вопрос. В свете последних событий в голове произошла революция. Старый таракан по кличке «Жизненный Опыт» был свергнут и низложен. «Акелла промахнулся!» – примерно так выразили свой вотум недоверия остальные тараканы, когда реально оценили окружающую ситуацию и новое рабочее место, вкупе с условиями труда. После недолгой борьбы к власти дорвалась троица тараканов, смахивающая на героев из бессмертной комедии Леонида Гайдая. Трус. Балбес. Бывалый. Трус любил грустные песни и частенько впадал в ипохондрическую депрессию. У Балбеса была одна любимая песня: «А мне все пофиг, что в анфас, что в профиль». Музыкальных предпочтений у Бывалого не было. Если Трус и Бывалый – были властью законодательной, то Балбес был властью исполнительной, поскольку именно на него была возложена ответственность за реализацию всех моих планов. И теперь Бывалый авторитетно заявлял: «Не ссцы! Прорвемся!», а Трус, поджимал лапы и причитал, что вот это ему как раз сейчас и хочется сделать.
– Извините, а где здесь туалет? – спросила я в надежде, что этот бог щедрости не предусмотрел для меня кошачьего лотка с черновиками. Прямо представляю, как ножкой закапываю продукты жизнедеятельности на глазах всего офиса. Интересно, если я схожу куда-нибудь в уголок, это не будет расценено, как попытка пометить территорию с целью рейдерского захвата?
– Там, – махнула рукой Брисса, что-то усиленно строча в бладбуке, – Ребята, кому чего надо? Тут деньги остаются, можно ручки новые купить и бумагу. Думайте, пока возможность есть!
Я пошла по направлению к неприметной двери, открыла ее и увидела гору хлама. Какие-то папки, старая швабра, два ведра, какая-то рама из-под картины и много-много того, от чего будет пищать от восторга пенсионер-собиратель. Я прямо представляю, каким алчным огнем загораются при виде этой помойки глаза у деда Афанасия, почетного бедствия нашего подъезда, который уделал подчистую даже бабку-кошатницу со второго этажа. Запахи вареной кильки и кошачьей мочи во всем подъезде просто меркнут по сравнению с запахом открытого филиала трех ближайших помоек. На послезавтра был назначен суд Линча под предлогом всеподъездных сборов. Жаль, я его не увижу. Вы будете смеяться, но инициатором стала бабка-кошатница, свято верящая в то, что весь мир должен принадлежать кошкам, а уж никак не старому хламу. Штаб по захвату мира размещался прямо в ее квартире. Именно оттуда в скором будущем начнется великое пушистое наступление, обеспечивающее кошачье господство над человеческой расой. А пока что кошечки плодятся и размножаются со скоростью звука, увеличивая мяукающее воинство в геометрической прогрессии и лопая вареную кильку. Вот тебе и борьба двух зол за пальму первенства. Беспощадная и страшная борьба. Жаль, что я так и не узнаю, чем дело кончилось.
Сам туалет, исполняющий обязанности архива, был чистеньким и вполне опрятным. Но для того, чтобы в него сходить, нужно было одной рукой придерживать папки, чтобы они не завалились на голову, другой рукой желательно изо всех сил держать двери, чтобы тебя не застукали в позе гордого орлана, восседающего на снежном утесе, широко раскинув могучие крылья и тревожно глядящего в заоблачную даль.
Наличие туалета у вампиров мне ничуть не удивило. Меня бы удивило его отсутствие. Уважаемые романистки, которые пишут для заезженных бытом домохозяек! Я понимаю секрет вашего успеха у почтенной аудитории женщин, которым каждый день приходится готовить первое, второе и компот, а потом старательно мыть последнее пристанище переваренной пищи. У вас в детстве никогда не было пластмассового пупса, которого можно было кормить водой? У меня был. Даже у бедной куклы с отсутствием пищеварительной системы, помимо входа, был выход. И я так понимаю, что вампир – тоже не исключение. Живой он, дохлый он, но выход должен быть, иначе бы бедным упырям к концу их «нежизни» пришлось бы покупать одежду для беременных. И их можно было бы узнать не только по клыкам, мертвенной бледности, страшным глазам, но и по огромному булькающему животу.
Три дырочки в двери чуть пониже дверной ручки намекали на то, что когда-то здесь была щеколда. Но коллектив, судя по всему, был настолько спитым, спетым и слитым в едином рабочем процессе, что надобность в ней отпала. Или щеколда отпала раньше? Этого я уже никогда не узнаю.
Туалетной бумаги, салфеток и чего-то похожего не было и в помине, что очень огорчало. Опытным взглядом офисного работника, обнаружившего, что внезапно попал впросак, я стала присматриваться к пыльным папкам. Так, чего у нас в жизни еще не было? Распоряжения предыдущего директора с печатью и подписью за прошлые годы уже когда-то получали мою резолюцию, так же как и черновики годового отчета, оборотно-сальдовая ведомость, старые чертежи, письма. Однажды мне несказанно повезло, когда на предыдущей работе, за неимением денег и туалетной бумаги в ход пошла испорченная ксерокопия директорского паспорта. «Копия верна» – поставила я отметку и нажала кнопку смыва. А вы как думали?
И тут я увидела, что одна из папочек аккуратно и почти незаметно надорвана. Нет, господа, опытный взгляд офисного планктона не обманешь. Я вытащила тонкий листок бумаги и с приятным удивлением обнаружила, что это – реклама нашего агентства. На ней красовался портрет моего любимого директора крупным планом с лозунгом: «Кровавые узы – самые прочные узы в мире!». На обороте была какая-то чепуха про недвижимость.
Я посмотрела в бесстыжие глаза этому божеству экономии, вздохнула, чувствуя, что никогда еще месть не была так приятна и полезна. К недвижимости и ее продаже, я никаких претензий не имею, поэтому я перевернула листок и молча высказала новому руководителю все, что я о нем думаю, не забывая смыть за собой все улики. Бог ты мой! Да их тут еще штук сто! Вот тебе и маленькая радость на фоне суровых «трудовыебудней». Так что, господа руководители, если ваш сотрудник выходит из туалета с таинственной улыбкой Моны Лизы, то стоит проверить есть ли туалетная бумага и не лежит ли где-то стратегический, тающий на глазах, запас рекламных брошюр с вашей солидной физиономией.
Выйдя из туалета, я посмотрела на всех таким взглядом, словно я знаю, что они «сделали прошлым летом». Сразу после меня туда поскакала тетка в зеленом. Стоило ей зайти, как она тут же, противным голосом заявила:
– Фу! Ну и пахнет же!
Я вздрогнула, покраснела, посмотрела на дверь, которая открылась и выпустила эту сволочь обратно в офис.
– Человеком пахнет! Спасу нет! Я, наверное, схожу попозже, когда проветрится. Не могу я нюхать человека, я на диете! – высокомерно заявила тетка в зеленом, бросая на меня уничижительный взгляд.
Могло бы быть и хуже.
Дверь открылась, и в офисе появился какой-то упырь, таща на плече огромную стеклянную емкость с кровью.
– Кровушку заказывали? Один бутыль или два? – поинтересовался он, сгружая свою ношу на пол и вытаскивая из «кулера» пустой бутыль.
– Один, – вздохнула Брисса, протягивая ему деньги, – Кровь, надеюсь, нормальная? Без боярышника?
– Дался вам этот боярышник! В третий офис захожу, везде один вопрос! У нас лицензия, поэтому не переживайте, – заметил «кровосос-кровонос», отсчитывая сдачу и забирая пустую тару. Он собрался уходить, но тут же принюхался. Резко обернувшись в мою сторону, он удивленно уставился на меня.
– Человек? У вас работает человек? – упырь цыкнул зубом. Нет, определенно, это цыканье меня уже достало. Почему я – не Мухаммед Али? Или не Майк Тайсон? Чтобы одним ударом решить эту надоевшую проблему и обеспечить местных стоматологов работой на сто лет вперед?
– Ну да, попала по знакомству. Директор у нее сосет, поэтому и решил пристроить, чтобы далеко не бегать, – спокойно и невозмутимо ответила Брисса, наливая себе кружку свежей крови. Осторожно попробовав ее на вкус, она кивнула.
Что-то мне подсказывает, что это прямо как у отечественной эстрады – песня, вроде, новая, а мотив кажется подозрительно знакомым. Пусть Ренель на взаимную любезность с моей стороны даже не рассчитывает.
– А! Ну ладно! Я пошел! Если что – пишите, – отозвался упырь и закрыл за собой дверь.
Тараканы в голове заволновались. «Спокуха, братва! Прорвемся!» – успокоил всех Бывалый.
Я открыла бладбук и решила выяснить, есть ли возможность покинуть этот гостеприимный мир, не вперед ногами, а с гордо поднятой головой. На мои запросы он находил явно мне неподходящие ответы. Покидать этот мир имели право только упыри с лицензией на охоту. Чтобы получить эту лицензию, нужно пройти как минимум шесть комиссий, получить соответствующее образование и др. и пр. И только тогда, через несколько лет тебя выпустят в мир больших и возможностей и гастрономических изысков. Судя по зарплате, работа очень прибыльная. В среднем, такие сотрудники получают 5000 золотых в месяц плюс процент от принесенной крови и надбавку за риск. И тут мне стало так обидно, что я сходила в туалет еще раз. Из вредности! Когда я оттуда вышла, обиженно сопя в сторону директорской двери, на пороге офиса появился какой-то упырь с сумкой.
– Уважаемые вампиры! Только сегодня и только сейчас у нас акция! Купите новую щетку для чистки зубов и получите в подарок фирменную пасту! – бодреньким голосом начал он, доставая какие-то зубные щетки и какие-то тюбики.
– Не интересует, – не глядя буркнула тетка в зеленом, что-то выводя в бладбуке.
– А как на счет брелоков в виде летучей мыши? Никому не надо? Ни у кого детей нет? Есть еще книги! Азбука для малышей. Все как положено. «А» – анализы, «К» – кровь, «Т» – труп… Не интересует? – продолжил свою презентацию клыкастый коммивояжер, доставая огромную и толстую книгу, поднять которую под силу только очень накачанным родителям.
– Нет, спасибо, – тетка в зеленом тяжело взглянула на него поверх очков. Дед мирно спал, скрестив руки на груди, Брисса одной рукой пила кровь из кружки, а другой что-то усиленно писала в бладбуке.
Дверь закрылась. Странно, но почему-то этот упырь не обратил на меня вообще никакого внимания.
– Интересно, а почему он зубом не цыкал в мою сторону? – поинтересовалась я, окончательно обнаглев.
– Он – зомбирован. У них там целый культ. Когда он на работе, ему можно кровью под носом мазать – не слизнет, – заметила Брисса, не отвлекаясь от своей писанины.
– Слышали новость? – воскликнула упырица в зеленом, обращаясь ко всем присутствующим, – Вот прямо сейчас читаю. Эдлер протащил свой законопроект по поводу незаконной охоты и потребовал создать рабочую группу по контролю качества крови!
Дед очнулся, задергался, завертелся, а потом стал искать очки и челюсть. Челюсть его лежала на столе рядом с очками. Он причмокнул, а потом выдал:
– Хами-хо небохь, охотятхя! А нам не дають! Даехь хтарые времена! А раньхе –то было – милое дело! Выхел, поохохилхя, покухал и крахоха! Вот во времена моей юнохти….
Стрелка часов почти подошла к шести. Брисса быстро засобиралась, роняя ручки на пол.
– Эй, ты куда? – удивленно спросила тетка в очках, – Рабочий день еще не кончился. Еще две минуты…
– За мной муж на экипаже приехал! – Брисса быстро стала складывать свои вещи и, помахав ручкой напоследок, скрылась за дверью.
Из кабинета появился сумрачный директор.
– Эта куда смоталась? – недовольным голосом спросил он, кивая на пустое место, – Лемира, ты подготовь на всякий случай типовые договора. Чувствую, что скоро они очень пригодятся.
– Муж за ней приехал, – проворчала Лемира, глядя на часы. Ровно шесть.
Дед тоже засобирался и поковылял прочь. Через пять минут вернулся. Челюсть забыл.
– Эй, ты, – как-то пренебрежительно обратился ко мне директор, глядя на опустевшие столы, – Зайди ко мне. Живо.
«И девочек наших ведут в кабинет!» – дрожащим голосом сообщил Трус. Бывалый выдал свою коронную фразу: «Прорвемся!».
Я зашла в кабинет и встала возле двери. На столе лежали две пачки лапши быстрого приготовления, а на заднем плане, рядом с мешком кошачьего корма стоял большой пакет с мятыми пачками такой же лапши. У какого-то гипермаркета в моем мире был оптовый покупатель. Как на всю голодную общагу затарился, ей богу! Мой желудок заорал благим матом, вспоминая студенческую юность. Во рту сразу набежало целое озеро слюней, готовых в любой момент выплеснуться в лицо одной клыкастой предприимчивости.
– Забирай. Ужин и завтрак, – брезгливо произнес директор, кивая на две пачки. Я не знаю, как вы это едите, но думаю, разберешься.
Да он – сама забота! Интересно, долго я на лапше протяну? Чувствую, что – нет. Ладно, лапшу на уши вешать, но наматывать ее на кишечник? Увольте! Я такое даже ко рту не поднесу!
– Пошел ты со своей лапшой! Мы на лапшу не договаривались! – возмутилась я, скривившись. «Бери, пока дают!» – заволновался Трус. «О! Со вкусом курицы – прикольная! Приправка – самый смак!» – радостно заметил Балбес. «Прорвемся!» – сурово ответил Бывалый и показал остальным кулак.
– Не хочешь, как хочешь, – пожал плечами Ренель, протягивая руку к пачкам.
– Ладно, – вздохнула я, понимая, что из двух зол в пакетах, я выбираю более – менее съедобное. Чувствую, что через пару недель, я буду тихонько пробираться в директорский кабинет и, сидя на корточках, хомячить кошачий корм за обе щеки, рыдая от счастья.
– Франческо договорился по поводу жилья. Будешь жить неподалеку. У одной старухи. Не бойся, она – беззубая. Вот адрес. Давай, проваливай. Мне еще офис закрывать! – выдал работодатель, выставив меня за дверь, – Завтра в восемь. Без опозданий. Попытаешься сбежать – уничтожу. Твой договор не позволит тебе сбежать в твой мир, так что имей в виду. И ты вникай в работу. Ты – теперь риелтор. Единственный риелтор.
– А Франческо? Он же был риелтором? – поинтересовалась я.
– Уволен, – презрительно процедил директор, гордо вскидывая голову. Уволить того, кто сегодня разорвал порочный круг безденежья и привел реальных покупателей? Пусть не рассказывает. Я более чем уверена, что кто-то кому-то не заплатил. Уволили хорошего сотрудника? Ищите его у конкурентов!
Я, сжимая в руках бладбук, ручку и две пачки лапши, двинулась по указанному адресу, рассматривая мир, куда меня угораздило попасть. В мир было уже темно или еще темно, я так и не поняла. «Кровавый Переулок, дом 1. Первый этаж. Коричневая дверь. Стучать три раза».
– Пода-а-айте кровушки! – орал какой-то скрюченный упырь, сидя на земле и протягивая стакан, – Отлейте инвалиду! Пода-а-айте бывшему охотнику! Я вас столько лет кормил, а вам даже крови жалко! Ой! Что только с голодухи не примерещится! Кажись, человеком запахло… Да не, показалось.
Я шла по брусчатке, разглядывая дома и вывески. Такое чувство, что архитектура застряла на уровне какого-то европейского города девятнадцатого века. По брусчатке катились экипажи, запряженные лошадьми, витрины магазинов выглядели так, словно сошли со страниц книжек про Шерлока Холмса, а тусклые фонари освещали тротуары и проезжую часть.
Какой-то вампир в фартуке, дергал дверь магазина, вешая табличку «Закрыто!». Он убрал к стене стенд с рекламой: «Свежая кровь! Кровь со специями! Кровь с молоком! Недорого! Внимание новинка! Кровавые корочки!»
Я решила обойти его стороной, во избежание известных и предсказуемых последствий. Чуть дальше была вывеска круглосуточной стоматологии «Белый Клык», которая не только навевала мне ностальгию по школьной программе, но и обещала идеальные клыки в любом возрасте. Пенсионерам от ста лет предлагались скидки на зубные протезы и вставные челюсти. Сквозь стекло было видно, как упырь-дантист, самозабвенно ковыряется в пасти упыря – страдальца. Опа! Дантист отвернулся от пациента, бросая окровавленный клык в какую-то миску. Мне стало чертовски интересно. Пациент, охая и ахая, зажимая рот рукой, показывал глазами на какой-то рисунок, где были изображены разнообразные клыки. Доктор достал щипцы и снова погрузился в ротовую полость пациента, заслонив мне весь процесс зуболечения и зубомучения.
Свернув за угол, я поняла, что попала в какие-то трущобы. Фонари уже не освещали улицу, поэтому идти был страшно. А вот и дверь, подходящая под описание. Я постучала три раза. За дверью кто-то зашевелился.
– Хо хам? – прошамкал скрипучий старческий голос. Что-то зашуршало.
– Я по поводу жилья. Это Кровавый Переулок, дом 1? – поинтересовалась я.
– Ховавый пехехулок, хом охин. Похла вон! Я нихохо не хду!– раздался голос, повергая меня в недоумение.
Я развернула бладбук и написала письмо одному знакомому скупердяю. Сколько я не проверяла письма, ответ так и не пришел.
– Слышь, бабка, давай по-хорошему! – возмутилась я, понимая, что начальственной помощи, как и зарплаты, ждать бессмысленно, – Франческо сегодня должен был с тобой поговорить и предупредить, что придет человек.
– Хелохек? – прошамкала бабка, – Ты хелохек?
Дверь открылась, и я увидела маленькую, сморщенную бабку, которая рылась в тумбочке, складывая туда кол и какой-то серп, и доставая челюсти. К моему визиту бабушка подготовилась основательно. Не только орудие убийства, но и орудие расчленения.
– Пхоходи! – сказала она, вставляя себе в рот пожелтевшую клыкастую челюсть. Ну, слава Богу! Не хватало еще по улицам шататься. Но про наличие вставной челюсти у бабки мне никто не говорил.
Я прошла в маленькую уютную прихожую, где странным огнем горели свечи. На стене висели портреты, как мне показалось, многочисленной бабкиной родни.
– Твоя комната – там! Не вздумай запираться! – недружелюбно проскрипел бабка, цыкая зубом. Ничего, с бабкой я как-нибудь совладаю. Не на улице же ночевать. Старенькая кроватка, тумбочка и стул, стоящий в центре комнаты. Все стены были забрызганы кровью так, что рисунок обоев угадать было сложно. С потолка свисала веревка с петелькой, как бы намекая мне на решение всех проблем.
– Бабка, а веревка для чего? – спросила я, думая, не решил ли мой директор тонко намекнуть мне на единственный способ увольнения.
– Вообще-то не «бабка», а Госпожа Лукреция, – обиделась бабка, стоя в дверях и отчаянно сопя.
«Госпожа Лукреция ищет покорного, спокойного, покойного раба Божьего…» – выдал Трус и сам же засмеялся. Остальные тараканы посмотрели на него. Он все понял и заткнулся.
– Сегодня утром сняли. Жила тут до тебя семья кровоголиков. Постоянно дебоширили. А потом он пропал. Открыли дверь, смотрим, висит она с колом в сердце. Хоть руки у него постоянно тряслись, но в сердце ей попал, – голосом патологоанатома с сорокалетним стажем заметила бабка, обнюхивая меня и цыкая зубом.
– А кто здесь жил до кровоголиков? – осведомилась я, отходя подальше от бабки. От греха подальше. Может, она и Божий одуванчик, но Хома Брут тоже как-то недооценил противника.
– До кровоголиков здесь жил чеснокоман. Что ни утро, то запах чеснока из комнаты. Помер от передозировки, – философски заметила бабка, – До сих пор ходют тут к нему такие же. Адрес путают. Я тут поначалу подумала, что ты из них.
– А до чеснокомана? – спросила я, тяжко вздыхая и прикидывая, были ли те, кто съехал отсюда по собственному желанию, а не по причине преждевременной и неизбежной.
– До чеснокомана? Жила здесь одна гулящая. Все говорила, мол, заработаю, быстро перееду отсюда. Переехала… – философски заметила Лукреция.
– Заработала? – мрачно перебила я, мечтая о хотя бы об одном хэппи-энде в череде трагических историй бывших постояльцев.
–Да дослушай ты! Перебиваешь! Переехала ее карета. Травмы, несовместимые с регенерацией, – вздохнула бабка, подходя ко мне поближе и уставившись на мою шею.
– А до нее кто жил? До гулящей? – спросила я, представляя, с какими бы удовольствием я бы поиграла с директором игру «Ван Хельсинг». Можно и в «Блейда» сыграть. Только, чур, я тот, который с арбалетом и с мечом, а не тот, кто с клыками и пафосом.
– До гулящей жили строители. Приехали что-то строить. Что ни вечер, то кровавые оргии. Порешили, – цыкнула зубом бабка Лукреция, разглядывая меня с ног до головы.
– Что порешили?– уточнила я, не сводя глаз с веревки.
– Порешили их сотрудники Кровоконтроля. Не строители они вовсе оказались, а охотники– нелегалы. Вон сколько кровищи осталось. Но платили исправно, исправно… – заметила Госпожа Лукреция, – А до них тут бордель был.
– А бордель тоже убили в полном составе? – ужаснулась я. «Наша служба и опасна и трудна! И на первый взгляд как – будто не видна!»
– Да нет, не всех. Некоторых просто покалечили, – вздохнула бабка, потирая скрюченную спину. Были у меня подозрения, что я разговариваю не только с очевидцем, но и с активным участником событий.
Я не стала уточнять, кто, когда и при каких обстоятельствах это сделал. Ответ на самый злободневный вопрос «где», я уже знала.
– А где туалет и ванная? – наивно спросила я. И мне показали ужасающе грязный санузел.
– А что? Бабушка старенькая… Мыть некому! – обиженно заявила Госпожа Лукреция, глядя на мое возмущенное лицо. Все-таки она больше бабка, чем госпожа.
Я вышла в коридор, и взгляд мой упал на портреты.
– Я вижу, что у вас многочисленная родня, – елейно заметила я, глядя на крайне неприятные лица.
– Это – не родня. Это те, кто должны мне денег, – цыкнула зубом бабка, не сводя глаз с моей шеи, – Я тут займами занимаюсь. Так вот, условие выдачи займа – портрет. У меня целый секретер расписок. А этих повесила, чтобы не забыть. Хожу каждый день мимо них, проклинаю помаленьку. Недавно студент приходил. Денег на обучение ему не хватало. Как с топором пришел, так с ним и вынесли.
Она поскребла длинным когтем кровавое пятно на старых обоях, плюнула и пошла к себе, оставив меня наедине с двумя пачками лапши, при полном отсутствии вилки, тарелки и ложки. Пришлось хрустеть ею, запивая ее холодной водой из-под крана. Нет, я тут и недели не протяну. Это точно.
Только стоило мне улечься спать, «вдруг, как в сказке скрипнула дверь». Надо мной, покачиваясь, стояла бабка, цыкая зубом.
– Вам обязательно так стоять? – поинтересовалась я, поворачиваясь к ней лицом и прикрываясь вонючим одеялом.
– Спи, – цыкнула бабка, поправляя челюсть.
Ага, «покойной ночи, не дыши». Я отвернулась к стене, чувствуя, что чертовски хочу поспать.
– Раз уж вы тут стоите… Завтра в семь разбудите. Мне к восьми на работу…– вздохнула я, закрывая глаза.