5
После душа я чувствовала себя вполне сносно.
Открыв квартиру брата своими ключами, я огляделась. Всё лежало на своих местах: посуда на столе, коробки для обуви в коридоре, куртки на вешалке. Тихо покряхтывал вентилятор. Выключив его, я расправила загнутый конец ковра и прошла в комнату Ксюши.
Типичная комната подростка, нуждающегося в материнской ласке: повсюду накиданы вещи, на стуле высилась гора из одежды. С плакатов на стенах на меня поглядывали мрачные, готического вида рок-группы. Кровать была не заправлена.
Быстро проверив тетрадки племянницы и сложив её одежду в шкаф, я поспешила к выходу. В коридоре невозможно было удержаться от того, чтобы не расставить всю обувь по полочкам. Закончив с этими незатейливыми манипуляциями, я отряхнула пыльные ладони и только собралась встать с колен, как заметила, что сзади надо мной нависла тень. Длинная, мрачная, она медленно ползла по стене. Быстро промелькнув, тень отступила.
Резко повернувшись, я увидела на пороге Ольгу. Она молча изучала меня.
В ее руках был огромный коричневый чемодан и два пакета с вещами. Мокрые светлые волосы запутались в липкий пучок и свисали лохмотьями. Платье промокло почти насквозь. Туфли, забрызганные глиной, создавали жалкий ансамбль с порванными колготками.
Я встала в дверном проеме, широко расставив ноги.
На улице начался дождь. В подъезде слышалась приглушенная барабанная дробь: капли стучали по козырьку над входом, гулко отдаваясь в оконных стеклах.
– Дай мне войти, – наконец произнесла она.
Я не собиралась двигаться с места. Меня мучил вопрос о цели ее визита.
– Зачем ты притащила весь это хлам? – Жестом я указала на чемодан.
Даже на расстоянии чувствовалось ее напряжение. Ольга, будучи достаточно привлекательной женщиной, наверняка многим нравилась, но это никогда не относилось ко мне. С первого дня меня раздражали ее манеры, жесты, нарочито сексуальные, плавные движения, томные взгляды и вздохи.
И чувство собственного превосходства над всем миром. Полагаю, что мужчины охотно клюют на подобный тип женщины. Но ощущение, что она не подходит моему брату, меня не покидало с момента знакомства.
После их расставания Сеня мог целый год не слышать ее голоса, но как только она появлялась, готов был слепо бежать за ней, куда поманит. Просто ползти на звук ее голоса. Взрослый, красивый и сильный мужчина, глядя в ее глаза, становился кроликом для удава. Ради одного только поцелуя готов был унижаться и подчиняться. Отвергнутый, сгорая от желания, он вновь с энтузиазмом следовал на зов.
До первого моего отрезвляющего пинка под зад. Никакого характера! И я до сих пор не уверена, исцелился ли он от патологической зависти от этой женщины.
Она откинула мокрую прядь с лица и сделала решительный шаг вперед:
– Я уже сдала свою квартиру и переезжаю сюда.
– С какой такой стати? – моему возмущению не было предела. – Ты не имеешь к этой квартире никакого отношения!
Сделав отчаянный рывок и навалившись на меня всем корпусом, она пробралась в коридор. Я вцепилась в ее пакет, желая вырвать из рук и вышвырнуть. Сжав челюсти, Ольга не спешила ослаблять хватку:
– Ты думаешь, я оставлю своего ребенка с вашей дебильной семейкой?
– Ребенка?! – Я отпустила пакет, отчего та подалась назад и осела прямо в коридоре, навалившись на свои котомки. – Да тебе пятнадцать лет было плевать на этого ребенка!
Пытаясь встать, она задыхалась от волнения, чертыхалась и снова падала. Наконец, отпустив сумки, она вскочила, отряхнулась и подошла ко мне:
– Твой братец оказался полоумным извращенцем, который исполосовал совсем молоденькую девчонку! – Её лицо перекосило от злобы. – Оставил ее в луже крови и еще умудрился там наследить! Спалился по полной! Что за идиот! Это у вас семейное. Теперь на моей дочери всю жизнь будет висеть ярлык дочери убийцы.
Она сплюнула на пол и закричала:
– Я всегда подозревала, что с ним что-то не то! Молчит вечно, смотрит, не слышит никого вокруг. Какая нормальная баба его станет терпеть?! Никто такому не дает, вот и спрыгнул с ума. Маньяк! О, я всегда знала, всегда! У меня чуйка на таких подонков, как же я его ненавижу.
Я не сдержалась и с размаху влепила ей пощечину. От резкого шлепка её голова отлетела назад, руки резко взлетели вверх и так же быстро опустились. На щеке мгновенно расплылось алое пятно с разводами от пальцев.
– Ты пожалеешь, – прошипела она и закрыла лицо руками.
Мои ноги стали ватными, пальцы побелели от напряжения:
– Никогда не говори так при мне. Иначе я задушу тебя прямо здесь, своими собственными руками.
Мои ладони сжались в кулаки. Я видела ее словно в тумане: испуганные глаза, полные ненависти, всклокоченные волосы, опухшая щека. Она подтянула к себе стул и села:
– Саша, давай по-хорошему. Мне некуда идти, поэтому я остаюсь здесь. – Ольга сжала пальцами виски и прищурила глаза. – Твой брат по уши влип, и если я захочу, в три секунды получу опеку над Ксенией. Он – главный подозреваемый. Ты хочешь, чтобы я ее забрала и увезла отсюда? Я могу.
В уголках ее губ играла ухмылка. Несколько минут мы сидели неподвижно. Меня знобило. Пришлось опереться на стену, чтобы не упасть:
– Зачем тебе Ксюша? Ты никогда не была для нее хорошей матерью.
– Не нужно учить меня морали. – Ольга скинула на пол грязные туфли и закинула ногу на ногу. Достав из сумки сигарету, она потянулась к зажигалке.
– Ты не будешь курить в квартире моего брата.
– Твоего брата сейчас здесь нет, возможно, он никогда не вернется сюда. Как знать. Как знать…
Я сверлила глазами ее лицо. Захотелось щелкнуть мерзкой гадине по лбу чем-то тяжелым.
Самодовольно облизнув губы, она покрутила между пальцев папиросу и улыбнулась. Шелковое платье прилипло к ее телу и бесстыдно просвечивало, открывая взору полное отсутствие белья. Лениво поправив мокрый подол, Ольга поднесла к губам сигарету и вставила меж пухлых накрашенных губ.
Совершенно испорчена. Бесчувственная тварь, она пришла сюда ради квартиры и всего, что может остаться Ксюше, если Арсения не станет. Я совершенно не знала, как мне следует поступить. Мной овладела паника.
– Он вернется. Обязательно вернется, – вздохнула я. – И тогда ты полетишь отсюда вниз по лестнице вместе со своими шмотками.
– Посмотрим, – ее глаза горели. – Но пока я здесь. Со своим ребенком. В своей квартире. По полному праву. Всё очень логично. А вот что ты здесь делаешь, я не пойму. Похоже, мне следует заявить куда следует, что ты приходила без приглашения, угрожала и размахивала руками. Нанесла мне побои…
Она осторожно дотронулась до своей щеки и наигранно покачала головой.
– Я буду приходить сюда, когда захочу, – спокойно сказала я, не отрывая глаз, – а ты… Тебе придется оглядываться каждый раз, когда ты будешь идти по темным переулкам, если вдруг мне будет ограничен доступ к моей племяннице. Если с ее щеки упадет хоть одна слезинка. Ты пожалеешь.
Я взяла с крючка свою сумку и перекинула через плечо:
– Что еще ты знаешь о том, что произошло с той девушкой?
– С какой стати я должна делиться информацией с подозреваемыми? – рассмеялась она.
– Тебя же волнует репутация твоего бывшего мужа. Переживаешь за это?
– Вообще-то не особо, – хмыкнула она.
– Ясно. И всё же… Где это произошло?
– Ммм… – Она посмотрела на кончик сигареты и закатила глаза.
– Скажи, и я уйду, оставив тебя в покое.
– Да мне всё равно! Мне недолго осталось терпеть ваше серое скучное семейство и эту убогую лачугу. Красной Армии, 29. Двадцать девять. Запомнила или произнести по буквам? Там он прикончил эту девку.
Я кивнула.
– Теперь убирайся. – К ней вернулась обычная уверенность и решительность. Она облокотилась о спинку стула.
– Не вздумай менять замки, я буду приходить к своей племяннице, когда захочу! – Я развернулась и вышла из квартиры. За закрытой дверью послышался приглушенный каркающий смех.
«Ведьма», – подумала я и достала телефон. Быстро написав смс Ксюше, я вышла из подъезда.
Я была не в восторге от последних проявлений агрессии, но ничего не могла с собой поделать. Защитная реакция от осознания полной своей беспомощности.
Красной Армии, 29, оказался высокой многоэтажкой в трех кварталах от нашего дома. На освещенной солнцем детской площадке, на скамеечке, вытянув ноги, сидел седой старик в кепке. Я направилась к нему.
Прохладный воздух после дождя приятно бодрил, обволакивая весь двор. Гуляющие на площадке люди мельком взглянули на меня и отвернулись. Моя рука крепче стиснула ремень сумки. Я была вынуждена скрывать свое любопытство, опасаясь обратить на себя внимание.
– Доброго дня, – мне удалось втиснуться рядом.
Старик повернулся и взглянул на меня, нахмурив брови. Верхняя его губа была украшена черными усами, словно нарисованными сажей. Они очень контрастировали с седой шевелюрой. Он слегка отодвинулся, освобождая мне больше места:
– И вам, милейшая.
– Ну и дождичек, ух! – улыбнулась я.
«Боже, что ты мелешь», – взмолился мой внутренний голос.
– Да? Такой мелкий дождик, что я даже не намок, – вскинув брови, прошамкал старик в ответ.
– Живете здесь? – поинтересовалась я.
– Тридцать лет, – кивнул он.
– Не подскажете, в какой квартире проживала Мария Яковлева?
Старик выпрямил спину, почувствовав важность разговора. Его изборожденное морщинами лицо вытянулось в удивлении:
– Вы не здешняя, раз спрашиваете. Я и сам не знал о ней, пока не произошло… то, что произошло.
– Я из газеты, пишу заметку про это страшное происшествие, мне бы только знать номер квартиры.
– Первый подъезд, первый этаж, налево, – пробормотал он, указывая пальцем. – Всё давно опечатано, вы там никого не встретите.
– Тогда хотя бы гляну одним глазком!
– Не соваться бы в такое дело молодым хорошеньким девчонкам, – старик покачал головой.
– Спасибо за помощь, – я вскочила и быстро направилась к подъезду.
До заветной двери оставалось метров тридцать. Двигая руками в такт ходьбы, я заметила, как он машет мне вслед морщинистой рукой.
Открывший мне дверь мужик был огромен. Распухший от пива бездельник весил килограммов сто пятьдесят. У него были хищные маленькие глазки, плешивая голова. Приплюснутый на пол-лица нос напомнил мне тыкву. Мне подумалось, что он годами не вылазил из своего жилища, настолько бледной и серой была его кожа. На вид я бы дала ему около пятидесяти лет. Возможно, когда-то он был хорош собой, но пиво и сидячий образ жизни его погубили.
Он отошел в сторону, пропуская меня внутрь. Комната была обставлена скромно, но со вкусом. На стене висела парочка картин, обтянутых желтыми рамами. Жанр изображенного я бы охарактеризовала словом «мазня», но наверняка они были довольно ценными.
– Анна… Смелова, газета «Жизнь», – представилась я, протянув руку.
– Пилькевич. – Он прислонил мою руку к своим губам и тщательно обслюнявил. – Арам Пилькевич. Присаживайтесь.
Он указал рукой на кожаный диван. Я присела и достала блокнот.
– Позволите задать несколько вопросов о вашей соседке?
Арам подобрал свое огромное брюхо, присел в кресло напротив и положил его на колени, как арбуз. Его взгляд внимательно скользил по мне, остановившись на груди, обтянутой тонкой кофточкой. Достав своими толстыми пальцами зубочистку из упаковки, стоявшей на столе, он отправил ее в рот и принялся перемещать из стороны в сторону. Потом вынул, зажал в руке, улыбнулся и сказал:
– Но что я могу сказать вам нового? Я уже всё рассказал господам полицейским. Мы с ней были не знакомы.
Его лукавый взгляд блуждал по моей шее, то и дело опускаясь ниже. Он кокетливо пожал плечами.
– Такой серьезный, наблюдательный мужчина не мог не заметить, кто посещает девушку из квартиры напротив, – не собиралась сдаваться я.
Сев на край дивана, я несколько раз обмахнулась блокнотом, прикрыв глаза. Выдохнув, расстегнула верхнюю пуговицу. Нельзя было не заметить, как впились его глаза в вырез кофточки.
– Какая жара, – я медленно облизнула губы и пристально посмотрела на него.
Зубочистка запрыгала меж пальцев и выпала из его рук. Толстяк заерзал в кресле, почесывая волосы, торчащие из-за воротника рубашки.
– Расскажите, как вы обнаружили ее, это будет интересно нашим читателям.
– Не каждый день ко мне заходят такие хорошенькие журналистки, – он принялся теребить в руках пуговицу рубашки, – не знаю даже…
– Расскажите мне самые ужасные подробности, я буду вам благодарна. Очень благодарна, – заверила я, поправляя волосы. – Когда вы обнаружили ее тело?
Он заговорщически улыбнулся и подался вперед:
– Не знаю, как сказать вам, но она была… распутной девкой. Я таких чувствую на расстоянии. Выглядела развратно, редко ночевала дома, приезжала чаще под утро. При полном параде. – Видно было, как он возбуждается от своего рассказа. Жирдяй определенно получал удовольствие, день за днем наблюдая за молоденькой соседкой. – В то утро я пошел в магазин и увидел, что дверь в ее квартиру не заперта. Толкнул ее и вошел.
– И?
Его лицо скривилось:
– Я сразу позвонил в полицию.
– Что вы увидели?
– Она лежала на полу абсолютно голая. Вся в крови. Всё вокруг в крови. Неестественная поза, раскинутые ноги. Убийца, вероятно, действовал с дикой злобой. Я не эксперт, но, кажется, это были ножевые ранения. Здесь, – он показал на грудь, – и особенно там, – его рука скользнула вниз живота.
– Оу, – воскликнула я и сделала пометку в блокноте.
– Вам пошли бы очки, – взглядом он исследовал моё лицо.
– Спасибо, – я потерла лоб карандашом. – Заметили ли вы что-нибудь необычное на месте преступления? Вещи, которые не принадлежали убитой?
– Не знаю, я же не бывал у нее раньше. На тумбочке лежало кольцо и, кажется, водительские права.
– Её?
– Не видел.
– Она водила автомобиль?
На секунду он задумался:
– Ни разу не видел ее за рулем.
– У нее был парень?
– К ней часто заглядывал один из местных – Усик. – Арам недовольно поморщился.
– Усик? Прозвище такое? – удивилась я.
– Армянин. Такое имя – Усик. Держит небольшой рынок за углом.
– Ясно. – История начинала обретать видимые очертания. – Вы видели, приходил ли кто-нибудь к ней тем вечером, 21-го числа?
– Вечером здесь много народа шастает, идут с работы. Я не слежу.
– А утром?
– Не видел, чтобы кто-нибудь выходил от нее утром. – Он отрицательно покачал головой.
– Она ночевала дома?
– Могу ошибаться, но не видел ее выходящей.
– Может, у вас установлены камеры в подъезде?
Внезапно Арам встал, нависнув надо мной, как гора. Он хотел закончить надоевший допрос.
– Милая девушка, как вас, я забыл?
– А… Анна, – пробормотала я, глядя на него снизу вверх. Увидев, что он придвигается вплотную, я вскочила.
– Не хотите выпить со мной чашечку кофе? – он настойчиво схватил меня за локоть своей липкой рукой и явно не хотел отпускать.
– Не откажусь, эмм… показывайте кухню! – аккуратно высвободившись, я шагнула в сторону двери. – Скажите, у Маши есть родственники, подруги? С кем можно было бы поговорить.
– Никогда не видел подруг. Но на похороны приехала ее мать, наверное, она все еще у нее в квартире. Только не открывает никому. Прошу вас, – он подтолкнул меня дальше по коридору, скользнув рукой по пояснице.
Меня неприятно обожгло это прикосновение.
Я прошла на кухню, прижимая сумку к груди. Арам повернулся к плите. Его толстый зад едва помещался между столом и кухонным гарнитуром. В помещении стоял навязчивый запах начавших портиться продуктов. Воспользовавшись моментом, я кинулась к выходу, бросив на ходу:
– Варите, я буду через минуту.
Влетев на скорости в свои босоножки, стоявшие в коридоре, я распахнула дверь и выбежала на лестничную площадку.
Нажав на звонок квартиры напротив, я ощутила, как капельки пота по спине сбегают вниз. Мне уже слышались позади шаркающие шаги противного толстяка. Мерещились его жирные руки, тянущиеся ко мне. Окинув взглядом площадку, я не заметила ни одной камеры. За дверью всё еще было тихо.
Громко постучав несколько раз, я навалилась на стену.
Наконец, дверь отворилась, и на пороге появилась женщина лет сорока пяти. Стройная, с худым лицом и усталыми глазами. От нее пахло алкоголем. Она вопросительно уставилась на меня.
– Добрый день, вы мама Маши Яковлевой?
– Да, – сухо отрезала она.
Я залезла в сумку, нащупала крупную купюру и протянула ей:
– Соболезную вашей беде. Не могли бы вы немного рассказать о своей дочери? Я работаю в газете, все обеспокоены случившимся, возможно, в городе объявился серийный маньяк.
Женщина наградила меня долгим испытующим взглядом, потом вынула руку из кармана и выхватила банкноту. Губы ее сжались. Отшатнувшись, она направилась в комнату. Я последовала за ней.
На столе стояла бутылка с рюмкой. Рядом нехитрая закуска из рыбной консервы и фото, перетянутое по диагонали черной ленточкой. Девушка, смотревшая с карточки, была слишком юной, чтобы умирать. Красивая, маленькая брюнетка с большими глазами и тонкими чертами лица. От нежной, почти фарфоровой кожи веяло аристократической бледностью. Изящная, она смотрела с фото как царица, гордо и торжественно. От объятий такой красотки у любого мужчины кровь начала бы сильнее стучать в висках.
– Присаживайтесь, – женщина указала на стул.
– Спасибо.
– Что вы хотите знать? – сухо спросила она.
– Вы кого-то подозреваете в убийстве Маши?
– Никого конкретно. Это мог быть любой из ее мужчин. Мы не общались из-за ее образа жизни.
– Расскажите мне о…
– Она опустилась до потаскухи. У нее всегда было полно денег. Что я могу еще добавить?
Женщина покачала головой и уставилась в пол.
– У нее был постоянный мужчина?
– Какой-то черный. – Она гневно махнула рукой. – Считал себе невесть кем. Я предупреждала её, что такой, как он, наиграется и бросит. Но она не слушала. Так и вышло. Она звонила, сказала, что он оставил ее, была вне себя от обиды.
– Давно это было?
– Месяца два назад.
– Ясно, – я сделала очередную пометку в блокноте. – Помните, как его звали?
– Не спрашивала.
– Думаете, он мог ее убить?
– Если бы она сказала ему что-то грубое. Люди этой нации такое не прощают, они очень гордые, а женщины для них – люди второго сорта.
– Спасибо.
Я вышла, оставив несчастную женщину в одиночестве.
Расталкивая друг друга, люди создавали хаос возле прилавков. Было очень шумно. Крытый павильон рынка внутри напоминал купол цирка: высокие потолки, широкое пространство, много воздуха и посетителей.
Прокладывая путь возле лотков с выпечкой и деликатесами, я ощутила, насколько голодна. Ноги начинали подкашиваться от бессилия. Остановившись возле пластикового столика, я насобирала по карманам мелочи, купила шаурму и присела.
Быстро проверив телефон, ответила на сообщения и перезвонила Кате. Подготовила подругу к тому, что в квартире брата в засаде ее может ожидать злая фурия, способная плескать ядом на километр. Мы поговорили, мне стало немножечко легче.
Заприметив в глубине павильона добротное здание приличного размера, я торопливо зашагала туда. На табличке значилось «Администрация».
Толкнув дверь, я вошла. В помещении играла приятная музыка.
В приемной сидела пышногрудая девушка в облегающем платье. По-хозяйски развалившись в кресле, она листала журнал. На вид ей было 22–23 года. Широкий вырез платья позволял видеть почти всю ее грудь и кружевное белье.
– Здравствуйте, мне нужен Усик, – начала я.
Отложив журнал, она оценивающе уставилась на меня:
– Вы кто?
– Лейтенант юстиции Патракова, – мой лоб сразу покрылся испариной.
Она указала взглядом на дверь.
В ту же секунду из соседнего помещения показался высокий брюнет крепкого сложения. Загорелый, кучерявый, стройный. Из ворота рубашки виднелась волосатая грудь, на ногах были ярко-красные мокасины. Он широко улыбнулся мне и одарил жарким взглядом. Понятно, почему женщины с ума сходят от горячих восточных мужчин.
– Полиция, – махнув в мою сторону головой, подсказала брюнетка.
Взгляд Усика сразу стал холодным и осторожным. В моей голове созрела подходящая к случаю речь. Я прокашлялась.
– Усик? – вдруг обойдя меня из-за спины, с папкой наперевес, проследовал вперед откуда ни возьмись взявшийся следователь Донских. – Мне и… – он бросил на меня уничтожающий взгляд, – и лейтенанту Патраковой нужно задать вам несколько вопросов.
Я готова была провалиться под землю. Сергей встал впереди меня, закрыв обзор своей мощной спиной, и продемонстрировал им удостоверение. Брюнетка, качаясь в кресле, заинтересованно таращилась на парочку странных служивых.
Неожиданно Усик просунул руку под пиджак.
Я почувствовала, как напряглись мышцы стоящего передо мной следователя. Его пальцы готовы были в любую секунду потянуться к кобуре под курткой.
Неосмотрительно было явиться к предполагаемому преступнику, не предупредив никого. Я сильно впилась ногтями в свои ладошки. Вдруг послышался звук мобильного телефона.
Усик достал мобильник.
– Секунду, – бросил он в нашу сторону.
Сергей кивнул. Усик внимательно слушал звонившего, глядя на нас.
– Эм, простите, – он растерянно пожал плечами и облокотился на кресло, в котором восседала брюнетка. – Налоговая. Позвольте, отвлекусь на минуточку.
Донских снова кивнул. Несколько секунд мы слушали дежурную телефонную болтовню, потом Сергей вполоборота повернулся ко мне, так чтобы посторонние не видели его губ.
– Какого черта ты здесь делаешь? – процедил он сквозь зубы, хватая меня за рукав. Он был в бешенстве.
– Ты за мной следил?! – прошептала я, нахмурив брови.
– Что?! – он еще сильнее потянул меня за рукав.
– Прости, но я не могла сидеть сложа руки. – Я постаралась аккуратно освободиться от его хватки.
– И поэтому ты нарушила все законы, какие возможно? – Он наклонился к моему уху. – Лейтенант Патракова, значит? Да ты чокнутая на полголовы! Как можно шариться по рынкам, представляясь представителем закона? Ты хоть понимаешь, что дискредитируешь своего брата, когда суешься к предполагаемым свидетелям по делу об убийстве?! Они заявят на тебя, и всё. Какого, мать твою, хрена ты путаешься в ногах у следствия?
Закончив фразу, он посмотрел мне прямо в глаза.
Запах его одеколона ударил в нос. Опять этот дурманящий аромат, от которого подгибаются коленки. Захотелось притянуть его лицо к себе и коснуться губами. Но я просто смотрела. Можно было рассмотреть каждую черточку и морщинку на коже. Его дыхание было прерывистым, глаза потемнели. Манящее зрелище.
– Прости, но насколько продвинулось следствие за эти дни?! – я боролась с собой, пытаясь оставаться невозмутимой и спокойной.
– Ты просто глупая девчонка, которая совершает идиотские поступки. Подвергаешь себя опасности, подставляешь меня. Тебя здесь быть не должно. Чуть всё не испортила! Тебе не пять лет, ты должна понимать, что это не игрушки. Займись своей работой, а мою – оставь мне. Я делаю всё, чтобы выяснить обстоятельства этого дела. Если твоему брату будут предъявлены официальные обвинения, ты первая об этом узнаешь. В деталях! Мы все ждем, когда он очнется и сможет дать показания.
– Что-нибудь выпьете? Чай? Кофе? Что-то покрепче? – Закончив разговор, Усик отбросил телефон и уставился на нас.
Брюнетка встала и, покачивая бедрами, отправилась к бару, чтобы изящной тонкой ручкой наполнить свой бокал шампанским.
– Вы знаете Марию Яковлеву? – Сергей сразу перешел к делу.
Самодовольная улыбка на секунду исчезла с лица Усика, но тут же появилась снова. Казалось, вопрос испугал его.
– Дайте-ка подумаю…
От меня не укрылось, какой возмущенный взгляд бросила в его сторону брюнетка, резко обернувшись.
– Знаете? – повысил тон Донских.
– Да… – замялся Усик, – старая знакомая, эти отношения давно в прошлом.
– Три дня назад её убили.
Усик настороженно посмотрел на нас по очереди и покачал головой:
– Нет, боже… Кто мог такое сотворить? Что случилось?
Его реакция не произвела на меня впечатления. Он явно не слишком расстроился.
– Где вы были с 21-го на 22-е число ночью?
– Я? Вы меня подозреваете, – усмехнулся Усик.
– Не тяните время, я могу повторить вопрос.
– Где я был 21-го? Хм, – он подошел к брюнетке, отхлебнул из ее бокала и обнял за талию. – Стелла, малыш, мы с тобой были у тебя, верно?
Убрав руку, она задумчиво посмотрела ему в глаза. Он с тревогой ждал ее ответа.
– Правда? – наигранно сказала она. – Откуда мне знать, где ты был в ту ночь.
– Ну, вспомни, – он притянул ее к себе.
Мне показалось, что он с трудом справляется с эмоциями.
– Ну, как же, сначала я приготовил тебе ужин, потом мы посмотрели фильм про того забавного парня, который родился старичком. Помнишь? Про Бенджамина Баттона. Потом приняли вместе ванну, долго занимались любовью. Ты кончила пять раз, и мы легли спать.
Мы с Донских переглянулись.
– Ах, это было тогда? – Она поставила бокал на стол. – Ну, да, незабываемо. Точно.
Усик сделал победный жест рукой в нашу сторону:
– Вот, видите, я был с ней. А что там произошло с Машей?
Донских явно не устраивало такое алиби:
– Кто-то еще вас видел? Кто может подтвердить ваши слова.
– Мм, думаю, нет.
– Тогда думаю, девушка, вы должны понимать, что за дачу ложных показаний вы можете пойти под суд как соучастница. Вас посадят. Вы еще можете отказаться от показаний.
Спокойно посмотрев на своего приятеля, она перевела взгляд на Донских:
– Я не умею врать.
– Отлично, не говорите, что я вас не предупреждал.