Извозчики
С тех пор, как мы стали тылом, извозчики наши делятся на два сорта: 1) восьмидесяти – и 2) восьмилетних.
Так как правила без исключения нет, то встречается иногда и третий сорт извозчиков, соединяющий качества обоих сортов.
Это извозчики восьмидесятивосьмилетние…
Об этом последнем сорте мы много говорить не будем, потому что извозчики этого сорта вообще никогда никого никуда не везут и сидят на козлах исключительно для декоративного эффекта улиц. Везти они не могут. Им «недосуг».
Обычные же извозчики первых двух сортов везут, но при этом предпочитают ехать в ту сторону, в которую обращена морда лошади.
– Тебе куда? Туда? – показывает он большим пальцем назад через <плечо>. – Мне туда не с руки.
Увещевать его не стоит. Он твёрд.
Извозчик первого сорта – восьмидесятилетний – будет долго вести с вами предварительные разговоры.
– Ась?
– На Пушкинскую.
– Ась?
– Не знаешь, что ли?
– Это я-то не знаю! Очень даже знаю. Пушкинскую-то.
Он не смотрит на вас. Чего ему смотреть, – всё равно не разглядит. Брови у него мохрастые, как моржовые усы, глаза через них чуть пилькают. К вам направлено только старое мохнатое ухо.
– Ась? Оченно даже знаю. Пушкинскую-то. Огороды там были. И не очень чтоб давно. Лет эдак пятьдесят тому назад. Да, поди, и того не наберётся. Огороды. Как же! А то не знаю, что ли?
Он уже забыл, что сидит на козлах, и что его седок нанимает.
Ему кажется, что сидит он на завалинке и предаётся воспоминаниям.
– Огороды? Как не знать! Оченно даже знаю.
– Ну? Везёшь, что ли, на Пушкинскую?
– Восемь гривен положьте! – вдруг вспоминает он.
Дёргает лошадёнку, чмокает, тпрукает.
– Огороды? Как не знать! Вези его за восемь гривен на огороды. И чего их на огороды носит, пугалов несчастных?
Восьмилетний сорт веселее.
На вид он, положим, такой, как будто его и совсем нет. Торчит на козлах тулуп, на тулупе – шапка, сбоку рукавицы припёрты. Только ежели обойти да заглянуть пристально, так увидишь, что из-под шапки торчит круглый нос.
– Извозчик! Свободен?
Круглый нос наморщится. Это значит, что где-то там, глубоко под шапкой, деловито нахмурились брови.
Приподнимутся рукавицы, хлопнут по армяку, и страшный бас, которым разговаривают только деревенские мальчишки, и то только с лошадьми, ответит вам:
– Полтора рублика положьте.
А уж потом спросит:
– А куда тебе ехать-то?
– На Николаевскую.
– На какую Николаевскую: на вокзал аль на улицу?
– На улицу.
– Так бы и говорил, что на улицу. А то говорить не говорит! Туда же, ещё седок называется.
От его густого баса и густого презрения вам делается неловко.
– Ну, садись, что ли!
Бац кнутом по шапке!
– Но-о! Балуй!
– Голубчик! Я-то ведь не балую, чего же ты меня-то хлещешь!
– Но-о!
– Голубчик, ты чего же направо поворачиваешь! Мне ведь налево надо. Николаевская-то ведь налево.
– Чего-о? Налево? Так бы и говорил, что налево. А то говорить не говорят, а туда же, седоком называются!
Бац по шапке!
Подвезя вас к месту назначения, восьмилетний извозчик скажет лошадиным басом:
– Прибавить надо.
– За что же тебе прибавлять-то?
– Как за что? Ведь я вёз!
Прибавите вы ему или не прибавите, результаты будут одинаковые. Восьмилетнему извозчику непременно нужно показать перед всеми прохожими, дворниками и швейцарами, что он мужик бывалый и знает, как седока обремизить.
– Как же не прибавите-то? – ворчит он лошадиным басом, получая прибавку. – Овёс-то нынче тридцать рублей фунт. Этак вёз, одного овса на него пошло, а он ещё говорит, за что прибавка. Ничего не понимают, а туда же, на извозчика лезут.
Вы уже давно будете сидеть в уютной гостиной и поддерживать томный разговор о грядущем ренессансе человеческого духа, освобождённого от тёмного плена влияний войны; вы уже давно забудете о привёзшем вас восьмилетнем чудовище; и разве только изредка, если вы человек нервный и чуткий, лёгкая дрожь неприятно скользнёт вдоль вашей спины.
Это оттого, что «он», восьмилетнее чудовище, всё ещё не оставил вас. Он грызёт вас, переворачивает с боку на бок и при одобрительном поддакивании дворников бубнит из-под шапки лошадиным басом:
– Туда же! Вези его! Нет, братец ты мой, на извозчике также надо понимать ездить! Овёс-то нынче что? То-то и оно!