Глава вторая. Актерские способности
Давид Грызлин стоял на краю бассейна, готовясь сигануть в подогретую воду. Он терпеть не мог холодную. В детстве он часто мерз и всегда старался обогревать пространство вокруг себя.
– Давай с вышки, па, – предложил Леонид.
Он уже проплыл свои обязательные триста пятьдесят метров, но не спешил покидать бассейн. У него был к отцу разговор, который лучше было провести в неформальной, доверительной обстановке.
Давид задрал голову.
– Давненько я не прыгал с вышек, – сказал он.
– Тем более, – подзадорил его Леонид.
Они находились в бассейне одни. За стеклянными стенами свирепел июльский зной, а в крытом стеклянном помещении сохранялась температура +27 по Цельсию. Жару Давид не любил, как и холод. А с его деньгами было глупо подчиняться капризам природы.
– Ладно, – согласился он. – Полезли.
Оба неторопливо поднялись по винтовой лестнице на площадку, вознесшуюся на семиметровую высоту над голубой водной гладью.
– Так что ты мне хотел сказать, сын? – спросил Давид. – Какая просьба у тебя?
Леонид, примеривавшийся к прыжку, покачнулся на шатком трамплине.
– С чего ты взял, папа? – пробормотал он не оборачиваясь.
– Я тебя знаю как облупленного. Ты и в детстве действовал точно так же. Выманивал меня на прогулку или в кино, а там начинал клянчить что-нибудь. Скутер, ноутбук новый. Психолог, да?
Уходя от ответа, Леонид слегка присел, заведя руки за спину. Он был худой, с небольшим животиком и покатыми плечами, но плавал превосходно и чувствовал себя в воде, как рыба.
Трамплин ухнул, подбросив Леонида. На мгновение он завис в воздухе, перевернулся там головой вниз и пропал из виду. Снизу раздался плеск.
Чтобы сын не успел вынырнуть и посмотреть вверх, Давид поспешно стал на край бетона и прыгнул «солдатиком». Таким образом он и отцовский авторитет не уронил, и себя напрасному риску не подвергал. Иногда умение выглядеть и держаться молодо играет злую шутку с людьми преклонных лет. Окружающие забывают об их возрасте и подбивают на разные ненужные авантюры.
Давид опасался нырять «ласточкой». В прошлый раз попробовал и так приложился животом об воду, что чуть не задохнулся. А ведь могло и сердце отказать. Оно в последние два года у Давида часто пошаливало. Он никому не говорил. Твердо решил пройти полное медицинское обследование в Швейцарии, но отложил поездку на осень. Сперва нужно было посвятить Ксюшу в те тонкости бизнеса, о которых она пока не знала. Теперь можно. Столько проверок выдержала, столько раз свою преданность доказала. А кроме того, ума, воли и отваги в этой женщине столько, что половины хватило бы Леониду, чтобы настоящим мужиком стать. Только такие качества не передаются. Их в себе взращивать нужно.
Вынырнув, Давид увидел перед собой мокрую, усмехающуюся физиономию сына, волосики которого разделились в воде на прямой пробор, придавая ему сходство с намасленным приказчиком или купчишкой из прошлого.
– Видал, как я? – гордо спросил он.
Помогая себе пальцами, Давид выдул из носа набравшуюся туда воду.
– Да, ныряешь ты здорово, – признал он.
Улыбка не сбежала с лица Леонида, но сделалась не такой сияющей, словно где-то внутри него поубавили яркости. Он понял подтекст отцовской похвалы, который как бы сказал: «Ныряешь ты замечательно, сынок, а вот в остальном…»
– А ты сдрейфил, – сказал он, плавно двигая руками, чтобы держаться на поверхности. – Я из-под воды видел. Ты «солдатиком» прыгнул.
– Какая разница, – фыркнул Давид, плывя к ступенькам. – Скажи лучше, чего тебе надо. Предупреждаю сразу, на бизнес без четкого, просчитанного плана не дам. А лучше занимайся тем, что поручено. Тогда точно проколов не будет.
Он с плеском поднялся из воды, утирая одной рукой лицо, а другой незаметно массируя грудь. Сердце не болело, а просто напоминало, что оно есть и находится… да, вот здесь, под ладонью.
«На обследование… на обследование…»
– Ты вечно меня за какого-то лоха принимаешь, – пожаловался Леонид, беря полотенце.
Давид уже успел снять плавки и закутаться в махровую простыню, приобретя сходство с римским патрицием.
– Человек сам из себя лоха делает, – проворчал он. – Или нет. Всё зависит от него самого.
К ним приблизилась улыбающаяся девушка с напитками на подносе. Давид отпил молока из высокого стакана и поставил. Леонид прихлебнул кофе, кивнул и жестом отправил девушку прочь. Прежде чем уйти, она грациозно присела и прихватила с кафеля мокрые скрученные плавки.
– Постой, – окликнул ее Давид.
Его голос был негромок, но она услышала.
– Да? Слушаю вас, Давид Семенович.
– В твои обязанности не входит убирать мои трусы, Наташа. Этим займутся другие.
Девушка вцепилась в свой поднос, как в спасательный круг.
– Я просто…
Давид поморщился:
– Иди, иди. Не берись за чужие дела. Делай свои… Стой!
Девушка опять обернулась, вся дрожа в своем закрытом купальнике с дурацким маком на животе. Боялась, что ее уволят? Или просто утопят в бассейне за нерасторопность?
– Плавки-то брось, – проворчал Давид.
– Ой!
Она нервно хихикнула и разжала пальцы. Плавки шлепнулись на пол, словно мокрая лягушка.
Не добавив к сказанному ни слова, Давид отправился в душ.
Леонид все стоял и смотрел вслед удаляющейся девушке. Он знал, что она чувствует. Сколько раз отец воспринимал его услуги таким же образом? Так с детства повелось. Еще когда мама была жива. Вручаешь папе подарок на день рождения, а он даже распечатать не потрудится. Хочешь порадовать его хорошей отметкой, а он: «Других у моего сына и быть не должно». Старательно вымытую тобой машину непременно у тебя на глазах на мойку загонит. И так далее, и тому подобное…
Слишком много подобного.
Допив кофе одним глотком, Леонид поболтал жижу в чашке, пытаясь разобрать рисунок, оставшийся на дне. Получился какой-то черный паук. Раз за разом у Леонида получался паук. «Такое впечатление, чувак, что ты начисто лишен воображения», – говорил ему, посмеиваясь, Дэн, мастерски гадавший на кофейной гуще. Но воображение у Леонида работало превосходно, просто в несколько ином направлении. Иначе как бы ему удалось придумать такой изощренный план, который уже постепенно начал осуществляться?
Оставив чашку на столе, Леонид присоединился к отцу в душевой комнате, где запросто могли бы выкупаться два взвода солдат. Но они принимали душ вдвоем. Голые. Ничего не скрывая друг от друга.
Эта традиция была еще одной занозой, которую Леонид носил в душе с детства. Отец часто брал его в сауну. Там сам он и его друзья расхаживали перед мальчиком, болтая своими темными, мохнатыми причиндалами, а он ежился на лавке, пряча между худых ляжек свой крохотный перчик. Знал бы отец, какой комплекс неполноценности породил он в единственном сыне! Вот из-за тех банных дней и стал Леонид тем, кем теперь являлся.
Конечно, с тех пор он научился притворяться, выдавая себя за другого. И без малейшего стеснения поворачивался под теплым ливнем, бьющим из раструба над головой.
– Папа! – громко позвал он, перекрикивая плеск и шипение воды.
– Да? – откликнулся отец, осторожно вытирая волосы полотенцем.
Их осталось на голове не так много, так что приходилось беречь каждый из них. Леонид, тот вообще начал плешиветь лет в двадцать пять. Наследственность. Плохое передается само собой, не то, что положительные качества.
– Ты был прав, – сказал Леонид, тоже взяв полотенце. – У меня действительно есть просьба.
Душевая комната была выложена таким гладким мрамором, что отражения обоих мужчин смутно проступали сквозь бордовую поверхность. Множество блестящего, золотистого металла придавало помещению отдаленное сходство с каким-то экзотическим храмом. Голоса звучали в этих стенах резонансно, сопровождаясь гулким эхом.
– Какая? – спросил Давид, облачаясь в короткий халат по колено.
– Маленькая, – сказал Леонид.
– Оставь эту бабскую манеру ходить вокруг да около.
Если бы в этот момент Давид, затягивавший пояс на талии, поднял глаза и посмотрел бы на сына, он бы удивился отчужденному, почти враждебному выражению знакомого лица. Но он смотрел вниз, а Леониду понадобилось меньше секунды, чтобы оправиться от очередного оскорбления, к которым, сколько ни привыкай, а один черт они застают тебя врасплох, нанося невидимые миру раны и увечья.
– Я хочу, чтобы ты пришел на мой день рождения, – сказал Леонид. – Обычно ты их игнорируешь, но мне будет тридцать пять, а это особая дата. Я собираюсь пригласить много знаменитостей. Музыканты, артисты, комики. Даже шоумен и поэт будут. Ты, я знаю, к таким вещам равнодушен, но жене твоей будет приятно. Познакомится со звездами, поболтает, сфотографируется. Может, даже споет с кем-нибудь дуэтом.
– Хорошо, – кивнул отец, – мы будем.
– Не просто заглянете на огонек, а проведете этот вечер со мной? – уточнил Леонид.
– Если график позволит, – согласился Давид.
– Отец! Я часто тебя прошу о чем-нибудь?
– Ты же знаешь, как я дорожу своим временем…
– Настолько, что не можешь уделить несколько часов любимому сыну? – пожелал знать Леонид.
Давид в очередной раз почувствовал, что сердце у него есть и оно такое большое, что иногда едва помещается в груди.
– Мы останемся до конца, сын, – сказал он. – Даже если певцы будут фальшивить, а шоумен рассказывать анекдоты про евреев и одесситов.
Леонид улыбнулся и, приблизившись, коротко приобнял отца.
– Спасибо, папа. Это для меня лучший подарок.
– Нет, подарок с меня, – возразил Давид, не показывая, как он тронут скупой сыновьей лаской. – От нас с Ксюшей.
– В таком случае это будет что-то потрясающее, – покивал усмехающийся Леонид. – У нее отличный вкус.
– Только гляди, не смей заглядываться на мою жену! – погрозил пальцем Давид как бы в шутку.
– Упаси господь! – преувеличенно ужаснулся Леонид. – Отбивать женщину у такого мужчины? Я похож на самоубийцу?
Они засмеялись и пошли по коридору, изредка соприкасаясь плечами. Отец и сын, сын и отец, в чем-то похожие, а в остальном очень, очень разные.
Полторы недели спустя Леонид Грызлин плавал в совсем другой воде, соленой, пахучей, искрящейся на солнце. Карибы. Ямайка. Рай на земле.
В Кингстон Леонид прилетел со своим новым другом, Егором Майоровым, восходящей звездой отечественных сериалов. Парень был сказочно красив и так же фантастически глуп. Полгода назад с подачи Леонида он взял кредит под создание собственного фильма и теперь был в долгах как в шелках, и это при том, что съемки даже не начались. Теперь вся его надежда была на Леонида, который прикрывал его от кредиторов и обещал стать инвестором, как только провернет одну сделку.
Егор не спрашивал какую. Он был из породы тех мужчин, которые, смотрясь в зеркало, понимают, что весь мир принадлежит им, поэтому у них всё и всегда будет хорошо.
В такси, везущем друзей из аэропорта в город, играла музыка в стиле регги. Справа от дороги, забитой машинами всевозможных марок, тянулись тяжелые серые стены старинного английского форта. Обвитые плющом, они кое-где зияли провалами, сквозь которые видна широкая бухта и море до самого горизонта.
– Нравится? – спросил Леонид, положив руку на ляжку спутника.
– Экзотика, – сказал Егор. – Я, когда Фандорина играл, в Турции снимался. Тоже очень красиво.
– А там Блу Маунтинс, – сказал Леонид, показывая на далекие вершины, проступающими из дымки за башнями небоскребов. – Голубые горы.
– Хорошее название. Мне нравится.
Егор засмеялся, показывая ровные белые зубы с розовыми деснами. Его ладонь тоже лежала на ноге спутника. Таксиста они совершенно не стеснялись. Захотели бы, так поцеловались прямо у него за спиной, вызывающе поглядывая при этом в зеркало заднего вида. Но эти двое не любили целоваться. За три дня отдыха на Ямайке их губы ни разу не соприкоснулись, чего не скажешь о других частях их тела…
Выбравшись из воды, Леонид подошел к столу и жадно вгрызся в сочную мякоть карамболя. Он не потрудился надеть плавки, потому что они загорали на частном пляже арендованной виллы. Когда им не хотелось торчать на солнце, к их услугам был дощатый помост, крытый тростником и завешанный белыми покрывалами. Изнутри сооружение напоминало походный шатер какого-нибудь шейха: блюда с фруктами и сладостями, глиняный кувшин местного рома, низкие шелковые топчаны.
– Я так рад, что приехал сюда, – томно проговорил Егор, развалившись в тени. – Ямайка, блин! Здесь чувствуешь себя каким-то чертовым Джеймсом Бондом.
«Он приехал сюда, – мысленно съязвил Леонид. – Не я его доставил, как щенка в корзиночке, а он сам. Интересно, все актеры такие самовлюбленные? Наверное. Это раньше их лицедеями называли и держали на расстоянии. Теперь все они поголовно звезды».
– А что, – сказал он, – мы тоже не пальцем деланы. Возьмем и снимем своего Бонда. Какого-нибудь агента ноль-ноль.
– Я бы сыграл, – кивнул Егор, оттягивая пальцами нижнюю губу. – Такого, знаешь, брутального типа. И женоненавистника. Их Бонд на телок западает, а я бы их в узде держал. – Он отпустил губу, показывая кулак. – С подтекстом.
– Нет, – возразил Леонид. – У нас такие подтексты не прокатят. Лучше традиционно. Мальчик девочку любил…
– Мальчик девочку долбил…
Они засмеялись. Егор – самозабвенно, запрокинув красивую голову, показывая свои великолепные зубы и аккуратный, кошачий язык. Леонид – несколько сдержанно, потому что подвел разговор к важной для себя теме и был предельно собран.
– Но Бонд потом, – сказал Егор, отсмеявшись. – Сначала я хотел бы завершить свой проект. Эти кредиторы совсем ополоумели. Натравили на меня какого-то хмыря, он каждый день звонит, угрожает…
– Это решаемо, – оборвал собеседника Леонид.
– Ты и на прошлой неделе так говорил. А на самом деле…
– Давай ты заткнешься и выслушаешь.
Леонид произнес это мягко, словно бы в шутку, но Егор все равно опешил. Его челюсть, покрытая ровной трехдневной щетиной, отвисла. Поднявшись с топчана, он плеснул себе немного рома и выпил. После этого его лицо сделалось еще более обиженным, будто ему подсунули какую-то гадость.
Леонид окинул взглядом его фигуру. Раздетый Егор Майоров выглядел еще более впечатляюще, чем одетый. Создатель щедро одарил его всем, чем должен обладать мужчина. Леониду безумно нравилось телосложение его дружка, но все равно было обидно, как бывало ему обидно, когда он вспоминал обо всем, чего недополучил от собственного отца.
– Садись. – Подавая пример, он сел сам и указал на шезлонг напротив. – Поговорим о твоих долгах, а заодно об отношениях мальчиков и девочек…
– Не понял.
Опускаясь на шезлонг, Егор страдальчески наморщил лоб, умудряясь оставаться при этом воплощением совершенства.
– Сейчас поймешь, – пообещал Леонид, очищая похотливо выгнутый банан. – На уикенд я даю прием в честь своего тридцатипятилетия. Считай себя приглашенным.
– Сколько?
Актеру Егору Майору даже не приходило в голову, что он мог бы прийти поздравить Леонида просто так, по-дружески. В ожидании ответа он приподнял бархатистые, слегка подбритые брови.
– Десять, – сказал Леонид.
– Я буду, – кивнул Егор. – Но этого не хватит даже, чтобы проценты погасить.
Так оно и было. Долг у него был немалый. Леонид подумал, что в довольно скором будущем этого красавчика попросту убьют, когда поймут, что взять с него больше нечего. Некоторое время он будет снова занимать и перезанимать, выкручиваясь, но так будет продолжаться недолго. Однажды утром в интернете появится сообщение о трагической гибели народного любимца Майорова. То ли на машине разобьется, то ли из окна выпрыгнет, а то будет убит таинственным собутыльником, как это нередко случается. Тут особого простора для фантазии не потребуется. Технология привычная, обкатанная. Сколько артистов ушли из жизни по этой дорожке?
– Погасишь проценты, – убежденно сказал Леонид, – и кредит вернешь. Придется немного поработать. Роль сыграть.
– Я сыграю, – решительно произнес Егор. – Уж не в Голливуд ли меня приглашают?
Он засмеялся, давая понять, что шутит. Но в глазах его светилась надежда.
– Не в Голливуд, – разочаровал его Леонид. – Всё прозаичнее. Тебе нужно будет охмурить мою мачеху.
– Кого? – не понял Егор.
– Мачеху, – повторил Леонид, с наслаждением кусая банан. – Жену моего отца. Она очень красивая.
– Красивая – ха!
Егор пренебрежительно скривился. Леонид пожал плечами.
– Ничего, потерпишь. Ради дела.
– В чем дело заключается, я не понял?
– Ты должен будешь ее охмурить.
– Что? – Егор шутовски приложил ладонь к уху. – Я не ослышался?
– Ты не ослышался, – твердо произнес Леонид. – Тебе придется соблазнить Оксану и переспать с ней.
– Но…
– У тебя получится. Закроешь глаза и представишь на ее месте кого угодно. Поэкспериментируй с позами. – Леонид выбросил банановую кожуру и вытер ладони о голые бедра. – Или просто вообрази, что трахаешь не женщину, а денежный мешок.
– У нее есть деньги? – поинтересовался Егор задумчиво.
– Не сами деньги, а доступ к ним. Но она влюбчива, как кошка. Если ты ее приласкаешь, то она найдет способ тебя озолотить.
– Она уродка?
– Почему уродка? Очень даже эффектная девушка.
– Ага. – На лбу Егора опять возникли складки, свидетельствующие о напряженной и бесплодной работе ума. – Не понял. Зачем тогда ей платить мне? Если она красива…
Леонид резко наклонился вперед, улыбаясь.
– Ксюша без ума от актера Майорова. Все твои сериалы по сто раз пересмотрела. Ее смартфон набит твоими фото.
– А! – Егор расслабленно откинулся на спинку шезлонга. – Тогда всё понятно. Я должен ее осчастливить.
– С одним условием.
– С каким?
– Очень важным, – заговорил Леонид медленно. – Ты не должен проговориться, что тебе известно о ее слабости. Ни в коем случае. Она настоящая гордячка. Если решит, что ей оказывают снисхождение, то замкнется в себе, ощетинится, и тогда прощайте, денежки.
– Нет, нет, – заволновался Егор, поскрипывая шезлонгом. – Деньги упускать нельзя. Тот подонок, который мне звонит, пригрозил меня кастрировать.
– Мы этого не допустим. – Пятерня Леонида погладила шершавое колено собеседника. – Разыграем спектакль, как по нотам. Я представлю тебе Ксюше, а ты притворишься, что влюбился в нее с первого взгляда. Дальше – дело техники.
– Да, ты говорил. Поэкспериментировать с позами, представить на ее месте другого…
– Не только. – Леонид пересел на шезлонг Егора, прижавшись к нему все еще прохладным после купания бедром. – Я дам тебе видеокамеру. Крохотную, шпионскую. Ваш акт нужно будет заснять.
– Не-ет! Порнография – не мое амплуа. Если подобное видео всплывет где-нибудь, то конец моей карьере.
– Никто не узнает.
– Тогда зачем снимать? – задал Егор резонный, как ему представлялось, вопрос.
Может быть, он считал себя умнее Леонида? Да, вероятно, так оно и было. Смазливый болван – болван вдвойне.
– Я продам ей это видео, – подмигнул Леонид. – Таким образом мы получим дополнительную сумму. И на погашение кредита, и на твой проект. Понимаешь?
– Да, – кивнул Егор. – Нет. – Он помотал головой. – Зачем ей видео?
– Как только она даст тебе денег, ты ее бросишь. Она будет тосковать, будет убиваться за тобой. А тут такой интимный сувенир в утешение. Ну? Врубился?
– Как-то всё это…
Леонид обнял Егора за плечи.
– Не бери дурного в голову. Просто доверься мне. Я всё устрою. Тебе нужно будет лишь ублажить самку. С твоей потенцией, с твоими данными это для тебя пара пустяков. Кто из нас мастер перевоплощения, я или ты?
Егор самодовольно заулыбался.
– Когда мы снимали «Стрекозу», я по ходу действия целовался с этой губастенькой Матвеевой. И что думаешь? Она так заводилась, что чуть кипятком не брызгалась.
– Вот видишь, – сказал Леонид, – какой ты у нас заводной. Пользуйся случаем. Войди в роль, сыграй ее и получи бабки. Ого, а ты, оказывается, уже не против…
На этом связный разговор прекратился, потому что последовавшие восклицания и междометия не имели никакого смысла.
Ксюша не питала неприязни к сыну Давида, но и симпатии к нему у нее не было. Скажем так, ее отношение к Леониду было ровным и равнодушным.
Поначалу она пыталась вести себя с ним предупредительно и ласково, полагая, что это будет приятно Давиду. Однако Давид заметил и посоветовал ей не напрягаться.
– Я женился на тебе не затем, чтобы найти мать Лене, а затем, чтобы обрести свою женщину, – сказал он. – Не насилуй себя. Будь искренней и естественной, больше от тебя ничего не требуется. И знаешь почему?
– Почему? – спросила Ксюша, которой, как любой женщине, хотелось услышать о себе как можно больше хорошего.
– Я люблю ту Ксюшу, какой ты была с самого начала, – пояснил свою мысль Давид. – Мне не нужна другая. Оставайся собой. Не заискивай перед Леонидом. Он этого не оценит.
– Я не заискиваю, – смутилась она. – Просто подумала, что ему не хватает материнской ласки.
– Мать ты ему не заменишь. А всю ласку обязана отдавать мне. И вообще, Леонид, он…
Давид замолчал. Сколько ни расспрашивала его заинтригованная Ксюша, от него так и не удалось ничего добиться. А на следующий день тот разговор вылетел из ее головы, как и сам Леонид. Им нечего было делить, нечего обсуждать, у них не было общих интересов и точек соприкосновения. Поэтому Ксюша была весьма удивлена, когда вернувшийся с Ямайки Леонид позвонил ей с предложением встретиться. Вскоре посвежевший и загорелый пасынок сидел напротив Ксюши в дорогом кафе на террасе отеля «Хайят».
– Не буду ходить вокруг да около, – сказал он, – хочу задать тебе несколько вопросов. Впрочем, только один, по большому счету.
– Задавай, – предложила она, несколько насторожившись.
– Спрошу напрямик. В лоб. Ты любишь моего отца?
– Конечно, – ответила Ксюша, округлив глаза и постаравшись, чтобы в голосе прозвенели обиженные нотки.
На Леонида это не подействовало.
– Девяносто девять девушек из ста вышли бы за него замуж из-за его состояния, – сказал Леонид. – Или даже девятьсот девяносто девять из тысячи. Значит, ты уникум. Полюбила пожилого… нет, старого мужчину просто так, за красивые глаза. Хочешь, чтобы я в это поверил?
Ксюша прищурилась.
– Не только за красивые глаза, – возразила она. – Но и не за одно лишь богатство тоже. Я полюбила твоего отца таким, какой он есть. В комплексе. – Она поморщилась от собственного неудачного определения. – Характер, внешность, статус… Тут столько смешалось.
– И деньги, – подсказал Леонид, показывая официанту, что следует повторить кофе.
– И деньги, – согласилась Ксюша, ничуть не смутившись. – Они показатель того, чего человек достиг в жизни.
– Подавляющее большинство населения с тобой не согласилось бы.
– Население само по себе, а я – сама по себе.
– Ну, вот смотри. – Леонид оперся на стол, наклонившись к Ксюше. – Теперь тебя можно считать богатой. И что же, оценивать тебя по деньгам моего отца? Ты их заработала? Выиграла или украла с риском для себя? Нет! Они упали на тебя с неба. – Он опять откинулся на спинку стула. – Достались даром.
Ксюша заставила себя успокоиться, чтобы не горячиться во время отповеди.
– В таком случае мы с тобой друг друга стоим, – сказала она с напускной ленцой. – Тебе тоже богатство просто так досталось. И всё остальное.
Леонид побледнел.
– Я в деле! – заявил он. – Я занимаюсь бизнесом.
– Я тоже, – сказала Ксюша.
Подошел официант, поставил на стол крохотные чашечки с кофе, а пустые поставил на поднос.
– Еще чего-нибудь желаете? – спросил он.
– Нет, – сказал Леонид, глядя на перед его штанов. – Пока.
Он медленно поднял взгляд. Официант растерянно улыбнулся и потрусил прочь.
Ксюша не обратила внимания на эту сценку. Как ни старалась она сохранять спокойствие, а рассуждения пасынка задели ее за живое. Хлебнув ароматной кофейной горечи, она сказала:
– Мужчины вечно обвиняют нас в том, что мы ими пользуемся. А разве вы нами не пользуетесь?
Леонид издал смешок, похожий на кашель. Вопрос показался ему идиотским. Уж он-то женщинами не пользовался. Во всяком случае, в том смысле, который вкладывала в свои слова Ксюша.
В последний раз он переспал с представительницей слабого пола в двадцатилетнем возрасте. Она была чуть ли не на десять лет его старше. Леонид тогда приехал из Лондона на каникулы и был нарасхват у друзей детства. Сверстники слетались на запах иностранной валюты, как осы на мед. Все Леонида страшно полюбили, куда-то звали, во что-то втягивали.
Чуть ли не каждую ночь он проводил в постели очередной девушки. Это было довольно приятно и необременительно. Выполнив обязательную пятнадцатиминутную программу, хмельной Леонид забывался сном, а на следующий день резвился в новой компании, в новом клубе, в новой кровати.
И вот подвернулась эта Жанна, эта стерва, после которой всё кардинально переменилось. Жизнь Леонида больше никогда не была прежней после той злополучной ночи.
Оба перебрали. Были не просто пьяными, а в стельку пьяными. Это и свело их за стойкой бара, куда Леонид заглянул, чтобы не ждать приятелей под дождем на улице. Она поссорилась с супругом. «Он ударил меня, представляешь? Посмел поднять на меня руку!» Леонид ей посочувствовал. Они взяли бутылку виски и поднялись в номер отеля. Где-то посреди ночи вдрызг пьяная Жанна назвала Леонида импотентом. Она не понимала, что ее месячные не самая аппетитная приманка для мужчины. И также не делала скидку на то, что он находился не в лучшей форме. Так и сказала: «О, а ты, оказывается, полный импотент, мальчик. Как же ты с этим жить собираешься?»
В последнее время Леонид и сам замечал за собой что-то подобное. В постели с девушками у него получалось только в том случае, если они менялись ролями, то есть он вел себя пассивно, а партнерше приходилось отдуваться за обоих, хоть сверху, хоть снизу. Да еще мысли в голове бродили разные. Образы пугающие. Безумные желания. Одним словом, Жанна выбрала неудачное время и место для того, чтобы высмеивать болезненно самолюбивого юношу.
Леониду пришел в пьяную голову единственный способ заставить ее заткнуться. Он задушил Жанну ее собственными колготками. Дождался, пока она заснет, сел сверху, окрутил ее шею колготками и стал тянуть концы удавки в разные стороны. Заняло это достаточно много времени. Когда жертва забилась в агонии, убийца тоже задергался в конвульсиях. Никогда он не испытывал более острого наслаждения и более бурного оргазма. И никогда не был так напуган, как в тот миг, когда всё закончилось.
Паника была столь велика, что несколько раз Леонид порывался позвонить в милицию и сдаться. Он подносил руку к телефонной трубке и отдергивал ее, точно обжегшись. Нет, вызывать милицию нельзя. Не мог Леонид позвонить и отцу, который при своем характере вполне мог взять сына за шкирку и собственноручно отвести его в отделение или же, как минимум, навсегда отлучить от семейного бизнеса и посадить на голодный паек.
Периодически поливая голову холодной водой, Леонид принялся думать. В комнату заходить было страшно, и это действовало на нервы. Тогда он укрыл покойницу одеялом с головой, и сразу стало легче. В голове сложился четкий план действий.
Для начала Леонид тщательно вымылся, оделся и уничтожил следы своего пребывания. Номер оплатил он, однако паспорт на рецепции оставила Жанна, и это упрощало задачу.
Убедившись, что он ничего не пропустил и не забыл, Леонид вышел из комнаты и, втянув ладонь в рукав, затворил за собой дверь. В это мгновение его пронзила страшная мысль, что на бутылке остались отпечатки пальцев. Леонид едва не потерял сознание от ужаса, потому что вернуться уже не мог.
Стоя в коридоре, где его в любую минуту могли увидеть, он долго убеждал себя, что как следует протер бутылку. Память говорила, что так оно и было, но сознание упорно отказывалось верить.
На протяжении двух или трех последующих лет этот кошмар постоянно мучал Леонида по ночам. Снова и снова он стоял в пустом и безлюдном коридоре спящего отеля, не в силах сдвинуться с места, а совсем рядом звучали шаги или голоса людей, готовых застукать его на месте преступления. Во сне так обычно и происходило. Орущего, вырывающегося, брыкающегося Леонида заволакивали в номер, где лежало голое белое тело с багровым лицом задушенной им Жанны.
Наяву ничего такого не произошло и произойти не могло. Тогдашняя милиция была слишком занята крышеванием и рейдерством, чтобы отвлекаться на расследования бытовых убийств. Поймали какого-нибудь алкаша, выбили показания, дело закрыли – вот и конец истории. Элементарно, Ватсон.
Что касается настоящего преступника, то он, выбравшись из отеля незамеченным, в тот же день улетел в Туманный Альбион, а уже оттуда позвонил отцу и предупредил, что решил завершить каникулы раньше, чем предполагалось.
– Почему? – строго спросил отец. – Натворил что-нибудь?
– Боюсь натворить, папа, – сказал Леонид. – Знаешь, я понял, что все эти компании и попойки до добра не доведут. Слишком много соблазнов. Девочки, наркотики… Это может плохо кончиться. Лучше я на учебе сосредоточусь.
– Не ожидал. Неужели мой балбес поумнел?
– Я не балбес, папа. Я твой сын. Скажи, разве ты сам не поступил так же?
– Что ж, рад слышать, – сказал отец. – Кажется, ты взялся за ум наконец. Учись, сын. Нам с тобой многое предстоит сделать.
Впоследствии Леонид не раз разочаровывал отца.
Про Жанну из отеля никто так и не узнал. Как и про других покойниц со следами удушения, которые время от времени появлялись там же, где по стечению обстоятельств находился и единственный наследник Давида Семеновича Грызлина.
Он очень изменился с тех пор. Можно сказать, стал другим человеком. Всё изменилось: сексуальные предпочтения, характер, внешность. Пассивный гомосексуалист и активный женоненавистник – это была гремучая смесь. Именно она питала Леонида жизненной энергией, определяла его задачи и ценности.
Знай Ксюша, с кем имеет дело, она вскочила бы и убежала от этого молодого человека, которого считала всего лишь сыном своего мужа – и только. Но она пребывала в полном неведении (счастливом или прискорбном – зависит от точки зрения).
Ей не приходило и не могло прийти в голову, что сидящий напротив нее парень способен убить, причем не по причине злобы или ненависти, не ради наживы, а ради лишь минутного удовлетворения. Она не подозревала о множестве комплексов и навязчивых маний, обуревающих Леонида. Она видела перед собой высоколобого парня с редкими волосиками и большими глазами, окруженными тенями. Он всегда выглядел немного нездоровым, но был энергичен, умен и хорошо воспитан. Конечно, даже в пору своей личной сексуальной революции Ксюша никогда бы не легла с таким, однако общение с Леонидом не слишком напрягало ее.
Подобно большинству женщин, она интуитивно догадывалась, что представляет собой тот или иной мужчина. В Леониде ощущалась какая-то гнильца, но Ксюша даже предположить не могла, с кем имеет дело. Подозревала, что у парня не все в порядке с сексуальной ориентацией, – и только. Ее это не касалось. Чужое грязное белье неизменно вызывало у нее брезгливость, поэтому она старалась не совать нос туда, куда ее не просили.
Огульно обвинив мужчин в том, что они беззастенчиво пользуются женщинами, Ксюша намеривалась закончить не слишком приятный для себя разговор. Не вышло. Издав сдавленный смешок, Леонид забросил в рот миниатюрную шоколадку и, посасывая ее, сказал:
– Все люди используют друг друга в том или ином смысле. Это взаимный процесс.
– Наш разговор грозит перейти в философский диспут, – заметила Ксюша, а ведь мы начинали совсем с другого. Ты высказал опасения, что я с твоим отцом только из корыстных соображений. Я, как могла, постаралась тебя разубедить, но не думаю, что преуспела в этом. Что дальше? Какие у тебя еще ко мне претензии?
Леонид беззвучно засмеялся, покачивая головой.
– Ты меня неправильно поняла, мачеха, – беспечно заявил он. – Никаких претензий у меня к тебе нет. Я хотел кое-что прояснить для себя, вот и все.
– Прояснил? – спросила Ксюша немного более враждебно, чем допускала непринужденная обстановка кафе.
– Угу, – подтвердил Леонид, дружески улыбаясь. – Я задал вопрос и получил исчерпывающий ответ. Знаешь, ты умеешь быть убедительной. Мне понравилось то, что я услышал.
– Это всё?
– Всё.
В принципе, можно было встать и уйти, но приличия требовали более плавного завершения встречи, и Ксюша осталась сидеть, придумывая какие-нибудь вежливые переходные фразы.
Леонид ее опередил.
– Буду рад видеть вас у себя на дне рождения, – сказал он с теплой задушевностью, которой Ксюша в нем раньше не замечала. – Отец тебе уже говорил?
– Да, – ответила она. – Насколько я поняла, предстоит что-то выдающееся? Ты ведь каких-то звезд пригласил?
– Есть такое дело, – согласился Леонид.
– Это тебе, наверное, недешево обошлось? – проявила любопытство Ксюша.
– Расценки разные. А один актер вообще бесплатно согласился присутствовать. Егор Майоров. Красавчик такой синеглазый.
– А, знаю. Он что, твой приятель?
– А вот, представь себе, нет. – Леонид таинственно улыбнулся. – Он где-то видел тебя на снимках с отцом и, кажется, тайно втрескался по уши. Говорил, что ради такой красавицы готов в гладиаторских боях участвовать – не то что в корпоративе. Я его предупредил, конечно, чтобы губу не раскатывал, а он мне начал про платонические чувства заливать. – Леонид небрежно перебросил руку через спинку стула. – Как ты думаешь, они существуют?
– Что? – рассеянно переспросила Ксюша, мысли которой были заняты Майоровым и его неожиданными откровениями.
– Чувства платонические.
– Не знаю. Хотя в молодости я влюбилась в одного мальчика, и мне было достаточно смотреть по вечерам, как он на скрипке играет в окне.
– Вот и я о том же. – Леонид встал. – Актеры – народ влюбчивый. Тебя подвезти?
– Я же на своей машине, – напомнила Ксюша.
– Тогда до встречи, – раскланялся Леонид. – Жду вас на вечеринке.
Оставив на столе деньги и по-свойски тронув Ксюшу за плечо, он покинул террасу.
Она тоже спустилась вниз и села в машину, где, вместо того, чтобы включить зажигание, вошла в интернет. Егор Майоров оказался еще более интересным мужчиной, чем помнилось Ксюше. Хмыкнув, она отложила смартфон и вырулила со стоянки.
По пути домой она то и дело чему-то задумчиво улыбалась.