Глава 6
– Я бы сразу догадалась, что это контрабанда наркотиков, – сказала Анна. – Пятьсот баксов за перевозку маленькой посылочки – слишком круто.
– Ты меня осуждаешь?
Я сидел на подоконнике, завернутый в простыню, как древнеримский сенатор. Всю мою одежду Анна перестирала и развесила для просушки внизу, во дворе, а я стерег ее из окна.
– Оправданием средств к достижению цели может быть сама цель.
Она все пыталась вытянуть из меня правду, все склоняла меня к откровению, но я и без того слишком много рассказал ей. Анна выждала паузу, надеясь, что я сообщу ей что-нибудь новое, но я промолчал.
– И ежели цели твои благородны, то… Короче, дорога к благим целям всегда вымощена преступлениями. Все это уже было. Не терзай себя.
– А я и не терзаю, – ответил я. – Никто ведь не доказал, что я перевозил наркотики. А вдруг это было лекарство для любимой тетушки Валентино, умирающей в далекой Колумбии?
– Что ж, примем это за рабочую гипотезу… Что ты намерен делать, Цезарь?
– Ехать в Оруру.
– А почему не лететь?
– Нет визы.
– У нас осталось три дня.
– У тебя осталось три дня, – уточнил я.
– На что ты намекаешь?
Я вздохнул.
– Анна, я уже устал обсуждать этот вопрос. Не смотри на меня такими страшными глазами. У тебя своя жизнь, у меня – своя. Ты прилетела сюда отдыхать, а я – решать свои вопросы.
Она замахала руками, а потом закрыла руками уши.
– Все! Все! Все! Хватит, не могу слушать твое нытье! Не плачь, я скоро отстану от тебя. Довезу до Оруру, а оттуда сразу поеду в Ла-Пас. Ты говоришь, это недалеко?
Оруру был расположен в самом сердце страны, высоко в горах. Нам показалось, что жители в нем отличаются удивительным жизнелюбием и умением находить для себя всевозможные развлечения. Мы пришли к такому выводу, исходя из количества подвыпивших людей, танцевавших прямо на улицах города под вой и хлопки петард и фейерверков. Со всех сторон неслась музыка, причем она не смолкала ни на мгновение даже ночью. Мало того, с наступлением темноты и прохлады гуляние в городе стало более оживленным. По улицам пошли колонны девушек, на которых только при очень большом желании можно было разглядеть одежду, кривляющиеся клоуны в масках и набедренных тростниковых повязках, усатые бронзоволицые мужчины в кожаных безрукавках и с целым арсеналом пистолетов за широкими поясами – не разберешь, настоящих или бутафорских.
Анна просто обалдела от этой хохочущей, поющей, танцующей и пьющей толпы и чуть было не поддалась ее воздействию. Я едва успел придержать ее за руку.
– Куда ты?
– Давай пойдем с ними! – крикнула она.
– Ты теряешь голову, Анна. Лучше выпьем по стаканчику пепси.
Мы протиснулись к столикам открытого кафе и сели за свободный.
– Я хочу шампанского, – сказала Анна. – Много. И фруктов!
С официантами здесь, по-видимому, была напряженка. Сколько я ни крутил головой, никто не изъявлял желания нас обслужить. Пришлось самому идти к стойке.
Сильно выпивший бармен едва шевелился за стойкой, и вокруг него уже образовалась толчея. Я протиснулся поближе к нему, меня толкнули, и я нечаянно задел локтем невысокого коренастого мужичка лет сорока в красной рубахе, завязанной на животе узлом, и широкополой шляпе, сдвинутой на затылок. Не вынимая изо рта крохотный окурок, который, кажется, уже обжигал ему губы, мужичок пробурчал:
– Понаехали янки, жизни от них нет.
– Извини, – сказал я ему.
– За «извини» тут не наливают.
– Эй, бармен! – крикнул я. – Две бутылки шампанского и бокал портвейна.
Оказывается, для того чтобы привлечь внимание полусонного бармена, достаточно было сильно хлопнуть ладонью по стойке, приклеивая к мокрой полировке долларовую купюру. Меня обслужили мгновенно.
Бутылки я взял в одну руку, а бокал с портвейном пододвинул обиженному мужичку. Он оценил мой жест, оживился, взял бокал, отпил глоток.
– Ты где сидишь?
Я кивнул на столик, где меня дожидалась Анна, и стал протискиваться к ней. Мы не успели откупорить первую бутылку и разлить по стаканам, как к нам подсел мой новый знакомый.
– Хуан, – представился он, кивнув Анне. – Хуан, – сказал мне, протягивая крепкую маленькую руку, на безымянном пальце которой поблескивал золотой перстень. – Оказывается, и среди янки попадаются приличные люди.
– Мы не янки, – ответил я. – Мы русские.
– Русские? – удивился Хуан. – Я сегодня уже встречал здесь русских. Как вас сюда занесло?
Он видел, что я с трудом понимаю его, и повторил вопрос медленнее.
– Мы туристы.
Хуан понял, закивал, отпил портвейна, повернулся к соседнему столику, попросил сигарету и снова положил локти на наш столик.
– А я немного террорист, – объяснял он, потягивая из своего бокала. – Нашу группировку немного покусали мартышки, и нам пришлось вернуться в город.
– Кто такие мартышки? – не понял я.
– Правительственные войска… Слушай, у бармена есть «Коррида». Взял бы ты пару бутылочек взамен этой кислятины. – И он кивнул на шампанское, словно был абсолютно уверен, что я купил его для него.
Я вынул из кармана несколько купюр и протянул их Хуану. Он не обиделся, оставил в залог свою шляпу, зияющую в нескольких местах дырами, и, расталкивая всех подряд, стал протискиваться к стойке.
– Кто это? – спросила Анна.
– Немного террорист. Кажется, я нашел именно того, кто мне нужен. Это золотоискатель. Их называют здесь гринперос.
– Спроси у него про Августино.
– Рано. Сейчас мы накачаем его как следует, а потом и спросим.
Через минуту Хуан водрузил на стол две бутылки красного крепкого вина, надел шляпу на голову и откинулся на спинку стульчика.
– Вам все это нравится? – Он кивнул в сторону пестрой толпы.
– Красиво, – ответил я.
Хуан презрительно скривился.
– Они подражают дикарям, снимают штаны и раскрашивают тело узорами. Но, готов поспорить, никто из них даже близко не видел настоящих дикарей.
– А ты видел?
– Я жил среди них и воевал с ними. Вот! – Он снова стащил шляпу с головы. – Эти рваные дыры – следы их стрел и копий. А индейцы племени токано, да будет тебе известно, используют только ядовитые стрелы и копья.
Я через слово понимал то, что рассказывал Хуан, но не перебивал его и кивал головой, как бы стимулируя его дальнейшие откровения. Впрочем, общий смысл его рассказа был мне понятен, и пока он говорил про дикарей, можно было не перебивать и не переспрашивать.
– Мартышки сами ни за что бы не справились, – продолжал Хуан, глядя на «Корриду», как бык на красную тряпку. – Они трусливы и в сельву далеко не заходят. Мы с ними редко когда перестреливаемся. Они не заслуживают того, чтобы на них тратить пули. Их проще подкупить, дать немного золота, и они сразу же забывают про свой служебный долг.
– Ты пей, – сказал я ему, придвигая «Корриду». Хуан ждал этой команды и с удовольствием наполнил свой опустевший бокал. Настроение его улучшилось, и он уже не казался мне мрачным и злым коротышкой. Откинулся на спинку стульчика и, расстегнув рубашку до пупа, стал обмахиваться шляпой.
– Вот янки – с ними труднее. Здесь их никто не любит, потому что наглые и вечно суют свой нос в чужие дела. У них есть вертолеты, и им проще добраться до наших плантаций. Вот они в этот раз вместе с мартышками нас и прижали. Мартышки снизу, янки сверху. Мы еле унесли ноги. Два моих приятеля погибли. Царство им небесное!
Он перекрестился слева направо, поцеловал кончики пальцев и запил глотком вина.
Кажется, Анна ничего не могла разобрать в его рассказе, и она с мольбой в глазах смотрела на меня. Я понял лишь то, что в джунглях была стычка между гринперос и правительственными войсками.
– Это хорошо, что вы русские, – продолжал тем временем Хуан. – Дикари тоже не любят янки. Они – воры.
– Что значит воры? – Я не смог перевести это слово.
– Они делают вид, что борются с мафией, понаставили свои базы, а сами вывозят вертолетами золото, нас же облагают данью.
– Какое золото?
– Обыкновенное! Самородки и песок. Ты что, не знаешь, что почти все реки, которые протекают в сельве, золотоносные?
– Значит, ты ищешь в сельве золото?
Хуан усмехнулся.
– На одном золоте больших денег не заработаешь. Золото надо для того, чтобы расчистить в сельве участок под плантацию, нанять работников, построить дом, пригнать технику.
Слово «плантация» он сказал как «фазенда», что почему-то страшно обрадовало Анну.
– Он фермер? – спросила она меня.
– В какой-то степени, – уклончиво ответил я и спросил, почти уверенный, что Хуан не ответит, какую же культуру выращивает он на своей плантации.
– Коку, – ничуть не смутившись, ответил индеец и удивился тому, что я об этом спрашиваю.
Он хмелел не столь стремительно, как бы мне этого хотелось, и я уже мысленно прикидывал, сколько придется еще влить вина в его ненасытное брюхо, чтобы этот производитель коки поведал мне все свои тайны. Я налил ему полный бокал, предложил тост за дам, который не вызвал у Хуана особого подъема чувств, но он все же выпил бокал, как и я, залпом и до дна.
– Послушай, Хуан, – сказал я, вытирая губы от красных «усиков» и заедая кусочком шоколада, который мне подсунула Анна. – Мне рассказывали про одного человека, который хочет объединить индейские племена, чтобы бороться против янки. Кажется, его зовут Августино Карлос.
Хуан поднял на меня плывущий взгляд, поморщился, покачал головой.
– А-а, старый волк Августино!
– Почему волк?
– Потому что хватает сразу за горло и перегрызает так быстро, что не успеешь даже глазом моргнуть. Он не станет воевать против янки, потому что сам продался им! – Хуан неожиданно ударил кулаком по столу, и бутылки на нем подпрыгнули. – Ты думаешь, что он заботится о дикарях? Или о сельве? Думаешь, что он хочет сберечь золото? Эта гадина хочет превратить сельву в свое государство и заграбастать все плантации коки. Он уже собирает армию, в Америке его поддерживают, хотят провести среди дикарей выборы… Ох, мне смешно! Эти разукрашенные гориллы будут выбирать президента! Можешь не сомневаться, они выберут Августино, ведь он сам выходец из какого-то племени. Тогда он станет единственным хозяином всех кокаиновых плантаций, а янки с его разрешения будут таскать золото.
Вдруг кто-то положил руки на мои и Анны плечи и на чистейшем русском крикнул над самым ухом:
– А-а, попались! Вот вы где, голубчики!
Я обернулся и, к своему величайшему изумлению, увидел толстое лицо моего соседа по самолету, который клеился к нам с Анной всю дорогу. Он был в белой рубашке с расстегнутым воротом, гладко выбрит и, кажется, совершенно трезв.
– Откуда вы здесь, черт вас подери! – спросил я, сбрасывая его руку со своего плеча.
– От верблюда! А мы здесь, между прочим, всей группой. Приехали на фестиваль.
Хуан оказал нам медвежью услугу, придвинув толстяку стул. Тот тотчас сел, хотя я и Анна не скрывали своих чувств к нему.
– Давайте знакомиться! – излишне возбужденно сказал толстяк и протянул руку Хуану: – Федор Иванович.
– Шаляпин, – добавил я.
– Представьте себе, не Шаляпин! А всего лишь Трофимов. Федор Иванович Трофимов.
– Мы, собственно, не очень вас ждали, – холодно сказала Анна.
– Да, конечно! Но как мир тесен! Вы посмотрите – неделю назад мы потерялись в этой огромной и загадочной стране, вы успели побывать в Перу, Эквадоре и даже Колумбии, и нате вам! Встречаемся на фестивале в Оруру. Разве не чудо?
– А вы неплохо осведомлены о наших путешествиях, – мрачно сказал я.
Трофимов развел руки в стороны.
– Человек – не иголка. И не лодка. Он оставляет следы… Ну, каковы ваши впечатления от путешествий?
– У меня нет никакого желания рассказывать о них вам.
Хуан тронул меня за локоть, чуть придвинулся и спросил:
– Это твой приятель?
– Да, сеньор, – неожиданно ответил ему Трофимов по-испански. – Мы из одной туристической группы. Сначала потерялись, а потом нашлись… А вот еще один, – перешел он на русский, показывая рукой в толпу.
Конец ознакомительного фрагмента.