ПМК (проза+Х4)
Дорога домой напомнила мне, как наши войска отступали от Москвы на сожженный Смоленск. Конина с порохом – о-ля-ля! Ноги вязли в мокром снегу, в животах стреляли пушки. Император говорил нам: «Гляди бодрей, робята! Ужо придем домой – наедимся лягух-от! А доброму французу и конина – бланманже!»
Мы верили, покуда оставалась конина.
Наст похож на пенопласт. Очень трудно жить без ласт.
Читал вместо лекции по риторике студентам стихотворение Гумилева про мертвых пчел. Рассказывал также про магию белого человека, которая сильней всех магий. Новость о том, что старина Клод Л.– С., внук версальского раввина, жив, вызвала у части аудитории сдержанную радость, смешанную с недоумением.
И никто не спросил у меня, как это ему удалось.
Гумилев не нюхал пчел – он жирафа предпочел.
Проходя вечером мимо всегда пустого магазина «Мясо», увидал в окно, как женщина-продавец, стоя к окну спиною и непристойно изогнувшись, засунула верхнюю часть своего тулова в прилавок. То ли клевала кровавую пищу, то ли сама туда ладилась в виде товара, то ли плохо ей стало…
Поостерегся заходить проверять.
Пахнет вечером хорей, как четырнадцать хорей.