***
Над городом пух тополиный,
и в воздухе запах вина,
и кто-то с какой-то Полиной
беседу ведет из окна.
Нетрезвый путеец Степанов
в кустах копошится. Горят
на клумбах плафоны тюльпанов,
и пчелы надсадно гудят.
Железнодорожное лето
в хлопчатобумажном пуху.
За речкою радио где-то
склоняет чилийскую ху…
Век умер, закрыт на засов он.
Но как очутились мы здесь,
где ситец небес разрисован
усилиями ВВС,
в том пыльном пространстве, в котором
мы не были сроду с тобой,
где девы электромонтерам
про шарик поют голубой,
где тополя семя шальное
так липнет к плакатам, платкам,
к Полине, сомлевшей от зноя,
к торгующим квасом лоткам,
к пилотам, привычно парящим,
к матросам, плывущим вдали,
к поэтам, стихи говорящим,
к собакам, лежащим в пыли?
..............
Степанов в сознанье приходит.
Домой спотыкаясь бредет.
И грустную песню заводит —
о родине что-то поет.