Золото из школьной стены
Летом 2005 года, когда я еще работал в своем «Аномальном вестнике», удивительной газетенке, собирающей со всех просторов страны разные невероятные истории, в редакцию позвонили. Звонил мужчина, по голосу – представительный, потому что перекатывал слова во рту, как морские камешки, и держался строго, по-военному.
– Газета? – орал он в трубку. – Газета, спрашиваю?
– Да, – сказал я, – газета.
– Тогда мне к вам, – обрадовался он, – мы тут клад нашли.
Сами понимаете, что бывает с нормальным человеком, когда он такие чудесные слова слышит. Худо бывает с человеком. Вот и я вздохнул и подумал: приехали, только клада на мою бедную головушку и не хватало. Но тот, на проводе, о моих сомнениях ничего не знал, поэтому рапортовал мне строго и четко:
– Значит, так. Клад золотой.
Час от часу не легче, подумал я, еще и золотой. Нам тут только золотого клада не хватало. Небось, медь или латунь, в лучшем случае бронза. Золотые клады – это, знаете ли, редкость. Их простые смертные не находят. Но мужик в трубке был непреклонен.
– Да, совершенно золотой…
– Вам бы в музей, – сказал я удрученно, – там вам помогут и документы оформят.
– В музее мы уже были, – ответил он с ненавистью, – послали нас в вашем рассаднике культуры. Так что одна дорога – в газету.
Я вздохнул, положил перед собой блокнот и приготовился записывать. Хоть пару раз в год, но посещали нас сумасшедшие разного толка, которые обещали предоставить науке золотые клады. Приходили с картами, где против какой-нибудь деревеньки стоял черный жирный крест со словами «копать тут от третьего столба»; приходили и старушки, получающие нищенскую пенсию, те больше доносили слухи, ожидая, что мы всей редакцией возьмем в руки лопаты и заступы и пойдем ворошить прошлое, хотя труд наш будет безрезультатен. Бабушки надеялись на премию от клада. Их понять можно. На такую пенсию и кошка не проживет. Но этот мой собеседник процентами от клада совсем не интересовался. Он был напорист и очень жизнерадостен.
– Мил человек, – орал он с воодушевлением, – тут история такая, что по телефону бессмысленно. Приезжайте, а? – И, предотвращая единым махом мой отказ: – Приезжайте, я вам машину пришлю.
– А кто вы? – тупо спросил я, все еще надеясь отвертеться.
– Кузькин я, – радостно сказала трубка, – предприниматель. Приезжайте, а то зря только время переводим.
– Ладно, – вздохнул я, поняв, что от настойчивого мужика никак не отделаться. – Присылайте.
– Хорошо, – обрадовался он, – сейчас и пришлю. Ждите.
И трубка огласилась прерывистыми гудками.
Ах ты, думал я с отчаянием, вот ведь жук! Даже не дал телефона своего записать. Сразу машину эту поганую подал. Теперь сиди и жди, будто у меня других дел нет, чтобы по ложному вызову черт знает куда ехать. Не было печали… И только я хотел к главреду податься, как дверь открылась и на пороге появился наш ответственный секретарь.
– Ну, – говорит секретарь, – поезжай.
– А ты откуда знаешь? – спрашиваю с противным холодком между лопаток.
– Да уж знаю, это я к тебе его и перенаправил. Поезжай, поезжай, – добавил, поцеживая папироску, – не прогадаешь. Кузькин – он хороший мужик, правильный, зря волну гнать не будет.
– А ты, – спрашиваю, – откуда знаешь?
– Да он же руководитель СМУ, ему по должности шутить не положено. Если говорит, что клад, так и есть – клад.
– Хорошо, – сказал я ледяными губами, – поеду, если это редакционное задание.
– Считай, что задание и от других дел ты временно освобожден.
Тут и машина подошла. Мощная такая машина, вся зеленая, по виду совершенно армейская. И шофер в кожанке и синем берете выглянул из кабины и помахал мне рукой. Мол, иди сюда, журналист, повезу. Я сел. Шофер рванул с места, и машина с урчанием поползла вперед. Так ползла она и ползла, пока не вырвалась за городскую черту.
– Э, – забеспокоился я, оглядываясь по сторонам, – куда это вы меня везете?
– К Кузькину, – отрывисто сказал шофер и ничего больше объяснять не стал.
А окраины тем временем сменились дикими совершенно ландшафтами с пустырями и строительными кранами, желтой глиной на обочинах и глубокими канавами с ледяной рыжей водой. Потом в прошлое ушли и эти канавы и краны, а их место заняли пустые поля, луга с жухлой осенней травой и сизые домики деревень. Так оно теперь и менялось: деревни – лес, деревни – лес, и шоссе все дальше и дальше уводило от города.
– Долго еще? – в отчаянии спросил я у неразговорчивого водилы.
– Дак с четверть часа.
Он не лгал. Минут через пятнадцать машина свернула с шоссе, проехала немного по узкой глинистой дороге и затормозила у развалин дома. Левая часть былой лепоты была уже полностью снесена, справа торчали полторы стены и яма. У этих стен нас поджидал седой мужчина в зеленой ветровке.
– О, – обрадовался он, точно ничего лучшего в жизни и не желал, – приехали! – и не дожидаясь, что вылезу и поздороваюсь, сразу добавил: – Я Кузькин, Олег Георгиевич, сейчас вас в курс дела введу.
Кузькин вытащил меня из машины и поволок за собой. Все происходило с такой скоростью, что я не успевал даже думать, просто шел за ним и глядел по сторонам. Стройка как стройка, ничего оригинального.
– Вот, – между тем сообщал мне этот энтузиаст, – копали, понимаешь ли, тут, сносили стены, возьми, как назло, клад нашли.
– Золотой? – переспросил я, помня о первом еще разговоре.
– Точно, золотой, – кивнул мне он, – ценности необычайной.
– И где же он? – спросил я, оглядывая котлован, остаток стен и перекошенный объездной знак.
– Тут, – гордо ответил хозяин стройки, – вот.
Я, конечно, ко всякому привык. К обману тоже. Но этот Кузькин вытащил из необъятного кармана куртки ящичек – по виду стальной или из сплава.
– Что это? – спросил я ошарашено.
– Э, – замялся Кузькин, – тут все о кладе и есть.
Оказалось, прибыл Кузькин на деревенский объект, чтобы снести старое здание и подготовить площадку для новой стройки. Пару дней назад рабочие стали ломать стены, а тут среди камня и известки и мелькнул этот ящичек. Строители сразу работу побросали, вокруг находки сгрудились, едва удалось их остановить, чтобы не ломали хотя бы. Был на участке бывший слесарь, он старинный замок за пару минут без всякой поломки и вскрыл. И что оказалось?
– Золотой клад? – потрясенно прошептал я.
– Хм, – сказал Олег Георгиевич, – сперва я тоже так думал. Мал, конечно, ящик, но на пару украшений с бриллиантами хватит. Нет, берите выше!
– Куда ж выше то?
– Древний это клад, – добавил он рассудительно, – очень древний.
Ящик, который мне предъявили, был стерильно пуст.
– Э, – вздохнул Кузькин, – сведения мы от рабочих подальше убрали, а то позарится еще кто.
– Какие сведения?
– А я разве не сказал? – удивился он, – те, что в той тетрадочке были и на листке приказа под печатью записаны.
– А клад?
– Так об этом и речь! – Кузькин схватил меня за талию и снова потащил по грязи, теперь уже в одинокий сизый вагончик. – Вот, – вытащил он из стола тетрадку и какие-то бумаги, – поглядите только.
«Сим удостоверяю, – читал я, ничего уже не понимая, – что изделия из желтого и белого металла (предположительно золото, серебро, а также бронза), сданы в количестве 37 штук общим весом семь килограммов триста граммов. По случаю находки составлена следующая опись:
Золотая пластина с надписью на чужом языке и рельефом в виде бородатого мужчины – 1 штука.
Золотой гребень с двумя бегущими зверями сверху – 1 штука.
Золотой гребень с лежащим на отдыхе животным в виде барса – 1 шутка.
Золотая птица (сокол?) с раздвинутыми крыльями, как бывший царский герб, но одной головой, – 1 штука.
Золотая олениха непонятного назначения, – 1 штука.
Зеркало в бронзе, имеющее дырку посередине, с зверями на ручках – 2 штуки.
Золотая фигура коня без всадника – 1 штука.
Золотая змея, вся в завитках и чешуе – 1 штука.
Серебряный крест католической формы с красным камнем и надписью на чужом языке, предположительно немецком, – 1 штука.
Кольцо с самоцветами из желтого металла – 1 штука.
Золотая диадема для женской головы с витым кружевом – 1 штука.
Золотые серьги персидской работы – 1 пара.
Пряжки из желтого металла, заколки и прочая мелочь в количестве 24 предмета.
А также три килограмма восемьсот граммов серебряных и золотых монет.
Выемка произведена 13 ноября 1920 года при двух свидетелях – тов. Попове Б. Б. и Серегине Т. И.
Выял комиссар Гришка Трябухин.
Принял комиссар Николай Васильев.
К данному перечню присовокуплены собственноручные исследования учителя бывшей мужской гимназии, а теперь школы трудового воспитания имени Коминтерна, Грабишкина Петра Евстихьевича с зарисовками и фотографиями».
– Что это? – онемел я. – А клад где?
– А об этом я у вас спросить-то и хотел, – сказал мне Кузькин. – Документ есть, тетрадка есть, даже фотографии есть, только на них ни черта не видно, а золота никакого нет. Куда делось-то?
Надо же, подумалось тут мне, в жизни более забавной находки не видал. Точно: все правильно оформлено, а клада никакого нет.
– Мы все тут перерыли, думали, вдруг куда завалилось, – огорчался Кузькин. – А потом мой напарник Еремин и говорит: «Олег, так ведь если изъяты, их увезли куда-нибудь. Не стали бы снова в стенку пихать». Я тоже так думаю. Этот дом кому до революции принадлежал? Купцу какому-нибудь или богатой шишке. А когда сюда красная власть пришла, стали дом ломать, клад и нашли. А раз нашли, так государству и сдали. Нужно в музей звонить. Вот сперва мы в музей и позвонили, про клад то есть. А там девушка какая-то нервная. Как про клад услышала, трубку шварк – и молчок. Пять раз звонили – стоило нам про клад заикнуться, сразу и говорить не хотят. Хорошо еще, вы на свете есть, людей хоть слегка уважаете. Мы тут ничего не скрываем. Сами поглядите. А клад так хочется увидеть. Куда его дели? Кто? Какой он был?
Я между тем перелистывал тетрадку, с трудом разбирая бисерный почерк учителя бывшей мужской гимназии, а теперь школы трудового воспитания. Учитель, видимо, был энтузиаст. Об истории, и не только местной, он знал все. Находки из клада зарисовал с точностью, достойной средневековых граверов. И каждый рисунок снабдил надписями и комментариями относительно веса, размера и возможной принадлежности золотых изделий каким-то уже известным кладам. Сделал он и фотографии, но до нашего времени дошли они желтыми и совершенно слепыми, рисунки выглядели куда лучше.
– Не возражаете, – спросил я, закрывая тетрадку, – если я прихвачу документы с собой?
– Так прихватывайте, – радостно согласился Кузькин, – прихватывайте. А когда все узнаете, нам скажите. Вот ведь, – он широко улыбнулся, – никогда кладов не искал, а нашел, и еще какой – золотой! Тридцать семь одних предметов, не считая монет!
Так ко мне попали странные описания странной находки. А следующим утром я уже докладывал главреду, что, собственно, обнаружил. Главред поглядел на меня сочувственно и заметил:
– Знаешь, Филипп, ничего нет хуже кладов. Но вот чтобы вместо сокровищ люди находили полную опись изъятого, о таком я никогда не слыхал. Главное, непонятно – зачем.
– Понятно, – вздохнул я, раскрыл тетрадку учителя Грабишкина и прочел: «Сокровища, которые тут нашли мои ученики при ремонте восточной стены в школьной рекреации, представляют огромную научную и музейную ценность. Я смею предполагать, что этот клад войдет в историю мировой культуры и прославит имя России и ее народов на многие века. По моей просьбе и настоянию на месте этой находки товарищ комиссар Васильев захоронил памятный знак в виде звезды и полную опись изъятого у мировой буржуазии. Если кто-нибудь найдет мои записи и эту опись, знайте – наш драгоценный клад будет выставлен в лучших музеях мира. Золотые вещи, сделанные древними мастерами, по праву займут свое место среди подобных изделий. Мы должны гордиться тем, что наши предки…» Про предков, – добавил я, – тут на шесть страниц. Видно увлеченный был человек, краевед. Буду звонить в музеи и выяснять судьбу этого клада.
– А, зацепило, значит, – обрадовался почему-то главред. – Ну, ищи, добро даю. А мы потом твои изыскания в газете опубликуем. Знаешь, как назовем? «Записки кладоискателя».
– Да какой из меня кладоискатель, – рассердился я. – Мне просто интересно, куда из стенки в деревне могли попасть такие сокровища. И еще одно: откуда они там вообще взялись?
– Зацепило-таки, – расхохотался он доброжелательно. – А что, Эльмих, я в детстве тоже кладами увлекался, – но заметив, что я раскраснелся и даже голову нагнул, милостиво отмахнулся: – Я ж не обидеть тебя хочу, а поддержать. Нам на текущий момент кладоискательные статьи не помешают. Сам знаешь, что у нас с тиражом.
Я знал. С тиражом было худо.
– Отвлекать тебя не буду, – сделал вывод главред. – даю зеленый свет. С чего, кстати, начать думаешь?
– С музеев, Если такая ценность, так ведь в музей должны были сдать.
– Дерзай, – кивнул он. – Я тоже считаю, что искать нужно в музее. А к завтрашнему дню подготовь информацию, как наши строители нашли странную коробку.
– Только не это, – ошалело поглядел я прямо ему в глаза, – представляете, что там уроды науродуют? Туда же со всех окрестностей притащатся психи с лопатами и кирками! Строители нам точно спасибо не скажут.
– Да, – согласился он, – об этом я как-то не подумал. А если без указания точного адреса? Начни так: «В одном из поселков нашего района при сносе старого здания…» Ну и дальше в таком же роде. А закончи такими словами: «Редакция берет на себя обязанность проследить судьбу сокровищ и в ближайших номерах газеты…» И о работе мне докладывать! Лично. Понял, Эльмих?
Я кивнул. Он махнул рукой и сделал вид, что меня больше не существует. Но когда я выходил, крикнул в спину:
– А звезду нашли?
– Что? – не понял я.
– Звезду, которая памятный знак?
– Только ящик, – сказал я, обернувшись, – она ж, наверно, маленькая была.
– А, тогда точно пропала. Ну, иди, иди. Задумывайся.
И я задумался. Ведь по всему выходило, что клад этот существовал и был куда-то помещен. Золотые олени и кони просто так не исчезают. Я завернул учительскую тетрадку в полиэтилен, положил в рюкзак, и отправился домой – думать, сопоставлять, выяснять.