Болгария
Русские в Болгарии
Е. Анастасова
Русские иммигранты в Болгарии – сложная гетерогенная группа, формировавшаяся на довольно значительном временном отрезке под непосредственным воздействием существовавшей исторической ситуации.
Это большая и относительно слабо исследованная тема в болгарской исторической науке. В различные периоды новой истории страны подходы к теме определялись менявшейся политической конъюнктурой. Такой факт объясним сильным влиянием на судьбу Болгарии событий в России, а затем в Советском Союзе в период с конца XIX и почти до конца XX в.
Сам по себе термин «русские» мигранты, «русские», «русы» нуждается в толковании. С одной стороны – семидесятипятилетняя история СССР обусловила подход к нему в широком смысле слова. Для большинства болгар «советская» многонациональная общность – это «русские». Как «русские» воспринимаются представители множества других национальностей, к ним не принадлежащие, традиционно населявшие Российскую империю, а затем и СССР. Речь идет об украинцах, белорусах, грузинах, армянах, азербайджанцах и т. д. С другой стороны – русские включают в себя несколько субэтнических общностей; часть из них живет в Болгарии (к примеру, казаки), которые для болгар русскими не являются. И все-таки преобладающая часть эмигрантов из России – это русские. Именно такое обстоятельство, наряду с популярностью термина, оправдывает его использование в данном случае, учитывая сделанные выше уточнения.
Русская эмиграция в Болгарии имеет глубокие традиции. Его начало относится к первым годам XIX в., когда на нынешних болгарских землях (тогда в границах Османской империи) поселились казаки-старообрядцы – специфическая военно-религиозная общность, чьи потомки ныне живут компактными поселениями около городов Варна и Силистра1. Вторая группа – это ветераны русской армии, оставшиеся в Болгарии после 1878 г. Третью группу составили так называемые белогвардейцы, которые бежали в Болгарию после разгрома Белой армии в начале 20-х гг. XX в.; к ним присоединились различные группы гражданского населения. К четвертой группе относятся так называемые постсоветские эмигранты, которые перебрались в страну после распада СССР. Следует отметить, что ни одна из этих миграций не является моноэтнической. Она объединила в себе представителей различных национальных и этнических общностей, которые присущи многонациональным российским, советским и постсоветским государственным объединениям, где преобладают русские и украинцы.
Численность русских в Болгарии в настоящее время установить весьма проблематично. В соответствии с данными переписи населения в 2001 г., в Болгарии насчитывается 15 тысяч 595 русских эмигрантов, многие из которых проживают в крупных городах (в Софии – 3 тыс. 127 чел., в Пловдиве – 1 тыс. 151 чел., в Варне – 1 тыс. 358 чел.), а также 2 тыс. 489 украинцев2. Эти данные, базирующиеся на самоидентификации, весьма важны. Но есть основания предполагать, что цифры должны быть более впечатляющими в силу несовпадений между этническим происхождением и национальной принадлежностью, гражданством детей от смешанных браков и т. д. Так, к примеру, гражданин Российской Федерации может самоопределиться как болгарин, несмотря на то что обладает российским паспортом, если он является ребенком болгарско-русского смешанного брака. Возможна и противоположная ситуация, когда гражданин Болгарии признает себя русским. С подобными случаями мы сталкивались в ходе так называемых «полевых исследований». Следует также учесть и массовые явления перехода советских граждан в болгарское гражданство после 1989 г. Вначале это явление приобрело форму двойного гражданства, которое затем становилось единственным3. Такие факты участились под влиянием нестабильности, наступившей вследствие резкого изменения политической конъюнктуры в стране, когда люди почувствовали угрозу своей безопасности в атмосфере имевшей широкое распространение антисоветской риторики.
В ряде случаев приводятся более завышенные данные, которые учитывают болгарских граждан русского происхождения, временно пребывающих в стране, и т. д. К примеру, Л. Ходкевич – председатель Общества российских граждан в Болгарии, а также председатель Общественного совета этнических меньшинств – утверждает, что в стране проживает около 80 тыс. потомков белоэмигрантов4. Вероятно, истина где-то посередине. Если около 20 тыс. человек декларируют себя как русские и украинцы, можно предположить, что такое же число лиц предпочли заявить себя болгарами, «забыв» о своем русском происхождении.
Настоящее исследование базируется на осуществленных автором полевых исследованиях5, на опубликованных материалах, на архивных документах, имеющих отношение к русской иммиграции в Болгарии и в других странах. Целью работы является выявление степени мифологизации представлений о русской иммиграции в Болгарии, рассмотрение их через призму диады история – человек.
Принадлежащие к огромной русской диаспоре, рассеянной по всему миру (ее численность составляют 10,5 млн человек6), эмигранты в Болгарии составляют, по крайней мере две основные общности.
Это и классические русские «беженцы», представители различных «волн» эмигрантов, которые в 20-х гг. XX в. после развала Российской империи наводнили Европу, да и весь земной шар. Они оставили значительный след в мировой науке, культуре и искусстве. Достаточно вспомнить Н.А. Бердяева, М. Шагала, В. Кандинского, И.Ф. Стравинского, С.В. Рахманинова, Ф.И. Шаляпина и ряд других имен, которые вошли в Золотой фонд XX в. Это и специфическая женская миграция, осуществлявшаяся в «братские» страны «социалистического лагеря» в период 1956–1990 гг. В Болгарии, как и в других странах, она явилась результатом смешанных браков между болгарскими и советскими гражданами. В них преобладали брачные союзы между болгарскими мужчинами и советскими женщинами (так называемыми «русскими невестками»), по сути речь идет об индивидуальной миграции, что может быть определено как «эмиграционный поток» лишь в силу массовости этого явления, а также того значительного места, которое оно заняло в болгарском общественном сознании.
Очевидно, что эти две общности порождены диаметрально противоположным политическим, социальным и экономическим контекстом: в одном случае – революционная Россия – царская Болгария; во втором – вечная дружба между НРБ и СССР. Они не могут рассматриваться через одну и ту же призму, принадлежат к различным эпохам и обременены трудно сопоставимыми между собой проблемами, связанными с их психологическим и культурным багажом, с различиями в адаптационной стратегии и динамике интеграционных процессов.
История всякой эмиграции начинается в собственной стране. Именно там кроются причины, подтолкнувшие ту или иную общность покинуть пределы родины. Белогвардейский поток, распространив-шийся от Балкан до Северной Африки, охватил Прибалтийские государства и Финляндию, растянулся от Нью-Йорка и Сан-Франциско до Харбина и Пекина. Его корни следует искать, с одной стороны, в развитии идей свободы, равенства и благосостояния (их носителями были М.А. Бакунин, А.И. Герцен, П.Л. Лавров, Г.В. Плеханов, Л.Д. Троцкий, В.И. Ленин), а с другой – в нарастании внутренних противоречий в социально разнородной, базировавшейся на контрастах России. Внутренняя напряженность в стране привела к эскалации революционных событий, крушению огромной Российской империи и созданию занявшей почти 1/6 земной поверхности супердержавы – СССР7. Конкретным поводом для этого стала гражданская война 1918–1920 гг. между лояльным к дореволюционному устройству офицерством – «белой гвардией»8 и большевиками. В целях поддержки белогвардейцев в ходе гражданской войны осуществлялась интервенция в России со стороны ее западных союзников в Первой мировой войне, направленная на уничтожение власти Советов. До 1921 г. Красная армия сумела отразить натиск как стремившихся к реставрации прошлого бывших офицеров царской армии, так и иностранных оккупантов.
Причин неуспеха Белой армии было несколько. На первый план выдвигается ее приверженность прошлому в то время, когда дух революции пробудил всеобщую надежду на обновление, отсутствие привлекательной программы управления страной в случае победы, методы террора, к которым прибегали военные на занятой территории (в этом они не уступали большевикам), использование шовинистического лозунга «неделимой России», что отталкивало нерусские общности в стране, отсутствие единства среди лидеров движения.
Трудно представить трагизм ситуации, хаос и жестокость, сопровождавшие переход от существовавшего века «старого порядка» к рождавшемуся в крови новому, ранее невиданному социалистическому мироустройству. За развитием событий невозможно было уследить: неожиданная весть об отречении императора от престола, надежда на лучшее, потому что «все ожидали и верили в его приход», лозунги равенства и братства, дружное исполнение «Марсельезы», следовавшие за разделом людей на представителей «нового» и «старого» режима, «перерастание враждебности в пожар», смена радости «стонами и слезами», обескураживающие новости с фронта… Происходило «возгорание Русской земли со всех сторон», в котором слышался «грохот ее крушения»9.
Достоверностью отличаются детские воспоминания, которые представлены в одном из многочисленных документов «белой эмиграции», опубликованных в последнее время: «Разразилась революция… Власть менялась каждый день: то махновцы, то петлюровцы, то матросы, то гетмановцы, то большевики и т. д. В городе начались грабежи и пожары… Большевики победили и закрепились в городе, неся с собой расстрелы и убийства… Начался голод… Люди пухли и умирали. Бывали случаи и каннибализма…»10.
Начиная с 1919 г. советская власть обращала в бегство части белогвардейцев; к ним присоединялись и различные слои гражданского населения, спасавшегося от большевистских репрессий11. Общая численность послереволюционной эмиграции из России составила около 2 млн. человек.
Часть этой социально и этнически разнородной эмиграции направилась в Болгарию. За период 1919–1921 гг. в страну в основном по морю прибыло 35 тыс. эмигрантов12. Основную массу беженцев составляли остатки армии Деникина, позднее к ним присоединились представители армии Врангеля, а также значительное число эмигрантов из гражданских лиц. Они составили так называемое «южное крыло» беженцев, взявших курс на Балканы. Их маршрут начинался в портах Крыма и в Одессе, проходил через Константинополь (в результате его причалы переполнялись самыми различными судами – от кораблей до лодок), а также через лагеря беженцев на Балканах и в Северной Африке, которые финансировались представителями Антанты, а позднее и международными гуманитарными и политическими организациями13. Затем этот маршрут достигал Варны и Бургаса, а оттуда его участники направлялись в различные города Болгарии14.
Проблема, связанная с наплывом столь значительной массы людей, покинувших свою родину, как правило, из политической перерастала в гуманитарную. Голод, болезни, нищета, унижение и смерть царили в лагерях для русских беженцев. Вот как свидетельствует об этом представительница третьего поколения семьи белоэмигрантов, иллюстрируя свой рассказ фотографией, на которой запечатлены кресты возле одиноких православных надгробий в далекой египетской земле: «Родители моей бабушки (ей в ту пору было 17 лет) собрали ценные вещи и вместе со своими тремя дочерьми отправились в Одессу. Отсюда на корабле их переправили в Александрию, в Тель-эль-Кебир, в лагерь для беженцев. Стояла ужасная жара, гигиена полностью отсутствовала и как результат – эпидемия тифа… Родители бабушки умерли там… И тогда сестры решили перебраться в Болгарию, поскольку эта славянская страна с близким по духу населением и языком…».
В 1921 г. в мире изменилось отношение к Советской России, а вместе с этим прекратилась и поддержка лагерей для беженцев.
Запад настаивал на принятии русских эмигрантов Болгарией и другими странами Центральной и Юго-Восточной Европы.
Совет министров Болгарии постепенно принял большую часть эмигрантов, руководствуясь двумя мотивами: гуманным – в силу тяжелого положения беженцев, и патриотическим – эти люди воспринимались в стране как сыновья России – ее освободительницы от турецкого ига. Значительное число русских эмигрантов приняли также Королевство сербов, хорватов и словенцев (СХС) и Чехословакия.
В Болгарию прибыли различные по социальному и этническому составу беженцы (русские, украинцы, казаки, калмыки и т. д.). В большинстве своем – это профессиональные военные (элитные части Добровольческого корпуса, части Казацкого корпуса). Однако среди беженцев было немало представителей и гражданского населения – женщины и дети. Воинские подразделения расквартировались по всей территории страны, сохранив при этом свою структуру, вооружение и органы собственного самоуправления.
Поначалу правительство помогало военным подразделениям и предоставляло ряд финансовых послаблений их представителям. Более трудным было положение гражданского населения, которое сперва жило в ужасных условиях в общежитиях и на квартирах, страдая от безденежья и безработицы.
Несмотря на то, что большая часть русских были людьми образованными, их адаптация к новой обстановке в ряде случаев протекала весьма мучительно. Комиссар по делам беженцев в Болгарии епископ Стефан в начале 20-х гг. писал, что «в Европе животные живут много лучше, нежели эти люди».
Постепенно, преодолевая языковой барьер, культурные различия, довольно часто встречавшееся отсутствие профессиональной подготовки, беженцы из числа гражданского населения находили работу и создавали собственный мир в болгарских условиях. Они образовали здесь своеобразную сеть русских оазисов – школы, церкви, больницы, книжные и другого направления магазины, клубы, театры, издательства, мастерские, русские рестораны, оркестры и т. д.15, которые стали неотъемлемой частью болгарской общественной жизни16.
Социальная неоднородность русской эмиграции непосредственно влияла на судьбу отдельных ее групп в Болгарии. Военных (офицеров) в значительной своей части можно назвать общностью, репродуцировавшей ностальгию, рассматриваемую как специфический вариант национализма, подвластного внеисторическому времени17 Они были преисполнены желания возродить старую Россию и глубоко верили в то, что рано или поздно будут брошены в бой против Советов. Военные жили в своем собственном, изолированном от болгар, мире в ожидании выполнения такой миссии.
Вторая часть эмиграции (низший воинский состав, а также часть гражданского населения) была подвержена рефлективной ностальгии18, преисполненной муки, тоски по Родине, ее идеализации. Для русских она, как и Отечество, всегда была с большой буквы, что неудержимо тянуло их домой. В конечном счете они предпочли вернуться в Россию не только по причине неимоверно отягощавшей жизнь ностальгии, но и в силу ряда объективных обстоятельств19, примирившись с Советской властью20.
Третья группа – это представители гражданской интеллигенции среднего возраста; они начали свою жизнь с «чистого листа». Для них ностальгия – скорее «сердечная боль»21, своеобразное состояние психики, никогда их не покидавшее. Внезапно нахлынувшие воспоминания, в которые погружались русские эмигранты – одна из основных черт, отмечавшихся в воспоминаниях болгарских современников: «У нас было много преподавателей из числа русских. Был такой учитель труда – чудесный педагог и очень хороший человек. Когда мы хотели его отвлечь, произносили слово „Россия44, и он сразу же в мыслях уходил куда-то, вставал у окна и смотрел вдаль неподвижным взглядом… И в таком состоянии мог пребывать часами». Эти люди никогда не адаптировались к Болгарии. Но в большинстве случаев они, уезжая в Советский Союз, возвращались обратно. СССР совсем не был похож на жившее в их памяти Отечество22. Эту общность отличала специфическая маргинальностъ (по аналогии с терминологией А. Ван Женепа) национальной идентичности23. Именно такой тип идентичности, как об этом пойдет речь ниже, является наиболее характерным для эмигрантов первого поколения.
Четвертую группу составили более молодые люди, зачастую настроенные весьма либерально, которые предпринимали все возможное для адаптации к новым условиям. Они получили образование в Болгарии, создали здесь дома и обзавелись семьями, а также свой болгаро-русский круг общения, чтобы навсегда остаться в стране. Эта общность адаптировалась наиболее быстро, воспринимала Болгарию как свою вторую родину, успешно и относительно безболезненно интегрировалась в болгарское общество, стремясь стать его составной частью.
Своеобразной общностью являлась блестящая космополитическая часть российской интеллигенции, большая группа представителей которой быстро покинула Болгарию для того, чтобы занять свое место в мировых престижных культурных и исследовательских центрах.
Особый случай – эмигранты, попавшие в отдаленные населенные пункты, и оказавшиеся изолированными от основной массы своих соотечественников. Как правило, это люди не очень образованные, не без основания опасавшиеся любых вестей, исходивших как из СССР, так и от болгарского правительства. Они вступали в браки с болгарками, полностью принимали болгарский образ жизни (не намного отличавшийся от образа жизни российского крестьянства) и стремились раствориться среди местного населения, дабы не привлекать к себе никакого внимания.
Институты. Существование в чужой среде столь значительной группы эмигрантов, которые оказались перед необходимостью отвечать на вызов заново обустраивавшейся жизни, было связано со специфическими, базировавшимися на солидарности институтами. Их деятельность имела целью помочь выживанию и сплочению различных групп эмигрантов. Появился ряд эмигрантских организаций: военные (РОВС – «Общерусский войсковой союз», «Общество офицеров Генерального штаба», «Союз ветеранов русско-турецкой войны» и др.); политические («Русский национальный союз в Болгарии», «Союз легитимных монархических организаций», «Общество почитателей Николая II» и др.), профессиональные («Союз российских врачей», «Союз российских инженеров» и др.), культурно-просветительские («Союз российских профессоров», «Союз российских студентов», «Русские дома», «Русские клубы» и др.), благотворительные («Российский Красный крест», «Союз взаимопомощи русских в Болгарии» и т. д.) и ряд других. Они с помощью своей деятельности, опираясь на прессу и контакты, играли важную роль в жизни русской эмиграции в Болгарии24. Постепенно русские иммигранты заняли свое место в болгарском обществе, формируя неоднородную, но консолидированную общность.
В период 1929–1933 гг. началась замена на болгарские нансеновских паспортов, с которыми русские жили в стране после бегства с родины. Этот процесс приносил чисто практическую пользу для эмигрантов. Облегчались поиски работы, уменьшался риск стать жертвой репрессий со стороны СССР, возрастало чувство уверенности в себе и единства с новой родиной.
Время самоопределения. Особое место в среде русской эмиграции занимала национальная идея, присущая всем ее организациям. Эта идея была естественной и необходимой для того, чтобы оградить общность от этнической и духовной ассимиляции (призывы к русской эндогамии, к русскому образованию, к сохранению языка и «крови»).
Представленные выше различные общности можно распределить на составляющие некоей шкалы, отражающей степень национализма русской эмиграции в Болгарии. Это выглядит так: национализм, присущий первой группе (для ее представителей Болгария оставалась «чужой и бедной страной с малокультурным населением»)25; затем следует вторая группа («Нет страны лучше России»); третью отличает либерализм; четвертую – национально-гражданская «раскрепощенность»26; и, наконец, пятая группа с ее полным национальным обезличиванием. Интересно, однако, что в Болгарии русские эмигранты первого поколения для местного населения навсегда остались «русскими».
Национализм становится особенно актуальным после усиления распространения в 30-х гг. XX в. в Европе идей научного социализма. Эти идеи не обошли стороной и Болгарию, равно как и обосновавшиеся здесь круги политически активных белоэмигрантов, которые внимательно следили за событиями в СССР, где множилось число жертв сталинских репрессий. Отношение к СССР в контексте существования там сталинского режима, а позднее разразившаяся Вторая мировая война разделили русскую эмиграцию, после 1941 г. поставленную перед необходимостью выбора. Часть эмигрантов сформировала Русский охранный корпус, а затем некоторые эмигранты вошли в армию под командованием генерала Власова. Болгарские власти содействовали РОВС в наборе добровольцев из числа русских; таковых оказалось около 2 тыс. человек27. Но в большинстве своем русская эмиграция не приняла идеологию и повергавшую в шок «практику» фашизма применительно к «неарийцам». Несмотря на это, большинство оставалось пассивным. В данном случае не обошлось без определяющего влияния факта участия Болгарии в гитлеровской коалиции. Правда, формировались небольшие части для борьбы с фашизмом на Восточном фронте.
Ход войны и победа антигитлеровской коалиции принесли не только радость. Страх перед смертью, репатриацией, лагерями, сопровождавшими сталинский режим, стал поводом для бегства и самоубийств в среде белоэмиграции28 при вступлении Красной армии в Болгарию в 1944 г. Часть белоэмигрантов накануне 9 сентября присоединилась к партизанским отрядам и к воинским подразделениям соотечественников.
28 октября 1944 г. Болгария заключила перемирие с антигитлеровской коалицией. В соответствии с ним, страна должна была «выселить этнически инородное население», а ее правительству надлежало «распустить незамедлительно все находящиеся на болгарской территории прогитлеровские или иные военные формирования, военизированные или иные организации, которые осуществляют враждебную по отношению к объединенным народам пропаганду». Из 26 существовавших на тот момент русских эмигрантских организаций было распущено 22, с конфискацией их имущества. Во многих случаях без всякого на то основания расформировывались неполитические организации с изъятием их собственности.
Для части белогвардейцев наступили трудные времена. Арестованы активисты РОВС, лица, сотрудничавшие с Германией, отправлены в воспитательно-трудовые лагеря, массово осуществлялась репатриация. Русская эмиграция в Болгарии начала жить с присущими сталинскому социализму идеологемами – шпионаж, диверсии, агенты-провокаторы и т. д. Одним из впечатляющих приемов стало доносительство в кругу родных, друзей, соседей. К примеру, классическая история а ля «Павлик Морозов», иллюстрирующая параноидальный характер атмосферы тех лет в Болгарии: «Мать A. была болгаркой. Отец ее (русский) умер в начале 40-х гг. Мать опасалась, что ее дитя – это «белогвардейский ребенок». Женщина жила в страхе перед своим 9-10-летним отпрыском, боясь «как бы чего не вышло». И, наконец, она решилась донести на дочь: «растет белогвардейский выродок». Так А. обзавелась досье и клеймом «ребенок белогвардейца»29.
В 50-х гг. проблема белогвардейской эмиграции в Болгарии утратила свою актуальность. Было разрешено возвращение советских граждан в СССР (для освоения целинных земель, но без права жить в столице и Ленинграде)30. В Болгарии остались около 7500 белогвардейцев, в большинстве своем граждане этой страны. Прекратил деятельность Союз советских граждан, а здание, в котором он размещался, перешло в руки созданного в тот момент Комитета болгаросоветской дружбы31.
Прежде всего можно выделить вклад русских высококвалифицированных военных, опыт которых широко использовался для нужд болгарской армии. Они активно выступали с лекциями и беседами в Военном училище, в софийских гимназиях, в военных клубах. Велики заслуги русских иммигрантов в развитии болгарской медицины и медицинского образования. Русские академики и профессора участвовали в создании медицинского факультета Софийского университета, врачи и медицинские сестры работали в русских и болгарских больницах. Больница Русского общества Красного креста получила широкую известность своим высоким уровнем хирургии. Среди русских медиков-преподавателей много имен с европейской известностью: академик Г.Е. Рейн, руководившей кафедрой акушерства и гинекологии и написавший первый болгарский учебник в этой области; профессор B. П. Воробьев – основатель и руководитель кафедры анатомии, издавший анатомический атлас и основавший анатомический музей.
Целый ряд специалистов были заняты в области физиологии, гистологии, биохимии, неврологии, психиатрии, патологоанатомии и т. д.
Довольно многочисленную категорию составляли представители гуманитарных наук, основатели национальных школ в Болгарии. К их ряду принадлежат известные историки (В. А. Мякотин, П.М. Бицилли, Э.Д. Гримм, Н.П. Кондаков) и филологи (М.Г. Попруженко и П. Созонович, Н.С. Трубецкой, К.В. Мочульский и др.). Все они являлись преподавателями Софийского университета.
Часть русских ученых весьма быстро покинули Болгарию, как, к примеру, известный филолог князь Трубецкой; для этих исследователей масштабы страны были явно несовместимыми с их научными амбициями. Они перебирались в Прагу, Париж или же за океан, оставив значительный след в болгарской науке.
В Болгарии существовало и русско-болгарское книгоиздательство, которое публиковало литературу политического, философского, богословского и других направлений, осуществлялся книгообмен с русской эмиграцией. Проживали в Болгарии и многие русские журналисты, издававшие свыше 100 русских газет и журналов.
Среди обосновавшихся в Болгарии русских были и представители изобразительного искусства – художники, сценографы, иллюстраторы, специалисты в области церковной живописи, карикатуристы. Большое значение имело появление Театра русской драмы, Русской оперной группы, чьи контакты с русской эмиграцией в Европе обеспечивали появление на софийских сценах русских исполнителей с мировой известностью. По приглашению Софийского народного театра в Болгарию прибыл Н.О. Массалитинов. Он оказал большое влияние на театральное искусство страны. В настоящее время часть из потомков русских артистов составили ряд известных деятелей болгарской культуры. Это такие личности, как Таня Массалитинова, Ю. Виннер-Ченишева И. Чмыхова, воспитавшие целые поколения болгарских эстрадных исполнителей, и др.
Одной из замечательных личностей, благоговейно почитающихся в Болгарии, является архиепископ Серафим Соболев. Авторитетный богослов и священник русской церкви Святого Николая Чудотворца, он покоится в крипте при этом храме. Еще при жизни архиепископ Серафим стал известен как чудотворец, а в наши дни почитается народом как святой. Его могила – одно из наиболее посещаемых святых мест в Софии. Там всегда много людей, которые оставляют обращенные к отцу Серафиму записки с просьбами в полной уверенности, что они будут выполнены.
Не менее важными являются сохранившиеся в среде болгар воспоминания о контактах с белогвардейцами. Почти все местные жители, кто был знаком с кем-то из представителей иммигрантов (представителями первого поколения – весьма пожилыми людьми), вспоминают с теплотой своих учителей, соседей, друзей, в ряде случаев оказавших влияние32 на их профессиональное или личностное становление33, помогавших решать те или иные проблемы или же, оставивших приятное впечатление своей корректностью, сердечностью, добротой.
После 1944 г. Болгария коренным образом изменила свое отношение к СССР, что получило отражение в известных клише: «дружба навеки», «братский Советский Союз», «Россия и Болгария – две верные сестры» и т. д. В 1949 г. Болгария вступила в Совет экономической взаимопомощи, а в 1955 г. – в Варшавский договор. Началось усиленное «социалистическое строительство», появились планы и пятилетки, выполнявшиеся под руководством коммунистической партии.
В период 1945–1989 гг. во всех областях жизни Болгарии – социальной, экономической и политической – явным было присутствие «советских товарищей»: на промышленных объектах, в научно-исследовательских институтах, в партийных структурах трудились сотни советских специалистов – участников восстановления страны после войны, содействовавших превращению ее в современное государство советского типа.
Между двумя странами интенсивно осуществлялся обмен специалистами, учащейся молодежью, рабочими. Появились многочисленные смешанные браки и, как следствие, «русские невестки». Правда, термин этот был не совсем точен, поскольку такими «невестками» становились не только русские женщины, но и представительницы многих других этнических общностей многонационального СССР. Следует отметить, что в упомянутом потоке преобладали русские и украинки, они встречаются почти в каждом населенном пункте Болгарии и их сразу же можно распознать по характерному акценту. Как правило – это молодые образованные женщины, преимущественно с высшим или средним образованием. Часть из них быстро приспособились к новой родине, успешно реализуя здесь свои профессиональные амбиции. Среди этих женщин – педагоги и научные работники, часть из них заняла чиновничьи должности в различных учреждениях, влилась в состав руководящих кадров промышленных предприятий, а также в творческий контингент в области искусства и индустрии моды34.
Помимо неформальной сети личных знакомств, весьма важных в плане адаптации только что прибывших в страну советских невесток, облегчавших им поиск работы, а также организацию досуга, известную роль в сплочении общности до 1958 г. играли многочисленные действовавшие в стране Русские клубы. Позднее им на смену пришли Дома болгаро-советской дружбы. Деятельность последних отличалась разнообразием (библиотеки, кино, театр, организация встреч с гостями из СССР). Она включала в себя и проведение праздников (Новый год, 7 ноября, 8 марта, 9 мая), организацию разного рода торжеств для советских граждан в Болгарии. В 1975 г. был учрежден Российский культурно-информационный центр с задачей объединения русских в Болгарии.
Несмотря на это, нельзя говорить об общности советских невесток, поскольку не существовало реальных институтов, которые бы их объединяли и отстаивали их интересы. В случае необходимости такие функции брало на себя посольство СССР в Болгарии.
Для «русских невесток» имела значение возможность стать выездными. Помимо чувств к избраннику, в такой закрытой стране, каковым являлся СССР (несмотря на успешную пропаганду о самом высоком там жизненном уровне35), «труднодостижимая» жизнь за его пределами вызывала несомненный интерес у советских гражданок. Как правило, браки между болгарами и русскими – следствие «большой любви», зародившейся в результате контактов во время обучения в советских вузах, работы на предприятиях, пребывания на экскурсиях и в командировках в страны Восточного блока. Свою роль в таком плане могла сыграть и случайность (к примеру, незапланированная беременность), нестабильный социальный статус («Я была одинокой, с внебрачным ребенком. А болгары всегда стремились найти себе женщину, которая бы вела их хозяйство, пока они работали в Союзе. Так все и произошло, как бы в шутку. Для моего мужа это был второй брак, а его первая жена нанесла ему глубокую душевную рану»), порой в такие браки вступали женщины весьма зрелого, по меркам 60-х гг. XX в., возраста – старше 27 лет. Судьба смешанных браков была различной.
Конец ознакомительного фрагмента.