Камень зеленоликой богини Тары
Самоцветы издавна почитались в Монголии. Из них изготавливались различные украшения и предметы быта, а некоторые камни имели определенное символическое значение в ритуальных обрядах. Так, например, шарики из лазурита, рубина или шпинели на головном уборе в старину олицетворяли место его владельца на иерархической лестнице. Определенные камни посвящались буддистским божествам. Самой почитаемой зеленоликой богине (по-монгольски Ногон Дарь-Эхэ) посвящали только самые редкие зеленые камни. Эта богиня, согласно буддистской мифологии, ведет человека через весь океан земного существования и оберегает его от зла. Она являлась самой популярной в кочевьях Монголии, и мне не раз приходилось видеть ее изображение в юрте кочевника-арата в почетном месте на алтаре. А рядом неизменно лежал кусочек ногоон чулуу (зеленого камня). По буддистскому мифу, эта богиня родилась из слезы Бодхисаттвы Авалокитешвары[31], скатившейся на землю – образовалось озеро, на нем вырос и поднялся чудесный цветок лотос. А когда раскрылись его лепестки, там уже сидела зеленоликая богиня Тара. Слеза Авалокитешвары, по мнению буддистов, это символ скорби божеств и несчастья людей. Успокаивать их, искоренять зло и была послана богиня Тара. Ну а люди чтили и поклонялись ей, и тот, кто мог найти ногоон чулуу (зеленый камень), приносил его на алтарь богини.
Рис. 9. Богиня Тара
Особым почетом у монголов во все времена и до настоящего времени пользовались камни пяти цветов: голубого, красного, желтого, белого и зеленого. В древней символике монгольского народа голубой цвет (цвет неба) означал вечность и верность, красный – силу и радость, белый – чистоту и невинность, желтый – любовь и богатство, а зеленый, цвет жизни, олицетворял божественную силу богини Тары. Выразителями этой цветовой энергии были, соответственно, голубая бирюза, красный коралл и карнеол, желтый сердолик и белоснежный жемчуг и кахолонг. А вот с зелеными камнями Монголии не повезло. Здесь не оказалось нефрита, малахита, хризопраза и многих привычных для нас камней.
Территория соседней с нами Монголии являлась областью традиционной старательской добычи самоцветов. Это нашло свое отражение в первую очередь в обилии древних выработок-копей в местах нахождения самоцветов. Такие выработки известны на месторождениях раухтопаза (дымчатого кварца) – Горихо и Дзун-Баин в Хэнтэйском хребте к северо-востоку от Улан-Батора. Здесь китайские старатели издавна добывали дымчатый кварц и черный кварц (морион) для изготовления очков, защищающих от света. Отражается это и в многочисленных географических названиях гор, местностей, селений, таких как Оюу-Тологой (Бирюзовая гора), Хувт-Хундэй (Янтарная долина, названная так благодаря находкам янтароподобного благородного змеевика), Эрдэнэтийн-обо (Драгоценная гора) или Эрдэнэ-Цогтын-обо (Гора драгоценного пламени, названная так из-за красочного рисунка в окаменелом дереве, напоминающем языки пламени). Эти примеры можно было бы продолжить, но и этого достаточно, чтобы понять, что самоцветы Монголии с давних времен привлекали внимание населявших ее народов – хуннов, тюрков, монголов. Тем не менее происхождение многих камней и история их разработок долгие годы были неизвестны. И только в 1968 году в Монгольской народной республике обратили внимание на щедрые природные богатства самоцветов. При министерстве топливно-энергетических ресурсов и геологии была создана специализированная геологическая экспедиция с интригующим всех названием Унгут Чулуу («Цветные камни»). В ее задачи входили поиски, разведка, добыча и обработка камней, как ювелирных, так и поделочных. А полем деятельности этого уникального геологического подразделения была вся территория республики с расстояниями более 2000 км по широте и 1000 км по долготе – от бескрайних просторов великой пустыни Гоби до обширных горных хребтов Хэнтоя, Хангая и Монгольского Алтая.
Мне посчастливилось в семидесятых годах застать самый разгар этих работ и принять участие в открытии многих замечательных монгольских самоцветов – сапфирина, родонита, граната-пиропа, хризолита, лунного камня и других. Надо сказать, что монгольская природа, создавая свои удивительные творения – самоцветы, явно отдала предпочтение камням красных и желтовато-золотистых тонов. Они словно впитали в себя яркость монгольского солнца, жар расплавленных песков Гоби и неукротимый огонь подземных глубин. Таковы красные гранаты – пироп и альмандин, которыми вправе гордиться Монголия. Это удивительный по своим оттенкам сердолик-карнеол: то ярко-красный как степные цветки-«жарки», то густо-красный и прозрачный, как рубин, то красновато-оранжевый, подобный огненному опалу. Это желтые агаты-ониксы и солнцеподобные сердолики, розовый, как утренняя заря, родонит и разнообразная по цвету яшма.
А вот зеленым камнем природа, казалось, обделила Монголию. Мы долго и безуспешно искали самый излюбленный на востоке самоцвет – нефрит, но он так и не открылся. А есть ли в Монголии амазонский камень? Долгое время его тоже не находили, пока не встретили в Жанчивланском массиве. Среди гранитов, слагающих этот массив, геологи увидели небольшие пегматитовые жилы, содержащие запорыши (пустоты) с кристаллами горного хрусталя и полевого шпата зеленого цвета. Пусть небольших размеров и его было немного, но все же это был амазонский камень яркого салатно-зеленого цвета с вростками дымчатого кварца. Мне сразу же вспомнились Ильменские копи на Урале, где все было гораздо более впечатляющим. И все же я обрадовался находке своего любимого амазонита на монгольской земле. Единичные находки его не имели практического значения – от геологов ждали иного.
Рис. 10. Амазонитовый гранит
Огромный размах гражданского и монументального строительства в монгольской столице и новых городах республики требовал применения дешевого и разнообразного природного сырья. А в самом Улан-Баторе в это время стал строиться Дворец Бракосочетания, в котором художники планировали создать настенные мозаичные панно из цветного камня. И наша экспедиция приняла на себя заказ времени: искать и найти различные по цвету декоративные поделочные камни. В Гоби были найдены россыпи с голубыми, как монгольское небо, халцедонами-сапфиринами, разноцветные агаты и яшмы, «камень утренней зари» родонит, белоснежный мрамор и многие другие. А вот с зелеными камнями, казалось, неразрешимая проблема. И вот наконец счастье улыбнулась нам: раздобыли сведения о каких-то необычных зеленых гранитах в 130 км к западу от Улан-Батора. Они были обнаружены геологами-съемщиками на Абдарском гранитном массиве, растянувшемся на несколько квадратных километров среди ровной полынной степи. Здесь на невысоких сглаженных сопках где-то прятался диковинный зеленый гранит, скрываясь от глаз под таким же зеленым и сочным травяным покровом. Вместе с монгольским геологом Будом мы излазили весь массив, изучая каждую осыпь или коренной выход гранитов, осматривая каждую промоину и выбросы из тарбаганьих нор. Вначале нам не везло: попадались лишь мелкие граниты зеленовато-белых тонов. И вот наконец на вершине одной сопки среди буро-серых осыпей словно брызнула в глаза ослепительная яркая зелень. Вот они, зеленые граниты, а правильнее их назвать амазонитовыми гранитами. И здесь они уже были не в виде отдельных пятен, а предстали перед нами сплошными глыбовыми россыпями, протянувшимися на 300–500 м. С каким упоением мы раскалывали молотками выветренные поверхности глыб, внутри которых открывалась дивная каменная мозаика! В ней щедро были разбросаны крупные зерна амазонита, то похожего на зеленую степную траву, то зеленовато-голубого цвета – совсем как амазонский камень с Урала. На зелено-голубом фоне пород кое-где мелькали прозрачные зерна дымчатого кварца, белел похожий на сахар альбит, черными глазами светилась железная слюдка – биотит. Наиболее красивыми были бесслюдистые породы со спокойными, голубыми тонами, где больше всего содержалось собственно амазонита.
Рис. 11. Монгольский всадник
Мы перебрали с Будом целые груды амазонитовых гранитов, выделяя среди них различные типы по цвету и рисунку, и отбирали лучшие образцы зеленого камня. Уже вечерело, когда мы с наполненными доверху рюкзаками спустились с гор в долину навстречу ярко горящему костру, зажженному товарищами. Они уже заждались нас, но, по обычаю, до еды не пытали нас расспросами. Пожилой техник Буян неторопливо разогревал на костре пищу, а мы с наслаждением глотали из пиал терпкий, бодрящий крепостью кумыс. Широкое, обычно невозмутимое лицо Буда на сей раз светилось довольной улыбкой. Наконец он не выдержал, развязал свой рюкзак и начал выкладывать возле костра собранные образцы амазонитового гранита. Буд раскладывал их при свете костра, делился своими впечатлениями с окружившими его Буяном и молодыми горнорабочими.
Я не слушал его: у костра меня разморило, и веки, словно намагниченные, начали смыкаться. Но Буд не дал мне спать: его очень заинтересовал этот загадочный амазонит, так щедро украсивший абдарский гранит.
– Ну ладно, Буд! Я расскажу вам все, что знаю и помню об амазоните, – согласился я. – Дай только заварю – да покрепче, как эта ночь, – чай.
И я рассказал монгольским товарищам об Ильменских копях на Урале, о воинственных амазонках, именем которых назван камень, о необычных свойствах этого удивительного, чисто женского самоцвета. Я долго рассказывал, сидя возле костра посреди безмолвной ночной степи. В небе полыхали холодным пламенем крупные звезды, а над темнеющими сопками нависла Большая Медведица, словно желая зачерпнуть своим ковшом вершину Абдарского массива амазонитовых гранитов. И меня снова стало клонить ко сну, но Буду не давал покоя этот загадочный амазонит. Он еще долго выспрашивал меня, уже лежа в спальном мешке.
Наутро, откинув полог палатки, я увидел угловатую фигуру техника Буяна, старательно поджаривавшего на костре тушку тарбагана. Кто же это так постарался? И тут я заметил сидящих возле костра гостей – старого степного арата и невысокую девушку с длинным охотничьим ружьем и в голубом халате-дэле. Неподалеку, в высоком частоколе разноцветных трав, паслись их низкорослые черногривые лошадки – мори. Сидевший рядом с гостями Буд оживленно рассказывал им об амазонском камне, поглядывая на лежащие у его ног штуфы амазонитового гранита. Я подошел к костру и познакомился с гостями. У суровой с виду охотницы оказалось нежное поэтическое имя Наранцэцэг (солнечный цветок). Она с большим интересом слушала рассказ Буда об амазонках и их камне, с лица ее исчезла кажущаяся суровость, и она вся светилась белоснежной улыбкой.
После традиционного чаепития с поджаренным тарбаганом Наранцэцэг, пожелав нам на прощанье удачи, ловко вскочила на свою рыжую лошадку и, сидя прямо, не сгибаясь в седле, стремительно понеслась по степи. Перехватив мой восхищенный взгляд, Буд с улыбкой заметил:
– Наверное, эти самые амазонки жили и у нас в Монголии. Я так думаю, – и в его хитро прищуренных глазах запрыгали огоньки.
Окрыленные первой удачей, мы вернулись к амазонитовым гранитам для проведения необходимых геологоразведочных работ. Наши прогнозы оправдались: были выявлены большие запасы амазонитовых гранитов, которые впоследствии использовали как ценный природный материал.