Часть I
Загадки летописания
Начало земли Русской
Начинать изучение истории народа русов и их деяний лучше всего с самой главной, самой знаменитой, самой важной для истории современных русских, украинцев и белорусов, но вместе с тем и с самой запутанной летописи – «Повести временных лет» и с тех многочисленных загадок, которые она загадала историкам, как профессионалам, так и любителям. Помимо того, что это поможет нам в понимании самой проблемы русов в мировой истории, это поможет также определить верхний предел, за которым заканчивается история этнических русов и начинается история уже совсем другого народа, «полян-руси».
Изучая историю создания государства, именуемого наукой «Киевская Русь», а документами (летописями и межгосударственными договорами X века, другими произведениями средневековой Руси) «Русской землей», сторонники норманизма и его противники, как правило, не осознают того факта, что собственно главный источник, к которому они апеллируют в своих построениях, не был летописью РУСОВ. Это летопись аборигенов Киева – славянской народности ПОЛЯН, КОТОРЫЕ В X ВЕКЕ ПРИНЯЛИ В КАЧЕСТВЕ САМОНАЗВАНИЯ ИМЯ «РУСЬ», КОТОРОЕ ИЗНАЧАЛЬНО ПРИНАДЛЕЖАЛО СОВСЕМ ДРУГОМУ НАРОДУ. В этнографическом введении к своему труду летописец определил этот народ как «варяжский», отделив его от словен (норманисты аплодируют стоя). В дальнейшем я попробую разобраться, насколько оправданно было такое разделение и определение, и найти истоки этой традиции, ответить на вопрос, почему все- таки ВАРЯЖСКИМ назвали племя РУСЬ. «Повесть временных лет» или Начальная летопись в свою очередь, как летопись правящего рода князей полян-руси, стала основой для официального летописания Новгородской (многочисленные новгородские летописи), Ростово-Суздальской (Лаврентьевская), Галицко-Волынской (Ипатьевская) земель или княжеств, выделившихся после распада Киевского государства в XII веке. История ПОЛЯНСКОГО государства «Киевская Русь» началась там, где закончилась история русов. Приняв этот постулат, который следует из прочтения самой ПВЛ, мы сможем ответить на многие неразрешимые до сих пор вопросы:
– почему автору ПВЛ остались неизвестными многие громкие события IX–X вв., связанные с именем русов, – восточные походы в Закавказье, восточная торговля, события на Черном море в конце VIII–IX вв.?
– почему летописцы так путаются в вопросах происхождения русов (выводя их то от варяг, то с Дуная) и почему летопись подчас противоречит археологии?
– почему киевские летописи совершенно игнорируют существование современного им Русского государства на территории современной Румынии, которое известно из арабских, венгерских, византийских и даже французских источников и прослеживается вплоть до татарского нашествия XIII века (см. ниже)?
Летописцам эпохи правления Ярослава Владимировича и его наследников русы – русины – русь как народ, создавший Киевское государство, были уже малознакомы и малоинтересны. Этнических русов, непосредственных представителей народа, создавшего государство «Русская земля», в это время уже очевидно, просто не осталось, равно как и русской знати, принимавшей живейшее участие в строительстве державы. Что же случилось с русами? Они просто вымерли, оставив своим подданным полянам славное имя, державу и династию. Остатки русов смешались с полянами, северянами и древлянами, что отразилось в новом самоназвании жителей Русской земли (летопись называет их по традиции «русь», но «Слово о полку Игореве» называет русский народ РУСИЧАМИ – «детьми русов»). Что же случилось со столь славным и могущественным народом? Какая катастрофа постигла их и когда это произошло? Имеющиеся у нас источники вполне способны пролить свет на обстоятельства гибели русов.
Искомый рубеж, когда Киев и Русская земля переходят от русов к полянам, определяется довольно четко – это третья четверть X века – эпоха Игоря, Ольги и их сына Святослава, то есть уже первых правителей Киева из рода Рюриковичей, или, как следует из источников, «Русского рода»! Под 944 годом ПВЛ последний раз упоминает русов в перечне племен, подвластных Игорю, отличая их от полян и варягов: «Игорь же собрал воинов многих: варягов, РУСЬ, и ПОЛЯН, и словен, и кривичей, и тиверцев, – и нанял печенегов, и заложников у них взял, – и пошел на греков в ладьях и на конях, стремясь отомстить за себя». Через 20 лет начинает свои походы его сын Святослав. В 970 году он отправился в свой последний поход – на Балканы, против Византийской империи, из которого в Киев он уже не вернется. Его войско, собранное, по свидетельству Льва Диакона, из всего «молодого поколения тавров», – тридцатитысячное войско (!) – было практически истреблено в Болгарии. Остатки дружины вместе со своим вождем погибли на Днепровских порогах в неравной схватке с печенегами. Лишь один воевода Свенгельд привел своих воинов в Киев, к наследнику Святослава Ярополку[6]. Таким образом, уже сыновья Святослава – Ярополк в Киеве, Олег в Древлянской земле, Владимир в Новгороде Великом – оказались в ситуации, когда могли опираться на воинов-славян, так как народа-войска русов больше не существовало. Естественно, что в Киеве русы еще оставались. Это и дружина Ярополка (Святослав не мог оставить наследника без воинов!), и остатки армии Святослава во главе со Свенгельдом, и русская знать, те, кто пережил Балканскую войну. Однако вскоре разразилась новая война – война Святославичей!
Новгородский князь Владимир, незаконнорожденный сын Святослава, не имевший прав на киевский престол, опираясь на новгородскую и наемную варяжскую дружину, опираясь на недовольных прохристианской политикой Ярополка его бояр, одолел брата и, коварно убив того, завладел Киевом. Владимир – сын Святослава и славянки Малуши – был первым РУСИЧЕМ на престоле. При нем происходит формирование собственно полянского государства, при нем исчезает такой важный институт прежней эпохи, как полюдье. С. Э. Цветков очень верно догадался о причине, которая заставила Владимира, только севшего на престол убитого брата, построить новое святилище в Киеве. Он не проводил какой-то «языческой реформы», не изобретал пресловутого пантеона (это блестяще доказал в своей работе «Киевское пятибожие» Лев Прозоров). Владимир ВЫНЕС святилище из-за стен ЦИТАДЕЛИ РУСОВ – княжеского двора, сделав общенародным[7]! Теперь в Русской земле не было ни полян, ни руси, а был один народ – русичи, и Владимир был их государем!
Очевидно, Владимир не доверял и последним русским боярам и русским князьям из окружения Ярополка. В дальнейшем следы знатных русских родов Х века мы находим в далекой Новгородской земле, где боярские вотчины – погосты носили имена, совпадавшие с именами русских князей-бояр («архонтов») договора 944 года. Характерно, что именно здесь, в Новгородской земле, сохранилась и одна из святынь русов – их племенной эпос, былины, рассказывающие о славных деяниях витязей Дунайской Руси эпохи Владимира Всеславича, Владимира Красно Солнышко, Владимира Древнего, эпохи войн с готами и гуннами. Современные исследователи по недоразумению связывают возникновение этого эпоса с Владимиром Святославичем, который, собственно, вбил последний гвоздь в гроб русской цивилизации на Днепре! Владимир выслал русскую знать на северные окраины, но оставалось еще русское войско – дети погибших в походах Святослава. В 988 году Владимир, сватая византийскую царевну Анну, принимает крещение и отправляет ее брату-императору войско русов числом около 10 000 воинов, которые так и не вернулись более домой. Всю свою жизнь они служились Империи, своему новому отечеству, не раз спасая его от поражений. Русский отряд стал основой для создания императорской гвардии Варангов, то есть варягов, которые вслед за русами в большом числе стали поступать на имперскую службу. Историю службы русов в корпусе Варангов проследил еще В. Г. Васильевский в своей бессмертной работе «Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе XI и XII веков».
Владимир в своих военных походах опирался уже на совершенно другие силы: на местную полянскую знать, на наемников – варягов, оставшихся служить ему (Титмар Мерзебургский называет их данами и сообщает, что они составляли ядро войска Руси), и новгородцев. Кроме того, ведя непрестанно войны с печенегами, он набрал добровольцев из числа новгородских словен, мери, кривичей, вятичей, которых расселил в военных лагерях – городах, которыми окружил Киев. Вся эта гремучая смесь, главным образом происходящая из Новгорода и Варяжского поморья, стала НОВОЙ РУССКОЙ ЗНАТЬЮ, и она так же, как и поляне, приняла название РУСЬ. Они уже не помнили, кто такие были истинные русы и откуда пришли в Киев. Лишь какие-то смутные воспоминания о приходе с Дуная, от гор Угорских, о том, что Русь была еще до прихода варягов, проскальзывают в преданиях ПВЛ. Вот они – истинные источники возникновения Варяжской легенды, заменившей историю русов. Что-то о древних правителях русов еще помнили русские по происхождению бояре Новгорода. Эти воспоминания попали в Иоакимовскую летопись в виде преданий о Словене, Владимире Древнем и их потомках – Боривое и Гостомысле, от которых происходил и Рюрик, основатель варяжского Новгородского княжества (Азбелев. «Гостомысл»).
Однако в литовско-московскую эпоху вдруг всплывают новые источники, которые знают о дунайской истории русов IV–XIII вв. Они помнят о службе русов Константину Великому, о войне с Феодосием, о союзе русов с готами Тотилы против Византии, о походах против персидского шаха Хосроя Ануширвана, об участии русов в осаде Царьграда в 626 году, о создании русской азбуки в 798-м, об участии в болгаро-византийской войне 810–811 гг.! Сведения эти отрывочны, но имеют подтверждения в зарубежных источниках! А Никоновская летопись XVI века сохранила целую летопись деяний Аскольда и Дира в Восточной Европе! Создателям официального летописания Киевской Руси источники этих сведений о собственно РУСьской истории были явно неизвестны и появились в распоряжении московских и западно-русских летописцев уже после татаро-монгольского нашествия! Вероятно, что новая информация открылась благодаря византийским источникам, распространившимся после падения Константинополя. Характерно, что все эти известия, как уже говорилось, носят отрывочный характер, но все же они позволяют во многом заполнить лакуны в русской истории и пролить свет на истинное начало Киевской Руси, дополняя зарубежные источники!
Славяне, поляне, русь в «Повести временных лет»
Отличительная черта ПВЛ, особенно этнографического введения, – ее противоречивость. Еще Шахматов объяснил это поздними вставками, разорвавшими изначальный текст. Одной из таких вставок является достаточно позднее предание о призвании варягов. Важнейшей частью введения является предание о происхождении славянского народа, его расселении и разделении на многочисленные племена и народности, примыкающее к библейскому перечислению потомков Ноя, в которое вставили и славян. Само сказание о расселении славян служит прологом к уже собственно описанию полян и полянской дорусской истории, закрываемому легендами о князе Кие и основании Киева. Далее начинается уже история Киевского княжества русов, привязанная хронологически к византийской истории и русскому походу на греков 860 года, происхождения киевской династии – «откуда есть пошла земля Русская, кто начал в Киеве первее княжить и откуда Русская земля стала есть». Однако истинные предания о появлении русов в земле Полян, варианты которых были зафиксированы византийскими (легенда о волшебнике Русе в хронике псевдо-Симеона Логофета) и арабо-персидскими («Сказание о Русе и Хазаре») источниками, оказались скрыты за Варяжской легендой. А потому особенно важно становится выделить в «Сказании о Славянах» собственно русские предания.
«Сказание» приводит две противоположные версии:
– о происхождении всех славянских народов, и полян в том числе, из древней Иллирии (в незапамятные времена) и позже из дунайских земель «Венгерской и Болгарской», то есть Паннонии и Фракии;
– о происхождении славян, в том числе и полян, из Норика, лежащего к западу от Паннонии.
Первое сказание является вариантом общеславянского предания (его знают также чешские и польские хроники), в то время как Норийская версия является в славянской культуре уникальной, что уже само по себе привлекает к себе внимание исследователя. Это заставляет именно Норийское предание считать частью собственно русских сказаний. А. Г. Кузьмин связал память о Норике с тем, что в V веке он входил в состав русского королевства Ругиланд и во владения Одоакра, почитаемого русскими (о нем знали даже запорожские казаки Богдана Хмельницкого!) и поляками еще в XVII веке как древнего русского государя. Именно это древнее русское государство на Среднем Дунае отразилось в эпосе немецкого и русского народов: былинная Святая Русь на Дунае, Русциналанд германского эпоса «Тидрек Бернский». История непримечательного вплоть до второй половины Х века народа полян поглотила реальную и легендарную историю русов – героев войн Великих переселений!
Мы не раз уже обращались к былинам, которые, как было доказано в специальных исследованиях[8], есть именно племенной эпос этнических русов и является частью общеевропейского эпоса Великих переселений. В былинах неизменным центром русов является город Киев, который стоит… на Дунае! Но самое удивительное, что мы действительно находим в Подунавье целую россыпь поселений с названием Киев, в том числе и довольно значительные, к примеру, моравский Киёв! Наибольшая концентрация дунайских Киевов приходится как раз на область влияния ругов. Это наводит на мысль, что изначально предание о князе Кие и его братьях принадлежало вовсе не полянам, а именно русам!
Косвенно эту гипотезу подтверждает и то обстоятельство, что легенда о Кие была известна уже армянскому историку VII века Зенобу Глаку, который приспособил ее к своей «Истории Тарона». По всей видимости, легенда попала к армянам от славянских поселенцев, которых расселяли арабы и ромеи на границе Империи и Халифата. С другой стороны, вроде бы именно славяне рассказали армянам легенду о Кие, Щеке и Хориве, которые стали у армян Куаром, Мелтеем и Хореаном. Причем в армянском варианте упоминается «земля палуни», то есть полян! Однако с полянами тут связан только младший брат – Хореан/Хорив. То, что уже в VII веке существовало эпическое сказание о трех братьях-градостроителях, говорит о том, что сложилось оно еще ранее, и, вероятно, в те времена, когда русы и поляне входили в одно объединение, как и в X веке. Такое предположение находит подтверждение в том, что летописец отождествляет предков славян с нориками – жителями римской провинции Норик, где в V веке существовало государство русов-ругов. С другой стороны, в «Саге о Тидреке Бернском» конунг Вальдемар/Владимир Красно Солнышко называется правителем русов и полонов, то есть полян/поляков (германский эпос вообще выделяет в массе безликого Вендланда, не считая русов, только полян и велетов – лютичей)! О древности полянского племени говорит и то, что уже в том же VII веке они были расколоты на три крупных группы – днепровскую, балканскую (вошли в состав Болгарии) и вислянскую, ставшую основой польского государства. При этом сам этноним оказался удивительно устойчив, что опять же свидетельствует о том, что сложился полянский этнос задолго до раскола. Полян постигла судьба всех древнейших славянских народностей – хорватов, дулебов, сербов, северян, дреговичей-другувитов, ободритов, оказавшихся разбросанными в самых разных уголках Центральной, Восточной и Южной Европы.
В связи со всем вышесказанным большую важность представляют те поздние летописи, которые относят строительство Киева к IV веку. К 375 году относит это событие киевский «Синопсис» XVII века.
Полянский летописец, споря с теми, кто считал Кия простым перевозчиком или даже разбойником, опирался на предание о том, что Кий ходил к Царьграду и там получил от императора, имени которого сказание не сохранило, большие дары и почести. После Кий пытался утвердиться на Дунае, где построил городок Киевец, но встретил упорное сопротивление со стороны дунайцев и был вынужден покинуть негостеприимное место и вернуться в Киев. Скорее всего, последовательность была иной: приход Кия к императору – неудачная попытка закрепления на Нижнем Дунае (летописные дунайцы жили на территории современной Румынии до прихода валахов) – строительство Киева. Возможно, что летописец или его информатор несколько отредактировали предание, и изначально конфликта с дунайцами не было, а рассказывалось о строительстве на Дунае именно Киева. Только вот о каком Киеве речь?
В поздней византийской хронике Никифора Григоры (1-я пол. XIV века) мы находим сообщение о службе при дворе Константина Великого (ум. 337 г.) некоего русского князя. Именно в начале IV века русы-руги становятся федератами Империи, что было зафиксировано в Веронском документе (307–314 гг.).
При последующих императорах отношения русов описываются уже не такими дружественными. Между 379 и 395 гг. Степенная книга (XVI в.) говорит о «брани с русскими вои» императора Феодосия. Сведение заимствовано, видимо, из жития Ивана Пустынника Египтянина. Здесь же упоминается о нападении русов на «Селунский град». Известие восходит к Житию Дмитрия Селунского. Эти даты совпадают со временем легендарного основания Киева Дунайского.
Только римско-русским союзом можно объяснить также появление латинских имен у русов. В преданиях, которые использовал Саксон Грамматик в «Деяниях данов» упомянут конунг Веспазий, которого он называет правителем Палтиски – Полоцка. Он же знает вождя русов Флокка, очень напоминающего Флакцитея, одного из последних королей Ругиланда, имя которого, возможно, связано с латинским «Флакк». От этих же времен надо полагать и РУСЬское слово «комент» – совет вождей войска, которое сообщает Лев Диакон.
Но если «Сказание о Кие» восходит к событиям IV века, когда поляне были еще едины и входили в состав Дунайской Руси – Ругиланда, то не сохранилось ли схожих преданий у поляков – потомков тех же полян?
Западнославянские предания о первых князьях и их русские параллели
К сожалению, польский эпос в целом виде до нас не дошел. Отдельные сказания о рождении Польского государства были записаны поздними хронистами. Однако именно эти сказания находят удивительные параллели в русских былинах!
К примеру, один из древних легендарных князей полян Лешко Попелюш, победивший хитростью завоевателя «Александра Македонского» с бумажными крыльями, – двойник Алеши Поповича, победившего чудовищного Тугарина Змеевича с бумажными крыльями!
В преданиях о князе Краке рассказывается о междоусобице его сыновей, одного из которых зовут также Крак, – тот же сюжет использован в былине «Королевичи из Крякова», в которой один из братьев Петр – тезка своего отца, при этом польские королевичи оказываются «святорусскими богатырями»!
Наконец, только в польском языке «богатырь», как и в русском (не в белорусском и украинском, что странно!), сохранилось в значении «герой».
Предок-эпоним польского народа Лях, или Лех, оказывается сыном праотца Слава и братом Руса и Чеха. Этот сюжет, а также предание о князе Краке-Кроке объединяют польские сказания с преданиями чехов о происхождении чешской династии Пржемысловичей, что заставляет и чехов включить в число племен, входивших в древнее Русское государство, тем более что Ругиланд располагался именно в древней Богемии, а главный богатырь русских сказаний Илья носил изначально прозвище не Муромец, а Моровлин – Моравец, выходец из Моравии!
Итак, в чехо-польских преданиях рассказывается о праотце Славе из Паннонии (отражение преданий о славянской прародине), сыновья которого Лех, Чех и Рус дали имена своим племенам. Чех передал власть мудрому судье Кроку, так как у него не было своих наследников. Крок же передал власть трем дочерям – Либуше, Кази и Тэтке. После бунта чехов, не хотевших подчиняться женщине, Либуше взяла в мужья обладавшего полубожественным могуществом пахаря Пржемысла, который и стал родоначальником чешской династии. Этот Пржемысл удивительно напоминает былинного полубога – пахаря Микулу Селяниновича, хранителя тяги земной, превосходящего и горного титана Святогора, и оборотня Волха Всеславича!
Анализ былин о Микуле привел Льва Прозорова к мысли, что Микула изначально был князем какого-то славянского племени (по мысли автора, это были кривичи). Он отождествлял богатыря-пахаря с героем белорусских сказаний князем-пахарем Радаром, но Радар, пропахавший на краковском драконе-цмоке (!) Западный Буг – границу с королем Лехом (!!!), был скорее героем эпоса дулебско-волынских, а не кривичских сказаний. Кривичский герой – это лесной охотник Бой или Бай, прародитель белорусов, хозяин исполинских собак Ставра и Гавра.
Сказания чехов помнят о борьбе их с братством или, точнее, сестринством женщин-воительниц во времена перед избранием Пржемысла. Это были настоящие славянские амазонки, которые не раз одерживали верх над мужчинами. О существовании этих амазонок сообщает и лангобардский историк Павел Диакон, отмечающий, что, по слухам, город амазонок существует в глубинах Европы и в его время. Германский король Оттон I рассказывал о Городе женщин послу халифа Ибрагиму ибн Якубу в Х веке; позже, вероятно, опираясь на него же, об амазонках сообщают и другие арабские географы. Наконец, сирийский автор VI века Псевдо-Захария Ритор называет амазонок по соседству с мифическими псоглавцами, загадочными амазаратами и «народом Рос».
Это триединство – амазонки, псоглавцы и русы – в Средние века становится постоянным. Мы встречаем его в «Саге о Вельсунгах», у Адама Бременского. Обычно известие сирийца пытаются привязать к Поднепровью и объявить «амазонок» женоуправляемыми сарматами, но все вышеперечисленные предания о амазонках, известия о ругах-русах на Дунае и, наконец, тот факт, что, по словам Псевдо-Захарии, амазонки, «народ Рос» и амазараты живут к северо-западу от 13 народов Великой Степи, некоторые из которых, например, авары, в его время проживали в Северном Причерноморье, заставляют меня вслед за Прозоровым перенести амазонок и русов в Центральную Европу.
Постоянными персонажами русских былин являются амазонки – поляницы. Аналогии русской княгине Ольге мы находим также в польских и чешских преданиях о дочери Крока Либуше и дочери польского Крака Ванде. Как можно заметить, все польско-чешские предания о воительницах и правительницах связаны именно с именем Крака- Крока и, вероятно, отражают какие-то реалии.
Еще одной удивительной параллелью, подтверждающей реальность существования некогда в Чехии амазонок-поляниц, является скандинавский цикл саг о Бравалльской битве, в которой принимали участие славянские воительницы Висна, Хете и Вебьерг. Согласно чешским преданиям, одной из сильнейших воительниц в окружении предводительницы амазонок княгини Власты была дева Хета! Совпадают и примерные хронологические рамки Бравалльской битвы и разгром чехами амазонок, так что можно утверждать, что, потерпев поражение в Чехии, амазонки могли бежать на Север и принять участие в легендарном сражении северных героев!
Можно с определенной долей уверенности говорить, что комплекс русских, чешских и польских сказаний формировался в одно время и восходит ко временам, когда все три народа входили в состав единого королевства русов-ругов на Дунае. При этом встает вопрос о совпадении в русском и польско-чешском сказании мотива трех князей, которые делят между собой владения.
В древнейшей армянской записи сказания о Кие с полянами (палуни) связаны не все три брата, а только младший – Хореан/Хорив, его уместно отождествить с Лехом, героем сказаний поляков-полян. Многие авторы обращали внимание и на сходство имен Щека и Чеха. Старший же из трех братьев – Кий, как правитель русов, может быть отождествлен с Русом. Кий считался основателем династии. Так ПВЛ сообщает: «И после этих братьев стал род их держать княжение у полян», а в летописи Яна Длугоша сказано, что потомками Кия были Дир и Аскольд – вожди русов, тот же Ян Длугош сообщает, что потомком Руса был Одоакр.
Западнославянское предание называет нам имя отца трех братьев – Слава, который жил в Паннонии (воспоминания о федератстве русов или все-таки влияние сказания о происхождении славян?). Отца Владимира Красно Солнышко, согласно былинам, звали также Славом или Всеславом («Слово о полку Игореве» называет всех русских князей «внуками Всеславлевыми»!), в новгородском книжном переложении этого предания – «Сказании о Словене и Скифе (или Русе)» – прародитель русских князей назван Словеном, а Владимир Древний превратился в его внука и сына Вандала. Любопытная параллель этой генеалогии находится в родословной готского королевского рода Амалов: Винитарий (Венед/Словен) – Вандаларий (Вандал) – Валамир (Владимир), дядя Теодориха Великого. Возможно, что именно под готским влиянием в поздней книжной версии русской генеалогии, которая и попала в летопись Иоакима, появился Вандал. Показательно, что «Сага о Тидреке Бернском» не знает Вандала. Отцом Владимира/Вальдемара здесь назван Гертнит («Славный» (калька со славянского Всеслав/Слав) по мнению Веселовского).
Вероятно, этот Всеслав/Гертнит был приемником Кия и потомком первого Слава. А славянские имена Всеслав, Владимир – отражали власть руссов-ругов над славянскими племенами. «Тидрек-сага» показывает, что имя «Гертнит» было очень популярно в Русском роде: кроме Гертнита – отца Владимира, сага называет Гертнита – сына Ильи Греческого (брат Владимира, некоторые былины называют Илью Муромца королевичем) и Гертнита – сына Озантрикса (еще один брат Владимира, конунг велетов- вильцинов). Однако Гертнит и Вандал в то же время имеют много общего – оба великие завоеватели, создатели обширной державы! Более того, в источниках IV века упоминается некий могущественный варварский правитель Харатон, которого традиционно считают вождем кочевников – гуннов. Между тем самого Харатона единственный источник, упоминающий этого правителя – отчет путешественника Олимпиодора, около 412 г. посетившего гуннов Причерноморья, – так не называет, в отличие от его вассала гуннского «царя» Доната, убитого римскими послами! В «Тидреке Бернском» гунны до Аттилы также представлены как вассалы Русских королей!
Хорив/Хореан – князь полян – в таком случае должен соответствовать Леху. Характерно, что ни у Леха, ни у Чеха предание не отмечает потомков. Чех передает княжение роду Краков-Кроков, а поляне-ляхи несколько раз избирают князей из числа простых людей, одним из которых был и Лешко Попелюш, двойник русского богатыря Алеши Поповича, пока на престоле не утверждается род Пястов.
Несколько раз уже упоминался некий древний князь Крак или Крок, которого знают и чешские, и польские легенды, а когда-то, судя по былине «Королевичи из Крякова», знал и русский эпос. В Польше Крак почитался основателем Кракова – древнего племенного центра вислян, главных соперников полян-поляков. По легенде, на горе Вавель, на которой возник Краков, прежде жил свирепый дракон-цмок, державший в страхе всю округу (сравните Змея Краговея, союзника короля Ляха из белорусских преданий!). Крак убил дракона и основал на горе град, назвав в свою честь. После смерти змееборца его сыновья, одного из которых тоже звали Крак, повздорили и оба пали в междоусобице, а престол унаследовала их сестра Ванда (былина «Королевичи из Крякова»).
В чешской версии Крок был мудрым судьей (библейский термин «судья» означает также племенного вождя), которому праотец Чех передал власть над своим народом. Крок не имел мужского потомства, и после смерти ему наследовала дочь Либуше, которая в свою очередь передала власть Пржемыслу.
Аналогии, несомненно, есть, но есть и отличия. Вероятно, некогда и Краков, и Чехия входили в какое-то славянское объединение, возглавляемое родом Краков, в котором это имя превратилось в своего рода титул (краковская версия и русская былина). С. В. Алексеев полагает, что Краки были правителями Хорватского племенного союза. Действительно, Краков оказывается между чешскими и галицкими хорватами, но этой версии противоречит то, что ни в Галиции, ни в балканской Хорватии не знают легенд о Краке. Но попробуем разобраться в хронологии.
Исторический Пржемысл пришел к власти примерно в середине VII века, судя по поколенному счету рода чешских князей. Если верить чешским преданиям, то выходит, что Крок и Чех-Щек жили в начале VII века! Многие реалии летописного предания о Кие – попытка закрепиться на Нижнем Дунае, борьба с дунайцами, потом приход на Днепр – также могут отражать реалии VI–VII вв.[9]. Но выше мы отнесли правление Кия-Руса к IV веку. Против поздней датировки говорит то, что легенда о Кие, причем без упоминания борьбы с каким-то племенем, была уже в VII веке известна армянам, а «краковские королевичи» в былинах – современники Владимира Красно Солнышко (начало V века)! Впрочем, последняя привязка достаточно условна, так как в эпосе довольно часто хронология смещается: так, Тидрек (Дитрих) Бернский, заглавный герой одноименного германо-скандинавского эпоса, выступает современником гуннского правителя Аттилы, тогда как в действительности его прототип – Теодорих Великий, король остготов, действовал уже после смерти Аттилы. Противоречие устраняется, если мы предположим, что «Крак-Крок» воплощает в себе многие поколения одноименных вождей. Таким образом, первый Крок вполне мог оказаться современником и наследником русского князя Чеха-Щека!
Столь грандиозное событие, как распад словенского объединения, вероятно, слился в памяти бывших подданных «риксов склавинов» с преданиями о первых князьях. Возможно, впрочем, что князя, возглавившего в VII веке Полянское княжество на Днепре, тоже звали Кий. Пример многочисленности различных поселений с названием «Киев» указывает, помимо прочего, и на популярность этого имени у славян. Можно говорить, что в представлении летописцев конца XI–XII века образ Кия слился с образом волынского князя Маджака, которого помнили еще в начале Х века (легенду о нем приводит «арабский Геродот» аль-Масуди), так как появление независимых славянских княжений – Полянского, Древлянского, Дреговичского, Полоцкого, Словенско-Новгородского соотнесено в ПВЛ со смертью Кия. Аналогично в легенде Масуди распад Волынского союза племен на независимые княжения связан со смертью Маджака.
Лев Прозоров в книге «Варяжская Русь» отмечает еще одну неожиданную параллель между чешскими и датскими сказаниями. В «Саге о Хрольве Жердинке» и в англосаксонском «Беовульфе» рассказывается о золотом веке правления конунга Хрольва Краки, который был нарушен страшным чудовищем Гренделем, убить которое сумел только гаутский витязь Беовульф. Среди сказаний о Кроке и его дочери Либуше есть предание о витязе Бивое, который избавил Чехию от чудовищного вепря. Помимо сюжетного совпадения и сходства имен главных героев (Бивой – Беовульф) важно отметить и ряд важных фактов:
1. Беовульф, пожалуй, единственный король гаутов-геатов, которому нет соответствий в других сагах и хрониках, что говорит о том, что для Скандинавии персонаж этот абсолютно мифический;
2. Хрольв Краки, как и славянские Крок и Крак, не оставил мужского потомства, а его прозвище было явно непонятно потомкам.
Можно сделать вывод, что предания «Беовульфа» первоначально не имели отношения к Северу, были туда занесены из славянского Подунавья и искусственно присоеденены к циклу сказаний о Хрольве. Возможно, что случилось это во времена Бравалльской битвы, и сказания принесли славянские амазонки, а может, и раньше. Но кто мог быть прообразом славянского и скандинавского Крака?
В поздних генеалогиях вандало-герульских королей, к которым привязывали происхождение династии герцогов Мекленбургских, упоминается некий Крок, король вандалов, владения которого как раз располагались примерно на территории Богемии и южной Польши. Согласно Бухгольцу, Крок был сыном того самого Радагайса, который грозил всех римлян принести в жертву на алтарях северных Богов. Радагайс пал в 406-м, а это значит, что Крок жил примерно в конце IV – начале V века! Был ли он действительно сыном Радагайса и королем вандалов? Ни один источник не называет вандалом самого Радагайса, который был вождем «варваров». Он вполне мог стать наследником брата Кия и прообразом для скандинавского и славянских Краков!
Всего круга проблем и вопросов, связанных с легендарной историей русов на Дунае и их следами в эпосах народов Европы, не изложить в одной-двух главах. Эта тема отдельного исследования, и не одного. По ходу нам не раз еще придется возвращаться к эпическим сказаниям о дунайской Руси, сейчас же вернемся к основной теме.
Варяжская легенда
Главным камнем преткновения в изучении русской истории является Варяжская легенда. Точнее, ее изложение киевским летописцем XII века, который вдруг начал учить всех своих оппонентов, в том числе новгородцев[10], что варяги – это все тамошние народы, что дань с них брали одни варяги, а князя они призывали у других варягов. Другие варяги – это и были русы, от них прозвалась Русская земля. Вот, собственно, этот знаменитый отрывок, с которого началось вторжение в науку норманистов, в переводе Лихачева: «И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманы и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти».
Антинорманистами в их споре с противниками было собранно огромное количество примеров противопоставления варягов и руси, в том числе и в ПВЛ. Не меньше свидетельств найдено ими и в пользу того, что летописные варяги – это главным образом балтийские славяне – ободриты и вагры. И вот здесь мы сталкиваемся с удивительным явлением.
Дело в том, что в летописи есть только одно место, в котором летописец утверждает, что русь – это славяне: «Поэтому учитель славян – апостол Павел, из тех же славян – и мы, русь; поэтому и нам, руси, учитель Павел, так как учил славянский народ и поставил по себе у славян епископом и наместником Андроника. А славянский народ и русский един, от варягов ведь прозвались русью, а прежде были славяне; хоть и полянами назывались, но речь была славянской. Полянами прозваны были потому, что сидели в поле, а язык был им общий – славянский». Но из текста ясно видно, что летописец считает славянами именно полян, которые не есть русь, но только получили это имя от настоящих русов, которые якобы варяги, – «от варягов ведь прозвались русью, а прежде были славяне; хоть и полянами назывались, но речь была славянской». Следовательно, был кто-то, считавший, что русь не славянское племя, и на этом основании отрицал славянство полян-руси. Иначе трудно объяснить, почему летописец так настойчиво подчеркивал, что в его время именно поляне звались русью и был это славянский народ. Узнать этого загадочного оппонента полянского летописца нетрудно – это греки. Для греков русы были не просто извечными врагами, это были ВРАГИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, все равно что орки «Властелина колец»! Причина такого отношения к русам была в Библии, а точнее, в предсказании о конце света, деятельным персонажем греческого перевода которого был «князь Рош». Для православного монаха – летописца греки были учителями в вере, непререкаемыми авторитетами и именно для них в первую очередь и доносилась эта мысль – МЫ НЕ ТЕ РУСЫ, МЫ НЕ НАСТОЯЩИЕ, МЫ СЛАВЯНЕ, ТЕ САМЫЕ, КОТОРЫМ В ИЛЛИРИИ ПРОПОВЕДОВАЛ АПОСТОЛ ПАВЕЛ! МЫ ИЗНАЧАЛЬНО С ВАМИ БРАТЬЯ В ВЕРЕ ХРИСТОВОЙ, А ТЕ НАСТОЯЩИЕ ПЛОХИЕ РУСЫ ТОЛЬКО ИМЯ НАМ ДАЛИ, ДА И СГИНУЛИ. ОНИ ДРУГИЕ – ОНИ ВАРЯГИ!
Но кто были те варяги-русь, и были ли они вообще? Немало аргументов и за, и против их существования, точнее, варяги и русы, конечно же, существовали, но существовало ли в древнейшей версии летописи определение – варяги-русь? Начнем опять же с цитат; вот что нам рассказывает само Варяжское сказание:
«В год 6367 (859). Варяги из заморья взимали дань с чуди, и со словен, и с мери, и с кривичей. А хазары брали с полян, и с северян, и с вятичей по серебряной монете и по белке от дыма.
В год 6368 (860).
В год 6369 (861).
В год 6370 (862). Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманы и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти. Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, – на Белоозере, а третий, Трувор, – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же – те люди от варяжского рода, а прежде были словене. Через два же года умерли Синеус и брат его Трувор. И принял всю власть один Рюрик, и стал раздавать мужам своим города – тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро. Варяги в этих городах – находники, а коренное население в Новгороде – словене, в Полоцке – кривичи, в Ростове – меря, в Белоозере – весь, в Муроме – мурома, и над теми всеми властвовал Рюрик».
Снова, как и в случае с «полянами-русью», летописец особенно подчеркивает, что варяги – чужаки, находники. Кроме того, явно просматривается стремление летописца пояснить, что варяги бывают разные. Это очевидно для того, чтобы читатель не запутался – то северные племена варягов изгоняют, то снова зовут их… Пояснение это опять же указывает на некий спор. На этот раз оппонентом, как и в случае с выяснением статуса князя Кия, были, скорее всего, новгородцы.
Дело в том, что в новгородском изложении «призвание варягов» выглядело несколько иначе. Там к новгородцам приходят просто варяги, видимо, подразумевается, что те самые, которых изгоняли, а потом платили дань со времен Олега до смерти Ярослава. Зато в списке приглашающих на первом месте стоит именно русь! Причем помимо новгородцев так считал и некий предшественник нашего летописца. Вот что по этому поводу пишет выдающийся советский историк М. Н. Тихомиров в работе «Происхождение названий «Русь» и «Русская земля»» (М. Н. Тихомиров. Русское летописание. М., 1979, с. 22–48.):
«Но зачем понадобился ученый комментарий к рассказу о призвании князей? Прежде всего потому, что необходимо было объяснить значение слова «Русь», с которым ассоциировалось понятие не варягов, а какого-то восточно-славянского племени. Действительно, в руках составителя дошедшего до нас текста летописи находились материалы, противоречившие его представлениям о Руси. Следы этих материалов сохранились в летописи.
Обычная интерпретация летописного рассказа о призвании Рюрика и его братьев сводится к следующим положениям. Славяне ссорились между собой и решили обратиться к варягам: «…Реша Русь, Чюдь (и) Словени и Кривичи, Вся: земля наша велика и обилна…». Иными словами, чудь, словени, кривичи и весь приглашают к себе Русь, и в ответ на приглашение появляются три князя и «пояша по собе всю Русь». Историки уже давно обращали внимание на странную конструкцию фразы: «И реша Руси, Чюдь и Словени и Кривичи и Вся». Однако дательный падеж «Руси», поставленный в печатном издании «Повести временных лет», встречается только в Радзивилловском и Академическом списках, тогда как древнейшие, Лаврентьевский и утраченный Троицкий, дают здесь именительный падеж «Русь». Тогда фраза имеет уже совсем иной смысл. К варягам обращаются Русь, словени, кривичи и весь, т. е. самая Русь по этому рассказу не является варяжским племенем. Что в данном случае мы имеем дело не с ошибкой, а с действительной особенностью древнейшего летописного текста, видно из того, что подобный же текст читается в Ипатьевской летописи: «Ркоша Русь, Чюдь, Словене, Кривичи». Между тем известно, что тексты Лаврентьевской и Ипатьевской летописей возникли самостоятельно и восходят к одному общему источнику – первой редакции «Повести временных лет», возникшей около 1113 г. Следовательно, подобный текст уже читался в этом не дошедшем до нас памятнике, который явно отличал Русь от варягов. Наконец, Новгородская I летопись упоминает о словенах, кривичах, мери и чуди, обратившихся к варягам за князьями, не называя этих варягов Русью, а только добавляя: «и от тех варяг, находник тех, прозвашася Русь».
Этот вывод находит подтверждение в существовании двух кратких летописцев, известных нам в рукописях XIII–XIV вв. Первый из этих летописцев помещен с Синодальной новгородской кормчей 1280 г. В нем прямо говорится, что Русь, чудь, словене и кривичи обратились к варягам и призвали от них князей. Другой краткий летописец, сохранившийся уже в рукописи XIV в., заключает следующее известие: «При сего же цесарстве (императора Михаила – М. Т.) придоша к Варягам Русь, Чюдь, Словене, Кривичи ирекоша им…». Итак, перед нами старая традиция, отделявшая варягов от Руси».
Итак, кто-то (в том числе новгородцы) считал, что варяги – это варяги, а русь – это русь, и она принимала участие в их приглашении. Это мнение нашло отражение у Яна Длугоша, который пользовался какой-то не дошедшей до нас летописью, что также отмечает Тихомиров: «К этому времени такого рода порядок наследования пришел к двум братьям, и именно Аскольду и Диру; в то время, когда они пребывали в Киеве, некоторые русские племена (Ruthenorum nationes), которые вследствие огромного увеличения [численности] искали себе новые поселения, тяготясь их властью, приняли от варягов трех князей, поскольку не было желательно выбрать кого-либо из своих ради равенства». Наконец, то же самое пишет Иоакимовская летопись: «Гостомысл же, видя конец живота своего, созва вся старейшины земли от славян, руси, чуди, веси, мери, кривич и дрягович, яви им сновидение и посла избраннейшия в варяги просити князя. И приидоша, по смерти Гостомысла Рюрик со двема браты и роды ею». С этим утверждением новгородцев яростно спорит киевский летописец 12 века, объясняя, что на самом деле варяги разные и есть среди них русь, к которой и обращались северные племена. При этом летописец пользуется приведенным в этнографическом Введении списком европейских племен: «Потомство Иафета также: варяги, шведы, норманы, готы, русь, англы, галичане, волохи, римляне, немцы, корлязи, венецианцы, фряги и прочие, – они примыкают на западе к южным странам и соседят с племенем Хамовым». Здесь, как мы видим, русь четко отделена от всех балтийских народов, как, впрочем, и варяги. Чуть выше летописец очерчивает границы проживания этих самых этнических варягов: «Ляхи же и пруссы, чудь сидят близ моря Варяжского. По этому морю сидят варяги: отсюда к востоку – до пределов Симовых, сидят по тому же морю и к западу – до земли Английской и Волошской». В число ляхов, как следует из «Сказания о расселении Славян» той же ПВЛ, входили лютичи и поморяне. Следовательно, под именем «варягов» на Руси воспринимались в первую очередь племена ободритов (вагры, собственно ободриты, полабы и варны), а потом уже остальные народы Балтийского (ВАРЯЖСКОГО) моря – шведы/свеи, норвежцы/урмане, готландцы/готы, датчане/агняне (англичане – южная оконечность датской Ютландии, пограничной с славянской Вагрией, в древности была местожительством англов, откуда они отправились покорять Британию, с тех пор осталось название провинции Ангельн) и русь. Любопытно, что этот список «варяжских» племен в точности повторяет список компаньонов германского города Любека по балтийской торговле. По сообщению Гельмольда, в 1158 году город Любек был заново отстроен после пожара, и саксонский герцог Генрих Лев направил послов «в города и северные государства – Данию, Швецию, Норвегию и Русь». Это не единственный случай – в 1187 г. в привилее Фридриха I городу Любеку названы купцы «рутены, готы и норманы». То есть мы имеем дело с постоянной формулой. Перед нами перечисление государств, участвовавших в балтийской торговле! Варягов здесь нет, так как сам Любек стоял на варяжской-ободритской земле, захваченной немцами.
Но какая версия все-таки вернее? Русь принимала участие в призвании варягов-ободритов, или же призывали варяго-русов? Помимо смутного сообщения Яна Длугоша и двусмысленных текстов разных редакций ПВЛ и новгородских летописей, которые все в итоге восходят к одному протографу – Начальной Киевской летописи, существует еще две отличные версии Варяжского сказания, которые во многом проясняют и дополняют друг друга и классическую версию. Это предание о Гостомысле Иоакимовской летописи и известие о призвании Рюрика в Никоновской летописи. Согласно «Иоакиму», умирающий князь Гостомысл, потомок эпического Владимира Древнего (Владимир Красно Солнышко!), то есть русский по происхождению князь (!), завещал старейшинам русов, словен, чуди, мери, веси, кривичей и дреговичей выбрать на его место Рюрика, своего внука от средней дочери Умилы. Никоновская летопись, не знающая Гостомысла и участия в выборах руси и дреговичей, добавляет, что на том знаменательном вече были у варяга Рюрика и конкуренты – хазары, Киев (где уже правили Дир и Аскольд?) и загадочные дунайцы (очевидно, Дунайская Русь?). Выиграли варяги. Скорее всего, появление руси в списке приглашающих варягов племен – это попытка летописцев оправдать переход русского престола к варяжской династии. Но возможны и другие варианты.
Именно упоминание Гостомысла может прояснить появление руси среди северных племен. Как убедительно доказал Азбелев, Гостомысл новгородских преданий – это исторический «король вендов» Гостомысл, с которым воевал в 844 году германский король Людовик (тот самый, который в 839 принимал посольство от «хакана россов»). Согласно преданиям Корвейского монастыря, этот Гостомысл был королем Руяна, того самого «Острова русов» арабских трактатов! Рюрик же был сыном вагрийского (варяжского!) князя Годлава, как сообщают Мекленбургские сказания! Очевидно, в действительности имели место два призвания Рюрика – на престол Балтийской Руси (Ксантенские анналы под 845 годом мельком упоминают неудачливого «короля вендов» Рорика), где он долго не просидел (уже в 864 году «королем вендов» был Дабемысл, видимо, другой внук Гостомысла), а потом племенами бывшей антиваряжской коалиции. Вот откуда появились «варяги-русь»! Хотя мода называть всех пришельцев с Балтики «варягами», возможно, появилась позднее, в XI веке, и опять же из Византии, где имя варягов получил гвардейский корпус Варангов, созданный из наемников-прибалтов и русов. Позже там стали служить также скандинавы, а после норманского завоевания Британии – англосаксы и кельты-бритты.
Но это балтийские русы-руяны, у которых недолго правил Рюрик, а как быть с русами, создавшими Киевскую Русь? Ведь они появились в Восточной Европе задолго до призвания варягов и к этим варягам не имеют никакого отношения! Ответ на загадку «варяжскости» южных русов, судя по археологии, пришедших с Дуная, и стремления летописца привязать этих русов к призванию варягов северянами, кроется опять-таки в вездесущих греках. Полянский летописец, создавая свою «Повесть», начинал ее не с нуля. В его распоряжении, помимо каких-то старых киевских летописей (в ПВЛ выделяются летопись времен Ярополка Святославича, продолженная до крещения Владимира, летопись времен правления Ярослава и Ярославичей, в Никоновской летописи выделяется и более древняя летопись Аскольда), была также греческая хроника Георгия Амартола, которой он активно пользовался, местами дополняя. Так вот, в греческих хрониках встречается упоминание о русах «от рода франков» и «дромитах». Дромос (греч.) – «бег», отсюда дромиты – это беглецы. Вероятно, речь шла о том, что русы бежали к Черному морю от поражения, которое им нанесли франки! Но загадочную фразу поняли неверно (и сегодня над ней ломают голову историки), и полянские летописцы перевели «росы от рода франков» как «русь от рода варяжского». Именно за это и ухватился полянский летописец-грекофил: НАС НЕ НАДО БОЯТЬСЯ! МЫ НЕ ТЕ РУСЫ ИЗ ПРОРОЧЕСТВА О КНЯЗЕ РОШ, ОНИ ОТ РОДА ВАРЯЖСКОГО/ФРАНКСКОГО, А МЫ ПОЛЯНЕ, ОТ ТЕХ ВАРЯГОВ ТОЛЬКО ИМЯ ПОЛУЧИЛИ, А САМИ НЕ ВАРЯГИ, А СЛАВЯНЕ!
Тут всплывает еще одна летописная загадка – летописец упорно не хочет относить варягов к числу славянских племен, хотя его же собственные сведения говорят об обратном:
1. Географический очерк границ этнических варягов указывает на то, что под именем на Руси знали вагров- ободритов.
2. Потомками варягов считали себя вполне славяноговорящие жители Новгорода, Ростова, Мурома, Белоозера, Изборска-Пскова и похоже, что даже Полоцка: «И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, – на Белоозере, а третий, Трувор, – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же – те люди от варяжского рода, а прежде были словене. Через два же года умерли Синеус и брат его Трувор. И принял всю власть один Рюрик, и стал раздавать мужам своим города – тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро. Варяги в этих городах – находники, а коренное население в Новгороде – словене, в Полоцке – кривичи, в Ростове – меря, в Белоозере – весь, в Муроме – мурома, и над теми всеми властвовал Рюрик».
3. Наконец, археология и антропология подтверждает, что эти территории были колонизированы балтийскими славянами, бегущими от натиска Германской империи!
Тем не менее, хотя варяги-ободриты часто упоминаются и занимают важное место в летописном этнографическом Введении, о них, как и о этнических русах, нет ни слова в Сказании о расселении славян, в котором упоминаются, к примеру, соседи ободритов – сербы, лютичи и поморяне! Сказание в разных местах называет ВСЕ крупные славянские народности, кроме ободритов и русов. Из этого вытекает только один вывод – летописец не считал эти народы славянами!
Относительно русов этот вывод во многом оправдан (норманисты, не торопитесь аплодировать!) и подтверждается многими другими источниками, которые резко различают русов и славян, хотя есть и обратные свидетельства, главное из которых – сообщение ибн-Хордадбега. Скорее всего, русы были очень близким славянам племенем (русы и славяне поклонялись одним и тем же богам!), но все же осознававшим свое отличие и не спешившим смешиваться с окрестными славянами, как и с германцами (примеры из истории дунайских ругов). Весьма важными являются сообщения о том, что русы пользовались помимо славянского языка еще и собственным РУСЬСКИМ (Герард Меркатор, возможно, называет его «виндальским») языком, от которого сохранилось, к сожалению только около десятка слов (большая часть из них – исковерканные греческой передачей названия днепровских порогов, которые Константин Багрянородный приводит на славянском и русском языке, причем названия, принятые императором за русские, могут быть и на языке информатора (предлагается масса переводов со скандинавского, осетинского, венгерского, литовского и даже еврейского языков!), как, к примеру, славянские вполне могут оказаться болгарскими) и несколько десятков личных имен. Равно и «виндальский» язык Меркатора может оказаться собственно языком балтийских славян (вандалов в книжной немецко-латинской традиции), а «словенский», к примеру, – языком самих русов-руян. Но чем оправдать такую дискриминацию по отношению к ободритам? При этом для германцев земли ободритов (летописных варягов!), велетов-лютичей, поморян и лужицких сербов – это Славянская земля по преимуществу, а арабы именуют варягов – варанк «славяне славян» (саклаб ас-сакалиба)!
Можно предположить, что все дело в том, что в племенной союз ободритов входили также потомки неславянского вандальского племени варинов[11], от которых, собственно, и получили свое имя вагры-варяги-варанги. Варины эти то ли кельтского (в Галлии известно племя морины, а в кельтских языках «м» часто переходит в «в»), то ли «североиллирийского» происхождения (немецкие лингвисты обнаружили в Восточной Германии слой топонимов иллирийского или близкого к нему происхождения), то ли собственно германского (свод законов, утвержденный для ютландских англов и варинов Карлом Великим назывался «Правда англов и вэринов, или тюрингов», то есть германцы тюринги и варины были ветвями одного народа, кроме того вандалы в современных им источниках всегда относятся к числу германоговорящих народов). В общем, путаницы с ними не меньше, чем с ругами-русами. Но если неславянское происхождение русов подчеркивается и многими зарубежными источниками, то ободриты и вагры-варины в том числе в германских и скандинавских источниках всегда славяне, всегда венды, более того – славяне и венды по преимуществу! Антропология свидетельствует, что именно ободриты сохранили в наибольшей чистоте расовый тип праславян-венедов, а археология – что ободриты, как и поморяне и ряд племен северной Польши, в том числе собственно поляне и мазовшане, упоминаемые ПВЛ, были носителями венедской суково-дзедзицкой культуры, то есть у ободритов намного больше прав называться «ляхами», чем у их врагов велетов, не принадлежащих к этой группе племен! Так что дело тут в чем-то ином…
Я полагаю, что все та же грекофилия заставила летописца исключить ободритов из числа славянских племен, только тут связь была обратной:
1. летописец был знаком с новгородским преданием о призвании варягов, которое попало в Начальную летопись, и с греческими хрониками, которые утверждали, что «росы от рода франков»;
2. с XI века на Руси было принято по византийской моде называть славянских и скандинавских наемников с Балтики «варягами», в результате чего варягами стали шведы, норвежцы, готы, датчане и балтийская русь – руяне;
3. опираясь на эти тезисы, в своем стремлении отделить этнических русов от полян-руси в глазах греков, в первую очередь, он объявил русов не славянским, а варяжским племенем, но тем самым отказал в славянстве и самим варягам-ободритам!
В годы становления исторической науки сменившая грекофилию германофилия, или скорее германомания (в общем-то, свойственная уже Ивану Грозному!), позволила норманистам объявить русов скандинавами. То же, что сегодня мешает норманистам отказаться от их «научной объективности» и встать на истинно научный путь, полагаю, можно назвать русофобией.