В поисках Индии. Великие географические от древности до начала XVI века. Глава II. Христофор Колумб и драма открытия «Индий» морским путем на Запад через Атлантику (Т. Ф. Дмитричев, 2012)

1. Мучительные многолетние поиски королевской поддержки этой «безумной» идеи

Как раз в то время, когда Бартоломеу Диаш со своими каравеллами вернулся из плавания, в котором он обогнул южный мыс Африки и оказался на подступах к Индии, в Лиссабоне при королевском дворе находился пока еще почти никому не известный тогда мореплаватель из итальянской Генуи Христофор Колумб, которому было суждено прославить свое имя на века и на весь мир благодаря, пожалуй, самому важному в истории человечества географическому открытию – открытию огромного нового континента при совершении дерзновенной, почти безумной по тем временам попытке открыть морской путь в Индию при плавании из Европы на Запад. Этот его исторический подвиг явился ярчайшим и счастливым проявлением его гения как географа-мыслителя, так и непревзойденного мореплавателя. Колумб был одним из тех «титанов, в которых нуждалась эпоха Возрождения, и поэтому их породила».

Предполагается, что Христофор Колумб родился в 1451 году в портовом городе Генуе, которая в те времена наряду с Венецией была одним из ведущих торговых центров и крупной морской державой Средиземноморья. Вполне естественно, что, живя в большой цитадели мореходства, он уже с детства проникся любовью к кораблям и морским походам, а став зрелым юношей, начал совершать плавания на генуэзских кораблях в разные концы по странам и островам родного ему моря. Нам известно, что впоследствии он участвовал в плаваниях в Атлантике, побывал на Азорских островах, на побережье Африки, на Канарских островах, Мадейре, в Британии, возможно и в Исландии. Такая широкая, а по тем временам практически исчерпывающая география его морских походов на судах разных стран вместе с его невероятной любознательностью и желанием овладеть высшим искусством морехода сделали его величайшим мореплавателем.

Как и многие гении эпохи Возрождения, Колумб не учился в университете, а приобретал знания сам, жажда которых сделала его одним из самых образованных людей своего времени. Его в первую очередь интересовало то, что относилось к его основной профессии морехода: география, астрономия, космография, картография, устройство различных типов кораблей, морские навигационные приборы, а также превалирующие ветры и течения в разных морских широтах. Он постоянно развивал, расширял и совершенствовал свои знания, приобретая и тщательно изучая книги. К счастью, для удовлетворения его постоянных поисков знаний эпоха, в которой он жил, была отмечена гениальным изобретением печатного станка, что сделало возможным широкое распространение трудов мыслителей, ученых и писателей. Его век Возрождения был отмечен в первую очередь возвращением европейцев к той замечательной базе знаний и искусств, которая была заложена величайшими учеными, мыслителями, художниками и писателями античности, но оказалась заброшенной на протяжении многих столетий мрачного Средневековья.

Колумб не просто читал труды классиков древнего мира и последующих эпох по интересовавшим его вопросам, но тщательно размышлял над ними, о чем говорят многочисленные пометки, сделанные им на полях принадлежавших ему книг этих авторов, ряд которых сохранился до нашего времени. Некоторые из них он постоянно возил в своем багаже, не расставаясь с ними даже в длительных и опасных морских плаваниях и обращаясь к ним почти всегда, когда возникала такая потребность. Постоянными спутниками его жизни были труды Платона, Аристотеля, Птолемея, Сенеки, Педро дэ Айи, Марко Поло, а также его старшего современника флорентийского географа и картографа Тосканелли. Размышляя над их гипотезами и предположениями относительно формы и размеров Земли, соотношения между поверхностью ее суши и водных пространств, а также учитывая возможности новых типов кораблей и возникновение более совершенных навигационных приборов и расчетов, столь успешно уже применявшихся португальцами, Колумб приходит к революционному выводу: в манящую европейцев сказочную Индию можно пройти морским путем, следуя в западном направлении через Атлантику. Именно с этой, буквально пугающей своей неожиданностью и дерзновением идеей великий генуэзец решает обратиться к самому заинтересованному в прокладывании морского пути в заветную Индию суверену Европы – королю Португалии Жоау Второму.

Попасть малоизвестному человеку на аудиенцию к любому королю – дело далеко не простое, тем более для иностранца. Но Колумб жил в Португалии уже с 1576 года, где вместе с братом Бартоломео работал в мастерской по изготовлению географических и навигационных карт и где у него сформировался его радикальный план достичь Индии западным морским путем. Именно из Лиссабона он совершает свои дальние атлантические плавания, набираясь большого опыта в навигации, изучая превалирующие океанские течения и направления ветра в разных широтах Атлантики, перенимая опыт и сведения в мореходном деле от португальцев – самых передовых мореходов Европы. Здесь же в Лиссабоне Христофор женится на португальской аристократке из очень влиятельной семьи донье Фелипе ди Перетрельу.

Лиссабон стал также тем местом, где Колумб окончательно отрабатывает свой дерзновенный проект. Еще при предшественнике Жоау Второго короле Альфонсе Пятом генуэзскому мореходу и картографу становится известно, что португальский монарх находится в контакте с выдающимся флорентийским географом Тосканелли. Тот король, столь активно продолжавший дело Энрике-Мореплавателя и несколько озабоченный медленным продвижением его мореходов вдоль берегов Африки, интересовался у ведущего представителя науки того времени его мнением относительно наиболее короткого морского пути в Индию. Согласно сохранившимся письмам и картам, в своих ответах королю Тосканелли полагал, что таким путем является маршрут из Европы через Атлантику на Запад и что на этом пути должны быть острова. Речь фактически шла о возможности совершения кругосветного путешествия. Чтобы подтвердить эту идею, Колумб обменивается письмами с Тосканелли, что помогает ему еще больше уверовать в правоту своего плана. Он начинает готовиться представить его португальскому государю. Благодаря связям родственников доньи Фелипе со двором после продолжительных ожиданий Колумб получает, наконец, разрешение на такую аудиенцию в 1483 году. Король внимательно и вежливо выслушал предложение Колумба и затем передал его на рассмотрение группе своих ученых советников. После тщательного изучения ими плана генуэзца они единодушно рекомендуют его отклонение как научно необоснованного и практически неосуществимого. К этому времени португальские каравеллы выходят к берегу сегодняшней Нигерии и возводят там форт Сау-Жоржи-да– Мина, через который начинает поступать такое количество золота и черных рабов из африканских стран, что они становятся важным фактором экономики страны. На фоне этих свершений Колумб получает отказ, но не расстается со своим планом. Рассчитывая со временем на улучшение его перспектив при дворе Лиссабона, он продолжает терпеливо ждать и не прекращает поиск влиятельных людей для поддержания своей идеи перед монархом.

Перспективы этих трудных и мучительных ожиданий значительно ухудшаются ввиду состоявшегося возвращения в 1484 году Диогу Кау из длительной экспедиции, которая, по его утверждению, достигла южной оконечности Африки, практически подведя португальцев к заключительному этапу выхода к берегам Индии. В этих обстоятельствах Колумб понимает невозможность принятия его предложения Жоау Вторым. Продолжая, однако, верить в правильность своей идеи, он решает убедить в ней королевскую чету Испании – королеву Кастилии Изабеллу и короля Арагона Фердинанда, брак которых положил начало объединению испанских земель Иберийского полуострова в новое государство – Испанию.

Христофор Колумб покидает Португалию, где он прожил почти 10 лет, примерно в 1485 году. К этому времени он овдовел и остался вдвоем со своим сыном Диего. Его финансовое положение было просто плачевным. Он, видимо, был обременен и немалыми долгами. У него тогда не было даже костюма или мула, соответствующих его социальному положению. Пешком и на перекладных они с сыном добираются до небольшого порта Палос на южном берегу Испании и находят приют в монастыре в местечке Ла Рабида. Здесь он близко сходится с настоятелем монастыря монахом-францисканцем отцом Антонио Марчена. Часто встречаясь с ним для бесед, Колумб с заразительной убедительностью и страстью излагает перед ним свой проект западного морского пути в Индию и делится своими расстроенными чувствами в связи с невозможностью найти необходимую поддержку его осуществлению. Отец Антонио постепенно не только становится горячим и убежденным сторонником плана Колумба, но и привлекает на его сторону ряд знакомых ему влиятельных аристократов и служителей церкви высокого ранга, в том числе советника при свите короля Луиса Сантанхеля. Вот что писал впоследствии об этой страстной убежденности Колумба в его проекте монах, а затем архиепископ Лас Касас, хорошо лично знавший генуэзца: «Он был настолько уверен в открытии того, что затем открыл, и в нахождении того, что потом нашел, что казалось, будто у него все это находится в его комнате под его ключом». Благодаря неустанным стараниям всех этих людей после многочисленных попыток, разочарований и ожиданий Колумбу удается все-таки получить обещание на королевскую аудиенцию.

Вряд ли можно было найти наименее подходящее время для обсуждения с королями Испании проекта Колумба, чем то, когда это попытался сделать этот не известный никому иностранец. То были горячие и чрезвычайно ответственные годы очень тяжелой многовековой борьбы испанцев против последнего оплота арабов на Пиренейском полуострове – Гренадского халифата. Изабелла и Фердинанд постоянно принимали непосредственное участие не только в организации войны и мобилизации на нее всех необходимых сил и средств, но и в руководстве самими боевыми действиями, находясь в своих полевых шатрах рядом с местами кровавых сражений. Будучи практически всецело поглощенными завершением этой исторической борьбы, королева и король действительно испытывали большие трудности в том, чтобы найти время на обсуждение плана Колумба. Но, несмотря на все эти сложности и благодаря одержимой настойчивости генуэзца, он все-таки получает королевскую аудиенцию. Выслушав объяснения Колумба, Изабелла и Фердинанд передают дело на изучение специально созданной комиссии, в которую вошли известные в стране ученые, мореплаватели, чиновники и служители культа во главе с исповедальником королевы Эрнандо де Талавера. Следуя за перемещениями королевского двора, эта хунта провела слушания по проекту Колумба в Саламанке и Кордобе и вынесла по нему свое отрицательное решение.

Сегодня в свете потрясающих исторических результатов открытий великого мореплавателя может создаться впечатление, что все эти ученые мужи, как и в случае с подобным же вердиктом королевского совета Португалии, были настолько невежественными и некомпетентными, что им было не под силу понять и должным образом оценить гениальную идею генуэзца. На самом деле упомянутые решения ученых советов Испании и Португалии были основаны на самых последних знаниях, которыми располагала наука в то время. В эпоху Колумба у большинства передовых ученых уже почти не было сомнений относительно того, что земля имеет форму шара. Николай Коперник уже доказал, что Земля и все планеты вместе с ней вращаются по орбитам вокруг Солнца. Однако исходя из этих важнейших предположений, гениальная и революционная идея Христофора Колумба зиждилась на двух очень серьезных ошибках.

Во-первых, его расчеты, подобно предположениям Сенеки и ряда древних мыслителей, значительно преуменьшали размеры Земли. Во-вторых, он ошибочно считал, что площадь ее поверхности, занимаемая морским пространством, была существенно меньше той поверхности, которая является сушей. Так великий мореплаватель в своих расчетах пришел к выводу, что длина окружности Земли по экватору составляет около 5000 лиг, или 30 000 вместо 40 000 километров, а что суша занимает шесть частей поверхности планеты по сравнению с одной частью морского пространства. В результате таких вычислений Колумб приходит к другому ошибочному выводу, в соответствии с которым расстояние от атлантического побережья Испании до берега Сипанго (Японии) было всего 750 лиг, или 4500 километров. Но прохождение даже этого расстояния, по его мнению, должно было облегчаться наличием на пути в океане островов, подобно тем, которые находились в восточной части Атлантики, как Азорские, Канарские и Мадейра. Основываясь на таких подсчетах и принимая во внимание возможную каждодневную скорость движения каравелл около 35 лиг, или 160 километров, если бы они всегда шли прямым курсом, путешественникам все равно пришлось бы находиться в открытом океане в лучшем случае не менее месяца. В то время еще ни одно судно не было испытано на подобный невероятно долгий переход.

Другими словами, ученые мужи и мореплаватели при дворах Испании и Португалии прекрасно понимали, что даже если бы они приняли расчеты Колумба за убедительные или правильные, то все равно имевшиеся тогда возможности лучших кораблей не могли бы обеспечить столь беспрецедентное месячное плавание вдали от берегов земли. Но они не приняли даже самого основного расчета Колумба относительно предложенных им размеров поверхности Земли: для них всех тогда крупнейшим мировым авторитетом в этой области оставался Птолемей, считавший, что расстояние от Канарских островов до самого восточного берега Азии составляло около 2500 лиг, или 15 000 километров. А эти цифры в свою очередь убедительно говорили, что на такой путь потребовалось бы не менее трех месяцев плавания в Море Мрака, известном своими смертоносными бурями. Такое плавание поэтому, с одной стороны, представлялось технически невозможным, а с другой – перед лицом опасностей океана нереальным из-за огромного риска и, следовательно, неосуществимым. Ввиду одних только этих соображений ученым советам Португалии и Испании не оставалось ничего другого, как рекомендовать отклонение проекта Колумба. Отсюда и тот унизительный, если не оскорбительный для его автора эпитет, которым была охарактеризована сама идея подобного предприятия – «безумная». Однако даже перед лицом этих сокрушительных для него доводов Колумб оставался упрямо непоколебим в своей правоте.

После почти трех очень трудных для него во всех отношениях лет в Испании, когда он предпринимает многократные попытки вновь получить аудиенцию у королей с целью переубедить их в отношении своего проекта, Колумб в отчаянии еще раз обращается с просьбой к Жоау Второму принять его. Португальский монарх соглашается встретиться с неукротимым генуэзцем и любезно приглашает его в Лиссабон. Но судьба и на сей раз отказалась благоволить испытавшему небольшой проблеск надежды Колумбу: в то самое время, когда он приезжает на встречу с королем, из дальнего полугодового плавания в Португалию возвращается Бартоломеу Диаш с сенсационной новостью об обходе самого южного мыса Африки и выходе в Индийский океан. Теперь, когда перспектива плавания к берегам Индии становится ощутимой реальностью, всякий интерес Португалии к поиску туманного и пока еще по-прежнему должным образом необоснованного западного пути в восточные страны окончательно отпадает. Испытывая новые тяжелые разочарования и приступы отчаяния, великий генуэзец тем не менее остается верен почти до одержимости своей идее, что побуждает его снова вернуться в Испанию и опять искать поддержки у ее королевской четы.

Изабелла и Фердинанд были, как и раньше, предельно заняты приготовлениями к решающей схватке с арабами для освобождения самого города Гренады – последнего остатка оплота мусульман на территории Испании, осада которого должна была завершиться к самому концу 1491 года. Однако при всей их занятости до королей продолжали доходить известия об удивительных успехах португальцев в их продвижении к берегам Индии вдоль западного побережья Африки, что давало Лиссабону большие коммерческие выгоды и доходы. Известия об этих достижениях Португалии постепенно становятся одной из главных тем обсуждений при дворах Европы и, конечно же, в соседней Испании. Сенсационное известие о том, что капитан Диаш обогнул самый южный мыс Африки и приблизился к берегам страны чудес Индии, вызвало не только подъем ревности, но и серьезного беспокойства при испанском дворе. Соперничество Испании с Лиссабоном за острова Атлантики в предшествующие годы приводило даже к военным столкновениям и побудило испанских королей осуществить захват и колонизацию острова Гран Канария. Эти мотивы подвигнули Изабеллу и Фердинанда согласиться в свое время на первую встречу с Колумбом.

Новые успехи португальцев в Африке теперь опять возбудили интерес испанских королей к проекту генуэзца, когда он снова стал настойчиво напоминать о себе после возвращения из Лиссабона. Сейчас Изабелла обещала дать Колумбу еще раз подумать над его предложением, но, будучи занятой военными делами под Гренадой, не принимает его для объявления решения. Утомленный и разочарованный бесконечными семилетними ожиданиями Колумб начинает готовиться к посещению Парижа с целью найти поддержку своему проекту у французского монарха. Но в канун нового, 1492 года испанцы наносят сокрушительное поражение арабам в Гренаде, захватывают эту последнюю цитадель мавров на своей территории и завершают почти 800-летнюю борьбу за освобождение своей страны от арабского нашествия. Эйфория по случаю такой поистине исторической победы охватывает весь испанский народ. На подъеме чувств, вызванных этой грандиозной победой, и перед открывшимися новыми для Испании перспективами выхода на международную арену без тягчайшего бремени постоянной борьбы с арабами внутри страны Изабелла решает для себя дать согласие Колумбу на его проект. Она добивается на этот счет согласия своего королевского супруга, у которого по-прежнему были против него возражения. Но на этот раз Фердинанд не стал противоречить решению Изабеллы. Политические расчеты испанского двора взяли верх над «нереальными» планами одержимого своей идеей генуэзского мореплавателя, тем более что короли Испании на себя при этом не принимали никаких финансовых или материальных расходов. В самом начале 1492 года Изабелла и Фердинанд приглашают Колумба ко двору, чтобы обрадовать его долгожданной новостью и тем самым открыть путь в Новый Свет и новую книгу в истории человечества.

После целой серии переговоров об условиях совершения этого беспрецедентного предприятия между королями и их представителями с главой экспедиции 17 апреля 1492 года обе стороны подписывают соответствующее соглашение. По этому документу Изабелла и Фердинанд приняли почти все условия, на которых настаивал автор и исполнитель проекта. Он получал наследственный титул Адмирала Океан-Моря, а также посты Вице-короля и Генерал-губернатора всех земель, которые им будут открыты. В дополнение к этому он оговорил свое право представлять королям списки всех официальных лиц, которые будут назначаться им на административные должности и государственные посты открытых им территорий. Другие условия соглашения предусматривали, что Колумб получает одну десятую часть всех обретенных богатств, таких как золото, серебро, жемчуг и пряности. Ему предоставлялось при этом право вкладывать их восьмую часть в корабли или флотилии, которые будут направляться по этому найденному им пути с последующей передачей ему одной восьмой части тех богатств, которые они обретут. В подтверждение своего высокого расположения к Колумбу и большого интереса к его предприятию короли назначают его сына Диего пажем своего сына Хуана.

После подписания упомянутого соглашения Христофор Колумб мог приступить к практической подготовке своей эпохальной экспедиции. Для этого ему нужно было в первую очередь найти необходимые деньги. В нахождении кредита у него не возникло проблем, так как условия соглашения с короной предусматривали возможность вложения одной восьмой его будущих богатств в те три судна, которые по его плану должны были составить экспедицию его первого плавания. Основную сумму ему удалось получить у того самого советника короля Сантанхеля, который, почувствовав возможные серьезные выгоды при осуществлении проекта генуэзца, уже с первых шагов стал поддерживать его. Остальные деньги ему предоставил его соотечественник крупный генуэзский купец Пинето.

Организовав финансовое обеспечение, Колумб начинает подыскивать нужные ему суда и в этих целях отправляется на юг в Андалузию в хорошо знакомый ему порт Палос. Здесь с помощью местных дельцов и судовладельцев братьев Пинсон он подбирает нао[2] «Санта-Мария» и две каравеллы с более высокими мореходными качествами – «Пинту» и «Нинью». Первое судно он делает своей капитаной, то есть флагманом экспедиции. Капитанами двух каравелл становятся братья Мартин Алонсо и Висенте Янес Пинсоны. Большая часть экипажей набирается из числа андалузийцев в Палосе, но основной состав формируется из басков во главе с великолепным лоцманом Хуаном де Ла Коса. При наборе матросов возникли некоторые проблемы из-за страхов перед столь далеким и длительным плаванием по океану, который по-прежнему почти для всех мореходов все еще представлялся Морем Мрака со всеми его ужасами и опасностями. Авторитет и известность Мартина Пинсона помогли решить и эту проблему, но даже при этом людей все равно не хватало, и часть из них пришлось набирать из ряда специально амнистированных для этого преступников.

В том, что касается ведущих в военном отношении участников, то есть тех, кому, если это потребуется, придется брать на себя основную роль в ведении боевых действий, то здесь дело обстояло значительно интереснее. Первое плавание Колумба и последующие заокеанские экспедиции конца 15-го – первой половины 16-го столетий проходили в эпоху уходящих Средних веков и расцвета Возрождения. В этот исторический период европейцы постепенно усваивали новые моральные ценности, понятия и общую культуру Ренессанса, но в своем мышлении и поведении еще значительно сохраняли дух Средневековья. Такая раздвоенность была особенно характерна для наиболее образованной и развитой части общества – феодальной аристократии в лице ее рыцарского сословия – главной военной силы Средних веков.

Понятие о рыцарстве неизменно ассоциировалось с благородством, мужеством, выносливостью и духом романтических приключений могучих и облеченных в латы людей, всегда борющихся за правое дело на стороне бедных и беззащитных. Рыцарь – человек, всегда ищущий опасностей и славы, которую он может обрести лишь в испытаниях и сражениях. На этой переходной грани двух эпох средневековые понятия продолжали сохранять свою силу, но теперь они все больше подвергаются воздействию нового духа авантюризма и приключений.

Жизненная философия рыцарства получила яркое и довольно экзальтированное отражение в целом потоке рыцарских романов этой поры, некоторые из которых приобрели подлинно международную популярность благодаря появлению и расширению печатного дела. Книги о приключениях и благородных деяниях таких прославивших себя рыцарей-героев, как Амадис де Гаула, Эспландиан, Палмериа де Олива и другие, кружили головы молодых людей, воздействуя не только на их образ мышления, но и на их поведение и весь образ жизни. В подражание таким завораживающим их воображение героям молодые люди из числа как богатых, так и обедневших аристократических родов тоже грезили о славе, необычных приключениях, подвигах, богатстве и завоевании сердца благородной красавицы. Одним из очень важных стимулов, побуждавших таких людей на военные приключения и дававшими выход преобразованию их мечтаний в практические дела, были вооруженные, в том числе и крестовые, походы за спасение Гроба Господня или на борьбу с мусульманами. В случае с Испанией этот стимул был особенно сильным вплоть до победы над Гренадским халифатом 1 января 1492 года. После освобождения страны от арабского присутствия занятые в течение многих лет этой войной аристократы и их взрослые дети вдруг остались без своего главного занятия и теперь искали нового поприща для приложения своих сил и талантов. Экспедиция Христофора Колумба очень своевременно предоставила этим ищущим славы, приключений и богатства людям уникальные возможности реализовать себя в морских и заморских авантюрах. У Колумба не было проблемы в привлечении таких нужных людей в его историческое плавание.

Он успешно завершает комплектование всего состава экипажей и приступает к закупке продуктов и всех остальных необходимых материалов. На всех трех судах был загружен провиант в расчете на питание в течение целого года. Согласно подсчетам Колумба, ему требовалось на весь путь до Индии и возвращение в Испанию около девяти месяцев. Помимо экипажей численностью примерно в 100 человек с экспедицией отправлялись королевские чиновники, священники, ремесленники разных профессий и один еврей-переводчик со знанием арабского языка и иврита. К концу июля 1492 года экспедиция была в полной готовности выйти в свое эпохальное плавание, которому было суждено изменить весь мир и его последующую историю. Отплытие этого крошечного флота в далекую и манящую неизвестность, окутанную страхами, мифами и надеждами, было намечено на 3 августа.

2. Первое героическое плавание и открытие ряда Антильских островов (Эль-Сальвадор, Куба, Эспаньола и др.). Триумфальная встреча при возвращении в Испанию, 1492–1493 гг.

«ПЯТНИЦА, 3 АВГУСТА. В пятницу третьего дня августа года 1492-го в восемь часов мы отчалили от косы Салтес. Под сильным морским бризом мы прошли до захода солнца на юг шестьдесят миль, то есть пятнадцать лиг; после этого мы пошли на юго-запад, следуя курсом на юг и запад, который был курсом на Канарские острова».

Такой скромной и по-деловому сухой записью в своем дневнике командующий флотом из трех каравелл генерал– капитан Христофор Колумб отметил начало своего исторического плавания. На свой флагман капитану «Санта-Мария», которая вместе с «Пинтой» и «Ниньей» была пришвартована к причалу города Палос приблизительно в трех милях вверх по течению реки Тинто от островка Салтес, великий мореплаватель прибыл еще на рассвете. Нужно было вновь убедиться в полной готовности судов и экипажей к дальнему плаванию и осведомиться о состоянии погоды. Команды и их каравеллы ждали сигнала командующего к отплытию, но в этот уже жаркий ранний час юга Андалузии ветра совсем не было. Колумб решает воспользоваться утренним морским отливом и отплыть вниз по течению, с тем чтобы затем подождать так нужного ветра у косы Салтеса. Получив сигнал поднять якоря, все три корабля, подхваченные течением, с беспомощно висящими парусами спускаются к устью Рио Тинто. Здесь их ожидание длилось совсем недолго, так как около восьми часов подул благоприятный ветер, заполнив жаждавшие его прихода упругие паруса каравелл и заставив трепетать многоцветные королевские и морские флаги. Капитаны и экипажи заняли свои рабочие места. Подается команда к отплытию, и засидевшаяся на месте тройка грациозных морских красавиц с развернутыми парусами, набирая скорость, устремляется в лазурную даль, покидая родные берега…

Христофор Колумб и его не столь многочисленные для такого исторического дальнего плавания спутники – их не насчитывалось и ста человек – теперь выходили на многотрудную встречу с грозным бескрайним океаном и своей пока совершенно неопределенной судьбой. Хотя мы совсем не видим и намека на какие-либо эмоции в скупой самой первой записи дневника великого мореплавателя по случаю этого действительно эпохального события, он не мог не переживать в этой связи особого волнения и душевного подъема. Ведь стоя в те первые минуты на своем капитанском мостике и глядя на остававшийся позади Салтес, Колумб должен был вполне оправданно и в значительной мере испытывать огромное чувство радости по поводу своего одного уже свершившегося невероятного достижения: после многих лет поисков, размышлений, сомнений, расчетов, оптимистических ожиданий, горьких разочарований и надежд он наконец получил королевскую поддержку и возможность осуществить ту судьбоносную идею, которую выносил и выстрадал и которой он жил. Сейчас он должен был использовать эту уникальную возможность и, применив все свои таланты и способности, доказать всему миру свою правоту, открыв путь в Индию плаванием через Атлантику на Запад. Вдохновляемый этими чувствами и надеждой, великий генуэзец мог уверенно и решительно смотреть вперед, предвкушая новые открытия и победы.

Сейчас первой задачей генерал-капитана было успешное проведение своей скромной и хрупкой флотилии через необъятные и грозные пространства могучего океана по неизведанным маршрутам к намеченной им цели – богатым берегам Индии. Его высочайшие качества одного из лучших мореплавателей своей эпохи были по достоинству оценены еще его современниками. Так, один из участников Второго трансатлантического плавания Колумба Микеле де Кунео из итальянской Савоны, будучи сам моряком, которому довелось в течение долгих месяцев наблюдать за работой Адмирала на посту капитана, писал об этом с настоящим восторгом: «С тех пор как Генуя стала Генуей, не было такого великодушного человека и столь страстного мореплавателя, каким был Адмирал. Ему было достаточно посмотреть на одно облако или на одну звезду, чтобы определить, в каком направлении надлежало двигаться». Пожалуй, в то время никто не был так тщательно поготовлен к такому столь рискованному первому плаванию через Море Мрака в неведомые края, как Христофор Колумб, и никто кроме него не смог проявить столько решимости и мужества, чтобы взяться за осуществление такой безумной идеи.

Но сейчас, стоя на капитанском мостике своего крошечного флагмана один на один перед необъятным океаном, Адмирал Колумб чувстовал себя очень уверенно, словно заведомо зная о карте своего маршрута, и выбирал самый благоприятный курс среди бесконечных водных просторов. Он был великолепно подготовлен к этой чрезвычайно требовательной и ответственной задаче благодаря внимательному изучению превалирующих ветров и течений, а также их взаимодействия в этой части Атлантики во время своих плаваний с португальцами вдоль западного побережья Африки. Он поэтому заранее знал, что северные ветры выведут его довольно быстро к Канарским островам, откуда он собирался воспользоваться почти постоянными восточными ветрами и относительно спокойным морем в полосе 28 градуса северной широты, чтобы уверенно двигаться курсом на запад. По его предположениям, именно на этой широте на расстоянии около 2400 морских миль от Канарских островов находилось Сипанго (Япония), откуда уже было можно двигаться непосредственно к самой Индии. Именно поэтому он, согласно его дневнику, определил свой последующий курс «ни на север, ни на юг, а на запад». А пока, выйдя на широкий океанский простор, смелый Адмирал вел свои каравеллы в сторону Канарских островов.

Пока командующий маленькой флотилией занят своей работой по налаживанию взаимодействия между тремя каравеллами на этом начальном отрезке их далекого плавания, мы можем попытаться коротко установить, как выглядел этот выдающийся человек. История донесла до нас целую галерею портретов великого генуэзца, но до сих пор подлинность ни одного из них так и не установлена. Его сын и биограф Фердинанд, написавший книгу о жизни своего отца, рисует его как человека выше среднего роста, с орлиным носом, голубыми глазами и светлой кожей. Он также сообщает, что в молодости Колумб был блондином, но уже к тридцати годам его волосы покрылись сединой. Ко времени своего первого плавания он выглядел старше своих примерно 42 лет. Знавшие его лично люди отмечают, так же как и сын, что он имел гордую осанку аристократа и почти всегда сохранял серьезный вид человека, погруженного в размышления, что вызывало к нему расположение и уважение.

В своем обхождении он обычно был приятен и дружественен, но когда его сердили, становился сдержанно гневным, однако даже в среде матросов, где царила зачастую площадная брань, он никогда не прибегал к грубым ругательствам. Его настойчивость порой граничила с упрямством, а уверенность в правоте его главной идеи открытия Индии самым коротким морским путем была отражением полной убежденности в том, что Бог избрал его своим орудием для осуществления этого великого открытия. Колумб был глубоко религиозным человеком, скрупулезно исполнял все церковные обряды, отмечал католические праздники и ежедневно молился. Многие из его близких друзей и знакомых были служителями церкви, и даже каждое свое письмо он начинал проставлением на нем маленького креста. Именно вера в то, что для осуществления своей идеи открытия он был избран Богом, помогала ему буквально стоически ее отстаивать на протяжении многих лет, в том числе и перед лицом королей Португалии и Испании. Вместе с тем Колумб очень тщательно определял свои деловые интересы и упорно их отстаивал даже перед своими суверенами Изабеллой и Фердинандом, о чем так убедительно свидетельствуют его успешные переговоры с испанским двором о получении множества привилегий по договору перед совершением первого плавания и его последующие действия по их защите.

Познакомившись поближе с командующим первым атлантическим флотом, мы можем теперь коротко остановиться на самих каравеллах и главных участниках их экипажей. Самая крупная из трех каравелл Колумба в этом плавании и его капитана «Санта-Мария» принадлежала талантливому мореходу и картографу из северо-западной испанской провинции Галисия Хуану де Ла Коса и до перехода под флаг Адмирала носила название «Ла Гальега». По разным источникам, так как ни ее оригинальных изображений, ни какой-либо другой документации о ней не сохранилось, ее водоизмещение составляло от 100 до 190 тонн, а длина равнялась 85 футам. В Испании несколько раз создавались ее полномасштабные модели, последняя из которых в 1992 году участвовала в церемониях по случаю международного празднества 500-летия открытия Америки, когда она повторила маршрут первого трансатлантического плавания своей самой известной тезки-предшественницы[3]. Вместе с Колумбом, который был одновременно и ее капитаном, на ней плыл в качестве первого офицера ее владелец Хуан де Ла Коса, лоцманом был брат владельца каравеллы «Нинья» Пералонсо Ниньо, функции альгвасила – судебного пристава – лежали на Диего де Арана. Кроме них на ней плыли секретарь-писарь Эскобедо, переводчик с арабским и ивритом крещеный еврей Луис Торрес, врач-хирург Санчес, а также семь младших офицеров, стюард и паж капитана, одиннадцать моряков-профессионалов и 10 мальчиков, исполнявших работу в качестве общих помощников. В целом состав экипажа «Санта-Марии» составлял 40 человек.

Если каравелла капитана Колумба нам представляется совсем небольшим кораблем, то по сравнению с «Пинтой» и тем более «Ниньей» она может показаться гигантом, так как первая из них имела водоизмещение в 60 тонн при длине в 69 футов, а вторая всего 50 тонн при длине в 55 футов. В ту эпоху суда в Испании, как правило, получали имена католических святых, но моряки давали им свои более удобные прозвища. Официальное название «Пинты» не сохранилось, а ее новое имя, по всей вероятности, происходило от фамилии ее прежнего владельца Пинто.

«Нинья» в свою очередь, хотя и имела официальное название «Санта– Клара» в честь местной святой города Палос, приобрела свое расхожее и известное имя от фамилии ее владельца Хуана Ниньо. Капитаном «Ниньи» был замечательный мореход Висенте Янес Пинсон, которому еще предстояло прославить свое имя, ее первым офицером был сам владелец каравеллы Хуан Ниньо, а лоцманом Санчо де Гама. Помио врача-хирурга и альгвасила на ней находились еще два младших офицера, 8 моряков-профессионалов и 6 мальчиков-помощников. На «Пинте» капитаном был брат Висенте Пинсона Мартин Алонсо, их третий брат Франсиско Пинсон шел первым офицером, лоцманом был Кристобаль Сармьенто, а ее владелец Кристобаль Кинтеро плыл в качестве моряка-профессионала. Вместе с врачом-хирургом, альгвасилом, двумя младшими офицерами, десятью матросами-профессионалами и 8 мальчиками-помощниками экипаж «Пинты» составлял 27 человек. Весь экипаж флотилии вместе с мальчиками-помощниками, таким образом, состоял из 90 человек. Большинство из этих людей были набраны из Палоса и соседних с ним поселений юга Андалузии. Помимо самого Колумба среди команды были еще три иностранца: один португалец, один генуэзец и один венецианец. За свою службу все члены команды получали месячное вознаграждение в соответствии со своей установленной категорией: мальчикам платили золотой эквивалент $ 4,6, морякам – $7, а младшим офицерам – $ 14.

Борта каравелл были раскрашены яркими красками, а корпус ниже ватерлинии был покрыт густым слоем дегтя, чтобы предохранить его от моллюсков и корабельных червей, которые со временем сильно разъедали его. На парусах каравелл красовались огромные кресты и геральдические знаки, на их главных мачтах трепетали королевские знамена Кастилии и Арагона, а на носовых мачтах было поднято знамя экспедиции, на белом поле которого размещался большой зеленый крест с короной на каждом из его плечей. Хотя экспедиция не имела военного характера, на бортах каждой из каравелл в целях защиты в непредвиденных обстоятельствах имелось легкое артиллерийское вооружение, но не было ни солдат, ни артиллеристов.

Подавляющее большинство членов экипажа трех каравелл оставляли родные берега Испании с тревожными чувствами и страхами перед опасностями столь дальнего плавания по неизвестному маршруту через бесконечные воды Атлантики, которая оставалась для них Морем Страха, населенного ужасными мифическими чудовищами и страшными явлениями. Не меньшие страхи за тех, кто отправлялся в это беспрецедентное плавание, испытывали и остававшиеся на берегу их родные, близкие, знакомые и даже простые любопытные, присутствовавшие при отплытии каравелл. По дошедшим до нашего времени записям по крайней мере двух из них по имени Алонсо Пардо и Гонсало Алонсо, все считали уходивших в тот день в море с Колумбом смельчаков, включая его самого, практически погибшими, которых уже никогда не сможет снова увидеть Кастилья.

Прекрасно зная душевное состояние огромного большинства своих спутников и понимая, какие сложные проблемы они могут ему создать во время плавания, Колумб, по его собственному признанию, сделанному в дневнике, с самого начала решил вести два бортовых журнала: в одном, по его словам, «чтобы люди не теряли мужества и не испытывали страх из-за чрезмерно длительного плавания», он будет записывать преуменьшенное пройденное расстояние, а в другом, личном, фиксировать подлинную картину путешествия. Сознавая огромное историческое значение своего первого путешествия через Атлантику, Адмирал заранее решил вести дневник, в котором он намеревался «каждый вечер записывать то, что произошло в течение дня, а днем то, что произошло за ночь». Конечно же, такая хроника была важна и для лучшего проведения самого плавания, и поэтому Колумб отмечает в том же дневнике, что «необходимо, чтобы я забыл о сне и много работал над ведением плавания». Такая поразительная приверженность своему делу и идее не могут не вызывать нашего восхищения великим генуэзцем и сегодня, свыше пятиста лет после совершения им его исторической экспедиции. Его ожидания, предвидения и предупредительные действия на этот счет оказались совсем не напрасными. Но пока каравеллы бодро двигались по уже проторенному маршруту к Канарским островам, такие проблемы не возникали.

Первые три дня плавания прошли совершенно спокойно, но в понедельник 6 августа капитан «Пинты» Мартин Алонсо Пинсон сообщил Адмиралу, что на его каравелле вышло из строя рулевое управление. Это сообщение вызвало большую тревогу среди экипажей и прежде всего у самого Колумба, который был не в состоянии оказать пострадавшему кораблю помощь, не подвергая опасности собственное судно. Благодаря мужеству ее капитана руль «Пинты» удалось немного подправить, и флотилия смогла продвигаться вперед. Однако уже на следующий день эта проблема возникла снова. «Пинта» плохо поддавалась управлению, а затем стала набирать воду. К этому времени флотилия уже приближалась к архипелагу Канарских островов, и Колумб принимает решение отправить «Пинту» для ремонта в Лас Пальмас, а две другие каравеллы поставить на якорь у самого западного из этих островов – Гомеры, где они пополнили запасы воды и продовольствия. Затем он сам направился на Лас Пальмас, чтобы лично проследить за починкой «Пинты», а после завершения этой работы 2 сентября все три корабля собрались вместе у Гомеры в порте Сан-Себастьян. Однако здесь им пришлось ждать отправления еще целых четыре дня, так как окружающие этот порт горы не пропускали столь нужный для выхода из него восточный ветер, из-за чего флотилия оказалась словно в ловушке. Ситуация благоприятно изменилась лишь 6 сентября, когда каравеллы в последний раз подняли якоря у знакомой территории. При выходе из порта со встречного судна Колумбу сообщили, что в море курсировали три португальских каравеллы, которые намеревались перехватить его флотилию. Возможно, что король Португалии испытывал чувство зависти в связи с тем, что Колумб совершал свое плавание на службе Испании, и поэтому хотел как-то помешать ему, однако этого не произошло. По причине слабого ветра корабли продвигались в океан несколько медленно, и поэтому днем 9 сентября они еще могли видеть высокий пик Тенерифе, но к вечеру и эта последняя точка земли скрылась за восточной стороной горизонта, оставив крошечный флот в неизведанных просторах бесконечного океана.

Именно этот столь значимый момент можно было считать началом первого подлинного океанского плавания по непроложенным морским путям – плавания, которое все считали невозможным. Ведь до сих пор не было ни одного плавания, которое бы продолжалось хотя бы десять дней без того, чтобы не видеть землю. Теперь перед маленькой океанской экспедицией из трех хрупких каравелл с 90 людьми на борту, оказавшимися со своими обременительными средневековыми страхами и предрассудками посреди Моря Страха, была только угнетающая неизвестность. Твердая уверенность и непоколебимая решимость всего лишь одного человека сейчас поддерживала в них зыбкую надежду на выживание и прокладывала их путь вперед.

Колумб, как будто он шел по хорошо знакомой ему дороге, берет прямой курс на запад, который стремится выдерживать с помощью компаса и довольно примитивных тогда астролябии и квадранта. Эти последние при качке корабля давали очень ненадежные показания. Поэтому для определения курса и места положения судна Адмирал прежде всего полагается на расчеты, связанные с направлением и скоростью движения, а также пройденным в пути временем. Направление движения определялось с помощью компаса. Измерение времени в отсутствие механических часов на борту осуществлялось с помощью песчаных часов, которые подвешивались на горизонтальной перекладине и переворачивались палубным мальчиком, когда песок из их верхней половины полностью пересыпался в нижнюю. Этот момент означал, что прошло полчаса и начинались новые полчаса. Дежурный по палубе офицер отмечал данный момент нанесением черты на специальной доске, а впоследствии переносил эти данные в бортовой журнал. Совокупность таких отметок позволяла устанавливать время суток, но подобный расчет времени приходилось регулярно и часто корректировать в солнечную погоду, когда по нахождению солнца в зените можно было установить время полдня на соответствующей широте и соответственно более точно пользоваться песочными часами. Для измерения скорости движения судна не существовало никаких приборов, что заставляло Адмирала или дежурного офицера просто прикидывать ее на глаз. Использование существовавших тогда упомянутых средств для установления курса и места положения корабля делали многие расчеты довольно приблизительными, что при дальних маршрутах приводило к немалым ошибкам. В этой связи интересно отметить, что заниженные расчеты пройденного расстояния, предназначенные Колумбом для успокоения его экипажей, в итоге оказались более верными, чем те, которые он считал реальными и предназначал лишь для собственной личной информации. Однако несмотря на все упомянутые сложности навигации, Колумб проявил совершенно удивительные способности мореплавателя, что постоянно отмечалось его современниками и мореходами последующих времен.

Начиная уже с 8 сентября, то есть всего два дня спустя после выхода из Сан-Себастьяна, Колумб выводит свой флот в полосу прекрасного попутного северо-восточного ветра, а затем и течения, идущего в том же направлении. Эти благоприятные условия сопутствовали ему в течение последующих целых десяти дней, что позволило каравеллам двигаться на запад с очень хорошей скоростью и пройти за это время около 1100 морских миль. Это было уже замечательным достижением Адмирала. Эти первые 10 дней плавания в неизведанных пространствах Атлантики были самыми приятными во всех отношениях для Колумба, его каравелл и их экипажей. Отмечая это благоденствие в своем дневнике, Адмирал говорит, что тогда и после этого их сопровождал постоянный умеренный бриз, так что каждое утро доставляло огромное удовольствие, и что не хватало только пения соловья, а погода была такой, как в апреле в Андалузии. 16 сентября путешественники стали видеть в воде многочисленные пучки очень зеленых морских водорослей, что некоторые сочли за близость к земле, но Колумб высказал мнение, что они могут быть недалеко от какого-нибудь острова, а материк должен лежать дальше по курсу. В последующие два дня количество водорослей значительно увеличилось, но они не мешали плаванию. Тогда же были замечены две птицы из породы олушей, которые в тропических широтах охотятся за рыбой.

18 сентября Мартин Алонсо Пинсон прокричал, что он увидел землю, и высказал претензию на получение обещанной по такому случаю королевской премии, но земля оказалась скоплением плотных облаков на горизонте – ошибка, которая неоднократно происходила в ходе этого плавания, как, впрочем, и в других морских путешествиях. Великолепный попутный ветер, который на радость всем спутникам продолжался 10 дней подряд, вдруг стал причиной нескрываемых волнений и даже беспокойства со стороны экипажей, увидевших в этом серьезное препятствие для возвращения обратно в Испанию. Но эти тревоги прошли, когда словно в ответ на них каравеллы вошли в зону переменных ветров и дождей, а затем оказались на целых 5 дней в почти безветренной полосе. В эти слишком спокойные дни команды даже рисковали купаться в море, переговаривались с борта на борт и передавали с каравеллы на каравеллу на веревках записки. Был еще один ложный сигнал об увиденной земле, который на этот раз побудил Адмирала и экипажи провести благодарственный молебен, но после этого возникло очередное разочарование – землей оказались гряды низких облаков…

Мы можем воспользоваться относительным бездействием на едва двигавшихся каравеллах и посмотреть, как на них складывалась каждодневная жизнь их команд. Сведениями на этот счет история обязана тем единственным записям, которые были сделаны в этой связи испанским чиновником Эухенио де Саласаром во время его плавания из Испании в Санто-Доминго в 1573 году. Именно этим источником пользовались многие авторы, касавшиеся данной темы в последующее время.

Жизнь на морских судах была очень строго регламентирована, подчиняясь служебным обязанностям каждого члена экипажа и тем очень стесненным физическим возможностям, которые давали корабли. Так, например, средняя по длине «Пинта» имела всего 69 футов (около 23 метров) в длину и примерно 24 фута (около 8 метров) в ширину при 27 человек экипажа. Как и на других каравеллах той эпохи, у нее была всего лишь одна открытая палуба, которая через открывающиеся люки сообщалась непосредственно с трюмом. Именно нижняя палуба пространства трюма была тем главным местом, где размещались грузы и запасы, а в штормовую погоду оно служило и туалетом. Здесь находились бочки с питьевой водой и вином, запасы продовольствия, дрова, запасные паруса и парусной холст, балласт, а в зависимости от обстоятельств также пушки, оружие, порох и боеприпасы.

На корме главной палубы на определенном возвышении располагалась каюта капитана, а в ее носовой части находилось всего несколько кают для самого высшего командного состава. Рядом с входом в капитанскую каюту стоял руль управления кораблем, а около него по центру был один из люков, около которого закреплялась бочка с водой. По бортам палубы от места рулевого находились крепко зафиксированные ящики для личных вещей членов команды, в первую очередь офицеров. Затем по центру были расположены еще один большой или два меньшего размера закрывающихся люка для загрузки груза, а по бортам хранилось несколько деревянных ведер. Слева по борту у носовых кают на плотной песочной подушке рядом с ведром воды стояла переносная кухня с металлическим колпаком, которую испанцы называли очагом. Здесь же с палубы поднимались закрепленные основаниями в трюме три корабельных мачты.

Остававшееся остальное пространство главной палубы предназначалось для работы и некоторого отдыха экипажа. Спальных мест для основного состава команд, кроме упомянутых кают для капитана и высших офицеров, не было. Эти люди спали там, где находили для себя наиболее подходящее место в трюме или в укромных уголках открытой палубы прямо на деревянных досках, стараясь найти какое-нибудь закрепление от качки. Нередко устроившихся на отдых людей на главной палубе щедро обкатывали поднявшиеся волны. Никто из них не раздевался, оставаясь все время в теплой шерстяной одежде, которая окутывала их от шеи до ступней ног и которую по традициям того времени они должны были носить всегда, несмотря на тропическую жару и влажность южных широт. Вот почему измученные своими жаркими одеждами экипажи пользовались каждой возникавшей возможностью купаться или обливаться морской водой из ведер прямо на палубе.

Весь распорядок дня каждого члена команды строился на основе вахтенного дежурства. Все члены экипажа разделялись на две вахты, каждая из которых работала в течение четырех часов, после чего ее меняла другая. Первую вечернюю вахту от захода солнца до полуночи возглавлял капитан судна, а заступавшую в этот час вахту возглавлял лоцман, который должен был наблюдать за навигационными звездами в ночное время, когда они были наиболее яркими. Следующую за этой вахту возглавлял заместитель первого офицера судна, а ответственность за утреннюю и послеобеденную вахты несли соответственно первый офицер и его заместитель. Таким образом, вся дневная работа на корабле, связанная с поднятием или опущеним парусов, мытьем, чисткой, уходом и ремонтом, проходила под наблюдением профессиональных морских офицеров.

Основным питанием членов команды было соленое мясо, а в праздничные дни они получали соленую рыбу или сыр. Вместе с ними давались также рис, галеты, соленая мука, овощи, чеснок, миндальные орехи и изюм, а таже питьевая вода или вино. Однако во время дальних плаваний продовольственные запасы зачастую истощались или портились, что приводило к сокращению рациона и, как следствие этого, к возникновению опасной цинги и самого настоящего голода. Повара-кока тогда на кораблях не было, а приготовление пищи на переносной плите, что делалось только в подходящую погоду, поручалось кому-то из моряков-стажеров в каждой вахте. Пищу для капитана и высшим чинам готовили их личные пажи. В хорошую погоду общественными туалетами для команды служили подвешанные на перилах носа и кормы специальные открытые сиденья, всегда остававшиеся объектом не совсем чистых шуток и рассказов моряков.

На испанских и португальских судах религиозные церемонии и молебны были неотъемлемой частью корабельной жизни. Каждодневную официальную службу вели сами капитаны или, если таковые были, капелланы. В целом жизнь на каравеллах даже в благоприятную погоду была жесткой и трудной, а в плохую она становилсь зачастую просто опасной. В ту эпоху из всех кораблей, отправлявшихся в море, только около половины приходили в порт назначения…

Штилевое безветрие продолжалось пять долгих дней, за которые корабли проделали всего 234 мили. 26 сентября появился небольшой ветерок, слегка подгонявший каравеллы на запад до 1 октября, что позволило им продвинуться лишь еще на 382 мили. За это время команды неоднократно видели земных птиц, а однажды им даже удалось поймать одну из них рукой. В ходе третьей недели плавания с запада появилось такое количество морских водорослей, что, как отметил в своем дневнике Адмирал, «море, казалось, могло от них задохнуться». Попадались также отдельные ветки деревьев и цветов, которые вместе с другими признаками говорили о присутствии где-то земли. В этой связи Колумб записал в дневнике, что ему было известно о нахождении в этих краях островов, но он не хотел терять время на их поиски, поскольку его первой задачей было дойти до Индий, и поэтому он продолжал сохранять установленный курс.

К этому времени плавание продолжалось уже целых три недели, но земли так и не было. Безветрие сильно сдерживало продвижение кораблей, и экипажи начали высказывать свое волнение, беспокойство, а затем и недовольство. Даже берега далеких от Испании Канарских островов уходили все дальше и дальше на восток, а впереди их по-прежнему ждала угнетающая моральный дух неизвестность. Сколько же еще времени все это может продолжаться? Такой настрой содействовал раздуванию мелких обид в ссоры, ссоры превращались в драки и не только между отдельными членами команды, но и между составлявшимися вокруг них группами, что то и дело требовало вмешательства со стороны альгвасила, которому приходилось их усмирять и разводить. К счастью для всех, в первый день октября ветер усилился и пошел сильный дождь, пополнивший убывавшие запасы питьевой воды. За последующие пять дней каравеллы прошли уже более 700 миль. Настроение экипажей заметно улучшилось, а драки и роптание прекратились.

6 октября Колумб записывает в дневнике, что он продолжает курс на запад. Вечером этого дня Мартин Алонсо Пинсон сообщил, что видел большие стаи птиц, пролетавших с северо-востока на юго-запад, и что поэтому надо сменить курс на юг-запад к западу, а затем прокричал…Сипанго! Адмирал решил, что Мартин Пинсон хотел этим сказать, что, согласно их подсчетам, они миновали Японию и поэтому нужно было сменить направление, чтобы или вернуться к ней, или двигаться в ту же сторону к Китаю. Пинсон после этого пошел по предложенному курсу, а недоумевавший Колумб считал необходимым продолжать идти на запад. Но на следующий день снова были замечены большие стаи птиц, летевших на юго-запад. Получив это новое подтверждение нахождения земли в том направлении, Колумб, знавший, что португальцы не раз открывали земли именно по полетам птиц, принимает решение сменить курс по предложению Мартина Пинсона.

8 октября все каравеллы шли по курсу запад-юг-запад и благодаря спокойному морю и попутному ветру быстро продвигались вперед. «Надо благодарить Бога за то, что бризы здесь были нежнее, чем апрельский ветер в Севилье», – комментирует эту необыкновенную погоду Адмирал в своем дневнике, – «так что находиться в них было одно удовольствие: они были насыщены сладкими запахами». Запахи, конечно же, доходили от недалекой где-то земли. О ее близком присутствии свидетельствовали также совсем свежие зеленые листья в воде и многочисленные наземные птицы, среди которых были и знакомые им всем утки, летевшие на юго-запад. Утром следующего дня, учитыввая изменение ветра, Адмирал скорректировал курс на юго-запад. Всю наступившую ночь при свете яркой луны экипажи наблюдали большие стаи птиц, направлявшихся в том же направлении. Но где же была столь долгожданная земля? Сколько еще можно было испытывать истощенное терпение обеспокоенных невероятно длительным плаванием людей? Когда же прекратится для них такая невыносимая душевная пытка?

После нескольких последних пережитых разочарований по поводу ложных обнаружений земли экипажи стали все громче и с нарастающим недовольством обсуждать эти и подобные им вопросы, требуя определенных ответов от своих офицеров. Как описывает эти настроения команд сын Колумба Фердинанд, «их желание и стремление увидеть землю были настолько велики, что они потеряли всякую веру в ее признаки и подозревали, что острова остались где-то сзади по обе стороны от их пути, а они прошли между ними, незаметив их». Ведь даже согласно заниженным сведениям о пройденном пути, которые были достоянием экипажей, было совершенно очевидно, что плавание на запад продолжалось гораздо дальше, чем было предусмотрено расчетами Колумба! На каравеллах назревал бунт.

10 октября Адмирал записывает в своем дневнике, что в этот день «люди выразили жалобу, что плавание продолжалось слишком долго и они больше не могут это выносить». Колумб сообщает также, что попытался всячески успокоить и заверить их в успехе, вселея в них надежду на обретение больших выгод, которые ожидали их впереди. Но одновременно он совершенно твердо заявил им, что их жалобы были напрасными, поскольку он шел в Индии и должен был продолжать этот курс до тех пор, пока с Божьей помощью он их не обнаружит. Какой твердостью духа и непоколебимой решимостью должен был обладать этот великий мореплаватель, чтобы в неизвестных водах океана перед лицом готового к взрыву бунта продолжать отстаивать свою идею! Офицеры каравелл еще накануне обсуждали такие же собственные волнения с Адмиралом, и он обещал им, что, если земля не будет обнаружена через три дня, он будет готов повернуть флотилию обратно. Оставшись практически один в стремлении продолжать плавание перед лицом жесткого сопротивления экипажей, Колумб был вынужден маневрировать между командирами и остальным составом, чтобы хотя бы на какое-то время продлить продвижение вперед к своей заветной цели.

Драма проведения экспедиции стала приближаться к решающему кульминационному моменту в условиях нервного перенапряжения всех ее участников. 11 октября впервые за все путешествие, а оно, даже если считать после Канарских островов, продолжалось уже более целого месяца, сильно взволновалось море, еще выше поднимая уже предельную тревогу команд. В тот же день люди на «Пинте» увидели в воде ствол зеленого тростника и палку, а затем выловили другую палку, которая, казалось, была обработана рукой человека. На «Нинье» тоже заметили земную растительность и еще одну палку. При этих новых свидетельствах близости земли люди на каравеллах испытали душевное облегчение и некоторую радость. Несмотря на волнение моря, каравеллы делали около 12 миль в час. После захода солнца Адмирал вновь скорректировал курс на запад.

Около 10 часов вечера, стоя на кормовом возвышении, Колумб увидел на горизонте свет. Однако эта вспышка была довольно неясной, чтобы утверждать, что она произошла на земле. Чтобы подтвердить увиденное, Адмирал пригласил служителя королевского двора Перо Гутьерреса последить за тем местом, откуда будто бы промелькнул свет. Через некоторое время Гутьеррес в свою очередь тоже увидел световую вспышку, после чего капитан решил попросить продолжить наблюдение за светом королевского контролера Родриго Санчеса, но тот со своего места на палубе ничего разглядеть не мог. Однако после этого с борта «Санта-Марии» в темноте тропической ночи снова увидели вспышку света, похожую на свет поднятой и опущенной восковой свечи. Лишь немногие, находясь в состоянии нервного перевозбуждения, сочли этот свет признаком земли, но Колумб с уверенностью высказывает мнение, что земля теперь совсем близко, и отдает распоряжение вести тщательное наблюдение с носового возвышения каравеллы. При этом он обещает, что тот, кто первым скажет, что он видит землю, помимо королевской награды в 10 000 пожизненных годовых мараведи получит от него дорогой шелковый камзол. Люди на всех каравеллах испытывают большой радостный подъем и возбуждение.

Несмотря на взбудораженное волнами море воспрянувшие многобещающими ожиданиями команды спешат, соревнуясь друг с другом, вырваться вперед, чтобы оказаться первыми в обнаружении столь давно ускользавшей от них земли и получить к тому же огромное вознаграждение. Теперь все они были охвачены лихорадочным волнением перед наступлением величайшего исторического события. Самая быстроходная «Пинта» со всегда рвушимся вперед честолюбивым и смелым капитаном Мартином Алонсо Пинсоном оставляет в этой гонке своих парусных спутниц позади. Четыре часа спустя дозорный Родриго де Триана со своего наблюдательного гнезда замечает что-то похожее на освещенную лунным светом белую скалу и радостным криком сообщает всей команде «ЗЕМЛЯ! ЗЕМЛЯ!» Услышав этот столь долгожданный возглас, нетерпеливый Мартин Алонсо тут же бросается проверить услышанное сообщение и, убедившись в его верности, условленным выстрелом оповещает две другие каравеллы о совершенном наконец историческом открытии. Это произошло в 2 часа утра в пятницу 12 октября 1492 года – день, который изменил всю последующую судьбу человечества.

Чтобы дать возможность двум другим каравеллам подойти к нему, Мартин Пинсон опускает паруса «Пинты» и, когда «Санта-Мария» оказалась рядом с ней, он услышал через шум моря и ветра радостно взволнованный крик Колумба, который, теперь тоже увидев землю, сообщает ему, что он получает за сделанное открытие дополнительную премию в 5000 мараведи! Да, на сей раз это действительно была земля, смотревшая на них в лунном свете низкими сероватыми скалами с расстояния около двух совсем коротких лиг! Пока осчастливленные этим видением спутники не знают, в какую землю они попали, есть ли на ней люди или, может быть, это всего лишь необитаемый остров, а может быть, это и есть та самая заветная и богатая Индия, ради которой они отправились в эту невероятную опасную авнтюру более 70 дней назад?! Как сильно хотелось верить именно в это последнее предположение, которое обещало им всем богатство, славу и счастье!

Но сейчас, оказавшись перед пока неведомыми голыми скалами и испытывая переполнявшую их радость просто от встречи с долгожданной землей, они должны были действовать с большой осторожностью, чтобы не допустить превращения этой огромной радости в трагедию крушения на этих многообещающих, а в то утро подветренных и потому опасных для кораблей берегах. Адмирал отдает распоряжение опустить паруса, кроме паруса на главной мачте, и оставаться в бдительном дрейфе до наступления рассвета. Когда поднялась заря, не ложившиеся в эту ночь спать команды снова подняли все паруса и, переживая несказанное волнение перед предстоявшей высадкой на землю, которую они ждали в течение долгих 40 дней, стали приближаться к открывавшему постепенно свои очертания острову. Они вскоре увидели, что на их пути возникла целая цепочка рифов, и в поисках прохода они обогнули их с южной стороны и обнаружили его на западном берегу около полудня. Приближаясь к берегу, они тут же увидели на нем целую толпу голых мужчин, женщин и детей, которые с чувствами невероятного удивления и страха следили за парящими по воде и приближающимися к ним белокрылыми чудовищами. Каравеллы гладко прошли в мелкую бухту острова и бросили якоря. Теперь наступил еще один очередной исторический момент этой великой эпопеи – первой высадки европейцев на вновь открытую землю.

Как только с каравелл стали спускать лодки для высадки на берег, все толпившиеся на нем местные жители мгновенно в великом страхе исчезли в подступавшем к морю густом и очень зеленом большом лесу. Процедура высадки и вся береговая церемония вступления на вновь открытую землю была заранее разработана и зафиксирована в специальном протоколе. Сам Адмирал вместе с Мартином Алонсо и Висенте Янесом Пинсоном отправился на берег на охраняемой большой лодке. Над Колумбом развевался королевский стяг, а у каждого из братьев Пинсонов было по одному знамени Зеленого Креста – флагу экспедиции, который находился на всех каравеллах. На одной стороне такого креста была изображена буква «F» (для Фердинанда), а на другой «Y» (для Изабеллы) вместе с подвешенными над ними коронами, соответствующими их личным королевствам. Выйдя из лодки на ослепительно яркий песок из белого коралла, Адмирал пригласил двух других капитанов, секретаря всей флотилии Родриго де Эскобедо, королевского контролера Родриго Санчеса и всех других, кто высадился с ним на берег, быть свидетелями и очевидцами того, как он в их присутствии вступает во владение островом от имени его суверенов короля и королевы. Затем Колумб зачитал предусмотренное для таких случаев торжественное заявление, после чего, опустившись на колени, он произнес благодарственную молитву Всевышнему за безмерную милость по приведению его к этой земле, обнял ее со слезами несказуемой радости и после этого, взволнованный и растроганный состоявшимся невероятным и во истину выстраданным им достижением, поднялся на ноги. Обращаясь к собравшимся около него спутникам, он торжественно дал вновь открытому острову звонкое богоугодное имя – Сан-Сальвадор, то есть Святой Спаситель. Как они вскоре узнали, сами жители острова называли его собственным экзотичным именем Гуанарани. Будучи совершенно уверен, что он достиг окраинной земли Индии, Колумб соответственно назвал его обитателей «indios». Именно под этим именем в их специфических вариантах они впоследствии вошли во все европейские языки, а само имя стало общим названием для обитателей всего американского континента.

Между тем переименованные в индейцев таино – жители этого острова – с большим опасением, тревогой и любопытством наблюдали за происходившей на их родном берегу совершенно непонятной для них церемонией из ближайших лесных зарослей. Не обнаружив каких-либо враждебных проявлений со стороны белых пришельцев, облаченных в странные одежды, индейцы-таино стали осторожно и робко выходить из своего лесного укрытия, а затем, поборов страх в пользу любопытства, высыпали на берег и вступили с ними в общение. Как оказалось, профессиональные услуги привезенного из Испании переводчика Луиса Торреса с его арабским и ивритом были совершенно неприменимы: обитатели острова говорили на одном из диалектов распространенного на Карибских островах языка из группы аравак, и поэтому всякое общение с ними могло тогда происходить только на всеобщем языке жестов. Как для европейцев, так и для индейцев с этого эпохального момента началась новая эра жизни.

Колумб прекрасно сознавал огромную важность установления дружественных отношений с местными жителями для любых будущих планов и поэтому с первого шага общения с ними стремился расположить их к себе. «Для того чтобы вызвать в них к нам чувство дружбы, поскольку я знал, что это люди, которых следует спасти и обратить в нашу святую веру любовью, а не силой, – записывает он в этой связи в своем дневнике в первый же день пребывания на острове, – я начал раздавать им красные колпаки и стеклянные бусы, которые они вешали себе на шею, да и много всяких других недорогих безделушек. Они были этим превелико обрадованы и настолько стали нашими большими друзьями, что этим было невозможно не восхищаться».

Адмирал и его спутники были просто потрясены открытостью, дружелюбием и гостеприимством таино, которые были готовы отдать пришельцам буквально все, что у них было, задаривая их разноцветными попугаями, клубками хлопковых ниток, копьями и всем, чем они располагали за получаемые европейские безделушки. Иного у них просто ничего не было. Кроме нескольких продовольственных культур в виде незнакомой европейцам кукурузы и ряда съедобных корнеплодов эти индейцы больше ничего не выращивали, а их ремесла ограничивались изготовлением хлопковых нитей и глиняных сосудов. Испанцы единодушно отмечали удивительную физическую стройность и красоту таино, поражающую простоту их нравов, их общий здоровый и невинный образ жизни как настоящих детей природы.

Колумб оставался на этом острове два дня, стараясь увидеть и установить его достоинства для пользы испанцев. Он обнаружил на нем несколько озер, большой и плотный лесной покров, много незнакомых птиц и удобные бухты для парусников. Однако ему и его спутникам не удалось найти на нем то, что их интересовало в первую очередь – золото, серебро и восточные пряности. На некоторых обитателях испанцы заметили небольшие продетые через нос подвески из необработанного золота, но на их расспросы, откуда индейцы их получили, те указывали жестами на юг от острова, давая понять, что там его имеется будто бы много. Они также жестами объясняли, что по соседству с ними и дальше находилось великое множество других островов, с некоторых из которых на них совершали нападения другие племена. Исходя из своих карт, Колумб решил, что это должны быть острова, расположенные к югу от Японии, и поэтому должны привести его поиски или к самой Японии или к Китаю. Стремясь приблизиться к главной цели своего путешествия, Адмирал попрощался с дружелюбными таино и продолжил плавание, взяв с собой шесть местных жителей в качестве гидов, рассчитывая при этом обучить их испанскому языку, а впоследствии привезти в Испанию для показа королеве и королю вместе с экзотическими дарами местной природы, которые он старательно начал коллекционировать.

В тот же самый день Колумб, идя в юго-западном направлении, открывает еще один остров, которому дает название Санта-Мария-де-Консепсьон. Этот остров оказался тоже небольшим и красивым с богатой тропической растительностью и тоже с очень приветливыми обитателями, с которыми произошли такие же встречи и обмены всякой мелочью, как и на Сан-Сальвадоре. В последующие 12 дней флотилия Колумба продолжает исследования как более крупных, так и ряда из многочисленных мелких островов. Первому и самому протяженному из них он дает название Фернандина в честь короля, а следующий за ним и более маленький он называет по имени королевы Изабеллой. Посещение этих новых островов повторяет пребывание на Сан-Сальвадоре. За эти дни испанцы познакомились с местным изобретением, которое на языке таино называлось «hamaca» и в его немного отличающихся вариантах обогатило быт и языки мира как гамак. Среди новых представителей флоры и фауны путешественники обнаружили дерево, которое затем стало хорошим материалом для получения красильного вещества. Однако столь вожделенных богатств из золота и драгоценных камней или специй им встретить не удалось. Но сопровождавшие испанцев бодрые гиды с Сан-Сальвадора продолжали обнадеживать исполнение их желаний на этот счет настойчивыми утверждениями, что они смогут найти много золота на более южных островах.

В воскресенье 21 октября Колумб заносит по данному поводу следующую запись, которая в различных словесных формулировках впоследствии будет неоднократно повторять ее основную идею о поисках золота на основании утверждений индейцев: «После этого я собираюсь отправиться на другой очень большой остров, который в соответствии со знаками сопровождающих меня индейцев должен быть Сипанго. Они называют его “Колба”… За этим островом находится еще другой, который они называют “Бофио” и который, по их словам, тоже очень большой… и в зависимости от того, сколько золота и специй я найду, решу, что делать». Продолжая не сомневаться в том, что он находится рядом с Китаем, Колумб добавляет, как он будет это делать многократно и потом, что «я по-прежнему решительно хочу перейти на континент и к городу Кисай, чтобы передать письма Ваших Высочеств Великому Хану, попросить у него ответ на них и с ним вернуться обратно».

Надо отметить, что со дня высадки на Сан-Сальвадор записи в дневнике Адмирала становятся гораздо более пространными и нередко адресуются королям Испании, как и в вышеприведенной цитате, словно с этого момента он начинает его вести не для себя, а для своих суверенов. Такое изменение характера его дневника является совершенно логичным. Оказавшись на открытой им новой земле, Колумб, будучи человеком удивительно любознательным, восторженным и тщательным, испытывал на себе целый поток совершенно новых впечатлений от увиденного и услышанного в неведомых европейцам до тех пор краях. Ему, естественно, не только хотелось как можно больше увидеть и узнать о всем том, что там было, но и до самых больших подробностей рассказать обо всем этом прежде всего своим королям и, конечно, всей Европе. При этом, как человек очень деловой, он стремился создать у своих суверенов самое выгодное впечатление о новых землях, в первую очередь с точки зрения их коммерческой полезности для Испании. А поскольку испанских королей больше всего интересовали драгоценности и пряности Индий, что и было главной целью всей экспедиции, Колумб теперь старался в своих записях всегда подчеркивать эту тему, то и дело рассказывая о своих постоянных поисках именно этих богатств. Второй важной сквозной темой государственного значения для его католических королей было спасение душ безбожных, по мнению Адмирала, обитателей открытых им земель, путем их обращения в святую римскую веру. Вот почему в своих записях он неустанно подчеркивает мягкий и податливый характер индейцев, которые, по его словам, были полностью готовы к такому обращению, тем более что они считали испанцев людьми, пришедшими на землю с неба.

В желании создать наиболее полную и привлекательную картину открытых им краев Колумб подробно рассказывает о невиданно щедрой и богатой природе, о красоте несуществующих в Европе местных деревьев, кустов и цветов, об экзотических фруктах и птицах, о необыкновенных вечнозеленых лесах и всегда теплом море, о великолепных бухтах и горах, прозрачных реках и ручьях, об уникальных восходах солнца и его закатах. Он щедро делится своими наблюдениями об образе жизни, нравах, обычаях, традициях, быте, домах, поселениях, оружии, домашней утвари, физическом облике и ремеслах жителей новых земель, стремясь не упустить никаких интересных или курьезных подробностей. Он сообщает о каждом новом острове, реке, бухте, мысе, вершине горы и о каждой другой увиденной им примечательности и о тех новых испанских названиях, которыми он их наделяет. Очень нередко этой цели служит, по тогдашнему обычаю, церковный календарь с днями католических святых. Немало из этих названий сохранилось до нашего времени. Можно без преувеличения сказать, что дневниковые записи Колумба заключают в себе целую энциклопедию сведений по открытым им тогда землям. В этом смысле великий мореплаватель и первооткрыватель является, пожалуй, счастливым исключением из большинства тех, кто последовал за ним в ту захватывающую эпоху географических открытий и освоения новых краев… Разве можно при этом не удивляться тому замечательному дару, которым был награжден этот уникальный человек и в этом отношении!..

Конец ознакомительного фрагмента.