Глава 2
Посетители разошлись поздно, часам к четырем утра. У меня уже слипались глаза, радовало только то, что сегодня пятница и завтра завода не будет. Я шел по ночному городу, еле волоча ноги. Мне хотелось только одного – спать, спать и спать. Меня знобило от недостатка сна и шатало от усталости, тошнило от запаха сигарет, туманом которых были окутаны мои ночи среди пьяных клиентов. Это было обычное состояние после ресторана. Мечтая о том, как я вытянусь сейчас в чистой постели, я подбадривал себя тем, что ночь была крайне удачной в материальном плане. Я мысленно помогал сам себе: «Вот еще три дома до поворота, пустырь… Еще чуть-чуть».
Калитка не закрыта. А дверь в дом и вовсе распахнута. Я вошел в коридор. Прохладный рассвет сочился в окна, слабо освещая разбросанные вещи и разломанную мебель. Гардины были сорваны, все вещи выброшены на пол, цветы сброшены с подоконников, стол и стулья поломаны. Кривой комод зиял слепотой выдранных ящиков. На нем не было телевизора и видеопроигрывателя, а также и цветка, под которым я хранил все свои деньги. Это вряд ли были воры, они не стали бы ломать мебель. Тут с молотком или топором в руках прошлась остервенелая скотина, которая смачно раскрошила каждый кусочек моего дома. Диван стоял с распоротым сиденьем, у кровати – вырвана боковая часть. Под моими ногами лежали нежнейшие тончайшие шторы. Изодранная белоснежная ткань еще местами отражала падающий свет. Алкина гордость. Ей не было и двенадцати, когда она всю зиму терпеливо расшивала нижние края штор огромными переплетающимися снежинками из бесцветного бисера и стекляруса. Вечерами под лампой он сверкал и переливался как запотевший бриллиант. И даже мы с Виталькой признали это произведением искусства, кропотливо перерисовывая рисунки на тетрадные листки, а потом высчитывали раппорт снежного изображения на краях штор, закалывая отмеченные места английскими булавками…
Я вышел на крыльцо и сел, зажав голову руками. Вдалеке поднимался край солнца, подкрашивающий синее небо в розовый цвет. Ветер шевелил безжизненные оборванные провода, болтающиеся на столбе. А у меня текли по щекам соленые слезы.
Я отчетливо видел, как щербатый громил мой дом. С каким зверством он швырял все на пол. Он был не один. Я увидел еще трех ребят, которые с азартом крушили все, что попадалось под руку. У меня были закрыты глаза, но двигающаяся картинка становилась все четче. Я услышал их разговор. Затаившись, я боялся шевельнуться, чтобы не спугнуть видение. Оно было настолько ярким, что, казалось, я заговорю, и они услышат меня.
Вот они смахнули горшок с комода, щербатый сдернул салфетку, и, злорадствуя, спрятал деньги во внутренний карман куртки… Закончив, они упаковали телевизор, плейер, мой старенький ноутбук в широкую сумку. Я медленно пошел за ними.
– Сережа! Сереж! – я с трудом открываю глаза, видение растворяется, и я не понимаю, кто трясет меня за плечо.
– Что случилось? – Ника тревожно заглядывает в открытый дверной проем и переводит взгляд на меня. – С тобой все в порядке?
– Да, – выдавливаю из себя. На секунду опять закрываю глаза и вижу ее. Ту девушку с длинными каштановыми волосами. Она стоит спиной ко мне и оглядывается. Улыбается и кивает. Мне становится тепло. Уходит тревога и пропадает злость.
Я часто их вижу в последнее время. Его, здорового, крепкого. У них обоих светлые и грустные глаза. У него на правой руке массивное кольцо с сапфиром на безымянном пальце. Мужчина и женщина приходят ко мне по одному и вместе. Иногда стоят рядом. Но я чувствую их отдельность. Они не знакомы друг другу. Они не видят друг друга, несмотря на то, что находятся рядом. Мужчина часто мечтательно смотрит куда-то в небо, а девушка нередко хмурится. Я уже привык к ним. К странности их появления в моей голове…
– Надо позвонить в милицию, – Ника достает телефон.
«Лучше в дурдом, – мысленно отвечаю ей. – Похоже, я просто-напросто схожу с ума».
– Не надо никуда звонить, – совершенно успокоившись, говорю Нике. Но ей не нравится мой безразличный тон. Я поднимаюсь с крыльца и захожу в дом, поднимая разбросанные вещи.
– Тут все разбито! Кто же это сделал? Тебя ограбили! Надо вызвать милицию. Не трогай ничего! – кричит Ника. – Я звоню!
– Нет, я сказал, – впервые я повышаю на нее голос. Она замолкает. Я чувствую запах ее духов. Но почему-то Ника сейчас кажется очень далекой, хотя стоит рядом.
– А ты чего приехала? – я смотрю на часы. Стрелка только приближается к пяти утра.
– Соскучилась, – растерялась она, и я вспомнил, что вчера вечером Ника была в гостях, и мы не виделись.
– Прости, – я извинился за грубый вопрос, удивившись самому себе.
– Виталик, ты не мог бы подъехать срочно? У нас беда, – Ника все-таки позвонила.
– Кто тебя просит? – раздражаюсь я. – Чего ты лезешь не в свое дело?
Но Ника не слышит и снова набирает номер:
– Алла! Алла, извини за ранний звонок. Приедь, пожалуйста, к Сергею. Да, сейчас.
– Да ты обалдела, что ли?
– А что делать? Мне страшно! – Ника начинает всхлипывать и, подойдя ко мне, утыкается мне в грудь. Я обнимаю ее и оглядываю комнату, думая о том, с какого угла начать разгребать.
Через полчаса бесполезного стояния с Никой, которая не отпускала меня, обнимая за шею, приехал Виталька с Аллой.
– Ничего себе, – почесывая в затылке и перешагивая через предметы, Виталька обходил дом. – Это вообще, что?
Алка без лишних вздохов быстро сориентировалась и, командуя Никой, стала прибираться в комнатах.
– Это щербатый, – рассказывал я Витальке, когда мы пытались собрать кровать. – Помнишь ту драку в спортбаре? Я ему зубы выбил. А он на заводе в одном цехе со мной. Выследил и отомстил.
– Вот сука! – Виталика захлестнула злоба. – Ну не жилец он теперь. Я ему все руки вырву! Я их шайку пэтэушную знаю.
– Ты кровать держи! – я еле успел убрать ногу, потому что Виталька, размахивая рукой, бросил тяжелую боковину. У меня не было злости. Оцепенение давно прошло, и вернулась смертельная усталость. Мне было досадно. И хотелось спать. Сон мне сейчас казался верхом блаженства. Ломило спину и ныло тело. Я был готов умереть, лишь бы только лечь и не слышать, и не видеть больше ничего.
– И денег нет? – Алка подошла к нам. – А я говорила тебе! Ведь я предупреждала!
– Вот и накаркала, – пробормотал Виталька. – Они все равно бы нашли. Тут все перевернуто!
Ника молча ходила из угла в угол. Растерянно она поднимала какие-то вещи, не зная, куда их положить. В ожидании подсказки смотрела то на Алку, то на меня, потом клала вещь на какую-нибудь поверхность и снова оглядывалась вокруг, не понимая, что делать.
Алка села у пустого подоконника с листком бумаги и ручкой, подсчитывая убытки.
– Все надо! Они даже постельное белье изодрали! Ну что за звери? – причитала она вполголоса, записывая колонку цифр.
– Смотри с позитивом! – я подбодрил ее. – Хорошо, что дом не подожгли.
Алка охнула, Ника выронила из рук последнюю уцелевшую тарелку, которая со звоном разбилась.
– На счастье! – буркнул Виталька. – Ника, может, ты просто сядешь и посидишь? От тебя толку никакого нет.
– Виталик, – зашипел я, видя, как Ника остановилась посреди комнаты и часто заморгала.
– Ну тысяч пятьдесят надо, – закончила подсчеты Алка. – На самое-самое. Замок в двери, окна, посуда, одежда…
Виталик выругался. Возникла пауза. Мне в тот момент было все равно. Я не думал о том, что дом, то есть необходимые для существования предметы надо каким-то образом восстанавливать или покупать. Я словно оказался опять в детстве, когда у меня ничего не было. Но сейчас имелись опыт, руки и голова. Поэтому мое положение представлялось мне не таким ужасным на данный момент, но очень нежелательным. Ведь мне предстояло несколько месяцев зарабатывать, а потом тратить деньги на то, что у меня исчезло за одну ночь. При том, что меня быт абсолютно не интересовал, если обладал комфортным минимумом. Но в глазах друзей я видел ужас и жалость, и от последнего мне делалось не совсем хорошо на душе.
– Что же делать? – глаза Ники были полны слез.
– Что делать, что делать, – проворчал Виталик. – У папочки своего попроси.
– Он мне не даст столько, – Ника развела руками. Я знал, что ее отец хотел, чтобы Ника училась и становилась ему полноценным помощником в семейном бизнесе или чтобы она вышла замуж за сына его партнера. Поэтому он постепенно урезал все ее расходы, сведя их на нет, надеясь на то, что Ника образумится. Но она и не думала двигаться ни в какую сторону, спокойно сидела в своем отделе кадров и бегала ко мне.
– А ты хорошо попроси, что ж твоему любимому без окон, без дверей оставаться? – не унимался Виталька. – Машину продай.
– Перестань, не надо ни у кого ничего просить, я выкручусь, – остановил я его. Я не понимал, почему Виталька так раздражен. Возможно, что в случившемся он винил себя, как зачинщика драки в спортбаре, и поэтому срывал зло сейчас. – На работу уже пора.
– Вечером встретимся, – решила Алка. – Подумаем.
– Я придумал, – Виталька собрал с пола ножки от стульев. – Я кредит возьму, понемногу выплатим.
– Ты же за машину выплачиваешь, – возразила ему Алка, сгребая с пола землю из цветочных горшков картонкой.
– Да нормально все, – сказал Виталька. – У меня зарплата хорошая, и с завода еще можно подтвердить доход. Дадут небольшой кредит.
– Но там такие проценты, – покачала Алка головой.
– А вот если Ника перестанет бегать по всем магазинам, то Серега быстро все отдаст, – на этих словах Ника, не выдержав, выскочила из дома на улицу. Виталик удовлетворенно продолжил: – И я с ребятами поговорю, надо разобраться с этим беззубым. Хорошо надо разобраться, чтобы он с процентами вернул.
– Не вздумай, – твердо проговорил я. – Я не хочу никакой войны. Мне это противно.
– Боишься? Христианин какой милосердный. Свечку ему еще поставь за здравие.
– Не надо меня на слабо брать и к чести взывать, – сказал я устало. – Мне не нужны эти тараканьи бои за справедливость. К черту все. Мне ничего не надо. Сможешь, кредит взять – спасибо, я отдам. Хоть тысяч двадцать, мне на первое время. Нет – не надо. Ты и так для меня много делал. Но никуда, слышишь, никуда не ходи.
– Во дурак… – Виталька не успокаивался.
– Сережа правильно говорит, – Алка сдернула болтающуюся половину гардины. – Ни к чему это. Это не люди, а волки. Зачем грызться с ними? Да они потом еще хуже сделают. Ты чего Нику обидел?
– Поделом ей. Пусть деньги считает. У нее семья богатая, а она с Серегой порхает, как бабочка. Ах, мне на усики пыльцу надо золотую… Ах, мне на машину диски новые надо…
– Я сам, – обиделся я за Нику.
– Сам, не сам. Она что, не видела, как ты днями и ночами пашешь? Пусть бы из отца тянула.
– Да не тянула она!
– А то я не видел, – не согласился Виталик. – В кафе-то и в магазины она часто тебя звала. Пришла б вон, как Алка, наварила бы картошки, да покормила бы любимого своего и друзей своих. А вместо платьев и духов лучше бы в дом что принесла!
– Да не лезь ты! Ника не умеет жить так, как живу я.
– И на фига она тебе такая? Стоит сейчас, ручками разводит, ни подмести не может, ни дельного ничего предложить? Сам дурак, значит, бабки на нее тратил.
– А куда их еще тратить, если не на жизнь? – удивился я. – Значит, сам дурак. Закрыли тему. Отстань от нее.
– Да отстал. Поехали, сейчас справку возьми с работы, сразу кредит оформи. Возле рынка я видел коммерческий банк, в день обращения дают. А у меня еще остались с работы документы, когда машину брал. Они еще не истекли.
Ника стояла у своей машины, пиная мыском туфли запачканное землей колесо. Увидев нас, она сразу села на переднее сиденье. Виталик бросил на нее сердитый взгляд. Я толкнул его в плечо. Он махнул рукой.
Мы с Никой зашли в отдел кадров, она распечатала мне справку о доходах и поставила печать. Когда я вышел на улицу, Виталька разговаривал по телефону, что-то возбужденно крича в трубку. Потом подскочил ко мне:
– Давай ты сам, быстренько. Отпросись у мастера на час. Вот паспорт и документы. У меня тут по работе срочные дела. Возле рынка банк, рядом с мастерской.
– Может, потом? – мне не хотелось сейчас никуда бежать и ни о чем думать. Бессонная ночь сейчас туманом облепляла мои мысли.
– Сейчас. Потом выходные. Давай, мне пора, позвонишь. Алла, садись, я тебя подброшу. Поехали быстрее, мне некогда.
– Езжай, – сказала подошедшая Ника. – А я пока к мастеру сбегаю, скажу, что ты чуть-чуть опоздаешь. Иди.
– Ладно, – вяло согласился я, убирая документы в карман.
– Сереж! – окликнула она меня, когда я отошел от проходных. Я остановился, она подбежала. Волосы ее светились на солнце, а глаза искрились. Я с удовольствием поцеловал Нику. – Я тебя люблю!
– И я люблю тебя, – склонил я голову набок, улыбаясь ей. Ника убежала, а я смотрел ей вслед. Небо заканчивалось где-то в конце улицы. Мне стало очень легко. Я почувствовал себя настолько большим, больше этого города, больше мира. Я почувствовал вечность. Что-то такое, чего ни отнять, ни украсть нельзя. Но этим очень хочется поделиться. С кем-нибудь таким родным, как Никины глаза.
Через полчаса я вышел из банка. Быстро заполнив все документы, они пообещали перезвонить через пару часов. На завод я шел в приподнятом настроении, стараясь не думать о разрушенном доме. Во-первых, я вспомнил, что сегодня должны выплатить зарплату, во-вторых назавтра был выходной, а значит днем можно будет отоспаться, и в-третьих, я все-таки решил уйти с завода и не истязать себя за копейки. А в-четвертых, сегодня, то есть завтра на рассвете, после ресторана, наверное, прибежит Ника и, мы утром долго не встанем с постели…
Я проходил мимо палатки с горячими пирожками и ароматным запахом кофе.
«Ладно, не маленький, – сглотнув слюну, прошел мимо. В кармане была последняя тысяча рублей. – Обойдусь».
Проскользнув в цех, я по привычке взглянул в сторону. Щербатого не было. Его станок стоял выключенным.
«Вот и хорошо. Не готов я его сейчас видеть. А больше и не увижу. Если повезет, в понедельник напишу заявление об уходе и уйду без отработки. Лучше другую работу поищу».
Монотонный шум мгновенно вгонял меня в сонное состояние. Я тер уши ладонями, мотал головой и поднимал руки вверх время от времени, пока мастер не стал странно поглядывать в мою сторону. В обед я есть не стал, несмотря на одолевавший голод. Я испугался, что после еды разморит так, что усну стоя.
Самой заветной мечтой сейчас было упасть и закрыть глаза, которые от напряжения начинали слезиться.
Зарплату выдали, и я прикидывал, что мне необходимо в первую очередь сделать. Рассчитал, что после завода можно будет поспать часа четыре до ресторана. Я раздумывал о том, пойти ли домой или остаться на проходных у сторожа в его каморке. Старик был добрый, и я часто пользовался его узкой кроватью, застеленной лоскутным одеялом, чтобы не тратить время на дорогу. Перезвонили из банка, сообщив одобрение на семьдесят тысяч.
– Виталий! – подошел ко мне мастер, и я от неожиданности не сразу вспомнил заводской псевдоним. – Не успеваем. Сегодня двое у меня не вышли на работу.
– И? – опешил я. Задерживаться я никак сегодня не мог. Перед рестораном кровь из носу нужно было поспать, потому что в пятницу там и народу много, и гуляют почти до утра, а я не спал уже больше тридцати четырех часов. – Я остаться не могу.
«Вот, в сторожке теперь не останешься, увидят, – завладело мной недовольство. – Что за жизнь?»
– Завтра выходишь на полдня, двойную поставлю за день.
«Отсыпание завтра тоже отменяется, – раздражение мое лилось через край. – Что следующее?»
– Сережка! – Ника посигналила мне, когда я вышел с завода. – Куда едем?
– В банк, потом ко мне. Я посплю перед работой.
– Ты в ресторан сегодня? – разочарованно спросила она. – Я думала, мы поедем за город. Наши сняли коттедж возле прудов на два дня, там карпы есть. Можно и поплавать. Весело будет!
– Ника, я не могу. Езжай одна.
– Я хотела с тобой побыть.
– Тогда оставайся и жди меня. Я утром приду.
– В разбитом доме? Там окон нет! И дверь взломана!
– Ника, мне больше нечего предложить.
– А давай я уеду вечером, а утром приеду за тобой?
– Давай, – согласился я, туго соображая. – Нет, не давай. Мне завтра на завод утром.
Ника отвернулась в окно. Я видел, как сильно она расстроилась. Наверное, так же, как и я. Мы ехали молча и думали об одном и том же. О том, что сегодня не наш день, о разбитом доме, о ночи, которую не провести вместе, о зарплате…
– У тебя есть деньги, мне заправиться надо? – спросила Ника. Я вытащил пятьсот рублей и протянул ей. – А то зарплату выдали, а я в обед бегала с Ленкой за мороженым, а там джинсы привезли. И прямо мой размер, и карманы прорезанные, и внизу заужено. Очень классные джинсы. Как раз для пруда сегодня! Я так вовремя их взяла! Такая модель была единственной! Сейчас покажу!
– Не надо, оденешь потом, я посмотрю…
Последнее, что я помню, как дома Ника крутилась передо мной в новеньких джинсах, которые ладно облегали ее стройные ноги, и у меня шевельнулось что-то внизу живота. Она припала ко мне, прижимаясь всем телом, и я вырубился.
– Ой, Сереж, извини, я тебя разбудила? – открыв глаза, я увидел Алку. Она нечаянно задела стоящий у стены ящик комода, который с грохотом упал, разбудив меня.
– Ничего, – отмахнулся я. Достав телефон из кармана, я посмотрел на дисплей. Было около восьми. Голова гудела, ноги и руки были ватными. Поднялся, как столетний старец, беззвучно скрипя телом. В глазах потемнело, я прошел на кухню и плескал холодную воду на лицо.
– Деньги дали? Давай, кофе согрею.
– Дали, – я вытащил купюры. – Вот это из банка, вот зарплата. Вот документы, Витальке отдашь. Я пошел на работу.
– Иди, – Алка с сочувствием поглядела на меня.
– А Ника была? Ты во сколько пришла?
– Не было ее. Мы с работы сразу к тебе. Замок в дверь уже врезали. А Виталька за стеклами уехал. Ты иди, не беспокойся. Ключи новые возьми. Сегодня, может, успеем вставить стекла. А завтра займемся остальным. Ой, Сережка, у тебя глаза краснющие. Ты ел хоть?
– В ресторане поем.
С улицы донесся шум машины.
– Давайте стекла выгрузим, – зашел Виталик.
– Кофе попейте, мальчики, – Алка поставила две чашки на стол. Насыпала кофе и налила из чайника вскипевшую воду. Сама отвернулась к окну, протирая подоконник. Движения рук были скованными, спина – чуть сгорбленной, голова грустно опущена. А подоконник-то был чистым…
– Дай еще чашку мне, – оживленно потребовал Виталька, доставая бутылку из-за пазухи. Он, напротив, был в радостном возбуждении.
– Ты меня подбросишь сначала, алкаш?
– Ну подброшу. Дворами и проедем. И ты выпей – взбодришься немного.
– Я тоже буду, – неожиданно Алка поставила на стол железную кружку. – Чашек больше нет, все перебито остальное.
– А что произошло? – я поразился Алкиному выражению лица. – Из-за меня такие лица? Или что-то еще случилось?
– Ничего страшного. Наливай, Виталь, – отмахнулась Алка, не желая продолжать разговор. Я перехватил бутылку и спрятал ее за спину.
– Ну-ка говори, что стряслось. Я жду.
Алка сложила руки на коленях и отвернулась, глубоко и прерывисто вздохнув.
– Ну? – потребовал я.
– Приехала его мама несколько дней назад, узнала, что Толик бросил училище и ничем толком не занимается, а отец совсем ни за что не отвечает и беспробудно пьет.
Конец ознакомительного фрагмента.