© Владимир Север, 2018
ISBN 978-5-4483-7572-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Последние дни августа стояли сухие и тёплые. Небо было чистое, высокое и прозрачное. Слабый ветерок слегка шевелил едва пожелтевшую листву на кустах калины и берёз кладбища, играл кружевом на подушечке в гробу у Людмилы.
Марина стояла подле гроба и смотрела на лицо мачехи. Она старалась запомнить на всю жизнь черты дорогого, родного лица. При ярком солнечном свете ей казалось, что на лице мачехи застыло выражение недоумения. Как будто она в последнюю минуту своей жизни что – то увидела, но не поверила своим глазам. Наверное, так и было, ведь её сбила машина. Негодяя так и не нашли по горячим следам, но офицер полиции уверял, что не раскрытым дело не закроют.
Священник закончил читать молитву и все, кто пришёл на похороны, стали прощаться с покойной. Марине захотелось закричать, завыть во весь голос от боли, от горя, но она только стиснула кулачки и подошла поцеловать мачеху. Прикоснувшись губами к ледяному лбу, она остро осознала, что любимой мамы нет. Нет, и уже не будет. Кто-то подхватил её под руки и оттащил с силой от гроба. Гроб закрыли крышкой, и стали опускать в могилу. Марина забилась в крепких руках и не сдержалась, заголосила. Её кто-то успокаивал, кто-то плакал рядом с ней, она поняла, что это плачет младший брат, Димка. Плач был щенячий, с повизгиванием, оттого, что его пытаются удержать в себе, но он всё равно прорывается наружу. Марина увидела отца, он закрыл своими большими ладонями лицо и громко рыдал, не замечая никого вокруг, как будто рядом никого не было. Машка стояла поодаль, не плакала, почему-то смотрела на отца, глаза были широко раскрыты, на её лице было такое же выражение недоумения, как и у покойной матери в гробу. Горе исказило её юное, красивое, сейчас бледное, лицо, обрамлённое чёрным платком. Стиснутые губы судорожно кривились, выделяясь ярким пятном.
Рабочие не останавливались ни на секунду. Они, не оглядываясь на родственников, быстро кидали землю в могилу. Стук земли о крышку гроба рвал сердце. Через несколько минут вырос небольшой холмик. Марина подумала, какая маленькая была мачеха и удивилась своим мыслям. На холмик поставили временный деревянный крест, уложили венки и цветы. Цветов и венков было так много, что не было видно могилы. Марину беспокоил сильный запах свежей земли. Он внушал ей ужас, ей захотелось убежать с кладбища как можно быстрей. Знакомые и дальние родственники подходили с соболезнованиями. Отец благодарил и просил прийти на поминальный обед.
– Ну, что? Пошли домой? – Спросил детей, как будто было ещё какое-то место, куда они могли пойти после похорон.
Все, как по команде, молча, послушно пошли к машине, осиротевшие, оглушённые свалившимся на них горем. Марина и Димка шли рядом с отцом. Машка плелась позади. Марина несколько раз оглядывалась, хотела подхватить сестру под руку, но Машка увёртывалась, и, похоже, начала злиться.
– Да оставь ты её в покое! – не выдержал Димка. – Ведёт себя, как дикарка.
Машка блеснула глазами, но ничего не ответила. Такого не было никогда, чтобы Машка промолчала и не ответила брату. Отец тоже это заметил и остановился, подождал дочь. Той ничего не оставалось, как подойти, тропинка на кладбище была узкая, сбежать было некуда, везде могилы.
– Машенька, – ласково начал отец. – Мы справимся, девочка моя, – Он обнял Машку за плечи. – Видишь, мы вместе, мы сможем, держись!
Машка терпеливо стояла и ждала, когда отец выпустит её из объятий. Когда тот опустил руки, она подняла лицо и посмотрела прямо в глаза отцу. Она смотрела долго, не мигая. Станиславу Евгеньевичу отчего-то стало нехорошо, он занервничал. C плохо скрываемым раздражением сказал:
– Нам всем плохо! Но, мы же не сходим с ума, постарайся сдерживаться!
Резко повернулся и быстро зашагал к выходу.
Марина и Димка сидели в машине, отец курил недалеко от кладбищенских ворот, когда Машка скользнула на заднее сиденье в машине, к Димке и Марине. Никто не стал спорить. Отец затоптал сигарету и сел за руль.
Марина с грустью вспоминала последние события. Несколько дней назад она уезжала из дома в г. Н. Она училась на третьем курсе университета. На учебу семья провожала её в полном составе. Кто бы мог подумать, что ей так скоро придётся вернуться обратно на похороны мамы.
Дом Мачневых стоял в живописном месте почти на берегу озера. Участок был большой. Позади дома Станислав Евгеньевич построил спортивный павильон и летнюю кухню. Перед домом, на обширном пространстве двора Людмила посадила цветы. С ранней весны до поздней осени одни цветы сменяли другие. От соседей двор скрывали сирень и жасмин. Сейчас во дворе и на улице стояли машины. Марина с неудовольствие отметила, что под колёсами машин лежали сломанные астры.
В роскошной гостиной на первом этаже особняка был накрыт стол для поминок. Собралось много людей, но всем хватило места. Станислав Евгеньевич прошёл на кухню и попросил Дашу, домработницу Мачневых, подавать поминальный обед. Гости чинно уселись за накрытый стол и принялись за еду. Нанятые по такому случаю, официанты бесшумно подавали и убирали блюда.
Машка сидела с края стола, есть ничего не стала, только смотрела на сидящих за столом, через некоторое время она постаралась незаметно исчезнуть. Её манёвры заметила Марина и поспешила следом за ней. Сестра лежала на постели в своей комнате. Марина присела на краешек, посмотрела на Машку:
– Ты не поела, я видела.
– Тебе – то что? Я не хочу, отстань…
– Машенька, сестрёнка, я понимаю как тебе плохо, но маму не вернёшь… – как можно ласковей говорила Марина. Но утешить младшую сестру не удавалось. Машка съёжилась, стала совсем маленькой, свернулась в тугой клубок, их которого торчали ещё девчоночьи острые локти и коленки. От вида того как Машка страдает, собственные переживания Марины отошла на второй план. Машка отвернулась к стене и уткнулась в подушку. Но слова Марины, по-видимому, задели ее, и Марина услышала приглушённый подушкой стон. Она попыталась обнять младшую сестру за плечи, но Машка с силой откинула её руки и села, развернувшись как пружина:
– Да что ты прицепилась ко мне! Уйдёшь ты или нет! – её сухие глаза, как отметила про себя Марина, были совершенно безумные. Взгляд, каким Машка одарила Марину, та запомнила на всю жизнь. Руки Машки были сжаты в кулаки. Марина поняла, что лучше оставить её в покое. Ей стало обидно, но она, ни говоря, ни слова, нашла в себе силы встать и молча уйти.
Когда Марина вернулась в гостиную, за столом остались только самые близкие: соседи Настя с мужем, близкая подруга Людмилы, Людмила доверяла ей все свои сокровенные тайны, двоюродный брат отца Алексей с женой Валентиной, и незнакомый Марине симпатичный парень. Незнакомец с обожанием смотрел на отца Марины. Она знала, что он работает у него. Она уже видела у сотрудников отца похожее выражение глаз, когда отец входил в свой офис и все взгляды устремлялись на босса.
Марина присела на стул.
– Может чайку налить? – спросила Настя.
– Нет, тётя Настя, не хочу, – отказалась Марина.
За столом говорили о Людмиле, вспоминали случаи из жизни. Все сокрушались о том, что неизвестный погубил прекрасную женщину. Настя утирала платочком глаза, казалось, она искренне горюет о потерянной подруге. Марина в душе позавидовала покойной мачехе. У неё самой до сих пор не было такого близкого человека, которому, или которой, она могла бы рассказывать самое сокровенное.
– А где Саша и Дима? – спохватилась Марина. Детей тёти Насти и дяди Михаила не было ни на похоронах и не было на поминках.
– Не пошли! Не смогли уговорить! Саша ревёт, боюсь на кладбище идти, Дима как ушёл с утра, так и нет его.
– И телефон отключил. – Добавил Михаил.
– Да, возраст такой, непредсказуемый, – задумчиво сказал отец Марины.
– Ой, и не говори, Слава! Саша, вон, последнее время, то плачет, то хохочет. То королевой пройдёт, то оденется как мышь серая, в угол забьётся, и не подходи к ней, так и кажется, что укусит.
– Переживает, девочка, – мягко сказал отец Марины. – Вы уж её не заставляйте никуда ходить, в таком возрасте так близко приблизиться к смерти.… Это, конечно страшно, для неокрепшей молодой души.… Вон, что с Машей происходит…
Марине было странным слышать такие слова из уст отца и видеть выражение его лица. Казалось, он через силу старается говорить правильно, на самом деле так не думает. На мгновение Марине показалось, что говорит не отец. Так отец не говорил никогда, если он не знал, что сказать, он не говорил. Если и пытался, как то выразить свои мысли, это обычно было грубо и безапелляционно. Все за столом это тоже заметили, и всем стало неловко. Настя внимательно взглянула на Станислава Евгеньевича, что это с ним? Неужели и этот, толстокожий, переживает из-за внезапной смерти жены. Она никогда бы не подумала, что Станислав Евгеньевич способен на проявление человеческих чувств. Михаил, коротко взглянув на соседа, уставился в стол, но его брови почти соединились на переносице. У молодого сотрудника выражение лица стало до того горестным, что Марина едва не засмеялась. Димка закашлялся, его кашель немного разрядил обстановку. Тётя Настя шлёпала Димку по спине, Марина подавала стакан воды. Димка отмахивался от обеих. Неловкость от слов Станислава Евгеньевича понемногу прошла. Настя с Михаилом засобирались домой. Когда они ушли, Станислав Евгеньевич молча, показал своему сотруднику рукой на выход. Тот от неожиданности не встал, а неловко спрыгнул со стула, сильно покраснел, стал извиняться, наконец, раскланялся и выскочил за дверь. Димка возмутился:
– Он тебе помешал, что ли? Как ты так можешь, ему стыдно стало, ты его как собаку прогнал, на дверь указал! Это он маму нашёл! Скорую вызвал! А как он доедет в город? Электричка только в одиннадцать!
– У него машина есть.
– Да что ты за человек! Для тебя люди только средства для достижения цели, даже к рабам так не относились! – продолжал бушевать Димка.
– Остынь, их надо держать в ежовых рукавицах, а то на шею сядут! Вот станешь вместо меня владельцем всего, тогда и порядки свои можешь заводить, а мне не указывай!
– Не нужен мне твой бизнес! Я сам для себя всё заработаю!
– Мы уже говорили об этом? – Спросил отец у сына. – Пройдёт время, сам будешь делать всё, как я.
Димка ничего не ответил, только вскочил со стула и выбежал из столовой. Было слышно, как он бежит по лестнице наверх, в свою комнату.
– Видишь, какие выросли. Ничего не хотят слушать, отец, видите ли грубый! – С горечью пожаловался Станислав Евгеньевич брату.
– Брось, Слава, вырастет – поумнеет. Ещё тебя переплюнет! – недобро засмеялся Алексей.
– Хоть бы на похоронах не набирался! – Зло упрекнула мужа Валентина. Алексей молчал с тех пор как приехал к Мачневым на похороны. А на поминках налегал на водку. Подвыпив, заговорил:
– Валька, почему ты у меня не болеешь, ни в аварии не попадаешь, а, крыса? – парировал Алексей на замечание жены.
– Хватит, Лёха! – прикрикнул отец на развязавшего язык брата.
– Постыдись при детях-то! – всхлипнула Валентина.
– О! Началось! Где ты тут детей видишь? Маринке уже двадцать, Марина, тебе ведь двадцать уже стукнуло? Замуж пора! Поди, и не девочка уже? Не девочка, Маринка? – захохотал Алексей.
– Дядя Алёша! – смутилась Марина. – Вы напились!
– Лёха! Ещё слово и ты мне больше не брат! Заткнись! – вступился отец за старшую дочь.
– Всё, всё! Прости, Слава, правда, перебрал чуток. Марина хорошая девчонка, наша, родная…. А мать у тебя была до чего красивая! Эх…
– Валя, уведи ты его! – взмолился отец.
Валентина помогла мужу подняться и повела в гостевую комнату. Алексей не сопротивлялся, тяжело оперевшись на плечо супруги, шатаясь, поплёлся из комнаты. Станислав Евгеньевич проводил его до порога недобрым взглядом.
За столом остались отец с дочерью. Марина любила отца. Конечно, иногда её коробило его отношение к людям, и даже к мачехе. Но она многое прощала ему. Особенно когда повзрослела. Ей нравилась его напористость, целеустремлённость, вера в свою правоту. Нравилось, что он смог стать тем, кем стал: успешным предпринимателем. Он смог разбогатеть, не имея высшего образования, без поддержки, так ей казалось, и так говорил отец. Станислав Евгеньевич детей своих любил и старался воспитать их сильными, выносливыми, стремился дать им образование в престижных школах и ВУЗах. С раннего детства он заставлял их заниматься спортом и сам занимался с ними в тренажёрном зале. Детям покупал всё самое лучшее. У них у одних из первых появилялись сотовые телефоны, компьютеры, планшеты. Он часто говорил им:
– У меня была тяжёлая жизнь. У вас такой жизни не будет, я не допущу. Но вы мне должны помогать: стать сильными, умными, чтобы никто не мог сломать нашу породу!
Марина внимательно смотрела на отца. Его лицо осунулось, под глазами темнели круги, в уголках губ появились складки. Ещё пару дней назад это был цветущий мужчина. Сейчас перед ней сидел человек среднего возраста, с потухшим взором.
– Пап! Держись, ты нам сейчас очень нужен! Маша очень переживает, Димке совсем плохо, да и мне!
– Я знаю, Мариночка! Ничего, меня так быстро не сломаешь, прорвёмся! – ответил отец. – Иди спать, я ещё немного посижу.
– Только не набирайся, как дядя Алёша.
– Боже упаси, я же не алкоголик!
Марина слабо улыбнулась на слова отца и пошла к себе.
– Убирать со стола-то? – спросила Даша.
Станислав Евгеньевич вздрогнул от неожиданности. Он совсем забыл про домработницу.
– Да, да, конечно! Я помогу тебе сейчас!
Даша, от неожиданных слов Станислава Евгеньевича, уронила на пол блюдо, которое держала в руках:
– Ох, простите, Станислав Евгеньевич! – она испуганно посмотрела на хозяина и побежала за щёткой.
– Да, не переживай, Даша! Чёрт с ней с тарелкой этой! Уже поздно, я сам уберу всё, собирайся домой. Извини, я выпил, не смогу тебя подвезти. А хочешь, переночуй у нас.
– Нет, нет. Надо дома спать! Мне недалеко, вы же знаете. Ну, так я пошла? Уж простите…
– Даша! Я же сказал, это мелочь, иди, а то уже поздно.
Даша накинула куртку, вышла за дверь и тут же вернулась:
– Завтра как, приходить, или нет, я хочу выходной взять. В город съездить хочу.
– Ты эти дни много работала, хочешь – отдохни. – Великодушно разрешил Станислав Евгеньевич.
Даша ушла. В доме стало тихо, как будто Станислав Евгеньевич был один. Если бы жива была Людмила, такой тишины в доме не было бы. Из Димкиной комнаты слышно было бы, как он играет в компьютерную игру. Марина смотрела бы телевизор, или с Людмилой в кухне за чашкой чая обсуждали свои женские дела. Вот у Машки было бы тихо, она по вечерам много читала. Сейчас сидят по комнатам, переживают. Ничего, время лечит. Все выросли. Скоро Димка поступит учиться, уедет. Год пройдёт и не заметит. Там следом и Машка, останется он один. Может и не останется. Мужчина он видный, не бедный. Налетят сороки, только отбивайся. Жениться не будет, погуляет. Потом, годика через два, три, найдёт себе молоденькую дурочку. Сейчас таких девушек, пруд пруди. Вот как Саша, например. Ничего не надо. Возбуждается только, когда доллары видит. Всё готова сделать, на всё пойдёт, лишь бы он с ней поласковей был. Конечно, её внимание, покорность льстит, ей же шестнадцать, как и Машке. Если не врёт, вполне вероятно, что не врёт, она влюбилась в него. Папаша у неё придурок. Неужели не видит и не понимает, что с дочерью что-то происходит? Если бы Станислав Евгеньевич узнал, что с его дочкой спит какой-нибудь старый козёл, тотбы минуты после этого не прожил. Сам, лично бы убил скотину!
В молодости у Станислава Евгеньевича и Михаила пути дорожки пересеклись пару раз. И когда Станислав Евгеньевич стал строить дом, сразу узнал Михаила в соседе. Но сделал вид, что никогда его не встречал. Вот Михаил, точно его не узнал. Но это ему повезло, что не узнал. Иначе бы пришлось Мише со всей своей семьёй и скарбом спешно переезжать. А так, даже в друзьях теперь. Вот ведь как жизнь закручивает, нарочно не придумаешь, хмыкнул Станислав Евгеньевич. Саша…, Саша…, Саша, Сашу он тоже отправит учиться, если будет себя хорошо вести. А не будет, пошлёт её к черту, когда ей восемнадцать исполнится. Припугнёт, если начнёт права качать.
Станиславу Евгеньевичу не спалось. Он вышел на улицу, прошёлся по двору. С удовольствием вздохнул прохладный воздух последних летних дней. Ни в одном окне дома не горел свет, только на кухне на первом этаже. Уже собираясь возвращаться в дом, вдруг услышал шаги. Станислав Евгеньевич прыгнул в тень дома, прильнул к стене, из – за угла вышел брат Алексей.
– Ты что тут делаешь?! – Набросился на брата Станислав Евгеньевич.
– А, это ты? – ничуть не испугался Алексей. – Да вот вышел покурить, блин, и свалился в озеро. Замёрз, зараза! Дай покурить, – протянул руку к Станиславу Евгеньевичу.
– Я не видел когда ты вышел.
– Хе, хе! В разведке служил! Есть ещё порох в пороховнице! Да ты с Маринкой беседовал, а меня и не заметил. А я ведь, – затянулся сигаретой и закашлялся Алексей, – даже не прятался! – Алексея била мелкая дрожь.
– Пошли в дом, простынешь. Завтра рано вставать. Отвезёшь меня на работу.
– Пошли. Может, по маленькой?
– Хватит тебе.
– Хватит, так хватит. Ты бы мне, того, Слава, потеплей бы местечко у себя дал? Сколько лет я у тебя водилой, совесть поимей, я ведь родственник тебе, или не родственник?
– Где я такого водилу найду, Лёха? Сам ведь знаешь, ты – ас. Да и сколько дел вместе переделали? Плачу я тебе не как водиле, правильно?
– Да понимаю, Слава, но уже года не те, хочется в кабинетике сидеть, бумажки перебирать.
– Какие бумажки?! Лёха, ну честно, ты хоть в одной бумажке разберёшься?
– А ты вот и посади меня на бумажки, а там и поглядим, чем я хуже твоих работничков.
– Ладно, завтра поговорим, иди спать.
Братья разошлись по комнатам. Станислав Евгеньевич ушёл в кабинет. Со дня смерти жены он не спал в их совместной спальне. Комната хранила запах Людмилы, в шкафу висела её одежда, возле зеркала лежала её косметика.
Станислав Евгеньевич каждый день собирался сказать Даше, чтобы она убрала вещи Людмилы, но за хлопотами о похоронах забывал. Перед тем как заснуть, он подумал, что надо записать в ежедневник дать задание Даше, убрать в спальне вещи Людмилы, пусть раздаст, выбросит, в конце концов, себе заберёт, что ли. Уже засыпая, вспомнил, что на похороны Людмилы приехали многие руководители города и даже области. Губернатор не приехал, но прислал со словами соболезнования и венком своего заместителя. Станиславу Евгеньевичу это не понравилось, и насторожило. Он собирался баллотироваться в депутаты, ему нужна была поддержка высокого начальства. В прошлом Станислав Евгеньевич сделал кое-что для губернатора, и эта услуга была очень личная. Напоминать он, конечно, не решился, но губернатору не следовало бы об этом забывать.