Глава 4
Идеальная проекция
Мгновенно вложив золотой листок в руку Мика, я рванула за колонну, на ходу бросила напарнику пинцет и быстро привела в действие скрытый механизм. Когда выскочила обратно и заняла позицию позади Фомки, взгляд моего приятеля выражал абсолютную безмятежность, а к нам стремительно приближалась охрана во главе с хранителем.
– Вот, – хранитель обличающим жестом указал на лежащего на полу Мика, – это он! – Теперь перст возмездия был направлен на Фомку. – Необходимо принять меры!
– А ну… – подступился немаленький начальник охраны к моему напарнику, а обнаружив, что ростом ниже примерно на голову, уже более вежливо продолжил: – Просим проследовать за нами для беседы.
Фомка хлопнул меня по плечу и, засунув руки в карманы, потопал следом за охраной. Хранитель захлопотал возле поверженного Мика, я же присела на корточки и легонько погладила свою мечту по щеке. Кожа оказалась удивительно нежной и бархатистой, настолько, что, будь я девушкой больше, нежели сыщиком, откровенно обзавидовалась бы.
Ресницы дрогнули, поднимаясь и открывая самые красивые в мире глаза. Хранитель, заметив изменение в состоянии сыщика, стал напирать с другой стороны и быстро привел Мика в вертикальное положение. Стоило моей мечте сесть, как разбитый нос закровоточил, а из ослабевшей руки выпал золотой листок. Раздалось громкое «ах», и бледный встревоженный хранитель вновь упал на колени, чтобы приложить к носу сыщика белоснежный платок.
– Как ваше самочувствие? – заглянул он в лицо Мика, оттесняя меня в сторону. Напор был такой, что я плюхнулась на оба полупопия и благополучно проехала пару плит.
– Я в порядке, – поднял руку Мик, вероятно, желая похлопать озабоченного хранителя по плечу, но вместо этого ухватил его за нос.
– Мм… – замычал работник королевской сокровищницы, Мик ослабил хватку и выпустил несчастный нос.
– А давайте я ему помогу, – вызвалась я в добровольцы, – вам ведь еще нужно все здесь запереть!
Меня окатили взглядом, полным подозрения, прикинули мои размеры и степень кроющейся во мне опасности, потом встревоженно оглядели пустое пространство огромного зала и, проникнувшись лучшими чувствами к вежливому и понимающему сыщику, нехотя кивнули.
Я подставила плечо, помогая Мику подняться на ноги, очень уютно уместилась у него под мышкой и пьяной шатающейся походкой (я ведь не отличалась габаритами аппетитной принцессы!) повиляла к выходу.
– Засада! – выдохнула, облокотив Мика о стену возле дверей сокровищницы.
– Аленика, – простонал подбитый сыщик, – благодарю.
– Да не за что, – просипела, уперев руки в колени и делая глубокие вдохи.
Когда на мою согнутую спину легла чужая ладонь, я так резко подалась вверх, что склонившийся ко мне Мик получил ощутимый удар головой в живот.
Застонав, он стал съезжать по стенке, а я попыталась схватить его за плечи и остановить падение. Замерли мы в довольно любопытной позе, когда голова сыщика уткнулась прямо в мою грудь. И хотя я не могла похвастать аппетитными формами принцессы, грудь имелась и для моей хиленькой комплекции выглядела прилично, оттого и уткнувшаяся в нее голова сыщика смотрелась не совсем пристойно.
– Мм … Мик?
– Да? – отозвался сыщик из недр обоих полушарий.
– А-а-а… ты сам не можешь постоять?
– Постараюсь, – приглушенно ответил сыщик, ну и, собственно, постарался. Попытка вышла совсем неубедительной, а я принялась размышлять на тему, должен ли он после таких «постоялок» на мне жениться – как приличный человек?
– Хм, – откашлялся Мик, будто прочитал мои мысли, и отлепился-таки от груди, – прошу прощения, Аленика…
– Можешь звать Аленой, – вдруг вырвалось у меня. Навязанное артефактом сокращение показалось приятнее нелюбимого имени.
– Алена, – повторил мужчина, – не хочешь ли вечером прогуляться по саду?
Я? С ним? О боже! Спасибо, спасибище, все божества нашего и окрестных королевств: бог вина, Аполлон и даже ты, царь-солнце! Кстати, а у нас бог – кто? Я из-за специфики профессии в божеств совсем не верила и особо в них не разбиралась. Пришлось поднапрячь мозг, чтобы вспомнить, что у нас, кажется, какой-то культ предков. Точно! Король каждый праздник ездил в храм воскурять благовония. Спасибо тебе, о великий могущественный дух предка, извини, что не падаю ниц, я упаду в следующий раз. Приду к тебе в храм и обязательно упаду, и одно благовоние поставлю – дорогие, заразы!
Пока я возносила хвалу всем богам, Мик, прижимавший ладонь к пострадавшему глазу, рассматривал меня здоровым оком и терпеливо пережидал затянувшееся молчание.
– Э-э-э, если не хочешь… – попытался он пойти на попятную, не дождавшись ответа и перепугав меня до полусмерти. В лучших традициях принцессы я сжала его пальцы и свистящим от избытка чувств шепотом заверила:
– С-с-с-с удовольс-с-с-с-твием!
Взгляд Мика вдруг сделался очень настороженным, он аккуратно вытянул из моих сжавшихся пальцев свою руку, сунул ее за спину и легонько встряхнул.
– Тогда буду ждать тебя возле парадных дверей в семь, – тихо сказал сыщик.
Я вот уже битый час рылась в груде платьев, принесенных в комнату по велению принцессы. Среди безграничного количества тряпок всех цветов и фасонов из последних сил пыталась найти такую, в какой не буду выглядеть огородным пугалом. Через полчаса поисков издала воинственный клич древних племен, населявших наши земли до цивилизации, и извлекла на свет весьма старомодное платье: с завышенной талией и юбкой длиной до середины икры.
Этот милый светло-бежевый наряд расчерчивали тонкие полоски коричневато-сиреневого цвета, образуя крупную клетку. Квадратный вырез обрамляла кружевная лента, а плечи оставались почти полностью открытыми, хотя имелись рукава-фонарики.
Село это платье замечательно, поскольку спереди имело еще и шнуровку. Когда я все, что надо, утянула, завязала на талии и расправила складки, увидела в зеркале премилое платьице, достающее мне до щиколоток. Пояс, естественно, не был завышен, а почти пришелся по талии. Правда, и декольте выглядело откровеннее обычного, но, с другой стороны, вряд ли от этого Мик упадет в обморок.
Полюбовавшись на результат собственных трудов и нырнув в рюкзак, который все же захватила, прежде чем отправляться во дворец, вытащила удобные походные ботинки. Что и говорить, с платьем они смотрелись лучше сапог, хотя определенно уступали королевским туфлям. Однако лучше нормальная обувь, чем безразмерные галоши. Дело оставалось за прической.
– Волосы лучше забрать в прическу или распустить? – рассуждала я, вертясь перед зеркалом и так и этак.
– Забрать в прическу, – послышался ответ. Позади меня возникла нагло развалившаяся в кресле проекция, щедро раздававшая свои указания. Подняв ногу, я рассмотрела прилипшую к подошве скорлупку.
– Как-то неоригинально ты появился, – заметила артефакту, щелчком сбив с ботинка оболочку горошины, и тут же поинтересовалась: – Почему забрать?
– Чтобы удобнее было целовать твою нежную шейку, – ответствовал довольно скалящийся артефакт, который в данный момент так и лучился своей артефактской неотразимостью.
– Целовать? – Я смутилась, точно невинная принцесса, вообразив, будто артефакт уже видел, чем кончится наше с Миком свидание.
– Сладко-пресладко, бесподобная. Ты ведь выбираешь наряд для будущей встречи со мной?
– Что-что? – Я отвернулась от зеркала и уперла руки в бока. – Да щас! На встречу с тобой я явлюсь не иначе как в наряде палача, а сегодня у меня свидание.
– Как?! – громко выкрикнул артефакт, прижимая руку к сердцу. – С другим мужчиной?
– А то ты не знаешь, – хмыкнула я, а потом отвернулась от духа, изображавшего асфиксию, и, подобрав волосы, задумчиво склоняла голову то в одну, то в другую сторону.
– А как же я? – надрывно поинтересовались из кресла. – Я ведь идеальный мужчина. Чего тебе еще надо, коварная?
– У тебя идеальное самомнение, – фыркнула от такой постановки вопроса, хотя наглость артефакта не знала границ и можно было уже привыкнуть. – Сегодня я встречаюсь с мечтой.
– Но я и есть мечта! – воскликнуло солнечное чудо, усиленно изображая сердечный приступ.
– Ты оживший кошмар, – заявила я в ответ на этот слабенький спектакль и удовлетворенно крутанулась вокруг своей оси. – То, что надо.
– Просто прелесть, – заявил поразительно быстро пришедший в себя дух. И мне совсем не понравилась промелькнувшая на (что уж душой кривить!) идеально красивом лице злорадненькая улыбочка.
– Ты что задумал? – Я с подозрением посмотрела в безмятежные глаза улыбающегося духа. Словно и не он тут минуту назад погибал от разбитого сердца.
– Жестокая! – возопил артефакт, простерши ко мне руки. – Ты предала наши чувства! Так не доставайся же никому!
Пораженно раскрыв рот, я успела заметить усмешку в уголках, казалось бы, гневно поджатых губ.
– Стой! – Теперь уже я простерла руки к артефакту. – Ты что задумал, мерзавище?
Ответом стали мерцание исчезающей проекции и затихающий злодейский смех.
Ух, как я рванулась к выходу, распахнув дверь ударом ноги, и помчалась, не разбирая дороги! Круглые часы на стене над лестницей показывали без пятнадцати семь, когда я добежала до конца женского крыла. Напротив, через огороженный лестничный пролет, находилось мужское крыло, его отделяли красные бархатные портьеры. На ночь портьеры задергивались, а сейчас свисали по бокам, перетянутые золотыми шнурами. С каждой стороны площадки вниз убегали изгибающиеся лестницы, ведущие в холл, к парадным дверям замка. Я решительно устремилась в другой коридор и остановилась, когда в проеме между портьерами возник Мик.
– Слава всем божествам, – выдохнула облегченно. Сыщик был абсолютно невредим, не считая синяка под глазом и припухшего носа.
– Мик. – Я протянула руку.
– Алена, – он восхищенно выдохнул, – ты удивительная! Впервые вижу, чтобы девушка была готова за пятнадцать минут до назначенного срока.
– Тут просто такая ситуация…
Я не успела договорить, когда глаза Микона внезапно расширились, а взгляд сфокусировался на чем-то за моей спиной. Огонь, возгоревшийся в их темной глубине, показался мне зловещим. Он отбрасывал алчные блики на лицо моей мечты, меняя его до неузнаваемости. Обернувшись, узрела парящего в воздухе духа, который, вскинув руки к небу и запрокинув голову, будто в предсказательном экстазе, медленно летел по коридору женского крыла, удаляясь от нас.
– Он в замке! Артефакт в замке! – закричал сыщик и рванул со всех ног.
– Мик, стой! Это обман! Мик! – Я попыталась преградить ему дорогу, но отлетела в сторону, когда локомотив по имени Микон промчался мимо, даже не заметив заграждения из моего тела.
И конечно же он не добежал. Он даже до входа в женское крыло не добежал, поскользнулся на чем-то возле занавесок. Схватился руками за портьеру, запутался в ней и повис, сбив попутно ногой стоящий с краю горшок с цветком. Горшок загрохотал вниз по ступенькам, разбился посередине и вывалил землю на тщательно натертый светлый мрамор. Портьера не выдержала веса мужского тела и оборвалась, в результате чего Мик тоже полетел вниз, грохнулся на оставшийся после улетевшего горшка поднос и уже на нем помчался по ступенькам с дикими криками, которые заглушала обмотавшаяся вокруг тела штора.
Я в ужасе прижала ко рту ладони и, добежав до ступенек, замерла, наблюдая за скатыванием сыщика с высоты двухэтажной лестницы к ее основанию. Снежные горные склоны на окраине нашего королевства, открывавшие свои трассы в начале зимнего сезона – излюбленное место отдыха всех любителей покататься на деревянных досках – и те не отличались такой крутизной и такими причудливыми изгибами, как королевская лестница. Врезавшись в стену, Мик вынужденно помчался по полукругу и благополучно сбил еще пару горшков, стоявших у самого края. Спуск закончился в холле – сыщик слетел со своего подноса, затормозившего на ковровой дорожке, и снес подошедшего секундой раньше вельможу, с открытым ртом взиравшего на экстремальное развлечение.
Громкий визг свидетельствовал, что удар сыщиком попал точно в цель. Не знаю, в каком состоянии сейчас находился по-прежнему запутанный в портьере Мик, издающий слабые стоны, но вельможа под ним пришел в крайнюю степень возбуждения и продолжал громко кричать и возмущаться. Потом его негодующий взгляд заприметил наверху меня. Тогда холл, куда сбегались придворные, огласил поистине нечеловеческий вопль:
– Охрана!
Я отпрянула назад, но поняла, что меня все равно увидели наверху, а несчастного Мика у подножия лестницы, снова глянула вниз и крикнула, примирительно выставив вперед ладони:
– Не надо, я сама! А где у вас караулка?
Так запутанно направление мне еще никогда не показывали. Потому я незамедлительно направилась туда, куда послали, немного опасаясь сбиться с пути, поскольку его описание обильно сдабривали всякими витиеватыми выражениями. До караулки я добралась в рекордно короткий срок.
Нет, конечно, я могла бы сбежать, но оно мне не надо. Не собираюсь бежать, пока там разъяренные придворные, готовые обвинить меня в покушении на убийство, а где-то здесь – мой милый напарник, который задушит любого, посмевшего меня оклеветать.
Фомка так и не вернулся после того, как его увела охрана. А следовательно, либо его заперли в подземных казематах (о чем я была бы в курсе, поскольку, исходя из знания королевских методов, не сомневалась, что за компанию оказалась бы там же), либо он сейчас сидел и пил с охранниками.
Второе предположение попало точно в цель. Фомка даже не пил, а квасил с начальником охраны, и делал это уже несколько часов. Хотя он всегда был у меня крепким, прямо несокрушимым выпивохой, мог перепить любого, кроме нашего начальника.
Я решительно распахнула дверь.
– А меня к вам послали, – заявила с порога.
Главный охранник в караулке поднял свою нетрезвую голову, смерил меня обалделым взглядом и изрек:
– Допились! Бабы в караулке мерещатся.
Фомка повернулся, увидел меня, осклабился и замахал руками:
– Да ты чего, начальник, какая это баба. Аленка это. В общем, свой парень.
– Свой? – Начальник схватил Фомку за грудки. – А то мне тут бабы не нужны. Бабы в караулке – к несчастью, понял?
– Зуб даю! – ответствовал Фомка, ударив себя в грудь.
– Парниша, – махнул мне рукой начальник, – заходи. Третьим будешь.
– Вот ты мне как мужик мужику скажи, – покачнулся шеф охраны и облапил меня за плечи. Вдруг его взгляд уперся в мое декольте. Охранник призадумался. – Э-э-э… на кой хрен тебе платье?
Я скосила и без того окосевший взгляд, увидела на себе платье, удивилась, а потом вспомнила про свидание. Всхлипнув и утерев скупую слезу, икнула и стукнула полупустой кружкой по столу.
– Я его для мечты надела, понимаешь?
– Понимаю, – кивнул начальник и, стукнув своей кружкой по моей, опрокинул ядреное пенистое пойло себе в рот.
Я последовала его примеру, а пену со рта отерла Фомкиным рукавом. Сам напарник покачивался рядом и с усердием тянул какую-то песню.
– Вот у меня тоже мечта была, – начал тем временем начальник, – я, значицца, даже к артефакту пошел, мол, предскажи, светлолицый. А он что?
– Что?
– Предсказал. – Начальник громыхнул кружкой по столу. – Сбудется, говорит, жди. Вот я и жду!
– А чего сбудется? – прервал заунывное пение Фомка.
– Когда исполнится, тогда узнаю. Так и сказал, – изрек начальник.
– А-а-а, ну это да. Так обычно и бывает. Ждать надо, – глубокомысленно поддакнул Фома. – А ты, Аленка, это… наплюй на Мика. Наплюй, тебе говорят.
Я сплюнула.
– Вот, правильно. Гнилой человек, не зря вокруг тебя вертелся. Верно я говорю?
Начальник кивнул со знанием дела.
– Душа-че-ло-век.
– Какая душа? – Фомка стукнул кулаком по столу. – Я говорю, что гнилой!
– А-а-а, это да, есть от него запашок подозрительный.
– Ну вот! Явился, видишь ли, ирти… иртифакт искать, а сам вокруг Аленки круги наворачивает.
– Да не найдет, – качнул головой начальник, – нету его во дворце.
– А ты почем знаешь?
– Так листок их… ик… ихний… направление не указывает.
– На арти… артэ-фахт?
– Ну так. Раньше всегда показывал, где он. При-маг-ни-чи-вал-ся. А потом – бац, и все, перестал. Исчез, стало быть, артефакт. А как тут не исчезнуть, когда столько народу по дворцу шляется? Понаехали, все покои забили. А нам следи за каждым. Как за всеми уследить, особенно если сокровище свое они каждый день таскали показывать? Накануне вот всяким просильцам лично предсказания вещал. А в день исчезновения к послам носили, но тем просто шар посмотреть дали, самого-то не призывали. А вечером принцессе блажь в голову стукнула. Глядят, а нет ничего. Вот и подняли шум. Из «Звездного агентства» прискакали, потыкались, потыкались, про награду и наказание узнали и сдулись. Король тогда осерчал, сказал, чтобы лучших из лучших звали и чтобы без права выбора.
– Эх, – я вздохнула, – а с покоями что?
– А что с ними?
– В моих кто жил?
– А кто там только не жил. Даже мужиков селили! Некуда было, столько понаперло. Их в женское крыло запихнули, а баб выше, чуть ли не на чердак. Их поменьше тогда здесь шастало. Больше те шлялись, которые разнюхивали, как артефакт обратить. Нам король строгий наказ дал молчать, чтобы ни-ни, никому ни слова. Про артефакт этот и про обращение.
– А как его обращать? – Я подперла голову рукой, чтобы не упала в тарелку с салатом, и сильнее скосила глаза на начальника.
– Да как! Волшебный же ж… ик… чтоб его… Целовать, значит… ик… надо.
– Целовать?
– А то! Чтоб в мужика превратился. Хотя я бы в жизни не подумал, – охранник пошленько захихикал, – это как артефакт в мужика одним поцелуем превратить? Там, кажись, не в поцелуях-то дело. Мужчину мужчиной женщина делает, а иначе не-э-э-э-т… Но о том сам артефакт рассказал, когда король спросил. Хотя… может, соврал. Поглядел на принцессу, запнулся и выдал про поцелуй. Я бы тоже запнулся, когда так глядят, что прямо счас схарчат вместе с листиком.
– А когда целовать надо? – не отставала я от разговорчивого начальника.
– В ночь полнолуния, успеть нужно до рассвета. А то на рассвете – тюх, и нет его.
– Как нет?
– Испарится. Улетит на свободу, и все, нет у вас артефакта-предсказателя.
До покоев меня нес, взвалив на плечи, Фомка. Затащив в женское крыло и доперев до моей комнаты, напарник внес меня внутрь и уронил на кровать со словами: «Отдыхай! И чтобы ни-ни!»
Развернувшись, Фомка с чувством выполненного долга проследовал прочь, громко хлопнул дверью и едва не снес что-то в коридоре. Вслед за грохотом послышался недовольный голос дворцовой экономки, которая вздумала прочитать Фоме проповедь. Последовавший вскрик показал, что долго слушать напарник не стал, а, кажется, просто взвалил строгую даму на свое богатырское плечо и куда-то поволок. Как ни странно, на помощь экономка не позвала, и мне даже послышался кокетливый смех, который постепенно затих вдалеке.
– Вот нормально! Ему подвиги, а мне «отдыхай!» – Я приподнялась на руках, потом сползла с кровати и, пошатываясь и ухватившись за спинку, стала скидывать ботинки. Один улетел с моей ноги под тумбочку, второй под кровать, а платье я бросила прямо на пол. Наплевав на ночную рубашку принцессы, в которой тонула, завалилась на постель в нижнем белье.
Пьяной женщине тоже хочется либо подвигов, либо любви, потому что зачем напиваться, если ведешь себя прилично, как трезвая? Однако объект и подвигов, и любви находился далеко, где-то в дворцовом лазарете, куда я в таком состоянии не могла доползти. А еще за жертвой моего покушения вдохновенно ухаживали санитарки. Хотя, согласно последним данным, доставленным по моей просьбе в караулку, Мик ничего себе не сломал – сказались твердость врезавшегося в стены подноса и мягкость принявшего на себя удар вельможи.
Царедворец тоже попал в лазарет, но только потому, что слишком громко верещал, и ему выписали успокоительного. Мои же собутыльники еще долго ржали над очередной выходкой артефакта, а начальник припомнил все проделки солнечного духа с тех пор, как сам с ним познакомился. Когда у обоих от смеха заболели животы, Фомка уже вовсю называл предсказателя золотым мужиком, с которым вот никогда скучно не будет, позабыл напрочь про собственные шишки и требовал (почему-то от меня) быстро отыскать и обратить артефакт, чтобы было потом, с кем вместе покутить.
– Как только найдешь, сразу бросайся на него, Аленка, чтобы не испарился, и целуй.
– Ты для верности не только целуй. Голову даю на отсечение, наврал он с поцелуями. Кто так мужика мужиком делает? Хвать его, чтобы не вырвался, и обращай.
Я махала на обоих руками, молча жевала свой салат и безбожно напивалась. Потом на подвиги потянуло, а Фомка потащил меня в спальню. Я рвалась выяснять отношения с Миком, а меня никто не слушал.
Улеглась поперек кровати, свесив руки и ноги, и вдруг увидела на тумбочке поднос с фруктами (сервис, куда деваться!). Терпкость пенистого пойла давала о себе знать, и, перебивая своеобразный вкус того, чем напоил нас охранник, я набила рот виноградом. Им же, сладким, попыталась заесть горечь пьяного разочарования, но не помогло. Изо всей силы стукнула кулаком по спинке кровати и, рыдая, произнесла:
– Никто меня не любит.
– Я люблю, – послышался голос, пробудивший во мне неутолимую жажду крови.
– Ты! – прошипела, подняв голову и указав двоящимся пальцем на возникший у окна артефакт. Хоть с одним, да выясню сегодня отношения! – Ты знаешь, кто такой?
Увидев невинный взгляд янтарных глазищ и совершенно ангельское выражение лица волшебного предсказателя, который к тому же нагло и с явным удовольствием меня разглядывал, я запустила в проекцию подушкой.
Мужчина только улыбнулся шире, когда подушка пролетела сквозь него.
– Отчего ты не ищешь меня, бурчонок? – невозмутимо продолжил он.
– Чего? С чего это я бурчонок?
– Ты так славно бурчишь!
– Вот противный артефакт! – ответила в сердцах, а он в один голос со мной передразнил:
– Противный артефакт!
– Я уже привыкла к богине и неотразимой, – поставила его перед фактом. – Да ты хоть знаешь, как мне надо тебя найти? – Я почему-то провела ладонью по горлу, пытаясь выразить всю степень моего желания. – Прямо сейчас очутилась бы в будущем, а там тебя вот так, – я перекрутила в руках покрывало, изображая процесс удушения, – вот так бы отыскала.
– Что поделать, – вздохнул мастер актерской игры, – время нам неподвластно. Оно не переносится вперед и не крутится назад.
– Фу! Неуч! – отреагировала я на странную фразу. – Правильно говорить: «Не поворачивац-ц-ц-ца вс… вспять». Ты в школе не учился?
– А зачем? – вопросил неуч.
– Да потому что образованным людям с тобой даже поговорить не о чем, и вообще, – я махнула рукой на духа, – кыш отсюда, проекция. Не ищу я его, видите ли. Нас во дворце заперли, а он недоволен. Тут вон даже под окнами охрана бродит.
– Странно, – потер подбородок артефакт, – я полагал, из дворца можно выйти не только через дверь или окно.
– Это ты на что намекаешь?
Артефакт вновь притворился невинным и пожал плечами. Да не пойти ли ему самому со своими загадками не через дверь или окно? Я уткнулась носом в покрывало, расслабляя затекшую шею.
– Нет, ты мне скажи… – вскинула голову и не увидела мерзавтуса возле окна. – И как это называется? Я ему «поговорить», а он что? Исчезает?
– Да я весь внимание, Аленушка, – раздалось сзади, и я мигом повернулась, заработав головокружение. Когда немного отпустило, глаза стали больше чайного блюдца.
– Ты это что? Ты это… голый?
– Я в дресс-коде.
– В… чего?
– В горизонтальном положении. Помнишь? В таком случае ты общаешься исключительно с голыми мужчинами.
– Да я… – хотела опровергнуть это наглое вранье, но потом взыграло все выпитое, а еще то самое, которое хотело любви и подвигов, и я не стала опровергать. Так только, легла поудобнее и сделала вид, что никого голого с идеальным телом я здесь не рассматриваю.
– А кубиков у тебя сколько? – не выдержав, указала пальцем на живот артефакта.
– Можешь посчитать. Все как надо, в идеале.
– А-а-а, – посчитать я не могла, перед глазами двоилось и покачивалось. – А ты чего лежишь? Я тебе велела исчезать отсюда! А он развалился! Свидание мне сорвал, спровоцировал на пьянку, а теперь лежит. Я даже говорить с тобой не хочу!
И, сделав над собой усилие, я повернулась к наглому Арти спиной.
– А угадай, – произнесли возле самого уха таким чарующим тоном, что прямо мурашки по коже побежали, – куда я тебя сейчас целую?
– Куда?! – Разворот снова был стремительным, но дух каким-то немыслимым образом оказался сверху и теперь надо мной нависал.
– Вот же… вот же наглая идеальная физиономия!
– Идеальная – в смысле красивая?
Нет, красивая, конечно, но я головой помотала.
А этот руку протянул, чтобы по щеке погладить. И ведь погладил, хотя я не ощутила, но сам факт!.. Просто рука эта поползла ниже, совершенно немыслимым образом оглаживая все остальное, что под нее попадалось. А я хоть и пьяная, но приличная, и никому вот так, без разрешения, нависать над собой и гладить себя не позволяю.
– А ну, – выставила перед собой ладони, – кончай разврат!
Руки прошли сквозь мускулистую грудь (а он ведь совсем без костюма… Глаза снова скользнули ниже, но невероятным усилием воли я это движение остановила).
– Иди в другое место светить идеальным телом, желающих много. А мне от тебя только одно надо, понял? – Строгий, несущий в себе угрозу тон не стер предвкушающую улыбочку с лица сияющего мужчины. – Да что за манера, то не приходить совсем, то являться по несколько раз за вечер, да еще и без одежды? – продолжала я требовать справедливости от загадочно молчащего духа, при этом мне ужасно хотелось спихнуть его с кровати. Что за издевательства безукоризненного обнаженного торса над пьяной женщиной?
– Прости, желанная, когда ты так близко, одежда начинает дико стеснять.
Да что ж ты слова такие подбираешь, чудовище безупречное? С подтекстом…
– Это не по-человечески, – высказалась, с трудом фокусируя взгляд на… на глазах, потому что для обуреваемого пьяными фантазиями мозга даже плечи служили сильным раздражающим фактором.
– Я и не человек, – расхохотался в ответ этот терзающий нежную женскую душу гад, – я ведь артефакт, непревзойденная!
И как его прогнать? Вот как? А то ведь висит надо мной груша, да нельзя скушать!
– Хочешь винограда? – решила и я подбросить порцию своих издевательств.
Потянулась рукой за голову, к подносу, не решаясь поворачиваться спиной к золотому чуду, кто его знает, что он там еще погладит или поцелует.
– Вот, – я закинула в рот виноградину и разжевала, изображая мимикой, как вкусно, – очень сладкий. – Вторую ягоду попыталась засунуть в рот артефакту, но рука прошла мимо. – Жалость какая, ничего ты попробовать не можешь, – чуточку позлорадствовала я.
– Ты очень вкусно ешь, – заявило в ответ на диверсию солнечноволосое создание и посмотрело на меня так, что аппетит стал пропадать… в смысле есть расхотелось… Его потихоньку начал вытеснять совсем другой аппетит.
Я отвлеклась и, снова потянувшись за ягодой, смахнула поднос. Чашка с виноградом разбилась.
– Поосторожней завтра, Аленушка. Здесь слуги нерадивые, ножки не порань, – и опять улыбнулся, гад, очень искушающе.
А я… а что я, вот он улыбается, а я хмурюсь. Уже весь пьяный кураж растеряла под гипнотизирующим взглядом.
– Что-то ты долго не исчезаешь. За это время обычно уже успеваешь сделать какую-нибудь гадость и испариться. Может, ты мой пьяный бред?
– Может, – пожал плечами артефакт, – а бреду можно…
И не договорил – склонился резко, да так уверенно, с чисто мужским напором, что как-то разом забылось про проекцию. Ресницы сами опустились, совершенно против моей воли, а губы, наоборот, раскрылись, ожидая поцелуя.
Поцелуя не ощутила и, разочарованно открыв глаза, даже не увидела над собой голого артефакта.
– Видение, чтоб тебя! – пробурчала и повернулась на бок, потом на другой, потом заехала кулаком по подушке, а потом выругалась. – Найду и убью, – пообещала себе.