Майя выскочила из прохлады подъезда одноэтажного барака и словно окунулась в горячую воздушную ванну. Берта Айзиковна с полуторагодовалым сыном Геной на руках стояла около окна, провожая дочь взглядом. Девочка помахала им на прощание рукой и чинно пошла к выходу со двора, прижимая подмышкой альбом для рисования и коробку угольных мелков. Едва Майя свернула за угол дома и тем самым скрылась от глаз матери, девочка рванула бегом.
– Гнать, держать, бежать, обидеть, – на бегу бубнила Майя. – Слышать, видеть и вертеть… И дышать, и ненавидеть, и зависеть, и терпеть!.. Гнать, держать, бежать, обидеть…
Стремительно перебирая ногами и уносясь прочь от офицерских бараков, девочка улыбалась солнечному дню, пробегающим мимо домам и деревьям, редким прохожим, провожающим ее взглядом. Ласковый теплый ветерок бил ей в лицо и грудь, и тянул за подол платья, настырно мешая свободному бегу. Увлеченная незамысловатой игрой, Майя воображала будто она стоит на месте, а весь мир то кружит вокруг нее, то несется куда-то назад, мимо девочки.
– Гнать, держать, бежать, обидеть, – смеялась Майя на бегу. – Слышать, видеть и вертеть… И дышать, и ненавидеть, и зависеть, и терпеть!…
Резко прервав бег, девочка с силой потянула на себя высокую входную дверь Дворца Пионеров, но последняя не поддалась. Майя перевела дыхание и снова потянула на себя тяжелую дверь. Где-то внутри лязгнул замок.
– Закрыто что ли? – предположила Майя. – С чего бы вдруг?
Девочка несколько минут тарабанила в дверь кулачком, но никого, даже сторожа деда Остапа, так и не появилось. Расстроившись, Майя обиженно сжала губы и всердцах топнула ногой.
– Куда же вы все подевались?
Напоследок отчаянно пнув закрытую дверь, Майя направилась обратно домой. Но уже через пару-тройку метров ответом на вопрос девочки стал газетный стенд, где за стеклом красовался свежий выпуск «Советская Белоруссия».
– По инициативе редакции газеты Советская Белоруссия, – начала читать Майя, высоко задрав голову в меру своего маленького роста. – Поддержанной горкомом партии и горсоветом… На живописном месте между поселком Веселовка и Сторожевкой… В воскресенье двадцать второго июня тыщ-девятсот сорок первого года состоится торжественное открытие Комсомольского озера… Ух ты!
Майя подняла взгляд выше, где рядом с названием газеты была пропечатана дата выпуска – 18 Июня 1941. Девочка задумчиво нахмурилась и снова перевела взгляд на текст статьи.
– Двадцать второго июня, – повторила она и тотчас же радостно воскликнула. – Так это же сегодня!.. В полдень на Комсомольском озере должно состояться открытие купального сезона, пройти соревнование физкультурников… На пляжах намечается расположить шесть духовых оркестров, с десяток баянистов должно играть на лодках… Парк культуры и отдыха организовывает для посетителей два больших концерта… Для любителей катания на лодках будет приготовлено шестьдесят шлюпок…
Сорвавшись с места, Майя бросилась бегом по улице. Эйфория праздника и народных гуляний затмили давнее желание учиться изобразительному искусству во Дворце Пионеров, отложив его до востребования.
За секунду переведя дыхание перед входной дверью, Майя вошла и с порога раскрыла рот, чтобы торжественно объявить матери о городском мероприятии. Но Берта Айзиковна торопливо приложила указательный палец к губам, призывая к тишине и взглядом указывая на Генку, спящего в кроватке. Майя утвердительно кивнула, прокралась ближе к матери на носочках и возбужденно задышала той в ухо.
– Мамочка, мамуля… Занятий сегодня не будет… Все на озере… На открытии озера… Комсомольского! Там в газете, в Советской Белоруссии, об этом русским по белому написано…
– И что? – так же тихо переспросила Берта Айзиковна.
– Можно я туда сбегаю, посмотрю? Обещаю в воду не лезть! Я только одним глазком концерт послушаю и… тут же обратно.
– Вот папа придет домой, вместе и сходим, – женщина разрушила надежду дочери.
– Ну, мам! Пожалуйста… Пока еще папа придет, все закончится, – исказив личико в слезливой гримасе, заныла девочка.
– Майка! Прекрати мне это, – строго отрезала Берта Айзиковна.
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Я только одним глазком.
Женщина перевела взгляд на тихо отщелкивающий секунды будильник, затем обратно на дочь, и не удержалась от улыбки. Майя бросилась к ней на шею и крепко сжала в благодарных объятиях.
– Но чтобы к обеду была дома, – предупредила Берта Айзиковна.
– А то карета превратится в тыкву, – парировала Майя, тем же путем на носочках направляясь к выходу.
К полудню на берегах Комсомольского озера собралось полным-полно народу. По водной глади скользили шлюпки с баянистами и отдыхающими. Из Парка Культуры и Отдыха доносились звуки духового оркестра. Минчане и гости столицы Советской Белоруссии праздно гуляли по набережной, загорали на пляжах, плескались в прохладе озера.
Отыскав знакомых со двора ребят и присоединившись к их веселой компании, Майя носилась от одного духового оркестра к другому, танцевала среди взрослых пар, махала рукой проплывающим в лодках людям, с улыбкой ловила на себе взгляды отдыхающих в открытых летних кафе, с наслаждением подставляла лицо яркому июньскому солнцу, пламенеющему в кристально-голубом небе.
Неожиданно все оркестры смолкли, будто ведомые единым дирижером. В следующую секунду захрипели громкоговорители паркового радио.
– Граждане и гражданки Советского Союза! – наконец выдохнули из себя жерла радио.
Люди замерли, подняв лица к громкоговорителям. Застыла на месте и Майя.
– К вам обращается нарком иностранных дел СССР Вячеслав Михайлович Молотов, – представился голос по радио.
– Здрасте, товарищ Молотов Вячеслав Михайлович, – шутливо парировала Майя.
Дворовые ребята поддержали ее дружным смехом. Но несколько взрослых людей в ту же секунду приструнили галдящую детвору жестким, как плеть, «шиш».
– Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление: сегодня, в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну… Атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, убито и ранено более двухсот человек…
Майя осторожно огляделась по сторонам, но все оставалось по-прежнему: по озеру, казалось, так же скользили лодки, на пляжах загорали люди, на парковых скамейках и в летних кафе расположились отдыхающие – только никто больше не смеялся, не разговаривал друг с другом, не ел мороженого, молчали музыкальные оркестровые инструменты. Все было сосредоточенно на жерлах радиоретрансляторов.
– Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено, несмотря на то, что между СССР и Германией заключен договор о ненападении, и Советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия этого договора…
Майя медленно шагнула назад и в сторону, протискиваясь между окаменевшими людскими телами. Шаг за шагом девочка ускоряла свой путь к выходу из парка, но страшный голос товарища Молотова будто преследовал ее, вещая из каждого радиоретранслятора.
– Нападение на нашу страну совершено несмотря на то, что за все время действия этого договора германское правительство ни разу не могло предъявить ни одной претензии к СССР по выполнению договора… Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей…
Не помня себя Майя бежала к дому, то и дело натыкаясь на небольшие группы людей, столпившихся около телеграфных столбов и задравших лица вверх, к очередному жерлу радио.
Влетев в квартиру, Майя подбежала к стоящей около радиоприемника матери и крепко обняла ее за талию. Удерживая на руках младшего сына Генку, Берта Айзиковна высвободила одну руку, приобняла и прижала к себе дочь.
– Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, – вещало радио. – Ещe теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя товарища Сталина… Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!
Лежа в своей постели за полотнищем натянутой на веревке ширмы, Майя не могла сомкнуть глаз. Генка сладко причмокивал в своей кроватке. Берта Айзиковна сидела в большой комнате за столом, ожидая мужа. Нарушал царящую в комнате тишину лишь старый будильник, громко отбивая уносящиеся вдаль секунды.
Наконец, скрипнула входная дверь. Не видя происходящего, Майя отчетливо распознала грузные шаги отца. Навстречу ему прошаркала домашними тапочками мать.
– Слава, – послышался встревоженный шепот Берты Айзиковны.
– Дети спят? – также тихо спросил Вячеслав Гаврилович.
– Да, давно уже… Садись ужинать, голодный ведь. Я тут…
– Берта!.. Я на минуту, – прервал он, устало опустившись на табурет.
– Слава, – после секундной паузы женщина снова обратилась к мужу. В ее голосе отчетливо слышались нотки тревоги. – Это война? Мы слышали по радио. Товарищ Молотов сказал, что…
– Ничего не бойся, Берта, – грубо, по-военному, успокоил Вячеслав Гаврилович. – Это всего лишь вероломная попытка нападения на нашу страну, но… Немцев в город не пустят, у нас все под контролем.
– Люди говорят, нужно уходить, – попыталась возразить она.
– Пусть бегут, – рассерженно буркнул мужчина. – Слабовольные, трусливые паникеры! Поверь мне на слово, Берта, бояться тут нечего.
– Я не за себя боюсь… за детей, за Майку с Генкой…
– Мне пора, – подытожил Вячеслав Гаврилович.
В унисон скрипнувшим сапогам капитана тяжело вздохнул табурет. Мужчина прошел через комнату и, открыв входную дверь, остановился. Будто подбирая правильные, нужные слова, он долго дышал и причмокивал.
– Разве что… Ну, так, на всякий случай, – сказал он. – Приказано блюсти светомаскировку, а окна заклеить лентами бумаги крест-накрест… Мало ли на что способен агонизирующий враг.
Дождавшись когда же, наконец, захлопнулась входная дверь, Майя осторожно поднялась со своей постели и выглянула из-за ширмы. Берта Айзиковна сидела за столом, уронив голову на скрещенные руки. Ее плечи тихо вздрагивали. Девочка подошла к матери, приобняла ее и уткнулась головой в плечо.
– Мамочка, не плачь. Все будет хорошо, – прошептала Майя. – Ты же слышала, что сказал товарищ Молотов… Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!
Женщина подняла мокрые от слез глаза и с кривой гримасой улыбки утвердительно кивнула дочери. Майя улыбнулась ей в ответ и крепче стиснула мать в своих объятиях.
– Конечно, конечно, Майка. Победа будет за нами…