Глава 6
– Добрый день, Владимир Иванович. Что-то вы давно не звонили и не заходили к нам. Есть что-нибудь новое по делу о смерти моего сына и его жены? – спросил Сергей Ольховский у заглянувшего утром к нему домой начальника полиции.
Угримов стряхнул снег с сапог и снял пальто.
– Да, вы правы. Были, скажем, так, некоторые загвоздки в деле вашего сына. Но теперь все, наконец, прояснилось.
– Так, так. Расскажите поподробнее, – попросил Сергей, предлагая Угримову присесть в кресло.
Тот расположился в удобной позе, протянул к жаркому камину замерзшие ноги, и начал свой рассказ.
– Дело в том, что по халатности отдельных работников полиции, мы были вынуждены проводить все экспертизы повторно. При детальном осмотре автомобиля вашего сына, было обнаружено, что в эту ночь он ехал не один. На дверной ручке и в салоне автомобиля мы нашли отпечатки пальцев, которые принадлежат неизвестному нам, пока, человеку. Понятно только, что это мужчина. Всех родственников и друзей мы опросили и провели дактилоскопию. Результатов, пока, нет. Я думаю, что неизвестный мог быть причастен к смерти Эдуарда. Скорей всего, когда в машину попала шаровая молния (экспертиза это доказала), у неизвестного, сидящего на пассажирском сидении, был какой-то предмет из материала, способного отражать электрический ток. С помощью него, разряд был направлен в сторону вашего сына. Этим объясняется состояние останков тела. Пока это все, что я могу вам сообщить. Как только мы найдем человека, которого вез ваш сын, то все встанет на свои места и вопросов больше не останется.
Сергей задумчиво почесал в затылке.
– Но что это за материал такой?
– Пока не знаю. Эксперты работают над этим.
Мужчины замолчали, и в тишине было слышно, как часы отмеряют время, а за окном воет разбушевавшийся ветер.
– Но куда ехал мой сын в ту ночь? – возобновил разговор Сергей.
Угримов развел руками:
– Теперь, когда его жена умерла, никто не сможет пролить свет на эту тайну. К сожалению, ее не успели допросить. Но и с ее смертью не все так гладко и понятно как казалось. При осмотре ее тела, нам удалось определить с какой скоростью, и с какой высоты она упала. Она не прыгнула, как нам сообщил доктор Смирнов. Дело в том, что она некоторое время висела, держась руками за карниз. Там найдены ее отпечатки. Да и девочку она не обнимала, скорее та держала мать за руки. Все это очень странно. Но единственный свидетель этого происшествия, Дмитрий Смирнов, внезапно исчез. Никто не знает, где он. Может вам это известно?
Сергей вскочил с дивана и подошел к письменному столу. Он долго рылся в верхнем ящике, но все же нашел то, что искал. В толстом журнале были скрупулезно записаны остро заточенным карандашом все памятные даты, важные мероприятия и все, что Сергей считал нужным записать, так как не надеялся на ослабевшую с годами память. На предпоследнем листке была сделана запись два месяца назад. Он прочел и только тогда ответил Угримову.
– Дмитрий позвонил мне сразу после похорон Марины и сказал, что уезжает на какой-то научный конгресс. Куда едет он не сообщил. Выразил мне свои соболезнования, пожелал терпения и отключился.
Угримов подался вперед.
– А когда он вернется, сказал?
Сергей пожал плечами.
– Он что-то бормотал о длительной и такой неудобной поездке, но конкретных сроков своего возвращения не указал.
– Понятно, – Угримов разочарованно откинулся на спинку кресла, – значит, все снова зашло в тупик. Без показаний доктора дальнейшее расследование невозможно.
Мужчины снова погрузились в тягостное молчание.
Вдруг их внимание привлек тихий стук. Угримов прислушался и посмотрел на Ольховского. Тот вздохнул и махнул рукой.
– Не обращайте внимания, Владимир Иванович. Мы уже привыкли к ее странностям.
– О ком вы говорите?
– О нашей внучке Марьяне.
– С ней что-то не в порядке? – Угримов был весь внимание.
Сергей снова вздохнул, покачал головой и ответил:
– Мы с женой долго готовились к ее приезду в наш дом. Морально готовились, понимаете?
Угримов кивнул. Ольховский продолжил:
– В первый же день она исчезла на несколько часов. Сиделка, в обязанности которой входит постоянно присутствовать в комнате Марьяны, отлучилась на минуту. Когда она вернулась в детскую, девочки нигде не было. Она просто испарилась! Сиделка, естественно, подняла крик. Все, кто работает в нашем доме, и, конечно, мы с супругой, искали Марьяну везде. Мы обшарили весь дом! В итоге, через три часа, ее нашел наш садовник. Вы не можете себе даже представить, где была девочка! На дереве! Она спокойно сидела на толстой ветке и гладила белую сову, примостившуюся у нее на коленях. Мы были просто в шоке!
– Постойте, постойте, – прервал рассказ Угримов, – я думал, что девочка осталась инвалидом. Значит, она поправилась. Тогда в этом нет ничего удивительного. Многие дети лазают по деревьям. Вот мой старший сын…
– Вы не понимаете, – перебил Ольховский, – она не поправилась! Она не ходит, даже в коляску без посторонней помощи сесть не может. Как она смогла попасть на это дерево – уму непостижимо! Вылетела в открытое окно?!
Сергей встал с дивана и стал ходить взад и вперед, ероша руками седые волосы.
Угримов постарался переварить полученную информацию. В этот момент стук повторился.
– А стук-то откуда?
Сергей непонимающим взглядом уставился на Угримова.
– Ах, да, стук. Он появляется каждое утро, ровно… – он посмотрел на большие настенные часы, – ровно в 10 часов. Это стучит в окно Марьяны та белая сова.
– Что? Сова? Стучит в окно?! – удивился Угримов.
– Да, сова. Она требует открыть окно и не успокаивается, пока сиделка его не откроет. Ее пытались выгонять, но она снова прилетает.
– А что… Что происходит потом? – Угримов загорелся от любопытства.
– Потом… – Сергей снова сел на диван, – потом они разговаривают…
– Кто они? – не понял Угримов.
– Марьяна и сова.
Угримов не смог сдержать усмешки.
– То есть как, разговаривают?
Сергей недовольно посмотрел на начальника полиции.
– Смешного в этом мало. Скорее, довольно жуткое зрелище. Сова произносит какие-то звуки, ну, какие произносят все совы, наверное. Марьяна внимательно ее слушает, а потом произносит что-то похожее. И, знаете, даю голову на отсечение, что они понимают друг друга. Это так странно, тем более что человеческой речи от нее никто ни разу не слышал, с тех пор, как в больнице она произнесла несколько фраз. Нам кажется, что у нее развилось какое-то психическое заболевание из-за травмы головы.
– А вы приглашали психиатра?
– И не одного. Все разводят руками. Она не обращает на них никакого внимания, как впрочем, и на всех остальных. Никто не может поставить ей диагноз. Мнения специалистов расходятся и к единому мнению они не могут прийти. Знаете, так тяжело это все наблюдать. Лариса превратилась в бледную тень. Она не может спокойно смотреть на девочку, слишком уж она напоминает о смерти Эдуарда. Он был ее любимчиком. Поэтому, она почти не заходит к Марьяне, и это так мучит ее, что просто смотреть на нее больно.
Сергей замолчал и снова погрузился в свои невеселые раздумья.
Угримов внимательно посмотрел на Ольховского и сказал:
– А вы не думали о том, чтобы определить девочку в специализированный интернат для инвалидов? Может там ей будет лучше среди таких же, как она. А вы сможете ее навещать. Когда она поправится, то вы сможете ее забрать обратно.
Сергей с тоской посмотрел на Угримова.
– Вы думаете, у нас не было такой мысли? С самого начала, мы с женой сомневались в том, сможем ли мы справиться. Так и получилось. Марьяна не хочет нас вспоминать. Она даже не смотрит в нашу сторону. Как будто мы – пустое место. Может быть, мы уже давно отправили бы девочку в интернат, но мысли о том, что скажут наши родственники и друзья, не дают нам покоя. Да и Петр, наш младший сын, не хочет даже слышать об этом. Он готов сам забрать девочку к себе, только ему не позволят органы опеки. Он не женат, да и слишком молод, чтобы взваливать на себя такую ответственность. Поэтому, мы просто в отчаянии.
– Какая вам разница, что подумают родственники и друзья? Они должны понимать, что для вас это непосильная ноша. И подумайте о том, что там ей будет лучше. Общение со сверстниками поможет ей. Это все же лучше, чем каждое утро разговаривать с птицей. Так, глядишь, она и с другими животными начнет общаться – с мышами, крысами и другими подобными тварями. Они заполонят весь дом. Вам это надо? – с долей иронии проговорил Угримов.
– Думаю, вы правы. Нам нужно что-то решать с девочкой. В конце концов, никто же не говорит о том, чтобы бросить девочку совсем! Мы будем часто ее навещать, может тогда она, все-таки, нас вспомнит.
Ольховский воспрял духом и возбужденно зашагал по холлу. Вдруг он резко остановился.
– Я сейчас же сообщу об этом Ларисе. Думаю, что, несмотря на угрызения совести, она найдет этот выход из сложившегося положения наилучшим! А с Петром мы как-нибудь решим вопрос. Он должен нас понять. Прошу меня простить, я сейчас вернусь.
С этими словами, Сергей решительно направился в комнату супруги.
Ларису не пришлось долго уговаривать.
Вечером на семейном совете, на котором, кроме супругов Ольховских присутствовал Петр, мнение которого особо не учитывалось, было решено отправить Марьяну в интернат. Лариса на следующий день посетила интернат для детей-инвалидов и договорилась обо всем. Девочку там ждали через два дня.
Каждый вечер Сергей и Лариса заходили к Марьяне, чтобы пожелать ей сладких снов. Чаще всего девочка лежала на кровати, не реагируя на появление родственников. Только Петр вызывал у девочки слабое оживление, а иногда легкую улыбку. Парень часто бывал у племянницы, стараясь хоть как-то развлечь ее. Он устраивал представления кукольного театра, а девочка внимательно следила за куклами и улыбалась их ужимкам и шуткам.
В последний вечер, как будто что-то почувствовав, девочка была необычайно оживлена. Она не отпускала Петра, держа его за руку и заглядывая в глаза, словно желая что-то прочесть в них. Петр же, не в силах выдержать ее пронзительного вопрошающего взгляда, старался отвлечь ее новой куклой, купленной им накануне. Эту куклу он увидел случайно, проходя мимо витрины игрушечного магазина. Она сразу привлекла его внимание неимоверной схожестью с маленькой Марьяной. Такие же золотые кудри обрамляли нежное фарфоровое личико с маленькими алыми губками и прямым носиком. Но особая схожесть была в огромных зеленых глазах с длинными пушистыми ресницами. Петр не смог пройти мимо и тотчас же привез купленную куклу племяннице. Она долго разглядывала новую игрушку, прежде чем прижать крепко к себе. В такой позе ее застали Ольховские, делая свой вечерний обязательный обход.
Сергей долго готовил речь для внучки, как будто она была не маленькой девочкой, а каким-то важным человеком, перед которым Ольховскому необходимо было обязательно оправдаться. Чувствуя свою вину, он ни как не мог подобрать нужные слова, чтобы Марьяна смогла правильно понять и простить его и Ларису. В конце концов, он решил не говорить ей всей правды, а действовать хитростью. Он ненавидел сам себя за то, что чувствовал огромное облегчение из-за отправки девочки в интернат. Когда он пытался заглушить взбунтовавшуюся совесть, в кабинет вошла жена. Взглянув на Сергея, она поняла его душевные терзания и обняла за плечи. Несколько минут они просто стояли, обнявшись, и молчали. Но нужно было идти к Марьяне и, взявшись за руки, они вошли в детскую. Петр, увидев решительное выражение на лице отца, разжал руку Марьяны и стремительно вышел из комнаты. Ему было невыносимо тяжело слышать, как родители будут оправдываться перед малышкой и признавать свое бессилие.
Увидев вошедших, Марьяна прижала куклу к себе еще крепче, и отвернулась к стене. Сергей присел на край кровати и погладил внучку по голове. Она вздрогнула, но руку не скинула. Лариса встала позади мужа и положила руки ему на плечи, показывая свою поддержку. Сергей вздохнул и начал издалека:
– Привет, милая! Какая у тебя красивая кукла! Правда, она похожа на Марьяну? – спросил он, обращаясь к Ларисе.
– Очень, – согласилась она, – просто маленькая копия!
Марьяна не отреагировала.
Сергей продолжил:
– Жаль, что кроме нас никто не увидит такую красивую куколку. Вот было бы здорово показать ее какой-нибудь девочке! Как бы она восхищалась куклой и ее хозяйкой, – он напряженно замолчал, ожидая реакции Марьяны.
Она немного напряглась, но продолжала смотреть в стену.
Лариса решила немного помочь мужу.
– Конечно, здорово! Как ты думаешь, дорогой, – обратилась она к Сергею, – а не свозить ли нам Марьяну в гости к таким же, как она маленьким девочкам и мальчикам?
– Было бы чудесно! – поддержал разговор Сергей. – Я знаю один такой замечательный большой дом, где как раз живут такие дети! Они, наверняка, были бы очень рады познакомиться с нашей Марьяной. А как ты думаешь, – продолжил он разговор с женой, – захочет ли Марьяна туда поехать?
– Давай спросим у нее, – и Лариса сжала рукой плечо мужа, давая знак, что пора.
Сергей понял намек и спросил, обращаясь к девочке:
– Марьяна, милая, ты хочешь поехать с нами и завести новых друзей?
Ольховские затаили дыхание в ожидании ответа. Марьяна, до сих пор лежавшая лицом к стене, медленно повернулась к ним, и нерешительно кивнула. Сергей и Лариса переглянулись. Все, что они задумали скоро свершится. Их жизнь снова войдет в привычное русло, а кошмар последних недель закончится.
Утром следующего дня Ольховские ждали малышку в машине очень долго. Она не хотела уезжать. Ее внимание постоянно было приковано к окну. Марьяна ждала белую сову. Когда же сиделка попыталась, после часа бесцельных уговоров, силой посадить ее в коляску, девочка устроила настоящий бунт. Она кричала и била сиделку крепко сжатыми кулачками. Отступив, та присела на стул и стала ждать, когда утихнет маленькая фурия. Девочка, видя, что сиделка больше не предпринимает пустых попыток поднять ее с кровати, успокоилась и снова обратила свое внимание в окно. В комнату вошел Петр. Его отправили уговорить Марьяну спуститься, так как только он мог это сделать. Увидев его, девочка улыбнулась и протянула к нему руки. Петр подарил ответную улыбку и аккуратно поднял девочку на руки. Они спустились вниз, и вышли из дома. Марьяна все не оставляла надежду увидеть свою любимую птицу, но та не появлялась. Сергей, стоявший у машины, с облегчением вздохнул, увидев девочку на руках сына. Погрузив все необходимые вещи и инвалидную коляску в багажник, Ольховский старший сел за руль и автомобиль тронулся. Марьяна сидела на коленях Петра на заднем сидении автомобиля и не сводила глаз с быстро удаляющегося дома. Было в этом взгляде столько тоски и безысходности, что Петр, наблюдавший за девочкой, отвернулся, чтобы никто не мог увидеть его слез, быстро катящихся по щекам.
Время в такой тягостной и молчаливой поездке тянулось, казалось, бесконечно. Но вот за очередным поворотом показался большой трехэтажный дом, выложенный из потемневшего от времени белого кирпича. Из-за маленьких редких окон дом казался слепым старым существом, которое нагоняло на редких посетителей тоску и страх.
Девочку ждали две пожилые медсестры. Одна их них, молча забрала вещи Марьяны и унесла их в дом. Другая, на вид более дружелюбная, взяла девочку на руки и пошла следом за первой. Ольховские ожидали, что Марьяна устроит истерику, когда поймет, что ее оставляю здесь. Но девочка лежала на руках медсестры словно безжизненная, равнодушная ко всему происходящему с ней, кукла. Петр рванулся к ней, но отец преградил собой путь. Сергей усадил резко обмякшего сына на заднее сиденье, и завел машину. От резкого звука Марьяна как будто очнулась. Она протянула руки к Петру, прижавшемуся к стеклу. Ольховские обернулись и увидели глаза своей внучки, полные боли, разочарования и слез.
Сергей резко крутанул руль, утопил педаль газа, и автомобиль быстро понесся вперед, подальше от этих режущих душу на куски глаз, в спокойную размеренную и беззаботную жизнь.