VI
Уроки и советы
Раз как-то сын графа Гедеона забыл на скамейке совсем новый плащ, сшитый местным портным из хорошего сукна. Только что он отвернулся, как плащ исчез. Он бросился искать его повсюду, крича, что разве сам дьявол унес его на рогах.
– Дьявол не дьявол, – сказал Агриппа, – а тот ловкий молодец, что рассказывал тебе о сражениях во Фландрии, просто – надел и ушел.
– О! – отвечал мальчик с негодованием, – как можно думать, чтоб такой храбрый человек решился на такой скверный поступок?
– Ну, я полагаю, не один такой лежит у него на совести? Пари готов держать, судя по коже, что этот хват чаще дезертировал, чем сражался.
– Это уж через чур!.. Если ты и угадал, то один он такой и найдется между всеми.
– Я сам видел, как он стащил плащ, да и десятеро других сделали бы на его месте то же самое. Подвернулся удобный случай, хороший новый плащ – как тут не решиться прохожему завладеть чужим добром? Бродяги вообще легко поддаются искушению… насчёт оружия вам немногому осталось еще поучиться, а уж насчёт жизни и людей, ну! не найдется, я думаю, такого монастырского послушника, который бы не был гораздо опытнее вас. Хотите испытать?
– Очень рад, только предупреждаю тебя, мой старый Агриппа, что я тогда только поверю, когда сам увижу воровство собственными глазами.
– Увидите, и не раз еще, а десять! Только не мешайте мне, и чтобы я ни говорил, все кивайте головой.
В тот же день Агриппа с учеником своим принялся за дело. Он вычистил погреб в старой башне, углубил его, сняв земли, потом посыпал рыхлой землей, а в своде проделал люк, да так искусно, что его нельзя было и заметить.
Этот люк открывался под тяжестью человека и проходил как раз у начала каменной лестницы с истертыми от времени ступеньками, которая вела в круглую комнату с узкими просветами; в углу этой комнаты стоял старый дубовый сундук, окованный ржавым железом. Агриппа обмел на нем пыль и, подняв крышку, положил туда два кожаных мешка с медными и железными кружочками. Гуго смотрел внимательно на эти приготовления.
– Вот западня и готова, подождем теперь лисицу, – сказал старик.
Потом, приложив палец к губам:
– Только, пожалуйста, никому ни слова.
Через неделю появился какой-то бродяга, вооруженный с головы до ног. Нос у него был крючком, а лицо – как у совы. Агриппа побежал к, нему на встречу, наговорил ему тысячу любезностей и, как всегда делал, обещал хорошенько накормить за урок фехтования. Тот уж успел рассмотреть на кухне перед очагом аппетитный вертел, а на столе два жбана с вином, погладил усы и согласился охотно.
– На дворе уж поздно и ходить по ночам не годится, – прибавил Агриппа; – так после урока, останьтесь-ка у нас переночевать, а завтра утром мы вам поднесем на дорогу еще стакан вина и кусок холодного мяса.
– Отлично! – сказал пандур.
– Что это затевает, Агриппа? – спрашивал себя Гуго.
Урок прошел превосходно, а после него учитель, ученик и старик Агриппа уселись за столом, на котором дымилась жареная индейка, а рядом с ней лежал добрый окорок ветчины. Две широких кружки стояли под рукой у солдата, который осушил тотчас же одну, для начала.
– Надо очистить воздух, – сказал он и потом, щелкнув языком, прибавил: – Славное винцо!
После ужина, приправленного, как следует, обильными возлияниями белого и красного вина, Агриппа оглянулся кругом с таинственным видом и, положив локти на стол, сказал:
– Ну, приятель, мне сдается, что вы человек порядочный и обстоятельный, и что на вас положиться можно.
– Надеюсь!
– Надобно, значит, открыть вам секрет и вместе с тем попросить у вас услуги.
Он пошел к двери, затворил ее и вернулся на свое место.
– Сейчас я покажу вам приготовленную для вас комнату; надеюсь, вы будете ею довольны.
– О! лишь бы была хорошая постель, огонь в камине, да на столе кружка вина и кусок мяса на случай, если проснусь ночью, – больше ничего и не нужно: ночью я привык погрызть чего-нибудь, когда не спится.
– Все будет… Теперь приступаю к секрету.
Гуго, положив подбородок на руку, слушал обоими ушами.
– Ваша комната тут рядом, мы сейчас пойдем туда взглянуть, все ли готово; выходит она в коридор, ведущий к башне, которую вы, верно, заметили, когда подходили?
– Да, кажется, четвероугольная башня, – сказал рейтар, – наливая себе стакан и осушая его залпом.
– Именно. Ну! в этой самой башне я спрятал свою казну.
– Как? – спросил солдат.
– Тс! увы! вся она в двух маленьких мешочках! Время теперь такое тяжелое! Я положил их в дубовом сундуке.
– Внизу башни?
– Ради Бога, потише! Мало ли злых людей шатается на свете!
– Разумеется.
– Я сам всегда сплю там же с пистолетами, чтоб кто туда не забрался; но посудите, какая беда! Именно сегодня вечером у меня назначено свидание в деревне по очень важному делу. Мне нужно кого-нибудь, кто бы за меня поберег мое сокровище. Из вашей комнаты хорошо слышно всё, что делается в башне. При малейшем шуме вы могли бы кинуться и позвать на помощь.
– На помощь? я-то, служивший на мальтийских галерах? Довольно будет вот этой руки и этой шпаги. Не даром меня зовут дон-Гаэтано де Гвардиано.
– Впрочем, если вам не хочется караулить, скажите слово, и я отложу свое свиданье до другого раза.
– За чем же? Оказать услугу кому-нибудь – страсть моя. Ступайте себе по делам, а я покараулю и, клянусь Богом! никто не подойдет близко к вашим деньгам, даю вам слово кастильца.
– А когда так, пойдемте осмотреть место.
Гуго зажег фонарь и пошел впереди, за ним Агриппа, а поток испанец, положив руку на эфес шпаги Они прошли в молчании через комнату, потом через коридор и, войдя в башню, поднялись до лестнице в комнату, где стоял сундук.
– Вот и мои мешки, – сказал Агриппа, открывая крышку. – они легонькие… посмотрите… а все таки в них порядочный куш… Отдаю их на ваше охранение.
– Будьте покойны, – отвечал дон-Гаэтано, взвешивая их на руке, потом бросил их назад в сундук. Раздался металлический звук и глаза солдата сверкнули огнем.
– Дверь-то не совсем ладно затворяется, – продолжал Агриппа самым простодушным голосом; – дерево все источено червями… да и замок ненадежен… но вы будете близко – и мне нечего бояться.
– Еще бы! Я один стою целого гарнизона.
– Само Небо послало вас сюда…
– Ну, да! разумеется!
Все трое спустились назад по лестнице и Агриппа показал испанцу на столе в его комнате большую кружку вина и добрый кусок мяса.
– Постель ваша готова; не нужно ли еще чего? – спросил он у него. – Оказывая нам такую услугу, вы, надеюсь, не станете церемониться.
– Нет, благодарю; больше ничего не надо.
– Значит, я смело могу идти в деревню, где меня ждут?
– Хоть сейчас, если хотите, – отвечал дон-Гаэтано, расстегивая пояс.
– А завтра задам вам такой завтрак, что вы не скоро его позабудете! – вскричал Агриппа самым нежным тоном.
Они обнялись, Агриппа затворил дверь и ушел с Гуго.
– Начинаете понимать, граф? – спросил он.
– Да, немного; но ты увидишь, что твоя хитрость пропадет даром.
На другой день на заре, Агриппа и Гуго пошли в комнату испанца; в ней никого не было и дверь была отворена. Агриппа моргнул глазом и, взглянув на Гуго, сказал:
– Когда птичка вылетела из гнезда, значит – улетела за кормом.
– Послушай-ка, – сказал Гуго, схватив его за руку.
Из башни раздавались глухие проклятия. По мере того как они подвигались дальше по коридору, крики становились явственнее. В конце коридора они увидели, что люк открыт, и, нагнув голову над черной дырой, они заметили внизу, в темноте, человека, который ревел и бился.
– Как? это вы, дон-Гаэтано? – сказал Агриппа ласковым голосом. – Что это за беда с вами случилась? Я и то беспокоился, не найдя вас в постели… Она совсем холодная… Не дурной ли сон вас прогнал с неё? Или вы услышали какой-нибудь шум?
– Именно! – отвечал Гаэтано, сверкая взором. – Мне приснилось, что кто-то пробирается к вашим мешкам… я встал поспешно… и с первого же шагу в эту проклятую башню… обвалился в яму.
– Не очень зашиблись, надеюсь?
– Нет… не очень… Но вытащите меня поскорей… я продрог и не прочь отведать обещанного завтрака.
– Вот это умно сказано, господин гидальго; но этот завтрак вы получите, заплатив прежде выкуп.
– Выкуп, я?… Что это значит?
– Очень ясно и вы сейчас меня поймете, любезный друг.
Агриппа уселся поудобнее над самой дырой, свесив в нее ноги.
– Вы совсем не дурной сон видели, мой добрый Гаэтано, – сказал он, – и вовсе не шум разбудил вас, а просто пришла вам не в добрый час охота завладеть собственностью ближнего: чёрт попутал, должно быть, и – вот зачем вы забрались ночью сюда в башню.
– Клянусь вам всеми святыми рая…
– Не клянитесь: святые рассердятся. Сознайтесь, что если бы вы в самом деле вскочили с постели вдруг, неожиданно, то не успели бы одеться, как следует, с головы до ног, надеть шляпу, прицепить шпагу; ничто не забыто, ни сапоги, ни штаны, – хотя сейчас дать тягу!.. Ну, а как за всякое худое дело следует наказание, то выверните-ка ваши карманы, чтоб показать нам, что в них есть, и поделимся по-товарищески… Да и во всякой стране так уж водится, что побежденный платит штраф!
Дон-Гаэтано божился и клялся тысячью миллионов чертей, что у него в карманах не бывает никогда и шести штук серебряной мелочи.
– Ну, как хотите, – сказал Агриппа и, подняв люк, сделал вид, что хочет закрыть его. – Когда вы пообедаете и поужинаете мысленно, я приду завтра поутру узнать, не передумали ль вы, – продолжал он. – Ночь, говорят, хороший советник.
Испанец кричал и вопил, как бесноватый; Агриппа не обращал на это ни малейшего внимания. Пришлось сдаться. Мошенник вывернул карманы; в них-таки кое-что нашлось.
– Бросьте мне четыре пистоля, а остального мне не нужно, – сказал Агриппа; – я ведь не алчный.
Четыре монеты упали к его ногам.
– Поскорей теперь лестницу, – крикнул дон-Гаэтано.
– А вот ваш ученик, для которого всякое желание учителя закон… он и сходит за лестницей. Но прежде надо исполнить еще одну маленькую формальность.
– Формальность? какую это?… Говорите скорей, я озяб порядком.
– Остается только передать мне без разговоров вашу длинную шпагу и хорошенький кинжал, что висит у вас на поясе.
– Это ещё зачем?
– А затем, что вам может прийти в голову нехорошая мысль пустить их в дело, а из этого для вашей же милости вышли бы такие неприятности, память о которых осталась бы навсегда на вашей коже.
Дон-Гаэтано подумывал о мести и не решался отдать оружие.
– Ну, что же? – крикнул Агриппа: – Опускать люк или лестницу?
Единственное средство спасения показывало концы свои сверху в отверстие ямы; пленник тяжело вздохнул и, вынув из ножен шпагу и кинжал, подал их рукоятками Агриппе, который проворно схватил их.
– Славное оружие! – сказал он, осматривая их; – сейчас видна работа толедских оружейников, именно стоит такого кавалера, как ваша милость. – Потом прибавил, улыбаясь: – Я был уверен, что мы с вами поладим, а теперь, сеньор, можете выходить на свет Божий.
Лестница опустилась в погреб, а между тем Дракон и Фебея, прибежавшие вслед за Гуго, уставили черные морды в отверстие. Агриппа взял их за ошейники.
– Два неразлучных с нами приятеля! сказал, он.
Испанец вышел и пустился бежать.
Тогда Агриппа обратился к молодому графу и спросил его с улыбкой:
– Ну, теперь вы убедились, что ваш плащ не сам улетел со скамейки и что попадаются иногда на свете и скверные люди?
Отвечать было нечего, но одна вещь все-таки смущала Гуго.
– Зачем ты взял четыре пистоля у этого мошенника? спросил он.
– А затем, что их же я предложу в награду тому честному человеку, который не поддастся искушению…. Я ведь намерен продолжать этот опыт…. Утешительно было бы, если б хорошего и дурного вышло поровну!
Новый случай представился скоро. Агриппа не стал придумывать другого испытания и повторил ту же хитрость и те же речи. Новый прохожий выслушал все с таким же вниманием и ночью все обошлось так же точно, как и с Гаэтано. Пришлось опять приносить лестницу и тащить вора из погреба. Он, как Гаэтано, поплатился своим оружием; но с него взяли только шесть ливров, потому что в карманах у него было немного.
Три или четыре прохожих еще попались на ту же удочку и не дали бедному Гуго лучшего мнения о роде человеческом. Наконец, пятого застали в постели спящего блаженным сном. Агрипла насилу растолкал его, чтобы разбудить.
– Ах! – сказал он, протирая глаза, – извините, пожалуйста; до полуночи я караулил…. а потом сон одолел…. пойдемте поскорей посмотреть, не случилось ли чего с вашим сундуком.
– Не нужно. Пойдемте лучше завтракать и когда поедим, вы увидите, что иногда недурно быть и честным человеком.
Его посадили перед сытным и вкусным завтраком, и когда он кончил, Агриппа вынул из кармана с полдюжины новеньких желтых и белых монет, которые так и блестели на солнце, и сказал:
– Вот вам за труды от молодого графа и если случится вам когда-нибудь еще проходить мимо, не забывайте нашего дома!
– Забыть! – вскричал тронутый солдат, – забыть такой дом, где прохожим дают не только славную постель и хорошо их кормят и поят, да еще дают и денег на дорогу! Одного я только боюсь, – чтобы хозяева скоро не разорились совсем и не заперли дверей.
– Ну, этого не бойтесь, приятель: мы так устроили дело, что раздаем только то, что сами с других получаем.
Когда солдат ушел, Агриппа обратился к Гуго, который не пропустил ни одного слова из их разговора, и спросил:
– Вы сосчитали? я дал всего четыре, а получил тридцать. Вот вам и пропорция между добром и злом! Будьте же вперед менее доверчивым.
Случилось как-то, что проезжал солдат высокого роста на поджарой лошади и Агриппа зазвал его отдохнуть на целые сутки.
Никогда еще не бывало в стенах замка человека с такой огромной шпагой и с такими густыми усами, – просто два кустарника. Руки у него были все в волосах, уши красные, шея воловья, брови сросшиеся, а лице – квадратное, как у бульдога. При этом, он хотя и смахивал на разбойника, а было в нем и что-то дворянское.
– Ну, уж если этот не свалится в погреб, – сказал Агриппа своему воспитаннику, – то наружность, бывает, значит, иногда и обманчива.
Когда приезжего привели в фехтовальную залу, он показал себя мастером владеть и шпагой и кинжалом. Он осыпал Гуго ударами, но и сам получил несколько таких, которые его удивили. Лицо у него разгорелось.
– Как! – вскричал он, – вот первый раз случается, что воробей клюет сокола!
Он начал снова, но сердился и тем самым терял выгоды своего превосходства над молодым учеником. Удар концом прямо в грудь привел его в бешенство. Гуго, в восторге от своей ловкости, не мог скрыть этого.
– Если б у меня в руках была добрая шпага, вместо этой дряни, – воскликнул его противник, – ты бы не-то запел, молодой петушок!
– А зачем же дело стало? – возразил Гуго, разгорячась тоже и оба уж бросились было к оружию, висевшему на стене.
– Полно! довольно! – крикнул Агриппа громким голосом.
Оба повиновались. Агриппа пропустил Гуго впереди себя и вышел, а за ними пошел великан, рыча как собака, у которой отняли кость.
Агриппа привел его в нижнюю комнату и предложил закусить. Солдат осушил залпом два или три полных стакана; широкий рот его раскрывался, как пропасть, и вино исчезало в нем, как в колодезе. В промежутках между стаканами из него вырывались проклятия.
«Дело плохо», – подумал Агриппа, и сделал знак Гуго, чтоб он ушел.
Мальчик вышел, как ни в чем не бывало. Агриппа, в свою очередь, объявил, что должен кое-чем распорядиться, и тоже ушел. Он хотел послать кого-нибудь на деревню за помощью и попросить графиню, чтоб она не выходила из своих комнат.
Оставшись один, великан, все еще сердясь на последний ловкий удар мальчика, отворил окно, чтоб подышать свежим воздухом. Он увидел, что Гуго проходит по двору и, выпрыгнув из окна, побежал к нему. Услышав стук его толстых сапог по твердому песку, Гуго обернулся и подождал.
– Вы от меня ушли, приятель, – сказал рейтар, – а к этому, клянусь честью, не привык капитан Бриктайль. За вами две игры!
Он засмеялся. Гуго смотрел на него, не говоря ни слова. Вдруг, переменив тон, великан сказал ему:
– У вас прехорошенький перстень…. Можно посмотреть?
Гуго доверчиво протянул ему руку. Бриктайль схватил ее, живо сорвал перстень и, полюбовавшись немного его блеском на солнце, надел себе на палец.
– А ведь как раз впору, не правда ли? Спасибо!
Сын графа Гедеона мгновенно побледнел.
– Вы толкуете еще о вежливости, – вскричал он, – а сами-то как поступаете?
Бриктайль пожал плечами.
– Да ведь, если б я у вас попросил этот перстень, – все равно вы бы мне его отдали?
– Разумеется, нет!
– А вот потому-то я и взял его сам. Хотите получить назад, попробуйте сделать то же.
Гуго, вне себя, бросился на бандита. Но Бриктайль этого ожидал и навязывался на ссору; он с такой силой сжал его в своих длинных руках, что у Гуго кости затрещали. Обезумев от боли, он до крови укусил великана за руку.
– А! волчонок! – крикнул Бриктайль, выпустив его.
Он выхватил из ножен свою шпагу; Гуго схватил попавшуюся на земле палку и ждал его твердо. Первым же ударом Бриктайль разрубил пополам эту палку; он и не думал остановиться, как вдруг две злых собаки бросились из глубины двора с лаем и раскрытыми пастями. Бриктайль едва успел отскочить назад.
– Бери, Дракон! хватай Фебея! – кричал Агриппа появляясь вдали с мушкетами.
Бриктайль отступал, удерживая шпагой страшных псов, которые не отставая, кидались на него, как бешеные. Уже плащ, которым он обмотал себе левую руку, был в клочках, и он чувствовал у себя на ногах горячее дыханье собак, но, увидев за собой дерево, он отчаянным скачком вспрыгнул на ветку. Дракон и Фебея бегали с воем кругом дерева, поднимались на ствол передними лапами и красными глазами грозили еще солдату.
Агриппа в одну минуту побежал к ним.
– А если я вам раздроблю голову из этого мушкета, разве я буду не прав? – крикнул он Бриктайлю сердитым голосом. – Будь вы на моем месте, вы бы так и сделали!.. Но вы – мой пленник…. Я лучше подожду…. Когда-нибудь да придется ж вам сойти вниз.
Стоя на большой ветке, Бриктайль смотрел вокруг, куда бы бежать, откуда бы защищаться; ничего кругом, кроме голого ровного двора, а под деревом две собаки, не спускающие с него глаз. Вздумай он соскочить – и в ту же минуту их крепкие челюсти вопьются ему в шею.
– Гром и молния! – вскричал он.
– Попались, – возразил Агриппа. – Надо сдаваться.
– На каких условиях?
– Прежде всего – вот этот перстень, что вы украли.
– Просто шутка!.. Я с тем и взял его, чтоб отдать назад… Вот он.
Он снял с пальца перстень Гуго и бросил в шляпу Агриппе.
– Теперь – вашу шпагу и ваш кинжал.
– А если я поклянусь вам, что не пущу их в дело?
– А я буду гораздо покойней, когда шпага и кинжал не будут больше у вас в руках.
Бриктайль прикусил себе губы и, обратясь к Гуго, который смотрел на всю эту сцену, сложив руки, спросил его:
– Что вы на это скажете? я увидел герб на вашем перстне и принял вас за дворянина!
– Именно потому, что я дворянин, я и вижу, что вы не дворянского рода.
– Что ж ты принимаешь меня за незаконнорожденого, что ли, комар ты эдакий?
Гнев опять овладел им и он смерил глазом расстояние до земли и уж совсем было приготовился спрыгнуть вниз, но в эту минуту он увидел бегущих из-за стены, целой толпой, крестьян с косами, топорами и копьями, а от них он уж наверное не спасся бы, если б даже и одолел Агриппу, Гуго и обеих собак.
Проклятие вырвалось у него, и, выхватив из ножен шпагу и кинжал, он с силой швырнул их на песок.
– Теперь можете и сойти! – крикнул ему Агриппа, поднимая брошенное оружие.
Собак он взял за ошейники, и они только рычали.
В одну секунду солдат соскочил с дерева и, став прямо против Гуго, посмотрел на него молча. Его лицо, только что пылавшее диким гневом, вдруг стало бесстрастным и на нем показался какой-то отблеск благородства. Потом, подняв руку и отворотив рукав, он показал кровавую рану и сказал:
– Вот тут у меня остается такой знак на память, которого я не забуду. Клянусь вам честью дворянина, а я – дворянин, можете мне поверить – постарайтесь лучше никогда не встречаться со мной.
И выпрямившись во весь рост, с надменным видом, он прибавил:
– А теперь, прикажите меня выпустить!
– А вот там дверь! – отвечал Агриппа, указывая на угол. – Но позвольте мне проводить вас: там есть люди, которые могли бы напасть на вас, если б меня не было с вами.
Когда дверь отворилась, Бриктайль увидел, что в самом деле такая предосторожность не была лишней. Его окружило человек тридцать, готовых на него броситься, но Агриппа сделал знак рукой:
– Этот господин сознался, что был неправ… Теперь это – ягненок… Нам остается только, друзья мои, пожелать ему счастливого пути – но не мешает ему подальше обходить дубы, какие ему могут попасться на дороге: как раз на одном из них он рискует когда-нибудь повиснуть.
Взрыв смеха отвечал ему.
– А, канальи! если б только у меня была шпага! – проворчал рейтар и тотчас же принял опять невозмутимый вид, бросив на крестьян взгляд, полный презрения.
Полоумный малый, бывший все еще на службе у графа де-Монтестрюка, подвел поджарую лошадь пандура. Он сел верхом, не спеша, и поехал, высоко подняв голову, но весь зелёный от гнева и с пылающим взором.
Когда он завернул за угол стены, Агриппа положил руку на плечо графу Гуго и сказал:
– Вот вам первый враг!