© Karen Marie Moning, 2015
© Thinkstock.com / eskymaks, обложка, 2016
© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2016
© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», 2016
Мак вернулась, и она крута как никогда!
Изысканный темный саспенс! Карен Мари Монинг – мой любимый автор, ее серия «Лихорадок» – моя любимая серия, которую я выбрала за напряженный, закрученный сюжет с изумительным паранормальным подходом.
Новый шедевр непревзойденного автора, «В огненном плену», вышел потрясающим, сексуальным и опасным. Я обожаю Мак! Никто не написал бы о ней лучше.
Готовьтесь к захватывающему путешествию в поразительный мир «Лихорадок», полный головокружительных неожиданностей и обжигающей чувственности.
«В огненном плену» получает от меня наивысшую оценку. Мне хотелось бежать по городу и кричать: «Мак вернулась! Мак вернулась!» Хватайте еду, запасайтесь водой и садитесь читать: вам не оторваться от этой книги; пока не прочтете последней страницы, она не отпустит вас даже поспать!
В память о Муншэдоу, лучшей из кошек, когда-либо живших на свете.
Покойся с миром, детка
Вам не узнать, из чего сделаны люди, пока вы не увидите их под огнем.
Эта книга посвящается тебе, папа, – вдохновителю, воину, герою
если для тебя это первая книга, выбранная из серии «Лихорадок», то разобраться в предыстории тебе поможет путеводитель по персонажам, местам и предметам, размещенный в конце.
Если же ты закаленный читатель серии, то этот путеводитель позволит тебе заново ознакомиться с главными событиями и персонажами, вспомнить, когда они впервые появились, что делали, выжили ли они, и если нет, то как погибли.
Вы можете начать чтение с путеводителя, знакомясь с миром Фей, или обращаться к нему в процессе чтения, чтобы освежить память. Там же вы найдете несколько фрагментов новой информации. Путеводитель разделяет персонажей по типам, затем переходит к местам, после – к предметам.
Новых читателей я приглашаю в мир «Лихорадок».
Преданных читателей, благодаря которым у меня есть возможность каждый день посвящать любимому делу, я приветствую и радуюсь новой встрече.
– Кто там?
Два часа ночи. Люди спят. Ее голос из-за двери кажется сонным, нежным, южным, юным. Чертовски юным. Невинным. В моем зоопарке МакКайла Лейн – зверь уникальный.
– Иерихон Бэрронс.
– Что вам нужно? – От сонливости в ее голосе не осталось и следа. Перекатись она в постели через гремучую змею, ей и то не удалось бы казаться более проснувшейся.
Я смеюсь, беззвучно и безрадостно. Я хочу большего, чем она способна выдержать.
– Обмен информацией. Вы хотите знать, что это такое. Я хочу знать, откуда вы об этом узнали.
– Умник, да? Я еще в магазине это заметила. Что же тебя так задержало?
Ей не удается скрыть страх за сарказмом. Я тщательно подбираю следующие слова. Я хочу, чтобы она открыла дверь по собственной воле, чтобы сама пригласила меня войти. Эта вежливость по некоторым причинам важна для меня.
– Я не привык просить то, что мне нужно. Кроме того, не в моих привычках торговаться с женщинами.
Она некоторое время молчит, наслаждаясь моим ответом, – ведь я отнес ее к классу женщин, с которыми готов торговаться. Это позволяет ей ощутить крупицу контроля над ситуацией – словно я «ситуация». На ее пороге стоит не ситуация, а чертов катаклизм. Слова… Почему они вечно хотят слов? Почему они этим словам верят?
– Ну вот и привыкай, парень, потому что я никому не позволяю мной командовать. Кроме того, я никому и ничего не собираюсь отдавать даром.
Она назвала меня парнем. За одно только это я могу убить ее раньше, чем закончу допрашивать. Формальность заставляет ее считать меня менее зрелым, чем я есть, и менее опасным. Я готов надеть любую шкуру, лишь бы пробраться внутрь.
– Вы намерены открыть дверь, мисс Лейн, или мы будем вести беседу таким образом, чтобы кто угодно мог нас подслушать?
– Вы действительно намерены обменяться информацией?
– Да.
– И вы начнете первым?
– Начну.
Она так чертовски доверчива.
– Мы можем обменяться информацией через дверь.
Размечталась. У меня не настолько длинный óрган. Я пришел сюда за двумя вещами. И без них не уйду.
– Нет.
– Почему нет?
– Я предпочитаю конфиденциальность, мисс Лейн. Иначе обмен не состоится.
– Но я…
– Нет.
– Как вы нашли меня?
Скрипят пружины матраца. Шуршат натягиваемые джинсы.
– В моем заведении вы заказывали транспортное средство.
– Знаете, там, откуда я родом, такие заведения называют книжными магазинами. А транспортные средства – такси.
Это что, намек на наличие характера? Под ее пушистой шерсткой все же есть хребет?
– А там, откуда родом я, имеют представление о хороших манерах, мисс Лейн. Вы знакомы с этим понятием?
– Знакома, – бормочет она. – И я не виновата. Когда мне угрожают, наружу вырывается моя худшая половина.
Она открывает дверь. Выглядывает наружу. Над тонкой соплей дверной цепочки, которую я могу сломать, просто моргнув.
Твою мать, думаю я. Вот именно так. Разнообразие твоюматей в одной огромной проклятой куче. К примеру: мать мою, если я действительно хочу эту… эту… новорожденную имбецилку. И ей конец, если мой конец окажется в ней. И чтоб меня, если я уйду просто так. Достаточно уже того, что я выпустил ее из своего магазина. Нужно было убить таксиста. И уже тогда взять то, что я хотел.
Невинная. Мягкая. Приятно пахнущая. Лицо чуть припухло от сна. Светлая путаница волос так и просится, чтобы ее намотали на кулак. Я вижу, как эти волосы рассыпаются по ее спине, скользят по округлым ягодицам. Я вижу себя под ней, за ней. Входящим в нее. Что она сделает? Что скажет? Как она звучит, когда достигает пика? Теряет ли она, как и большинство женщин, частицу своей души в сексе? Оставит ли эту частицу мне? Черт.
– Могу я войти? – Я не улыбаюсь. От моих улыбок люди не расслабляются.
– Я не собираюсь пускать вас в свою комнату.
Глаза у нее зеленые, злые. Соски напряжены. Похоть не знает логики. Она поражает нас в самых странных местах в самое неподходящее время. Девочка даже не осознае́т, что сейчас ощущает. Она возвела между нами баррикаду из приличий и лжи. Я презираю подобный тип женщин. Мне отвратительна ее мягкая розовая невинность. Но мое тело не согласно со мной. И я думаю: почему она? Почему, к примеру, не уличный фонарь, с которым у нас столько же общего? Она – шифон и атласные ленточки. Я – сырое мясо и бритвенные лезвия. Меня никогда не влекло к противоположности. Мне нравится то, чем я являюсь.
– Твоя грудь затвердела, – бормочу я, оставляя ей выбор: разобрать это или притвориться, что не услышала.
Она моргает и качает головой.
– Как вы вошли в мотель?
Ах, у человеческого уха чудесные фильтры.
– Я назвался вашим братом.
– Ну конечно. Мы ведь так похожи.
Кружево ее ночного одеяния трепещет от каждого вздоха. Она дрожит, пытаясь скрыть дрожь. Я оглядываю крошечную комнату за ее плечом. Номер чуть лучше, чем в почасовой ночлежке. То, за чем я пришел, я получу гораздо раньше. Но вначале дело.
– Итак, мисс Лейн?
– Я думаю.
– Не перетрудитесь.
– Не будьте такой свиньей.
– Я считаю до трех и затем ухожу. Два.
– Ой, ладно. Входите, – огрызается она.
И я улыбаюсь, но позволяю себе это лишь потому, что она закрыла дверь, чтобы снять цепочку, и не может меня увидеть. Она открывает дверь и отступает на шаг. Я давно обнаружил, что между тем, как женщина снимает цепочку и раздвигает ноги, проходит не так уж много времени. Они словно не могут открыть только один вход. И эта болезнь называется надеждой.
Она распахивает дверь настежь. Ей кажется, что так будет безопаснее. Я вхожу. И не утруждаюсь закрыть за собой дверь. Для этого еще будет время. Она подцепляет носком кружевной бюстгальтер с ковра и отправляет его под кровать. Прежде чем уйти, я увижу гораздо больше.
– Ну так что же это? Нет, подождите, можете произнести это слово по буквам?
Я обхожу ее по кругу. Она поворачивается вместе со мной, не желая открывать спину. Впрочем, я все равно ее получу. Всеми возможными способами.
– С-и-н-с-а-р.
– Синсар?
– Ши-са. Ши-са-ду.
Я продолжаю кружить. Мне нравится смотреть, как движется ее тело. Если она опустит взгляд, то увидит, что мое пальто расстегнуто, а костюм не в силах скрыть, насколько сильно я ее хочу. Но она не сводит глаз с моего лица. На это мало кто способен.
– Ага, от этого оно стало звучать понятнее. А что за «ду»?
Я прекращаю кружить, останавливаясь лицом к входу. Она стоит спиной к двери. Между нами всего три фута. Я могу чувствовать ее тепло. Ощущать ее запах.
– Д-а-б-х.
– Дабх означает «ду»? А пабы следует писать как пубхы?
– Дабх – гэльское слово, мисс Лейн. Паб – нет.
– Со смеху умереть можно.
– В Ши-са-ду нет ничего смешного.
– Хорошо, больше не буду. Так что же это за мрачнейшая вещь?
Она легкомысленна. Ей здесь совершенно не место. Фиа была права.
«Это будет милосердием, Иерихон. Убей эту девушку быстро, пока один из оставшихся не начал пытать ее дни напролет, чтобы затем вырвать горло».
«“Милосердие” вдруг стало моим вторым чертовым именем?»
«Сделай это ради меня, Иерихон. Мне невыносима сама мысль о том, что с ней может сделать кто-то из них».
«Кто-то из них? Или я, Фиона? Мысль о ком тебе настолько невыносима?»
«Я видела, как ты на нее смотришь, Иерихон. Как ты можешь хотеть эту… эту… это глупое, пустоголовое дитя?! Что она может тебе предложить?»
– Слишком долго, – говорю я. Фиона пробыла со мной слишком долго.
– Что? – удивленно спрашивает она.
И я внезапно ощущаю ярость от того, что МакКайла Лейн явилась в мой город, считая, что может играть на одном поле со мной и существами моей породы, стать моей проблемой в любом из значений этого слова.
– Возвращайтесь домой, мисс Лейн. Оставайтесь молодой. Оставайтесь привлекательной. Выходите замуж. Рожайте детей. Старейте вместе с любимым мужем.
– Черт бы вас побрал, Иерихон Бэрронс. Скажите мне, что это. Вы обещали рассказать.
– Только если вы будете настаивать. Не совершайте глупостей. Не настаивайте.
– Я определенно настаиваю. Что это?
– Последнее предупреждение. – О многом, об очень многом.
– Не прокатит. Мне не нужно последнее предупреждение. Говорите.
Я все равно лгал. Последнее предупреждение было тем самым, первым. Когда она вошла в мою дверь.
– «Синсар Дабх» – это книга.
– Книга? Всего лишь? Просто книга?
– О нет, мисс Лейн, не заблуждайтесь на этот счет. Не думайте об этом как о простой книге. Это чрезвычайно редкий и невероятно древний манускрипт, и множество людей готовы на убийство, лишь бы заполучить его.
– Включая вас? Вы бы тоже убили, чтобы заполучить его?
– Безусловно. Кого угодно и что угодно, что встанет у меня на пути. Всегда был готов. И всегда буду. Передумали оставаться, мисс Лейн?
– Безусловно, нет.
– Тогда вы отправитесь домой в гробу.
– Это еще одна угроза с вашей стороны?
– В гроб вас уложу не я.
– А кто?
– Я ответил на ваш вопрос, теперь ваша очередь отвечать на мой. Как вы узнали о «Синсар Дабх», мисс Лейн? Отвечайте. И не лгите мне. Я сразу почувствую ложь. – Я мог бы использовать Глас и заставить ее рассказать мне все до мелочей. Но так интереснее.
– Моя сестра здесь училась. Месяц назад ее убили. Перед смертью она отправила мне сообщение по голосовой почте, сказала, что я должна найти «Синсар Дабх».
– Почему?
– Она не объяснила. Она только сказала, что от этого зависит все.
– Где это сообщение? Я должен его прослушать.
– Я случайно удалила его. – Она на секунду отводит взгляд.
– Лжете. Вы не совершили бы такой ошибки с сообщением вашей сестры, ради которой готовы рисковать жизнью. Где оно? Если вы не со мной, мисс Лейн, то вы против меня. А я не питаю ни малейшей жалости к своим врагам.
– Я передала копию этой записи дублинской «Гарде». Они сейчас ищут того человека, с которым встречалась моя сестра. – И снова взгляд в сторону.
– Дайте мне свой телефон.
– Ни за что. Но я поставлю его на громкую связь.
Она дает мне прослушать сообщение. И не сводит глаз с моего лица. Сколькому я мог бы ее научить… будь она в силах это вынести.
– Вы знали мою сестру?
Я чуть поворачиваю голову влево, изображая отрицание.
– Вы оба охотились за этой «чрезвычайно редкой книгой» и ни разу не пересеклись?
– Дублин – это город с многомиллионным населением, к которому ежедневно добавляется бесчисленное количество приезжих из пригорода и нескончаемый поток туристов, мисс Лейн. Странно было бы, если бы мы пересеклись. Что она имела в виду, говоря «ты даже не знаешь, кто ты такая»?
– Я сама удивилась. Не имею понятия.
– Ни малейшего?
– Ни малейшего.
– Хм. Это все, что она оставила вам? Сообщение?
Она кивает.
– Больше ничего? Ни записки, ни посылки, ни чего-то подобного?
Она чуть двигает головой влево, изображая безмолвный отказ. Я вглядываюсь в ее глаза. Глубоко, очень глубоко в них таится насмешка. Она только что передразнила меня. Мой óрган твердеет.
– И вы не знали, что она имеет в виду, произнося «Синсар Дабх»? Ваша сестра не была с вами откровенна?
– Я думала, что была. Но я ошибалась.
– Кого она имела в виду, говоря о «них»?
– Я думала, что вы сможете мне это объяснить.
– Я не один из «них», если вы на это намекаете. Многие ищут «Синсар Дабх», как в одиночку, так и группами. Мне нужна книга, но я занимаюсь поиском один.
– Зачем она вам?
– Она бесценна. А я коллекционирую книги.
– И только поэтому вы согласны ради нее убивать? И что вы собираетесь с ней потом делать? Продать за баснословную цену на торгах?
– Если вам не нравятся мои методы, держитесь от меня подальше.
– Хорошо.
– Хорошо. Что еще вы можете сообщить мне, мисс Лейн?
– Ничего.
Она ледяным взглядом указывает мне на дверь.
Я смеюсь:
– Кажется, меня выпроваживают. Ну что ж, я отступаюсь от этого дела. Не могу припомнить, когда мне последний раз приходилось отступать.
Я почти прохожу мимо нее, почти оказываюсь у двери, но тут хватаю ее и резко притягиваю спиной к себе. Ее затылок ударяется о мою грудь. Зубы клацают. Она издает неясный звук, выражающий протест, и сразу за ним – еще один, гортанный, не имеющий никакого отношения к протесту. Я обхватываю ее рукой под грудью.
Я могу учуять, когда женщина хочет секса. От нее я почувствовал этот запах в своем магазине. И чую его сейчас. Она пока что не видит себя, она определенно не может увидеть меня, не может признать, чего хочет. Но ее тело это знает. Желание живет в крови. Ему не нужны голова или сердце. Плоть ее – мягкая, розовая. Кровь раскалена докрасна.
– Что вы делаете?
– Без инструкции непонятно? – Я крепче прижимаюсь к ее ягодицам.
– Да вы издеваетесь! Вы совершенно не в моем вкусе, и вы… вы… да сколько вам вообще лет? Фу!
– Твой запах говорит об ином. – Я вдыхаю. Так я могу еще больше насладиться ее близостью.
– Мой запах? Вы что, думаете, будто можете учуять… вы думаете, я… Ой! Отпустите меня! Сейчас же! Отвали! Я буду кричать.
– О, ты обязательно будешь кричать. Это я тебе обещаю.
Под моей рукой бешено колотится ее сердце, она дышит неглубоко и очень часто. Возбуждение меняет линии ее тела, они плавятся и перетекают в новые, соответствующие моим. Когда женщина хочет секса, у нее изгибается позвоночник: едва заметно, мягко смещается основание, резче становится линия в том месте, где поясница переходит в ягодицы. Груди напрягаются и поднимаются, меняется линия подбородка, мышцы рта напрягаются. Я изучал людей на протяжении маленькой вечности. Намерение проникает в каждое их движение. Дорожный атлас внутренних стремлений детально изложен на их коже. Они рождены, чтобы быть рабами.
– Да вы с ума сошли! Я вас не хочу. Убирайтесь из моей комнаты!
– Чтобы вы могли заползти обратно в кровать, поплакать о сестре, которую потеряли, и поразмыслить над собственной некомпетентностью? Нацарапать на бумаге свои смехотворные планы мести? Вы даже не знаете, что означает это слово.
Но она может узнать.
– Вам так не терпится остаться наедине со своим горем? Неужели это горе так хорошо в постели? Когда вы в последний раз забывались в хорошем жестком сексе, мисс Лейн? И забывались ли вообще? Я думаю, что у вас всегда был нежный, милый и гигиеничный секс, а когда он заканчивался, вы лежали и думали, почему же вокруг него столько шума.
– Вы сумасшедший! Вам это известно, верно? Вы совершенно, на фиг сумасшедший. Как вы смеете приходить сюда, угрожать мне, унижать и запугивать, а потом пытаться со мной переспать? И еще смеяться над совершенно нормальным сексом!
– У меня нет ни малейшего желания спать с вами. Я хочу вас отыметь. И не существует такого понятия, как совершенно нормальный секс. Если он «совершенно нормальный», – передразниваю я фальцетом, – его стоит пристрелить и избавить от страданий. Секс либо выносит вам к черту мозги, либо он недостаточно хорош. Вы хотите, чтобы я вынес вам мозг, мисс Лейн? Давайте. Сделайте это. Будьте взрослой девочкой.
Ее тело вздрагивает в моих руках.
– Вы мне даже не нравитесь.
– Вы мне тоже не нравитесь. Но я возбужден, а вы такая влажная…
– Вы не можете этого знать!
Моя рука скользит к верхней пуговице ее ширинки.
– Хотите, чтобы я это доказал? Если вы будете настаивать на своей лжи, у меня не останется выбора.
Я расстегиваю первую пуговицу, за ней вторую. Позвоночник МакКайлы изгибается, сопротивляясь мне, но более мягко, более уступчиво. Человеческое тело поразительно.
– Так вы влажная, мисс Лейн? Да или нет?
Когда она ничего не отвечает, я расстегиваю третью пуговицу.
– Давайте договоримся. Я проверю, и если вы сухая, я уйду.
Она шипит.
– Ответьте на вопрос.
– Не ваше дело.
– Велите мне прекратить. – Я расстегиваю четвертую пуговицу. Остается только одна.
– Я вас ненавижу.
– Я это переживу. Вы хоть раз занимались сексом с тех пор, как погибла ваша сестра? Отпустите себя, мисс Лейн. Хоть раз в своей бедной событиями жизни позвольте себе горячий секс.
Внезапно она каменеет в моей хватке. Отталкивается бедрами, изгибается и поворачивается в моих руках, бьет меня ладонями в грудь, а коленом в пах. Точнее, пытается это сделать. В последний момент я блокирую удар коленом.
– Вы ничего обо мне не знаете! – восклицает она.
Ее грудь тяжело вздымается, пульс бешено колотится в горле.
– Я знаю вас лучше, чем те, кого вы зовете своими лучшими друзьями. Я вас вижу.
– Да ну?
Она вскидывает подбородок. Что-то сверкает в глубине ее глаз. Я замираю. Что это было? Что-то совершенно не похожее на то, что она демонстрирует на поверхности. Я этого не ожидал. Интересно.
– И что же вы, черт побери, видите? – Она почти рычит.
– Женщину, которая всю жизнь прожила в клетке. И ненавидит это. Вам скучно там, не так ли? Вы ждете, когда же начнется реальная жизнь. А когда она начинается, она крадет у вас самое дорогое. Так ответьте ей. Взорвитесь. Рванитесь на волю. Ваш ход.
Она смотрит на меня и облизывает губы.
– Бушуйте. Проклинайте. Беснуйтесь. Выпустите все это на меня. – Я шагаю вперед, жестко хватаю ее между ног, тру ладонью. Жар, которым от нее пышет, великолепен. – Велите мне остановиться.
На долгий миг она замирает без движения. Затем резко мотает головой влево.
Я смеюсь.
Я засовываю руки в ее штаны, и пятая пуговица отлетает, стучит по полу. Я проталкиваю палец в ее тело, и ее колени поддаются, она падает на меня. Она такая чертовски влажная. Мы вместе валимся на пол.
– Меня тошнит от того, как я себя чувствую, – шипит она. – Я ненавижу свою жизнь! Я все в ней ненавижу!
Она душит меня моим галстуком в неловкой попытке его стянуть. Она все еще живет в мире, где мальчики полностью раздеваются, а девочки лежат на спине и ждут. На самом деле нужно обнажить всего два места.
– К черту галстук. Расстегни мои штаны.
Она дергает их так сильно, что ломает молнию на моем костюме за десять тысяч долларов. Я подхватываю ее за пояс джинсов и вытряхиваю из них. Она отталкивается от пола, чтобы перевернуться, но я уже сзади. Я толкаю ее обратно на пол.
– Оставайся там. Я хочу именно так.
– Но ты сказал, что я могу…
– Твоя очередь наступит потом.
– Тут дело во мне, помнишь? Ты сам так сказал. И я хочу того, чего хочу сейчас.
– Попытайтесь, мисс Лейн, просто попытайтесь.
К ее чести, она пытается. Но я сильнее. Я первым диктую правила, и, судя по издаваемым ею звукам, она не против. Собрав ее волосы в кулак, я раздвигаю ей ноги, насколько это возможно, и прижимаю ее к полу. Позже я поставлю ее на четвереньки. Но сейчас мне нужно, чтобы она была неподвижна, насколько я могу удержать ее в этом положении. Я втискиваюсь между ее ног, и она издает приглушенный всхлип. Скользя по влаге, наличие которой она отрицала, я вхожу в нее. И воздух взрывается. Она выгибает спину и воет. Я некоторое время не двигаюсь. Любое движение сейчас может меня подставить. Она выгибается подо мной.
– Двигайся, ублюдок!
– Когда буду готов.
Я сжимаю ладони на ее ребрах. Она сопротивляется. Утром она вся будет в синяках. Я выуживаю несколько ненавистных воспоминаний. Моя кровь леденеет. Тело твердеет. Я начинаю двигаться и теряю ощущение времени. Четыре часа кажутся мне четырьмя минутами. Для столь мягкого создания она окунается в секс решительно, творчески. Я пробую ее на вкус. Я могу сожрать ее заживо. Она смыкает губы на моем óргане. Я обхватываю ладонями ее голову. Я не хочу ее отпускать. Скользкий от пота, я оскверняю ее с благоговением. Или же почитаю ее, оскверняя. Каждый. Дюйм. Ее. Офигительнопрекрасноготела. Ей это нравится. С этой женщиной не может быть никаких запретов. Я бы не поверил, что в ней есть нечто подобное. И она действительно кричит.
Позже я перекатываюсь на спину и позволяю ей раскачивать мир вокруг меня. Что она, черт ее возьми, и делает.
Она седлает меня, повернувшись ко мне задом, в зеркальной позе наездницы, спутанные волосы колышутся надо мной. И, черт возьми, эта женщина умеет ездить.
– Помедленнее. – Я кладу руки на ее ягодицы, чтобы она не заставила меня разрядиться за пару секунд.
Она вскакивает на ноги, роняет голову ниже восхитительно влажного голого паха, в котором нет ни грамма запретов, и обжигает меня яростным взглядом.
– Прекрати меня держать! – рявкает она. – Ты чертов контрол-фрик. Теперь моя очередь. Делай то, что я говорю. И если это значит, что тебе придется разрядиться и снова возбудиться, смирись с этим. – Она выгибает бровь. – Если, конечно, я тебя не вымотала.
Я усмехаюсь и ничего не отвечаю. Она уже знает, что это невозможно.
– И не думай, будто это означает, что завтра я захочу тебя увидеть. – Она возвращается в прежнее положение, и я готов взорваться.
– Я не страдаю подобными заблуждениями. И тебе того же желаю, – резко говорю я.
Она отлично знает, что со мной делать, скользит вверх до той точки, в которой я почти выхожу из нее, и дразнит короткими быстрыми движениями бедер, прежде чем опять резко опуститься и медленно двинуться вверх. Миленькая розовая Барби занимается сексом неистово и ненасытно, как животное.
Ее голова запрокинута, спина выгнута. Она забыла правила, моральные установки, ей плевать на все, кроме внутренних императивов. И я думаю: может ли она жить так же, как занимается сексом?
Мое тело напрягается еще сильнее.
Я оставляю ее незадолго до рассвета.
У двери я оборачиваюсь и смотрю на нее. И качаю головой. Она лежит, повернувшись ко мне спиной. Она обмоталась простыней.
– Мак.
Она медленно оборачивается, и я беззвучно ругаюсь. Она уже меняется. Это началось, как только я стал натягивать одежду. И теперь почти закончилось. У нее другие глаза. Настороженные, окрашенные той человеческой эмоцией, которую я больше всего презираю: сожалением. Я ошибся. Она была не готова. Пока не готова.
К полудню она будет меня ненавидеть. К ночи убедит себя в том, что я ее изнасиловал. К завтрашнему дню возненавидит себя.
Я пересекаю комнату, запечатываю ладонью ей рот и налегаю на руку, которую прижал к ее груди, сжимая ей легкие так, что она не способна вдохнуть. Ее жизнь в моих руках. Я могу лишить ее способности дышать. И я же могу вернуть ее.
Я думаю о том, кем может стать МакКайла Лейн, прижатая к стене, лишенная всех своих защит, достигшая предела выносливости.
Я прижимаюсь губами к ее уху. И говорю тихо и нежно:
– Отправляйтесь домой, мисс Лейн. Вам здесь не место. Оставьте дело «Гарде». Прекратите задавать вопросы. Не ищите «Синсар Дабх», иначе Дублин станет вашей могилой. Я слишком долго охотился и слишком близко подобрался к цели, чтобы позволить кому-нибудь все испортить. В этом мире есть лишь два вида людей, мисс Лейн: те, кто выживает любой ценой, и те, кто является ходячей жертвой.
Я скольжу языком по вене, трепещущей на ее горле. Ее сердце колотится, как у перепуганного кролика. Страх меня не возбуждает. Но мое тело снова напряжено почти до боли. Мне стоит покончить со всем этим здесь и сейчас. Вырвать ей глотку, оставить ее тело в этой грязной маленькой комнате. Возможно, я убью ее завтра. Возможно, прикую цепями в своем магазине – на некоторое время. Я дам ей единственный шанс убежать. Если она останется, я буду избавлен от ответственности за все, что может с ней приключиться.
– Вы, мисс Лейн, жертва. Вы ягненок в городе волков. Я даю вам время до девяти вечера завтрашнего дня, чтобы убраться к дьяволу из этой страны и с моего пути.
Я отпускаю ее, и она оседает на пол.
Затем я склоняюсь над ней, касаюсь ее лица, шепчу древние слова друидского заклятия, и когда заканчиваю, из воспоминаний об этой ночи у нее остаются лишь наш разговор и моя угроза. Она никогда не узнáет, что в эту ночь была моей.