В темноте
***
– Я даже сразу не поняла, что это такие дома, – слышится голос владелицы игрушечных гробов.
Арсений протягивает руку. Открывает один из гробов, чтоб обнаружить там миниатюрный буфет с золотыми ножами, приклеенными к ящикам. «Украсть,» – вспыхивает в голове преступная мысль. Но тут же спохватывается: «Нельзя, камеры».
Вместо этого он видит.
Вампир рассеивается туманом, чтобы пройти сквозь занавеску и взять свой плащ, хотя мог бы просто откинуть ее. Мерцает, почти исчезает, плавно перемещается к зеркалу. Смотрит на свое отражение, даром что вампир. Корчит зловещие рожи, пафосно укладывает крашеную черно-седую шевелюру, заглядывает в свои бездонные черные глаза. Наконец завязывает тонкие красные ленты плаща бантом. Движения вампира слишком резки, как будто он зол. А может, всё еще красуется перед зеркалом.
Дом вампира сумрачен, весь красиво задрапирован тяжелыми темными шторами и занавесками потоньше, колышущимися на ветру. Окно открыто. Вампир садится верхом на очень длинный меч рукояткой вперед и вылетает в ночь. Кажется, будто меч должен разрезать его пополам. Вот-вот половинки вампира медленно сползут вниз и шмякнутся на землю мясом и кровью. Но этого не происходит.
Вампир рулит рукоятью меча и пролетает над лесами. Навстречу ему вылетают еще двое. Один, кажется, стрижен «под горшок», наряжен в шаровары и вышитую сорочку и сидит верхом на метле, а товарища его рассмотреть не удается.
Вампир демонстрирует другие возможности своего скакуна: сжимает эфес, и тот стреляет, изрыгая из себя подобие бенгальских огней. От ответного огня из вражеской метлы вампир легко уклоняется. Стреляет еще раз, сбив обоих противников, и улетает прочь.
Сбитые падают в воду. Казак плывет, гребя ногами и удерживая в руках свою метлу. В треугольник, созданный его широко расставленными руками и черенком метлы, заплывает маленькая рыбка. Она кружит, будто бы ища выход, но не ныряет.
– Кто это был? – спрашивает товарищ казака, распластавшийся на дрейфующем неподалеку плоту.
– Резной Вампир. Он проклят и никогда не найдет пути во мглу, – отвечает казак. – Кто-то сделал ему Резного Сокола, поэтому он так опасен.
– Что будем делать?
– Надо спросить Оглушенную Рыбу.
– Оглушенную Рыбу?
– Да. Она может казаться странной, но когда речь заходит о близких для нее вещах, Огла – натура очень тонко чувствующая, – отвечает казак, не сводя глаз с маленькой рыбки.
Видение исчезает.
Не видение, а сон, просто сон.
Правда?
***
– Угу, я плохой муж, – бубнит Сенька.
И Женя, только что выстроившая в голове цепочку аргументов, умолкает. Раньше она пробовала оправдываться, что нет, она не то имела в виду, но каждый раз выходило ужасно неловко, будто она врет. Можно иметь свое мнение, но держать его нужно при себе. Народная мудрость плохого не посоветует.
***
Присутствие чего-то – или кого-то? – не дает покоя.
Глупо думать, будто Резной Вампир из недавнего сна существует. Он и не думает. Конечно, не думает. Честное слово.
Вампир уже начал забываться, а то, что терзает сознание, является скорее просто фактом размытости границ между реальностью и тем, другим.
***
Женя стоит на коленях, ощущая, как весенняя ледяная влага впитывается в брюки и сковывает движения. Секатор в руках яростно щелкает, с хрустом отрезая всё старое и ненужное. Воздух тяжелеет от ее злости и рвет легкие. «Ты сам растоптал свое счастье, – думает Женя, щелкая секатором снова и снова. – Так тебе и надо. Уйду. Ты во всем виноват».
Когда от кустарника остаются лишь куцые обрубки, злость Жени полностью испаряется. Вместе с решимостью.
Она встает и отряхивает мокрые брюки. Переодеваться лень. Высохнут…
***
Из темноты что-то шепчет, зовет. Нет, это всё воображение. На самом деле темнота молчит. Зловеще молчит. Тот, кто в ней затаился, чего-то ждет. Ох, если бы хоть чуточку света…
***
– Я ведь сразу тебе сказал, что не хочу больше детей, – говорит Сенька. – Мне тебя очень жаль, правда. Я всё понимаю.
Жене хочется кричать. Он не говорил! Она не знала, что его дети будут всё время жить с ними! Это всё – совсем не то, чего ей хотелось…
Сенька легко читает эмоции на ее лице и принимает несчастный вид. Женя не может ругаться, когда он такой. Она подходит, и он обнимает ее.
***
Становится ясно, что что-то не то, когда сестра зовет Арсения и показывает на дверь подвала. Сквозь доски пробиваются ростки гиацинтов. Кто-то забыл вынуть горшки, а цветы проснулись и стали расти, ничего странного. Вот только горшков в подвале уже несколько лет не было, с тех пор, как не стало мамы.
Они вытаскивают гиацинты на крыльцо, рассматривают крепкие зеленые ростки. Подходит большой рыжий кот, трется о ноги. Ему ужасно рады, ведь кот давно пропал… Очень давно.
А потом сестра берет в руки мамин телефон и обнаруживает там новые сообщения от чужих людей.
– Она их знала? – спрашивает Арсений.
Сестра качает головой, хмурится и вдруг говорит:
– Да. Но в то время не было мобильных…
И они читают послания давних друзей молодой маме, а телефон время от времени тренькает, оповещая о всё новых сообщениях.
Время сжимается.
А за ним и пространство.
Вот уже до Японии два шага. Что дальше?
Кот, рыжий кот, что ж ты так рад…
***
– Совсем-совсем никогда? – спрашивает Женя.
– Ну, если с моими детьми что-то случится, то можно, а так – нет, – отвечает Сенька. – Я не готов начинать всё заново.
Жене так и хочется спросить: «А если я не захочу рожать тебе запасных детей?»
Но Сенька настолько безмятежен и доволен собой, что она молчит. И начинает лелеять мечту о том, как дети внезапно умерли, Сенька бежит строгать новых, а она, Женя, ему сообщает, что не хочет в этом участвовать.
– Я же старый, Жень, – примирительно шепчет Сенька.
И Женя тает от этого грустного признания, читает в нем осознание вины и всё-всё понимает и прощает. Бедный Сенька, как же он страдает…
***
В темноте кажется абсолютно логичным, что люди постепенно приобретают прозрачность двух видов: бесцветную и зеленую. Бесцветные участки – призрачные, а зеленые? Зомби, что ли?
Так или иначе, а у многих кисть руки, скажем, как будто из сияющего изумрудом бутылочного стекла, а чуть выше фрагмент как будто отсутствует напрочь, но на самом деле просто стал совсем прозрачным. Интересно, это часть одного процесса или борьба разных?
***
Женя спускается по лестнице, прислушиваясь к себе. Она абсолютно уверена, что не одна. Но как она скажет Сеньке?
Жене очень хочется позволить себе безрассудную роскошь из фильмов: уйти, не сказав о беременности, а потом растить где-нибудь в глубинке маленькую Сенькину копию, чтобы он потом случайно встретил их на улице, всё понял и раскаялся.
Но Женя понимает, что никогда не решится. Ей некуда идти. Она скажет, а потом позволит уговорить себя, вот как всё будет.
Может, и не говорить вовсе? Пусть заметит, когда на аборт идти уже поздно.
Женя несет пакет с мусором к контейнеру, потом как можно медленнее бредет назад, ощущая, как неумолимо тикают часы, приближая возвращение Сеньки и чужих детей. Надо прибрать и приготовить ужин, а Сенька на нее злится и уже второй день молчит, слова не говорит. Как же ему сообщить?
Женя кладет руку на живот, успокаивая того, кто внутри. Когда Сеньки нет рядом, легко сделать выбор в пользу этого нового, случайно зародившегося…
Двумя часами позже Женя со смесью огорчения и облегчения понимает, что не беременна.
***
Что-то проносится мимо, задевая связку гаек, висящую на гвозде. Арсений гадает, что бы это могло быть. Резной Вампир верхом на своем мече? Ставшие полностью прозрачными люди? Проникший сквозь размытые грани призрак прошлого?
Глаза привыкли к темноте, но это не помогло: тени пляшут и меняют очертания.
***
– И не вздумай его выпускать, – велит Сенька.
Женя послушно кивает. Она вспоминает, как в первый год замужества выпустила добермана погулять, а потом пряталась в ванной, пока сосед водворял собаку в прихожую. Ей было так стыдно, что она не решилась даже показаться, а сосед подумал, будто дома никого нет, и кинул в почтовый ящик записку: «Ваша собака бегала у меня во дворе, я ее поймал и отвел назад. Дома никого не было, а дверь оказалась отперта, поэтому я просто закрыл собаку в прихожей». Как же Сенька ругался…
Эта оплошность стала первым шагом на пути к полному подчинению. Сейчас этот путь уже почти завершен. Разумеется, она не станет перечить Сеньке.
***
Арсений понимает, что здесь всё и закончится. Некому его спасать.
Почему-то на ум приходит Оглушенная Рыба. Вот бы спросить у нее, что делать…
Давно пропавший рыжий кот успокаивающе мурлычет, как будто знает что-то хорошее. Арсений хочет почесать его за ухом, но не может.
***
Женя снова ползает по грядке, но в этот раз не мечтает об эффектной ссоре. Вместо этого она борется с подступающим страхом. Она представляет себе, как Сенька хладнокровно и целеустремленно делает ей запасного ребенка.
«Какие глупости, – обрывает она сама себя. – Какого еще запасного ребенка? С этими-то пока ничего не случилось…»
Но что-то липкое, зловещее шепчет ей, что скоро в доме освободится место.
«Ты же этого хотела,» – вкрадчиво шепчет нечто.
Солнце медленно ползет к горизонту.
***
Арсений кожей ощущает приближение чего-то страшного. Он не боится темноты, что бы все ни думали. Он боится того, что в этой темноте скрывается.
Темнота сгущается, тяжелеет, начинает давить физически. Арсений уже не ныряет в свои видения, теперь видения идут к нему.
Очень хочется нащупать толстую деревянную балку, которая совершенно точно находится тут, совсем рядом. Но на ней наверняка сидят жирные волосатые пауки, которых Арсений сто раз видел наяву. А может, и не только они. Может, к ней прижимается, маскируясь и ожидая подходящего момента, тот же Резной Вампир.
А может, балки вообще нет. И ничего вокруг нет. Если Арсений вздумает сдвинуться с места, небытие проглотит его…
***
Женя представляет себе, что будет, когда Сенька узнает. Пытается представить.
Нет, он ничего не узнает, потому что ничего не будет.
Она продолжает копаться на грядке, но вдруг понимает, что уже почти темно. Лес дышит в спину причудливыми тенями и вспыхивает невидимыми огоньками хищных глаз.
Женя вспоминает, что лампа в подвале перегорела еще неделю назад.
***
Темнота шелестяще шепчет и зовет. Арсению хочется кричать.
Из шелеста все еще проступает мурлыканье кота, удерживающее рассудок на месте.
Арсений больше всего боится сейчас, что оно исчезнет. Почему-то он уверен, что совсем скоро, когда темнота заберет его, он окажется вовсе не в раю.
***
«Пусть посидит и подумает над своим поведением,» – сказал Сенька.
Женя впервые жалеет, что вездесущей настырной Тоньки нет дома. Она бы давно открыла дверь.
***
Сестра бы открыла дверь. Но она далеко. А мама умерла. Даже рыжий кот, подбадривающий его из небытия, ничем не может помочь.
Нечто тянется к Арсению из темноты и замирает в миллиметре от его кожи, вдыхает его страх, наслаждается предвкушением.
***
Женя зажигает все фонари во дворе. Может, полоска света пробьется под дверь? Может, этого утешения хватит?
И вдруг Женя понимает, что снова сделала выбор не в пользу Семена.
Всё уже решено, надо идти до конца.
***
Лязгает замок. Темнота касается лица Арсения перепончатым крылом и отступает.
В прямоугольнике желтоватого света дрожит нерешительная фигурка мачехи.
***
Арсений медленно поднимается и идет к двери.
Он оборачивается, пытаясь разглядеть в глубинах подвала большого рыжего кота. Но там все еще царит темнота. Впрочем, темнота не зловещая, а умиротворенная.
– Пойдем домой, – говорит Женя.