Подарок
– С Рождеством здравствуйте! С Рождеством спасибо!
На ступеньках у входа в метро сидит грязная попрошайка и повторяет свою мантру, произнося слова с неподходящей интонацией. Она не знает местного языка, но заучила наизусть эти фразы. Она повторяет их, потрясая бумажным стаканчиком с мелочью и широко улыбаясь. Лешеку кажется, что улыбка вот-вот отклеится от ее лица.
Возле супермаркета тоже сидит попрошайка. Эта хнычет и тянет по-английски:
– Пожа-а-алуйста, пожа-а-алуйста…
Её Лешеку не жалко, потому что она фальшивая. Мама каждый раз презрительно фыркает, проходя мимо, а Лешек стыдливо опускает голову. Ему неудобно за эту фальшь и за отсутствие жалости, неудобно каждый раз проходить мимо, ничего ей не дав, но и дать было бы неудобно.
Лешек пытается убедить себя, что эта женщина просто изъясняется доступными ей средствами, компенсирует нехватку слов переигрыванием.
– Ты смотри, она волосы покрасила! – восклицает однажды мама, заходя в супермаркет.
И Лешек с ужасом понимает, что она права.
– Это у них работа такая, – поучительно говорит тетя Роксана. – Не надо их жалеть.
Лешек соглашается. Наверное, так и есть. Их много, этих попрошаек. Большинство – здоровые на вид мужчины и женщины в возрасте от двадцати до пятидесяти лет.
– Шли бы работать, кровопийцы, – презрительно бросает папа.
– Так нету работы, – робко возражает Лешек, вспоминая, что им рассказывали в школе.
– Я почему-то нашел, – отвечает папа.
Он несколько лет назад работал электриком в Дании, потом переквалифицировался и в Швеции стал уже строителем. Почти все поляки работают строителями и электриками. Бывают еще столяры. А польские женщины работают в основном уборщицами, как мама Лешека. Лешек знает, что говорят о поляках местные. И понимает, почему мама на людях называет его Алексом и говорит исключительно по-шведски, хоть и с кучей ошибок. Лешек со временем сможет сойти за местного, а его дети и вовсе будут коренными шведами, которых никто не будет считать вторым сортом. Так хочет мама. А Лешек… У него одно из любимых будничных развлечений – узнавать в незнакомых людях поляков. Это легко. Лешек определяет их по форме подбородка и по цветовой гамме, а потом убеждается в своей правоте, когда они с кем-нибудь заговаривают.
– Я бы ни за что не стал просить милостыню, – говорит Лешек.
– А они – цыгане, у них так принято, – отвечает мама.
– Не цыгане, а рома, – поправляет Лешек.
– Цыгане, – твердо говорит папа.
– Малена говорит, что нельзя их так называть, это оскорбительно.
Малена – это учительница Лешека.
– Да называй как угодно, от этого они не перестанут быть цыганами, – хмыкает папа.
Попрошайки едут из Румынии. Но они не румыны, о чем не устает повторять мамина подружка Михаэла из Трансильвании. Наверное, она умеет по лицу узнавать румын так же, как Лешек узнает поляков. Он же не видит принципиальной разницы между кудрявой брюнеткой Михаэлой и попрошайками, заполонившими город. Они тоже темноволосые и в основном кареглазые. Но разница должна быть, потому что Михаэла очень обижается, когда ей говорят, что она «тоже из Румынии».
Михаэла стесняется себя еще больше, чем мама. Она кичится своими поездками в Италию, не упоминая, что ухаживает там за престарелыми, но зато показывает фото себя на фоне достопримечательностей. И ни за что в жизни не пойдет она в дешевые магазины, столь популярные среди беженцев. А Лешек с родителями ходит.
У этих дешевых магазинов тоже сидят попрошайки. Возле строительного – заморыш с искалеченной ногой. Его Лешек боится. А возле универсама – приветливый дядька лет сорока. Он всегда радостно улыбается и здоровается. В руках у него жестяная банка из-под печенья, ноги укрыты грязным одеялом. Ему даже мама отвечает улыбкой, а вот Лешек опускает глаза старательнее обычного. Ему очень стыдно, что мама обманывает попрошайку своей пустой приветливостью.
Иногда дядька продает метлы и деревянные ложки.
– Давай купим, – говорит Лешек.
– Еще чего, – отрезает папа. – Он все кусты обломал на эти метлы, а мы за них деньги будем отдавать.
– Кто его знает, из какого дерева эти ложки, – соглашается мама. – Еще отравимся.
Однажды, когда Лешек с мамой едут к тете Роксане, в вагон метро заходят трое. У одного аккордеон, у двоих – гитары. Вагон наполняет музыка. Она заливает всё вокруг, отражается в глазах пассажиров. Лешек даже знает, что эта мелодия называется «Tico-Tico». Он слушает с восторгом. И с еще большим восторгом видит, как мама вынимает из кошелька двадцатку. Когда музыканты, доиграв до конца, проходят по вагону, в их протянутую шляпу сыплются деньги.
– Спасибо, спасибо, – улыбается один из гитаристов.
– Нет, это вам спасибо, – отвечает кто-то из пассажиров.
От музыкантов пахнет немытым телом и застарелым потом, но это не мешает им распространять по вагону яркий солнечный свет.
Лешек хочет спросить у мамы, откуда такая разница между ними и другими попрошайками. Хочет спросить, почему она дала им деньги, счастливо улыбаясь. Но он не спрашивает, боясь уничтожить сияние своим любопытством.
Несколько дней спустя Лешек в одиночестве бродит по городу, убивая время до начала футбольной тренировки. От скуки он подходит к тому самому магазину, смущенно улыбается в ответ на дядькино радостное приветствие и торопливо проскальзывает в дверь. Лешеку нравится этот магазин. Туда раз в неделю завозят самые неожиданные товары. Еще вчера Лешек видел на полке чудесные елочные игрушки, но постеснялся просить маму купить их. Может быть, сейчас?.. Лешек пересчитывает деньги.
Но елочных игрушек уже нет. Лешек разочарованно отходит вглубь, к булкам и пирожным. Кладет в пакет плюшки, потому что на них скидка: три штуки за пятнадцать крон. Играет с мыслью о том, как отдаст плюшки дядьке у входа. Смущается. Понимает, что не решится. Это было бы неудобно. А вдруг дядька такое не ест? Ему бы лучше деньги, но Малена говорит, что давать попрошайкам деньги нельзя, у них наверняка есть хозяин, который отбирает всю выручку.
Так ничего и не решив, Лешек плетется к выходу, но замечает новый товар. Гитары, синтезаторы, ксилофоны… Кое-что совсем детское, а кое-что и настоящее, взрослое. Лешек рассматривает музыкальные инструменты, зная, что ничего не купит. Нет денег, нет места, нет необходимости. Но вдруг в глаза ему бросается совсем маленькая коробка со смешным ценником. Не может быть, чтобы настоящая губная гармошка стоила всего тридцать девять крон… Впрочем, в этом непрестижном магазине возможно всё.
Лешек берет гармошку и плюшки и идет к кассе. Он представляет себе, как вручит дядьке свой подарок. Как дядька станет играть и будить в людях радость вместо стыда. Как всё у него будет хорошо.
Лешек становится в очередь и представляет, как дядька с горечью уставится на ненужную вещь. Что это, шутка? Жестокая шутка – вручить продрогшему и голодному человеку губную гармошку.
Лешек оплачивает покупку и идет к выходу, а в горле его трепещут липкие бабочки предвкушения.
Со смесью жалости и облегчения Лешек видит, что дядьки возле магазина нет.
Лешек уходит, волоча за собой спортивную сумку. Ненужная губная гармошка наполняет карман его куртки холодной тяжестью.