Забытые переживания
На следующее утро, выглянув в окно, жители столицы с удивлением обнаружили напротив царского терема еще один, заметно выше и благообразнее. Прямо как в той сказке, не хватало только хрустального моста через реку. Полдня народ судачил, тщетно пытаясь что-нибудь разобрать через высоченный забор. Нашлись и злые языки, что упорно твердили об опасных чародеях. Однако здесь отношение к волшебству было намного лояльней, чем на окраине. А услышав, что нежданные поселенцы находятся под защитой и покровительством самой царской семьи, горожане и вовсе успокоились – царь лучше знает.
– Сад у вас хороший, просторный, – заметила Заря, прогуливаясь под руку с Катериной по галерее. – Прямо как лес настоящий.
– Да это и есть лес, – со смехом отозвалась Катерина. – Орел у меня, конечно, молодец, да только ленивый до ужаса. Чем саженцы высаживать и каждый взращивать, он взял, да и вырезал целый кусок леса, вместе со всеми жучками, белками и прочими обитателями.
– Надо же, додумался. А если бы лесовик попал?
– Лесовика не было, а вот берегинь мы потом замучились расселять. Они же девки капризные, от своего дерева ни на шаг. Как их Орел уговорил, до сих пор ума не приложу.
Ну, к девушкам у него всегда был особый подход, – подумала Заря, но вслух говорить не стало, нечего прошлое ворошить.
– А детки-то наши как разыгрались, смотри!
Между деревьями мелькал ярко-желтый сарафан Забавы. Коса, с такой тщательностью заплетенная няней, окончательно растрепалась, коленки и локти были перепачканы землей. Зато счастливая, что скажешь. Увидев на галерее мать, девочка помахала ей рукой, заговорщически прижала пальчик к губам и золотистым одуванчиком юркнула в малахитовую тень разросшихся елей. Судя по доносившемуся из сада голосу Алика, монотонно отсчитывающего от одного до десяти, играли они в прятки. Прятаться Забава умела как никто другой, отцовская школа. Но вот как Алик умудрился так быстро появиться возле девочки, даже женщинам сверху не удалось разглядеть.
– Нечестно, ты подглядывал! – запротестовала Забава, когда Алик накрыл ее с головой своими пушистыми крыльями.
– Да ничего я не подглядывал. Просто я это место знаю, сам в нем всегда прятался.
– Ты только посмотри на них, – растроганно произнесла Катерина. – Ну прямо как брат с сестрой!
– А скоро, быть может, еще одна сестренка на свет появится.
– Ну, это только в конце осени. А признайся, подруга, хорошо было бы детей поженить? С детства друг друга знают, вон, Забава от него ни на шаг не отходит…
– Была бы Забава постарше, может, тогда бы и получилось, – отшутилась Заря. У самой же в душе кошка со всей силы царапнула когтями по железной крышке сундука, где хранились далеко не самые приятные воспоминания. Дружба с детства, как же… Хорошо, да только не всегда она в брак переходит…
– Зоря, Зорька, выходи играть!
Облачные пушинки влетели в окно, защекотали нос, заставив маленькую Зарю чихнуть и проснуться. Утро уже, а она проспала. В открытое окно влетел взъерошенный чиж, которого Орел подобрал и выходил. Призывно чирикнув, он принялся клевать оставшуюся в вазочке вчерашнюю виноградинку.
– Зо-о-рька!
– Как ты мою дочь назвал? Она тебе кто, корова, что ли? – услышала девочка громогласный голос отца. Мигов слетев с постели, она поспешно принялась натягивать на себя сарафан. Как нарочно, бретели путались, а спереди упрямо оказывалась маленькая полотняная пуговка, которая, как мать учила, должна быть на спине.
– Смотри, еще раз такое услышу, близко тебя больше к ней не подпущу!
На цыпочках Заря проскользнула на кухню. Невидимые руки слуг заботливо подали ей узелок с еще теплыми пирожками, открыли заднюю дверь – и вот они с Орлом уже мчатся по небу, наперегонки с ветром.
– Ву-ух! страшно?
– Нет, давай еще быстрей!
– Быстрее не могу. Что-то ты сегодня тяжелая. Тебя, может, одними пирожками кормят?
За такое полагалось дать обидчику хорошую оплеуху, но в одной руке она прижимала к себе драгоценный узелок с их завтраком, а другой крепко сжимала руку мальчика. Еще отцепишься и улетишь. Ищи потом, разыскивай – где-то там, за радугой.
– Строгий у тебя батя, – заметил мальчик, когда они уплетали за обе щеки медовые лепешки и яблочные дольки, уютно устроившись среди ветвей. – Даже у меня не такой сердитый.
– Ты все-таки меня больше Зорькой не зови. А то и правда, как корова.
– Ладно. буду звать тебя Зо-оренькой! – протянул он, умильно склонив голову набок. Ну прямо ангелочек, еще бы крылышки белой краской покрасить.
Так они и дружили, умудряясь выбраться куда-нибудь почти каждый день. Отец сердился, мать поддерживала, но только если недалеко от дома. Хорошо, хоть так. А с кем еще играть ребенку, когда ты одна на весь огромный летающий дом, до которого разве что крылатые мальчики только и могут добраться?
– Не страшно тебе так высоко жить? – спросил он ее как-то раз. – Это даже выше, чем наш терем. Но мы-то хоть летать умеем, а ты…
– Нет, не страшно. А летать я тоже могу – у нас колесница есть, куда ей прикажешь, туда она тебя и несет. Но крылья все равно хочется.
– А мне почему-то все больше нравится пешком ходить, – задумчиво болтая ногами признался Орел.
– Почему? Она же такая… ну, не знаю, жесткая, неласковая. Облака мягче.
– Сам не пойму. Странно это.
Ничего странного, возразили мудреные книги матери, в которые Заря тайком залезла тогда в тот вечер. Просто чего в человеке больше – огня, земли или воздуха, то его и притягивает. Друг детства, по всей видимости, оказался вовсе не такой возвышенной натурой, как она. Наверное, поэтому со временем стал все реже появляться у них.
– Что-то давно наш крылатко не появлялся, – будто невзначай говорил отец. – Забыл нас, наверное…
– Совсем забыла, я ведь тебе подарок приготовила, – тронула ее за руку Катерина.
– Правда? Ну, пойдем в дом, покажешь.
Стоило зайти с улицы в наполненные прохладной тенью покои, как по всему телу тут же выступила испарина.
– На что люблю лето, – проворчала Заря, вытирая лицо платком, – а как придет жара, хоть кожу с себя снимай.
– Вот, держи, – Катерина выхватила у нее из руки платок, заменив его своим – вышитым по краю переливающимся шелком.
– Ой, Катюш, красота какая, – с белой завистью произнесла Заря, любуясь на распустившиеся в уголках нежно-розовые цветки вишни. – Мастерица ты все-таки. Мне так в жизни не вышить, а у тебя руки золотые…
– Не золотые, а заговоренные, – поправила Катерина, довольная, что ее подарок пришелся по нраву. – Правда, с годами все трудней и трудней становится. Мысли все в разные стороны разбегаются, как тараканы!
– А покажи? Я ведь так тебя за работой и не видела ни разу.
Немного поотпиравшись для вида, Катерина все же закрыла глаза, положив ладони на специально расстеленное на столе льняное полотенце. Между бровями появилась напряженная складка, глаза под веками начали быстро-быстро двигаться, а из-под рук начал сам собой появляться узор. Ровные-ровные стежки, словно нарисованные шелком, укладывались рядышком. И вот уже на полотне показались контуры царского терема – резные наличники, разноцветные башенки, даже умывающаяся кошка на крыше!
– Ой, все, не могу больше! – выдохнула Катерина. Жалостливо глядя на неоконченную работу, она разочарованно махнула рукой.
– Говорю же. Начать – начну, а вот закончить сил не хватает.
– Так ты не все сразу, – посоветовала Заря. – Отдохни немножко и продолжай.
– В том-то и дело, что не могу. Я либо все и сразу, либо… вот. Силы воли у меня нет, вот что.
Иван, направляясь было на женскую половину, остановился у дверей и прислушался. Заря с Катериной о чем-то оживленно разговаривали, смеялись – всего-то и нужно было подругу пригласить, чтобы у жены настроение улучшилось!
– Ну вот, и нашли решение, – улыбнулся он про себя, покосившись на очередную бархатную коробочку в руке. Подумав, сунул ее в карман – пригодится после очередной ссоры. И, насвистывая, ушел к себе, даже не заметив пристроившегося на перилах Орла. Прислонившись спиной к стене, тот задумчиво похлестывал сорванной травинкой по голенищу сапога. До него тоже доносились обрывки бесед, но ощущения от этого были несколько иными. Кто бы мог подумать, что две дорогих его сердцу женщины смогут так хорошо поладить друг с другом.
– Любит тебя твой муж, сразу видно, – Катерина бережно вынимала из шкатулки сверкающие ожерелья, прикладывала к ушам звенящие серьги.
– А твой что же, не любит?
– Как тебе объяснить… Наверное, привыкли мы друг к другу, ведь столько лет уже вместе. Конечно, любит, иначе я бы так не ходила, – со смехом добавила она, указав на живот. – Но уже не так, как в первые дни.
– Так ты намекни, поговори с ним.
– Пыталась. Знаешь, что он мне ответил? Смущенно так волосы взъерошил, говорит: ты для меня как палец на руке. Люблю его? Не знаю. А попробуй отрежь его…
– А ты что?
– А я ему: неплохо бы на этот палец да новенькое колечко с камушком, – нараспев произнесла Катерина, подставляя унизанную перстнями руку под солнечный свет.
– Ты возьми, если что очень понравилось, мне не жалко.
– Да ладно тебе. Я же не прибедняюсь. Да и к слову сказать, мне это украшение дороже всех – Катерина потянула за цепочку и показала ей упругое блестящее перышко с рыжими крапинками.
Чуть не сказала Заря, что у нее тоже такое было. Стоило провести пальцами против пуха – и Орел найдет тебя, хоть на краю света. Только она его выбросила – пустила по ветру, когда тайком в материнское зеркало увидела пышную свадьбу всех троих крылатых сыновей…
Тугая дверь наконец-то поддалась. Видать, давно ее не отпирали, подумал Алик, входя вслед за Забавой в царскую сокровищницу. Свет сюда проникал только сквозь крохотные окошки у самого потолка. Но пыли нигде нет, даже удивительно. Интересно, каково слугам здесь убираться, когда прямо под носом россыпью лежат золотые и серебряные чеканные монеты, переливаются в тусклом свете самоцветы.
– У вас что, никто ничего не крадет?
– А зачем? У батюшки тут всюду жучки развешаны.
– Жучки?
– Ну да. Кто-то из гостей подарил. На вид, как клопики, даже не заметишь. Но если кто чужой зайдет и красть начнет, они по-собачьи лаять начинают. Так чудно!
Да уж, он бы поглядел на лающий клопиков. Впрочем, здесь и без того было на что поглядеть. Алик затаив дыхание смотрел на огромную скульптуру золоченого павлина с резным хвостом. На концах роскошных перьев переливались кругляши кошачьего глаза, золотистыми топазами была усыпана длинная тонкая шея со склоненной набок головкой.
– Идем, не отставай! – потянула его за собой Забава, мимо звенящих деревцев с малахитовыми листьями прямо к потайной двери, скрытой от глаз замысловатым орнаментом на стене.
– А вот это – Аркадий! Он говорить умеет и читать. Только его завести надо.
Девочка постучала по блестящей голове большой механической куклы. Внутри жалобно звякнули какие-то шестеренки. Кукла повернула к изумленному мальчику свое раскрашенное лицо, свирепо заворочала стеклянными шариками вместо глаз и замерла – заряд кончился.
– А ключ где?
– Отец его где-то прячет, мне пока не разрешает трогать. Боится, что сломаю.
Понимающе кивнув, мальчик подошел к огромной, во всю стену карте. На полотне горела золотой парчой Африка, поблескивала изумрудно-зеленая Евразия, испещренная синими бисерными нитями. Как назывались три других лоскута разноцветного бархата, Алик не знал. Ровно как и белоснежные россыпи ваты в верхней и нижней части карты.
– Тебя по ней учат?
– Будут скоро. Отец уже учителя из-за границы выписал, – обреченно вздохнула Забава.
– Что, не хочешь? Учиться ведь это здорово.
– Вот если мы с тобой вместе будем учиться, тогда да! – загорелись у нее глазенки.
– Вряд ли мне разрешат…
– Еще как разрешат, я у батюшки спрошу. А сейчас давай в шахматы сыграем?
– Ты разве умеешь?
– А то! Вот только все время забываю, кем и как ходить надо…
Суровое бородатое лицо мелькнуло в висевшем на стене круглом выпуклом зеркале. При виде детей, оживленно споривших над массивной шахматной доской, старик усмехнулся и сделал рукой жест, словно прогоняя отражение в водной глади. В тот же миг изображение в зеркале пропало, сменившись золоченым циферблатом с точеной стрелкой на отметке «Великая сушь».