Глава восьмая
Крепость Кангуар
В то время, как княгиня Рипсимэ в замке Беркри изливала свою наболевшую душу перед богом, князь Ашот проводил время в развлечениях и пиршествах, Овнан продолжал укреплять родные горы, Вахрич наслаждался покоем в своей семье, – вдоль подножья горы Вараг, по направлению к городу Хою34, ехал задумчивый всадник, закутанный в серый плащ. Несмотря на то, что перед ним не было ни церкви, ни алтаря, а небо было покрыто тучами, он время от времени поднимал голову и тяжело вздыхал уверенный, что его никто не слышит.
Это был князь Гурген, которому стало тяжко в Васпуракане, и он решил как можно скорее покинуть страну, ставшую источником его несчастий. Хотя сердечная рана его была неизлечимой, все же он говорил себе: «Если бы мне хоть раз увидеть ее, если бы раскрыть перед ней мою сердечную рану, тогда я уехал бы к себе в Тортум и вместо счастья, о котором мечтал, провел бы остаток дней своих далеко от света, воспроизведшего меня, далеко от нее, без которой жизнь моя – вечное страдание…»
Дорога в такую непогоду была не из приятных, но для наболевшего сердца одиночество было так отрадно, что, когда Гурген доезжал до какого-нибудь села, то старался поскорей уехать, чтобы только не говорить ни с кем. Переночевав по дороге в нескольких селах, он доехал до Хоя, где дорога разветвлялась надвое, и тогда, вместо того, чтобы ехать на восток, он повернул на север и вскоре въехал в скалистую Андзевскую область.
Как ни сильно было в нем желание повидать еще раз Эхинэ, так же сильно он желал бежать от нее, чтобы не омрачать жизни любимой женщины неожиданным приездом. Но сила любви все же влекла его на север, в Кангуар.
Хотя сердце Гургена было полно высоких чувств, все же он не смог отказаться от искушения собрать сведения о князе Мушеге Андзевском, ибо жизнь его Эхинэ была связана с ним.
С такими мыслями подъехал он к Духову монастырю, который находился недалеко от Кангуара, откуда виднелись высокие крепостные башни.
Грозная крепость Кангуар считалась неприступной, во-первых, потому, что попасть в нее можно было только через лабиринт скал и пещер, во-вторых, потому что, благодаря крепостным стенам и башням, ей не угрожал никакой удар, в нее попасть было невозможно. В-третьих, по пути к скале, на вершине которой находились крепостные ворота, было множество всяких укреплений.
Стоя здесь, Гурген с бьющимся сердцем смотрел на замок, не потому что был поражен его величьем и недоступностью – там жила Эхинэ, с которой он не мог увидеться и поговорить наедине.
Пока он стоял в раздумьи, куда ему ехать – в замок, в монастырь или в одно из окрестных сел, – к нему подбежали двое мужчин; «Беги, братец, беги!» – крикнули они. Один из них успел пробежать мимо, но другого Гурген схватил за руку и остановил. «Ой, братец, ты сломаешь мне руку!» – вскричал человек. Гурген слегка разжал руку и спросил: «Человек божий, – что с тобой? Куда бежишь?»
– На нас напали курды. Они ранили нашего князя и преследуют нас по этой дороге. Беги, иначе, если тебя не убьют, то уведут в плен, – он попытался вырваться из рук Гургена. Но Гурген сильнее сжал руку.
– Назови имя этого князя, если хочешь, чтобы я тебя оставил.
– Ой, ты мне сломаешь руку! Мушегом его зовут, Мушегом. Это князь Андзевский. Вот они! Вот едут нечестивцы!..
Гурген сейчас же отпустил руку воина. «Ну, беги теперь, негодник!» – воскликнул он и окинул взглядом небольшой отряд всадников, мчавшихся ему навстречу, Их было человек двадцать. По внешнему виду и поведению можно было догадаться, что это были воины эмира из Хол, которые, осадив крепость Кангуар, хотели взять в плен князя Мушега и овладеть крепостью.
Гурген сбросил плащ. С небольшим щитом в левой руке и длинным мечом в правой он натянул поводья и, воскликнув: «А ну, покажи себя, Цолак!» – помчался вперед. Ураганом налетели на вражеский отряд человек и конь. Гигантский меч, сверкая, как молния, косил направо и налево, во все стороны летели убитые и раненые. Через несколько минут вокруг никого уже не было: кто бежал, спасая свою жизнь, кто пал. На поле боя оставался один всадник со связанными руками и закованными в цепи ногами. Он растерянно оглядывался вокруг. Это был князь Мушег Андзевский.
Гурген подъехал к нему, спешился и, достав из ножен кинжал, молча перерезал веревку на его руках. Цепь, сковывающая ноги, была замкнута на замок, надо было или найти ключ, или позвать кузнеца. В это время со всех сторон стали сбегаться люди; кто из них был вооружен, кто безоружен – все стали суетиться вокруг освобожденного князя. Один нашел его шлем, другой принес меч, третий перевязывал рану на плече. Гурген стоял в стороне до тех пор, пока Мушег, придя в себя, не обратился к нему:
– О храбрец! Скажи мне свое имя, чтобы знать, кого мне благодарить за свое спасение.
– Меня зовут Суреном из Шахкума, – ответил Гурген.
– Прекрасно, князь Сурен, прошу тебя пожаловать в мой замок погостить, где я попрошу тебя принять от меня дары за твой великий подвиг. Едем же ко мне!
А Гурген, не удостаивая его ответом, разглядывал Мушега. Князь Андзевский оставлял впечатление простодушного человека средних физических и духовных способностей. Ему было лет сорок, но бурно проведенная молодость наложила на него преждевременную печать утомления. Совершенный портрет современного князя, равнодушного к своему народу и не пользующегося его любовью. «Бедная, бедная моя Эхинэ», – думал Гурген, молча следуя за толпой, которая, почтительно окружив всадника, шепталась между собой: «Вот этот всадник разбил арабский отряд и освободил князя…», Те из воинов, кто ехал сзади, говорили громче, оставившие же князя в беде воины уверяли, что в курдском отряде было не менее ста человек. А воин, уговаривавший Гургена бежать, показывал синяки на своей руке и говорил:
– Смотрите, это следы его пальцев. Еще немного, и он сломал бы мне руку. Удивительно ли, что человек, обладающий такой силой, перерубил столько людей?
Убитых было четверо, раненых трое, которых нельзя было отличить от мертвых, ибо они были обречены, и не потому, что раны были тяжелые, а потому, что, оставаясь лежать на снегу, их растоптали бы проезжие. (Обычай того времени, который до сих пор еще существует не только в Азии, но и в цивилизованной Европе).
Оставя позади монастырь, отряд приближался к крепости, обитатели которой, услыхав о происшедшем, группами спускались навстречу, Князь ехал окруженный охраной, выделяясь среди них высоким шлемом, который надели на него его верные слуги.
Гурген следовал за ним, окруженный народом, который, как всегда, поклоняется храбрости и удачам.
Когда доехали до вершины скалы Кангуар и остановились у ворот цитадели, где находился княжеский замок, народ стал расходиться. Отряд азатов въехал во внутренние ворота. Тут князю разбили цепь на ногах и он направился во дворец.
Князь Гурген обеспечил прежде всего место и корм своему коню, боясь, что в княжеском замке ему может быть хуже, чем в крестьянском доме, Успокоившись относительно судьбы своего единственного друга, он даже не успел посмотреть на грозные окрестности – он думал только об Эхинэ. Подавив вздох, князь вошел в зал, много веков служивший князьям Андзевским местом развлечений и пиршеств. Его отвели в более теплую комнату, так как здесь было холодно. Сняв с себя оружие, Гурген погрузился в раздумье, не замечая, что из-за занавеси то и дело выглядывали слуги и служанки Андзевского замка, приходившие смотреть на чудо-богатыря.
Конец ознакомительного фрагмента.