Вы здесь

В кильватерном строю за смертью. Почему погиб «Курск». Глава VI. Сила и мощь «Антея»: пропаганда и реальность (В. Д. Рязанцев, 2017)

Глава VI

Сила и мощь «Антея»: пропаганда и реальность


Экипаж К-141 «Курск» на этом выходе должен был выполнить состязательную практическую стрельбу ракетой «Гранит» и торпедную атаку отряда боевых кораблей практическими торпедами 65–76ПВ и УСЭТ-80.

Перед началом любых флотских учений командующие флотами обязаны доложить в Главный штаб ВМФ о готовности флота к учениям. В августе 2000 года с Северного флота такого доклада в Москву не поступало. Готовность кораблей и штабов флота к выходу в море оценивал только командующий Северным флотом. К сожалению, его оценка была ошибочной. Ложь, обман, безграмотность в морских делах уже давно прописались на Северном флоте. Никто из должностных лиц флота уже не мог правдиво оценить состояние боевой выучки экипажей кораблей. Они и не старались это делать, а руководство ВМФ смотрело на это сквозь пальцы.

Специалисты подводной службы, которые знали истинное положение дел на Северном флоте, абсолютно точно могут сказать, что одной из причин гибели экипажа К-141 «Курск» явилась неудовлетворительная организация минно-торпедной подготовки на флоте. Слабая специальная подготовка офицеров боевых расчетов кораблей, торпедо-технических баз (ТТБ) в вопросах эксплуатации мин и торпед, недостаточные знания основ применения минно-торпедного оружия в штабах и управлениях, безответственность и безграмотность многих должностных лиц флота – все это могло привести к трагедии на любой подводной лодке, надводном корабле или ТТБ флота. Критическая масса недостатков, что приводят к тяжким последствиям, долгое время копилась на Северном флоте. Я уже отмечал ранее, что еще в 1998 году мною был сделан доклад командующему Северным флотом и главнокомандующему ВМФ о том, что в торпедной подготовке в 1-й флотилии подводных лодок, где впоследствии случилась трагедия с «Курском», много недостатков. Существование недостатков в первую очередь было обусловлено тем, что командование флотилии этим видом огневой подготовки не занималось. Командовал 1-й флотилией в то время адмирал, который в 2000 году был уже начальником штаба Северного флота. В Главном штабе ВМФ и в штабе Северного флота реакция на этот доклад была нулевой. Заставить адмиралов Главного штаба ВМФ и Северного флота выполнить свои служебные обязанности я не мог, не было полномочий.

Через год после гибели «Курска» офицерами Министерства обороны проверялась одна из атомных подводных лодок стратегического назначения Северного флота. Прошел год, с тех пор как погибла АПЛ «Курск», и, казалось, на флоте должны постоянно помнить эту трагедию и принимать жесткие меры к недопущению подобных происшествий. К сожалению, все было наоборот. На атомной подводной лодке, где находился целый арсенал ядерных стратегических ракет, эксплуатация торпедного оружия была организована так, что в любой момент могла произойти очередная трагедия. В кошмарном сне невозможно себе представить, что было бы, если бы, не дай бог, взорвались торпеды на такой подводной лодке. Невозможно представить себе, что преступно-халатное отношение к эксплуатации торпедного оружия могло сохраняться на Северном флоте еще год после ужасной катастрофы АПЛ «Курск». Только после доклада министру обороны РФ о том, что положение дел в эксплуатации боевого оружия на Северном флоте угрожающее, туда была направлена комиссия, и после этого начали кое-как устранять недостатки.

Как должностные лица Северного флота занимались предупреждением аварийности с оружием, можно видеть на примере работы командования 1-й флотилии подводных лодок СФ.

Ежегодно командующие флотилий обязаны осуществлять допуск личного состава кораблей и торпедо-технических баз к эксплуатации и боевому применению торпедного оружия. При этом каждый корабль и ТТБ проверяются специальными комиссиями, и по каждому из них составляется акт готовности к эксплуатации минно-торпедного оружия.

Акт проверки экипажа К-141 «Курск» был составлен проверочной комиссией в конце декабря 1999 года (экипаж АПЛ в это время был в отпуске). В этом служебном документе, который подтверждал готовность командного состава и торпедистов АПЛ «Курск» эксплуатировать боевые торпеды (в том числе и торпеды на сильном окислителе), подписи председателя комиссии, членов комиссии и начальника, утвердившего этот акт, фальшивые. Я не проводил почерковедческой экспертизы этого документа и употребляю слово «фальшивые» на том основании, что невооруженным взглядом видно, что подписи на этом документе отличаются от подписей этих же лиц на других служебных документах. Кроме этого, еще на пяти документах, которые подтверждали готовность экипажа «Курска» эксплуатировать торпеды, имелись поддельные подписи. Об одном из этих документов необходимо рассказать, потому что он фактически является ключом к разгадке причины первоначального взрыва практической торпеды на сильном окислителе. Это «Акт проверки и обезжиривания трубопроводов технического воздуха АПЛ К-141 «Курск». Документ якобы издан в декабре 1999 года, подписан старшим помощником командира, торпедистами АПЛ «Курск» и утвержден командиром подводной лодки. Я долго и внимательно сравнивал подписи на этом документе с подписями этих же лиц на других документах более раннего периода и пришел к выводу, что все подписи в «Акте проверки и обезжиривания…» поддельные. Криминалистическая экспертиза этих документов подтвердила мои выводы – подписи были фальшивыми. Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что документы, которые имелись в Северном флоте и которые, по мнению командования флота, подтверждали готовность экипажа АПЛ К-141 «Курск» эксплуатировать торпеды на сильном окислителе, были изготовлены после гибели экипажа подводной лодки. Это подложные документы.

Теперь посмотрим, как берег (ТТБ 1-й флотилии) был готов обеспечить подводников минно-торпедным оружием.

В 1999 и 2000 годах командующий 1-й флотилии торпедо-техническую базу не проверял и акт готовности ее к эксплуатации минно-торпедного боезапаса не составлялся. Я уже рассказывал, с какими нарушениями на ТТБ готовилась практическая торпеда на сильном окислителе для АПЛ «Курск». Согласно служебным документам выдача минно-торпедного боезапаса на подводные лодки осуществляется с разрешения командующего флотилией. Командующий 1-й флотилии самоустранился от этой обязанности. Разрешение на выдачу торпедного боезапаса на АПЛ «Курск» давал командир торпедо-технической базы, не имеющий на это никаких прав.

Казалось, минно-торпедное управление Северного флота должно было немедленно восстановить узаконенный порядок эксплуатации торпедного оружия на 1-й флотилии. Этого не произошло.

Подводников «Курска» 27 июля проверяла комиссия штаба Северного флота, в составе которой был офицер минно-торпедного управления. В акте проверки этот офицер сделал запись о том, что вновь назначенный командир минно-торпедной боевой части К-141 «Курск» допущен к самостоятельному управлению боевой частью. Старший офицер минно-торпедного управления флота не только не проверил техническое состояние торпедного вооружения АПЛ, уровень подготовленности торпедистов и нового командира минно-торпедной боевой части, он даже поленился прочитать в торпедном журнале запись флагманского специалиста минно-торпедного дела 1-й флотилии, которую тот сделал 26 июля, за сутки до прибытия на подводную лодку штаба Северного флота. В торпедном журнале была запись о том, что новый командир минно-торпедной боевой части не допущен к самостоятельному управлению боевой частью АПЛ 949А проекта. Он и не мог быть допущен к исполнению должности, так как только 20 июля прибыл на К-141 «Курск» с подводной лодки другого проекта.

А теперь резонно задать бывшим начальникам Северного флота два вопроса. Кто же виноват в том, что молодой офицер, вновь назначенный командир минно-торпедной боевой части АПЛ «Курск», вышел в море самостоятельно выполнять торпедные стрельбы на незнакомой ему боевой технике? Кто виноват в том, что командование АПЛ «Курск» и торпедисты отправились в море выполнять стрельбы незнакомой торпедой без требуемой подготовки к этому?

Мне известно, каким будет ответ на эти вопросы. На Северном флоте при любом происшествии с кораблями вину возлагают либо на погибших моряков, либо на… американцев. Так было и в этот раз. Начальник штаба Северного флота сказал, что представитель завода «Дагдизель» М. И. Гаджиев и представитель военной приемки старший лейтенант А. Б. Борисов самостоятельно вышли в море, и на борт АПЛ «Курск» их допустил погибший начальник штаба 7-й дивизии. Куда же подевалась у этого начальника офицерская честь, о которой он так любил говорить перед телекамерами? Ведь директива Главного штаба ВМФ предписывала именно начальнику штаба Северного флота осуществить допуск на борт АПЛ членов комиссии по контрольным испытаниям торпеды УСЭТ-80. Представитель «Дагдизеля» и военной приемки были членами этой комиссии. Начальник штаба 7-й дивизии не имел полномочий принимать на подводную лодку торпеду с экспериментальной аккумуляторной батареей и допускать к выходу в море посторонних лиц. Это можно сделать только по распоряжению командования флота. Мертвые подводники молчат, этим и пользуются недобросовестные начальники Северного флота.

Поговорка «Рыба гниет с головы» объясняет, почему на Северном флоте из года в год допускались грубые нарушения при эксплуатации торпедного оружия.

В Главном штабе ВМФ существует должность заместителя главнокомандующего ВМФ по вооружению. Тот, кто исполняет эту должность, несет полную ответственность за состояние боевой техники, оружия на кораблях флота. В подчинении у заместителя главнокомандующего ВМФ по вооружению имеются специальные управления с многочисленным штатом офицеров, которые непосредственно занимаются вопросами специальной подготовки и боевого применения всех видов оружия на кораблях ВМФ. Где же были и что делали многочисленные московские начальники в то время, когда на Северном флоте долгие годы творилось беззаконие в вопросах эксплуатации торпедного вооружения? Они ведь регулярно посещали Северный флот с многочисленными проверками. Видно, то уважение и гостеприимство, с какими командование флота встречало и провожало «дорогих московских гостей», существенно затрудняли их способность видеть очевидное.

В Москве, в Управлении подводного вооружения, некому было заниматься вопросами боевого применения торпедного оружия. Группу боевой подготовки, которая занималась этим, сократили и вместо нее создали группу по разделке и реализации драгоценных металлов. Заместителя главнокомандующего ВМФ по вооружению это устраивало. В условиях рыночной экономики интересы реализации драгоценных металлов для него были важнее интересов боевой подготовки флотов. Этот начальник и его подчиненные, скорее всего, думали не о боеготовности флотов и кораблей, а о том, как быстрее распродать флотское имущество. Заместитель главнокомандующего ВМФ по вооружению с экранов телевидения с важным видом часто рассказывал нам о том, как тяжело было поднимать со дна Баренцева моря затонувшую подводную лодку «Курск». Но адмирал забыл проинформировать телезрителей о том, что К-141 «Курск» оказалась на грунте во многом благодаря его личной служебной деятельности. Это в его Управлении сократили группу боевой подготовки, которая обязана была непосредственно контролировать боевую выучку личного состава на подводных лодках. Это его Управление, без разрешения главнокомандующего ВМФ, проводило на Северном флоте контрольные испытания аккумуляторной батареи торпеды УСЭТ-80 в августе 2000 года, после того как с представителями завода «Дагдизель» в 1999 году были подписаны официальные документы об окончании этих испытаний. Это в его управлении согласились с тем, что на контрольные испытания торпеды в море вышли неподготовленные офицеры.

Зная о безобразиях в организации боевой подготовки, которые творились в московских управлениях ВМФ, можно ли удивляться тому, что на флотах таких безобразий было в несколько раз больше?

Вернусь к трагедии экипажа «Курска». Многим казалось, что причину катастрофы АПЛ установят без каких-либо затруднений. У членов правительственной комиссии для этого было все необходимое. Затонувшую подводную лодку подняли на поверхность, на борту АПЛ нашли чудом сохранившиеся важные служебные документы, на берегу имелась вся необходимая техническая документация. И все же благодаря усилиям чиновников точных причин катастрофы К-141 «Курск» комиссия не установила. Дело не в том, что на дне Баренцева моря остался 1-й отсек подводной лодки, и у правительственной комиссии не оказалось главного элемента доказательной базы. Дело совсем в другом.

В советское время при расследовании катастроф и аварий кораблей главным было не установление причин происшествия, а то, кто будет назначен виновным. Именно назначен, а не установлен. Корабельный устав ВМФ был написан так, что во всех случаях главным виновником являлся экипаж корабля. Виновников находили также среди неугодных для Москвы лиц командного состава флотов. С претендентами на кресло главнокомандующего ВМФ разбирались в последнюю очередь. С 1956 года главнокомандующий ВМФ никогда не отвечал за аварийность в ВМФ. Отвечали его заместители, потому что любая тяжелая авария или катастрофа была хорошим предлогом для проведения больших зачисток командных кадров ВМФ. Поэтому главнокомандующий ВМФ почти 30 лет бессменно руководил Военно-морским флотом СССР, и за это время не нашлось ни одного адмирала, который смог бы сменить его на этом посту. Претендентов на должность главкома ВМФ просто своевременно снимали с должностей за упущения по службе, которые якобы привели к той или иной аварии с кораблями.

Во времена перестройки ситуация изменилась. При расследовании происшествий с кораблями стали учитывать объективные факторы, приведшие к возникновению той или иной аварии: конструктивные недостатки в строительстве боевых кораблей, низкую надежность боевой техники, некачественное ремонтно-техническое обеспечение флота. Флотские начальники все делали для того, чтобы при расследовании происшествия были найдены «доказательства» вины представителей судостроительной промышленности и Военно-промышленного комплекса страны. В этом случае никто из морских офицеров за аварию корабля, оружия и техники к ответственности не привлекался. Наказание – не панацея от бед, однако безнаказанность порождала еще бóльшие беды.

В перестроечное время в ВМФ ежегодно происходило множество тяжелых аварийных происшествий. Чтобы доказать свою невиновность, начальники шли на всякие неблаговидные поступки: в комиссию по расследованию причин аварии представляли подложные документы и лживые свидетельские показания, устраивали публичные дискуссии на темы конструктивных недостатков наших кораблей, говорили о неспособности нашей судостроительной промышленности выполнять заказы ВМФ. Особенно ярко это проявлялось на Северном флоте.

Этот флот был не только самым большим, но и самым аварийным флотом. Здесь из-за нарушения уставных морских правил утонули несколько атомных и дизельных подводных лодок, навечно выведены из строя не один десяток боевых кораблей различных классов и рангов. В результате аварий и катастроф погибло много моряков-североморцев. Виновников их гибели на этом флоте не нашлось. Ни одно должностное лицо Северного флота не привлечено к уголовной ответственности за происшествия с кораблями и гибель людей. Даже если на Северном флоте и возбуждались уголовные дела по факту катастрофы или аварии корабля, или аварийного происшествия на берегу, для виновников все заканчивалось административными мерами. Самым худшим вариантом было снятие с должности тех, кто нес непосредственную ответственность за случившееся. На Тихоокеанском флоте было по-другому.

В 1950 году от взрыва минного оружия погиб минный заградитель «Ворошиловск». Командир корабля был приговорен судом военного трибунала к 8 годам тюремного заключения. В 1981 году атомная подводная лодка столкнулась в море с большим морозильным траулером Дальневосточного пароходства «Новокачалинск». Подводная лодка и судно получили большие повреждения. Старший на борту АПЛ, командир дивизии подводных лодок, был осужден судом военного трибунала, приговорен к большому денежному штрафу и уволен в запас. В этом же году дизельная подводная лодка С-178 в проливе Босфор Восточный столкнулась с гражданским судном «Рефрижератор-13». Подводная лодка затонула, погибло много подводников. Командира подводной лодки осудили судом военного трибунала на 10 лет тюремного заключения. В 1983 году у берегов Камчатки из-за нарушений правил подводной службы затонула атомная подводная лодка К-429. Многие подводники погибли. Командир подводной лодки и командир электромеханической боевой части АПЛ были приговорены судом военного трибунала к 10 годам тюрьмы. Видно, на Тихоокеанском флоте при расследовании происшествий с кораблями руководствовались другими государственными законами, нежели на Северном флоте.

Анализ тяжелых аварий и катастроф кораблей Тихоокеанского флота показывает, что подавляющее большинство из них произошло в то время, когда во главе флотских соединений стояли адмиралы, назначенные с Северного флота. Начальники, которые назначались на ТОФ с СФ, прибывали к новому месту службы с твердым убеждением, что на Тихоокеанском флоте везде творятся безобразия, а они назначены для того, чтобы навести порядок. И начинали «наводить» его. Офицеры и мичманы корабельного состава и так нечасто бывали дома, новые начальники даже по незначительному случаю объявляли экипажам 10-суточные организационные периоды с запретом офицерам и мичманам сходить на берег. Бесконечные учебно-боевые тревоги, ночные вызовы экипажей на корабли, строевые смотры и осмотры экипажей и кораблей эти начальники считали боевой учебой и наведением морского порядка. Экипажи кораблей привлекались к различным хозяйственным работам по облагораживанию дорог, заборов, мусорных свалок, строительству и ремонту хозяйственным способом казарм, столовых, хранилищ и складов, пирсов, музеев под открытым небом, жилых домов в военных городках. Заниматься боевой учебой корабельным морякам было некогда. Эти начальники на Северном флоте усвоили главную заповедь продвижения по службе – внешний порядок на территории военного городка, свежевыкрашенные корпуса кораблей и высокая воинская дисциплина. Они знали, что большие московские начальники никогда не проверяли боеготовность кораблей и боевую выучку экипажей. Их глаз «радовал» внешний порядок. В море корабельные боевые расчеты проверялись только при инспекциях флота, которые были раз в три-четыре года. Начальники объединений и соединений кораблей знали марки котлов и насосов на береговых котельных, диаметр трубопроводов воды и мазута, линейные размеры кирпичей, фундаментных блоков и бетонных перекрытий. Но они не знали устройства своих кораблей, боевых возможностей оружия, методики подготовки боевых расчетов и проведения командирской подготовки. Не знали, как подготовить боевое распоряжение силам или написать боевой приказ. В суть решений, которые принимались командующими объединений и командирами соединений при проведении различных учений, никто не вникал. Главное, чтобы карта была оформлена красиво да надписи были бы сделаны каллиграфическим почерком. Это называлось высокой штабной культурой. Свежевыкрашенные борта кораблей, начищенная до блеска корабельная медь, красиво окрашенный трап, по-ресторанному сервированный стол в кают-компании приводили в хорошее настроение старших начальников. Это они называли высокой морской культурой. Такие начальники были хорошими хозяйственниками и плохими моряками-профессионалами. За хорошие хозяйственные показатели они и продвигались вверх по служебной лестнице. Результат такого управления силами не заставил себя долго ждать. «Культурные» военные моряки начали сажать на мель боевые корабли, сталкиваться в море с судами и кораблями, взрываться, гореть и тонуть. Из-за низкого уровня профессиональной выучки моряков на ТОФ за 1978–1985 годы случилось большое количество аварий, аварийных происшествий с кораблями и оружием. Но на это не обращали внимания – все усилия больших флотских начальников были направлены на насаждение показушной «штабной и морской культуры». На боевую учебу у моряков времени не было.

Подводя итоги крупнейшего в 1970 году учения ВМФ «Океан-70», главнокомандующий ВМФ и словом не обмолвился о том, что во время этих учений в Атлантике затонула атомная подводная лодка К-8 Северного флота. Катастрофа сопровождалась многочисленными жертвами подводников. Спустя 30 лет командующий Северным флотом с экранов телевизоров объявляет на всю страну о небывалых успехах моряков-североморцев на «крупномасштабных учениях» в Баренцевом море, хотя в это время было ясно, что на новейшей атомной подводной лодке К-141 «Курск» произошла чудовищная авария. Видно, сегодняшние адмиралы хорошо усвоили уроки и традиции своих старших товарищей.

После распада Советского Союза большую часть боевых кораблей Военно-морского флота России списали на металлолом, а те, что остались в боевом составе, долгое время стояли у пирсов и в море не выходили. С 1993 по 2000 год в ВМФ тяжелых аварий с кораблями не отмечалось. Несмотря на то что даже при стоянке кораблей у пирсов на них было много предпосылок к аварийным происшествиям, никто из должностных лиц флотов не обращал на это внимания. Время наступило такое, что можно было ничего не делать, ничего не знать, ни за что не отвечать, а все служебные недостатки объяснить нестабильностью экономических реформ в стране. Для многих «флотоводцев» 1990–2000 годы стали «эпохой Ренессанса», которая породила во флоте чудовищных размеров коррупцию, безответственность и безграмотность. Главным было не забыть сказать на многочисленных служебных совещаниях о том, что флоту тяжело, но моряки готовы выполнить все задачи, которые им будут поставлены.

Корабли стояли у пирсов, тяжелых аварий на них не происходило, а на мелкие не обращали внимания. Многие начальники решили, что без каких-либо усилий аварийность во флоте побеждена. Безответственность должностных лиц флота за состояние кораблей привела к тому, что на многих кораблях не проводились установленные ремонты, многие образцы боевой техники выработали свой технический ресурс, личный состав экипажей, не имея опыта плавания, потерял квалификацию. Вместо того чтобы в тяжелое для флота время пересмотреть систему оценок профессиональных знаний моряков, систему подготовки экипажа корабля в целом, систему оперативных и технических готовностей корабельных соединений, из Главного штаба ВМФ требовали проводить боевую подготовку в таком же объеме, как в советское время. Волюнтаристскими приказами продлевали сроки эксплуатации боевой техники, межремонтные сроки, лишь бы корабли фиктивно соответствовали установленным боевым готовностям. Материальных и денежных средств на проведение боевой подготовки хватало на 20–30 % от требуемого объема, а из Москвы требовали проведения полного плана подготовки. Русский мужик мог сварить кашу из топора, российские «флотоводцы» из 20 % плана боевой подготовки и глазом не моргнув делали 100 %. Такие манипуляции с цифрами продолжались несколько лет. За это время флот приобрел устойчивые показатели небоеготового флота, но на бумаге он везде был боеготов. Вот с такими силами командующий Северным флотом вышел в море проводить комплексную боевую подготовку.

Гибель АПЛ «Курск» явилась первой катастрофой в ВМФ с момента распада СССР. При ее расследовании нельзя было говорить о том, что причины этой трагедии во многом связаны с человеческим фактором и порождены теми условиями, в которых долгое время находились флот и Военно-промышленный комплекс советского государства и которые во многом усугубил десятилетний переходный период возрождения России. Нужно было найти нейтральные причины катастрофы, чтобы они не касались состояния российского ВПК и ВМФ. Правительственная комиссия, в которую входили все высокопоставленные чиновники от ВПК и ВМФ, с этим успешно справилась.

После гибели экипажа К-141 «Курск», спасаясь от возможной уголовной ответственности за это происшествие, многие должностные лица флота дали следователям военной прокуратуры искаженные свидетельские показания. В штабе Северного флота мне пришлось наблюдать, как некоторые адмиралы и старшие офицеры в качестве свидетелей по делу о гибели атомной подводной лодки отвечали на вопросы следователей. Вначале они получали от следователя военной прокуратуры листы «Протокол допроса свидетеля» с вопросами, на которые им необходимо было дать ответ. Затем свидетели брали в руки документы ВМФ, где было написано, как и в каком объеме надо исполнять служебные обязанности тому или иному начальнику, и прилежно переписывали из книжки в «Протокол допроса свидетеля» все «свои правильные действия» перед выходом в море, во время нахождения в море и в процессе развития аварии с АПЛ «Курск». Далее свидетели созванивались между собой, уточняли различные детали и особенности ситуации, связанной с гибелью АПЛ, и, подписав «Протокол допроса свидетеля», передавали его следователю. Разве можно что-либо выяснить и определить причины гибели корабля при такой организации расследования катастрофы? Конечно, нет. Свидетельские показания даны такие, какие нужны были, для того, чтобы никто из здравствующих начальников не пострадал и чтобы вся картина катастрофы была искажена. По сути, такие показания являются ложными, и за это свидетели должны привлекаться к уголовной ответственности. Главная военная прокуратура установила, что катастрофа АПЛ «Курск» произошла случайно и никто из должностных лиц флота к ней не причастен. Традиции на Северном флоте таковы, что аварии и катастрофы кораблей там происходят сами по себе и к ним флотские начальники не имеют никакого отношения.

Что ж, попробую здесь изложить результаты своего личного расследования причин катастрофы АПЛ «Курск». Мое мнение о причинах гибели АПЛ не интересовало официальных лиц из правительственной комиссии и следственной группы, которые расследовали эту трагедию. Может быть, читателям будет интересно узнать, что же все-таки произошло на борту подводной лодки «Курск» и почему случилась эта катастрофа.

Правительственная комиссия точно установила, что первой взорвалась «толстая» практическая торпеда 65–76 ПВ. Прежде чем перейти к рассказу о причинах взрыва этой торпеды, вызвавшей поражение личного состава центрального поста, откуда шло управление всей подводной лодкой, кратко опишу ее устройство.

Торпеда 65–76ПВ относится к парогазовым торпедам, в которых в качестве окислителя применяется маловодная перекись водорода (МПВ). Концентрация МПВ достигает 83–85 %. В процессе разложения 1 килограмма перекиси выделяется около 0,5 килограмма кислорода, вода и 197,5 килоджоуля тепла. Химическая реакция разложения имеет вид:

2О2 = 2Н2О + О2+ Q↑

Некоторые наши морские военачальники считают, что при разложении перекиси водорода из нее выделяется водород, который поступает на лопатки турбины торпеды и приводит ее в движение. Глубоко ошибочное суждение, которое характеризует уровень профессиональной подготовки некоторых наших адмиралов. МПВ, попадая в камеру сгорания вместе с катализатором и керосином, разлагается на кислород и воду. Сгорая, это соединение образует парогазовую смесь, которая поступает на лопатки турбины, вращает турбину и через редуктор винт торпеды.

Технология разработки данного типа торпед относится к 1945 году, когда после победы над фашистской Германией СССР, США и Великобритания получили доступ к секретным разработкам немецких ученых и инженеров по созданию торпед с окислителем на основе маловодной перекиси водорода. В начале 1950 года, после катастрофы дизельной подводной лодки королевского флота Великобритании из-за взрыва торпеды с МПВ, США и Великобритания отказались от дальнейших разработок морского оружия с использованием МПВ. В СССР такие разработки продолжались, и было создано несколько модификаций парогазовых торпед с МПВ. Последней модификацией является дальноходная торпеда 65–76 с различными усовершенствованиями для разных типов атомных подводных лодок. Для АПЛ 3-го поколения была разработана торпеда 65–76А. Данная торпеда предназначена для поражения боевых кораблей и судов потенциальных противников на больших расстояниях. Состоит торпеда из секции аппаратуры самонаведения, секции взрывчатого вещества со взрывателями, секции энергокомпонентов, секции аппаратуры управления турбинной и хвостовой части с винтом. В качестве энергокомпонентов в торпеде применяется керосин в резервуаре горючего (РГ), окислитель – маловодная перекись водорода в резервуаре окислителя (РО) и обезжиренный воздух под давлением 200 кг/см² в воздушном резервуаре (BP).

Всем хороша торпеда, однако маловодная перекись водорода является опасным и малостойким химическим веществом. Попадание в нее малейшего количества различных примесей и посторонних предметов вызывает процесс бурного разложения перекиси, выделение большого количества тепла с последующим взрывом. Именно из-за такого агрессивного поведения ни одна страна мира, кроме России и Швеции, не разрабатывает торпеды, где в качестве окислителя используется МПВ.

В СССР и России за все время эксплуатации торпед с МПВ аварий со взрывом перекиси водорода не происходило.

На каждом виде боевых торпед имеются предохранительные устройства от случайного запуска двигателя при нахождении торпеды на стеллаже или в трубе торпедного аппарата подводной лодки. У торпеды 65–76А к таким основным устройствам относятся запирающий воздушный клапан и курковый воздушный кран. Запирающий воздушный клапан всегда закрыт. Он открывается вручную только с разрешения командира подводной лодки для пополнения в торпеде запасов воздуха высокого давления и при подготовке торпеды к боевому применению. Курковый воздушный кран представляет из себя запорный воздушный клапан рычажного типа, рычаг которого принудительно откидывается после выхода торпеды из трубы торпедного аппарата. На нем имеются две ступени предохранения. Первая ступень предохранения снимается вручную в момент загрузки торпеды в торпедный аппарат, вторая снимается автоматически в момент выхода торпеды из торпедного аппарата. Механизм торпеды 65–76А работает следующим образом. После открытия запирающего воздушного клапана воздух высокого давления подается на курковый воздушный кран. В момент выстрела торпеды автоматически снимается вторая ступень предохранения, принудительно откидывается курок, и воздух высокого давления поступает на приборы управления торпедой и в пусковые баллоны окислителя и горючего. На начальном участке движения торпеды керосин и перекись водорода поступают в камеру сгорания из пусковых баллонов. По мере разгона торпеды топливо и окислитель поступают уже из резервуара окислителя и резервуара горючего. Устройство торпеды таково, что пусковые баллоны керосина и перекиси водорода соприкасаются с резервуаром окислителя торпеды.

Конец ознакомительного фрагмента.