Часть вторая
Война. Стоит мне подумать об этом слове, и меня охватывает ужас, как будто мне говорят про колдовство, инквизицию.
С наступлением глубокой осени полевая война временно закончилась. Закончились обходы, походы, молодецкие рейсы в тыл противника. Началась война оконная – «борьба за укрепление позиций».
Погода стоит переменная. Сегодня ударит мороз, крепко закует все лужицы и ручьи. Свяжет дыхание. Хрусталем звенит в дубняке лед сбиваемых ветром сосулек. А назавтра хватит сырая оттепель, расквасит и лед, и снежный покров, разводя кругом бездорожье, непролазную липкую грязь.
Угораздило купить в Петербурге легкие «щегольские» сапоги. Казенные я подарил. Сапоги малы, с носками не влезают. Приходится надевать их с тонкими портянками и ночью в окопе выплясывать по очереди все русские сольные танцы.
Окопная война – скучная вещь.
Неприятеля не видно. Но каждую минуту нужно быть наготове.
Расстояние от наших окопов до немецких около ста шагов, местами доходит до пятидесяти.
В десяти шагах от брустверов расположены наши секреты.
В секрете ночью сидит десять человек.
Из секрета в сторону немцев наши гренадеры бросают ручные бомбы.
Ночью по окопам перекатывается беспорядочное эхо ружейной трескотни. Пулеметы и пушки таинственно молчат. Они как тяжеловесы-бойцы в кулачном бою ввязываются в дело только в критические моменты.
Немцы палят по нашим окопам, дабы мы не высовывали за бруствер голов и не напали на них невзначай.
Мы палим в немцев из тех же резонных соображений…
Палим, как и они, безрезультатно, в «белый свет».
На других участках, где расстояние между окопами больше, спокойнее.
Близость друг к другу нервирует обе стороны.
В нашем полку каждая рота выпускает за ночь сотни цинок патронов[4].
Жарко дышит ствол раскаленной винтовки. Нагревается и чадит деревянная накладка. В холодную погоду можно греть на винтовке руки… Затворы, загрязненные налетом газов, отказываются работать. Чтобы открыть затвор, бьем по нему камнями, лопатками, топорами.
Потери от всей этой баталии ничтожны. У нас за ночь выбывают из строя два-три человека из роты.
Это от рикошетных пуль и осколков ручных гранат. У немцев потери, наверное, не больше, чем у нас.
Мои московские однокашники прислали мне посылку. Небольшой ящичек печенья и конфет.
На дне ящичка сюрприз: в листе старой газеты – прокламация.
«Товарищи!
– Уже четыре месяца идет война. Миллионы рабочих и крестьянских рук оторваны от работы…
Уже четыре месяца длится вакханалия человеконенавистничества и злобного национализма.
Буржуазные правительства посредством продажной прессы всеми силами стараются одурачить народные массы, прикрывая истинный смысл войны фразами о борьбе с милитаризмом и национальным гнетом.
Но время идет, и уже нужен злой умысел, чтобы не видеть, что поднятая война, всей тяжестью легшая на плечи трудового народа, ведется не в целях освобождения.
Смешно думать, чтобы царское правительство, угнетающее не один десяток национальностей, поработившее Польшу, Финляндию, чтобы это правительство взяло на себя освобождение других стран.
Истинный смысл войны заключается в борьбе за рынок, в грабеже стран, в стремлении одурачить, разъединить пролетариев всех стран. Из-за барышей, из-за прибыли капиталистов разразилась эта ужасная война.
Конец ознакомительного фрагмента.