VII. Сквозь Хинган
Вот и «Манджурия».
В ожидании поезда, который отбывает от ст. Маньчжурия в половине двенадцатого, мы все собрались в буфете кто за чаем, кто за утренним завтраком.
Здесь впервые мы увидели фальшивый рубль японского изделия.
Любопытное его отличие от настоящего.
Он сделан превосходно, но, между тем, когда на последнем надпись гласит:
По предъявлении выдаётся из разменной кассы Государственного банка.
Один рубль,
на японском фальшивом она только неправильно свёрстана и отпечатана следующим образом:
Один рубль
По предъявлении выдаётся из разменной кассы Государственного банка.
Ошибка японского метранпажа.
Наконец мы двинулись с воинским поездом, к которому прицепили вагон второго класса и несколько вагонов третьего класса.
Таким образом составился поезд из 42 вагонов.
Среди провожавших поезд было несколько раненых, но уже выздоравливающих солдатиков, в бою под Тюренченом.
Люди доблестного 11 полка.
– Дело было жаркое! – говорили они. – Народ японцы жидкий, плюгавый, но силища их была страсть, целая армия, а нас всего два полка.
Поезд двинулся.
С нами едет охрана из пограничных стражников, на случай нападения хунхузов, что случается.
За последнее время наблюдаются случаи покушения на взрыв воинских поездов положенными на рельсы пироксилиновыми петардами.
Петарды кладут китайцы, конечно подкупленные японцами.
Двух таких даже уж задержали.
Однако, никто из нас не думает об опасности пути, все офицеры, как старые, так и молодые, бодры и веселы, это действует и на меня, и я, ничуть не рисуясь, могу сказать, что спокоен и бодр.
Велика по своему нравственному значению русская пословица: «на миру и смерть красна».
Ввиду, что я сжился, так сказать, за эти две недели с моими спутниками, мне оказывают всякое покровительство и, несмотря на тесноту, я имею целый диван около столика, на котором могу писать.
Даже верхнее место над моим диваном не занято.
«Железная одесская бригада», офицеры которой едут со мной, оказалась и самой любезной бригадой.
Поезд идёт медленно по 14 вёрст в час, вагоны страшно качает и как-то подталкивает – писать возможно только на остановках более или менее продолжительных.
Вместо звонков при отходе поезда со станции раздаются кавалерийские сигналы.
Сегодня ночью в Хайларе встретился с петербургским врачом Н. Ф. Баймаковым.
Он в эту же ночь ожидал в Хайларе следующего поезда с сёстрами и всем необходимым для открытия здесь запасного полевого лазарета.
От Хайлара кончаются унылые монгольские степи, и начинаются вновь живописные гористые места.
Все эти места ознаменованы сражениями наших доблестных войск с китайцами в 1900 году.
Подъезжаем к Хинганскому хребту, на вершине которого похоронен Г. М. Смолянников, бывший офицер 15 стрелкового его высочества князя черногорского Николая полка.
В 1900 году он был переведён в охранную железнодорожную бригаду и на Хингане бился против китайцев с сотнею терских казаков.
Раненый в ногу, он упал и истёк кровью.
Его нашли мёртвым и похоронили на месте смерти.
Крест над его одинокой могилой производит сильное впечатление.
Входим в туннель, открытый для движения только в нынешнем году – прежний путь обходный оставлен.
Туннель пробит в скалистом хребте Хингана и представляет из себя поразительную человеческую работу.
Двери и окна вагонов запираются наглухо и поезд погружается во тьму.
Маленькие электрические лампочки, освещающие туннель, чуть мерцают во мраке.
Подъезжаем к ст. Бухеду.
Около неё большой посёлок, с торговыми заведениями.
На некоторых любопытные вывески вроде «Дешёвая торговля», «Одесская (?) булочная» и т. д.
На станции приклеены афиши, возвещающие, что любители исполнят в этот вечер в пользу раненых воинов «Наталку-Полтавку» и дивертисмент.
Спектакль будет происходить во врачебном пункте.
Встретились с поездом, на котором помещались больные солдатики, а также и раненые под Тюренченом.
Те же отзывы о неравности боя.
Раненых и больных эвакуируют в Читу.
К Цицикару подходим ночью.
Мои попутчики офицеры, большинство из них совершали катайский поход, вспоминают взятие этого города русскими войсками в 1900 году.
От Цицикара жаркая, ветреная и пыльная погода сменилась дождливой, кругом начались необозримые степи.
Время тянется томительно долго и путь сокращается только порой интересными беседами.
Такую беседу я имел, между прочим, с едущим в одном с нами поезде прокурором порт-артурского окружного суда Б. И. Околовичем.
Он ещё 1 ноября уехал в отпуск в Петербург, а теперь возвращается сперва в Харбин, а затем в Мукден.
Порт-артурский окружной суд после начавшихся бомбардировок уехал сперва в Харбин, а затем в Читу, где находится до сих пор и лишь на днях снова переселяется в Харбин.
Текущие дела вывезены, а остальные оставлены в Порт-Артуре.
По поводу фальшивых русских кредитных бумажек, выпущенных ими в Маньчжурию, Б. И. Околович заметил:
– Японцы начали фабриковать их ещё задолго до войны, и несколько японцев были в Порт-Артуре уличены в подделке русских рублёвых кредитных билетов. Их судили в порт-артурском окружном суде и осудили в каторжные работы. Фальшивых денег японского приготовления в Маньчжурии очень много.
Любопытнее всего то, что в начале японский консул в Порт-Артуре Сегава-сан, по поводу привлечения к суду нескольких японцев за убийство японца, протестовал, доказывая, что они не подлежат русской юрисдикции, ввиду будто бы их экстерриториальности.
Но, конечно, на этот протест не было обращено никакого внимания.
– А относительно подделывателей фальшивых кредитных билетов протестов консула не было?
– Нет, – улыбнулся Б. И. Околович. – Тем более, что по японским законам подделка денежных знаков чужого государства не преследуется, не составляя преступления…
На станции Дуйшаньцзян чайный буфет, в котором торгует жена прапорщика запаса Л. И. Измирова.
Оказалось, что она прибыла сюда на жительство к своему отцу после 2-й бомбардировки Порт-Артура.
Муж её остался там на службе, и она уже два месяца не получает от него вестей.
– Что же, было очень страшно? – спросил я.
– Очень, – отвечала она. – Я, намереваясь выехать из Порт-Артура, вошла в русско-китайский банк за деньгами… В это время начали стрелять… Все бросились вон из банка, я спустилась с одной дамой по чёрной лестнице. Вдруг мимо меня пролетело что-то тёмное и длинное; я, признаться сказать, сразу даже не сообразила, что это бомба, и лишь после того, как раздался страшный треск и осколками снаряда убило вышедшую со мной вместе даму, я как сумасшедшая выскочила на улицу. По счастью, со мной встретился один знакомый, который проводил меня домой.
– В этот же день вы уехали?
– Нет, на другой день, так как денег из банка я в тот день не получила.
– Вы рады были вырваться?
– Ещё бы! Я приехала сюда совсем как шальная и только теперь несколько пришла в себя…
Приглашение в поезд прервало нашу беседу, которой заинтересовались и все мои спутники.
Поезд пополз далее.
По пути то и дело встречаются красивые постройки из дикого камня русско-китайской архитектуры, причём китайский стиль выражается лишь в драконах, которыми украшены крыши, крытые железом.
Часто попадаются «вышки», с которых часовые наблюдают за степью и появлением в ней хунхузов.
На каждой станции груды мешков с землёй для забаррикадирования окон казарм на случай нападения хунхузов.
За последние две недели таких нападений на станции было два, но оба отражены без потерь в людях с нашей стороны.
Пока что мы следуем благополучно.
Не могу не поделиться с читателями рассказом одного из моих попутчиков-офицеров о судьбе японского капитана Хирозе, погибшего при второй попытке заградить рейд Порт-Артура брандерами.
Он бросился спасать людей, но попавшим в него снарядом его разорвало надвое.
Половина его тела была взята японцами и с почестями предана погребению, а другая половина нашла себе могилу в русских водах.
Подъезжаем к Харбину, останавливаемся у знаменитого Сунгарийского моста, теперь, после известного покушения взорвать его, ещё более тщательно охраняемого.
Его осматривают. Наконец, наш поезд медленно пропускают.
Двенадцать часов ночи. Дождь льёт как из ведра. Остаёмся ночевать в поезде, так как до вокзала далеко.
Вчера, в девятом часу утра наш поезд, остановившийся, как я уже писал, на воинской платформе, перевели к Харбинскому вокзалу.
Пассажирский поезд отходит в 10 час. вечера, и мне пришлось бы остаться в Харбине и потерять целый день.
Это мне совсем не улыбалось!
Благодаря любезности коменданта я получил разрешение ехать с воинским поездом, который отходит в 12 час. 58 мин. дня.
Перед самым отъездом, уже сидя в вагонах, мы имели возможность полюбоваться представлением бродячей труппы китайских акробатов и жонглёров с дрессированной довольно крупной обезьяной.
Представление давалось тут же у рельс на положенной прямо на грязь циновке.
Дрессировка обезьяны изумительна, а чистота работы жонглёра и особенно акробата, мальчика лет двенадцати, доставила бы им одно из первых мест в столичном цирке или увеселительном саду.
Но трубач заиграл сигнал отправления – это в воинских поездах заменяет звонки, и поезд двинулся.
Наш путь идёт по южной Маньчжурии.
Насколько северная пустынна и малолюдна, настолько южная – заселена, живописна и обработана.
Повсюду возделанные поля, на которых копошатся китайцы; некоторые поля обработаны на диво.
Китайцы работают обнажённые до пояса, а то и совсем голые.
На станциях они толпятся в большом числе, продают редиску крупную, розовую и очень вкусную.
Китаянок совсем не видно.
Только на одной из станции появилась одна, за которой бежал совершенно голый сынишка лет шести, и то уже в то время, когда поезд отходил от станции.
Словом, «взор кругом картины мирные встречает», а между тем на каждой станции, на каждом разъезде построены каменные блокгаузы, окружённые толстыми стенами из дикого камня с бойницами, образующие по углам башни для обстреливания с флангов.
Водокачки все также обделаны диким камнем и в них устроены бойницы.
Повсюду устроены «вышки» для наблюдения за окрестностями.
Китайские деревья тоже в большинстве окружены земляными валами.
Вы едете мимо маленьких крепостей и окопов, что на первый взгляд кажется странным среди этих окружающих вас картин мирного труда.
А между тем, к сожалению, это более чем необходимо.
Хунхузы то и дело дают о себе знать в этих местах и поблизости.
Так недавно они напали на станцию Тайтаково, сожгли сторожку и убили жену сторожа, которая не потушив огня полезла доставать хранящийся на полатях патронташ мужа.
Выстрел в окно убил несчастную наповал.
Снова переезжаем с большими предосторожностями по мосту реку Сунгари.
В тридцати верстах от этого моста – в 120-ти от Харбина стоит китайский генерал Ма с 50.000 войска.
По местным слухам, количество этого войска увеличивается.
Охрана дороги многочисленна и несёт свою службу образцово.
Она состоит из конных и пеших пограничных стражников и железнодорожных батальонов.
Я имел случай воочию убедиться в образцовом несении ими охранной службы.
С нами в поезде несколько станций проехал начальник отдела пограничной стражи г.-м. Язвин, инспектировавший свой отдел и делавший на каждой станции и каждом разъезде тревогу, по которой как пешие, так и конные пограничные стражники собирались в одно мгновение.
Как нижние чины, так и офицеры имеют бодрый, молодцеватый вид.
Становится всё жарче и жарче. В воздухе душно – собирается гроза.
Приближаемся к Мукдену – первому этапу моего пути на театре войны – здесь я должен буду остановиться на несколько дней.