Глава 4
На следующий день, как и договаривались, Ася поехала в издательство. К рабочему столу художника Жени, стиснутому со всех сторон коробками и стопками бумаги, для неё прикатили ещё одно кресло, так чтобы они могли расположиться рядом у монитора, залепленного по краям бумажками с непонятными Асе напоминаниями и цифрами. Ася чувствовала, что близкое соседство их кресел и вообще её присутствие очень стесняют Женю. Его смущение передалось и ей. Сначала они никак не могли сорганизовать работу, не понимали друг друга и оба нервничали. Но скоро Ася уяснила, в чём состоит её задача: в готовом уже макете книги нужно было найти нужную фотографию, удалить немецкое описание и добавить русское. Если новое описание оказывалось больше или меньше прежнего, макет «валился»: строчки выползали за границы или, наоборот, на странице оставались странно незаполненные места. Тогда Ася редактировала описание, а Женя подправлял макет. Понемногу работа пошла.
Скоро выяснилось, что Женя – не самый усидчивый работник. Сделав несколько страниц, он начинал крутиться на стуле, звонить кому-нибудь по телефону, и, наконец, говорил: «Чего-то я не соображаю уже ничего». Тогда они делали перерыв и переселялись на маленькую кухню, где над кулером висел распечатанный на принтере плакат: «Кто понял жизнь – тот не спешит работать!» Ася садилась за стол, так чтобы видеть через окно большой внутренний двор, с детской площадкой, обсаженной кустами сирени. Здесь они, чаще всего в компании с секретаршей Сонечкой, украшенной невероятным количеством серебряных колечек, которые посверкивали не только в ушах, но и на бровях, пили растворимый кофе, грызли печенье и болтали. Когда Женя немного привык к Асе, и они втянулись в работу, чувство смущения отпустило их. Оказалось, что Женька довольно болтливый, хотя и немного бестолковый собеседник.
–Ты же переводчица, так что вот тебе кружка на английском языке, – сказал он и дал Асе кружку с нейтральным «Coffee is always a good idea!»10. Себе он взял кружку с надписью: «Давайте говорить как петербуржцы: поребрик, ларек, пышки, греча, кура».
– А что не так с «ларьком»? – не поняла Ася.
– В Москве говорят «палатка», – пояснил Женя. – Это мне здесь коллектив подарил эту кружку. Я же сам не питерский. Я из Воронежа приехал.
– Из Воронежа? Это ведь не так далеко от Москвы? – засомневалась Ася. Ей было неловко сознаваться, что она не совсем точно себе представляет, где это.
– Ну, так сложилось, что я тут учился, – стал объяснять Женя. – Я ведь художником хотел стать с детства. В художку ходил – очень нравилось. Даже на конкурсах каких-то побеждал. Но когда школу закончил, родители сказали: рисовать – пожалуйста, но только в свободное от работы время. Настояли, чтобы я пошел какую-нибудь нормальную профессию осваивать. Ну, я год-другой помаялся с этим… с освоением нормального. Потом вылетел с учёбы, загремел в армию. А когда вернулся, решил: всё! Жизнь-то моя, правильно?
– Правильно, – поддержала Ася, пытаясь соотнести Женьку с чем-то вроде строевой подготовки. Он сидел напротив: волосы завязаны в хвост, в мятой расстёгнутой клетчатой рубахе поверх футболки с картинкой из «Симпсонов», ноги в затертых джинсах вытянуты на пол кухни.
– Ну и вот, я приехал в Питер и поступил в Муху. До Москвы было, конечно, ближе, но там поступить, говорят, сложнее. И потом я Питер люблю. А кружка… – вдруг вспомнил он. – Кружку мне подарили, чтобы воспитывать меня в питерском духе. Я же раньше так гэкал, что все думали, будто я с Украины. Теперь вот почти переучился.
– Да, я даже не заметила, – подтвердила Ася, но про себя подумала, что для петербуржца он всё ещё слишком акает.
До обеденного перерыва они пили кофе раза три. Потом всем коллективом обедали. Директор Юрий Николаевич бегал где-то по делам издательства, и Ася заподозрила, что когда он бывал на месте, обеды и перекусы не затягивались здесь так надолго. Но зато ко второй половине дня Женька и Ася общались уже чуть ли не как близкие друзья. Хотя, нет, не совсем как друзья. В самом конце рабочего дня, когда нужно было отсоединить флешку, они оба потянулись за ней, и получилось так, что Женька накрыл Асину руку своей мягкой тёплой ладонью. При этом он ужасно засмущался, смахнул со стола стопку бумаг и стал страшно извиняться. Ася помогла ему привести стол в порядок и предложила вместе дойти до метро. Просто нужно было заполнить повисшее в какой-то момент неловкое молчание, а ничего другого в голову не пришло. Женька вопросительно посмотрел на неё и, кажется, опять собрался смутиться, но удержался.
Они вышли в переулок, который одним концом упирался в Мойку, а другим, через Миллионную, тянулся к Неве. Неловко приноравливаясь к походке друг друга, пошли к Мойке. На мосту Женька вдруг без предисловий сознался:
– Знаешь, меня, когда я только сюда приехал, дразнили смолянкой.
– Почему? – не поняла Ася.
– Ну, во-первых, у меня фамилия Смолин. А во-вторых, смолянки – это были вроде как благородные, очень приличные и воспитанные девицы, которые учились в Смольном институте. И вот когда я приехал в Питер, я был, как смолянка: не пил, не курил, по девушкам не бегал, по ночам не гулял.
– А теперь, значит, ты всему этому научился? – смеясь, спросила Ася.
– Ну, как тебе сказать… Это я к тому, что меня можно легко смутить. Но это ничего не значит. И не надо этим пользоваться.
Ася обещала не пользоваться Жениным смущением, хотя и не поняла, как и для чего она бы могла это сделать.
–По Конюшенной или через Капеллу? Как пойдём? – спросил Женька, когда тема смущения была закрыта.
– Не знаю. Как хочешь. Ты здесь чаще ходишь.
– Тогда через дворы Капеллы. Меня там прикалывает ходить, потому что туда нельзя войти, если ходишь по гугл-карте. Тайная тропа. На просмотре улиц гугл не видит, что там сквозной проход есть на Конюшенную.
– А как у вас, в Воронеже говорят «гугл», если вы гэкаете? – не смогла удержаться и спросила Ася, за что получила шутливый удар мягким кулаком в плечо. Перешли мост, и Женя снова поставил Асю перед выбором: по какой стороне набережной идти – вдоль домов или вдоль воды. Не понятно было, то ли он хочет быть галантным кавалером, то ли это просто от нерешительности. Асе хотелось идти по солнечной стороне, и поэтому она выбрала вдоль воды. И тут же об этом пожалела: испугалась, что снова смутит Женю: набережная была узкая и вежливая дистанция между ними сократилась. Теперь, чтобы не стеснять его, она шла вплотную к узорной чугунной ограде и смотрела на весёлые прогулочные катера и особняки на том берегу Мойки. Скоро впереди показался купол Исаакия. Они постояли, посмотрели, как неуклюже разворачивается и заползает под низкий мост, пытаясь заплыть в Зимнюю канавку, большое прогулочное судно. Туристы, сидевшие на открытой палубе, стали махать им, Женька радостно замахал в ответ, а Ася не стала, просто стояла и улыбалась. Глядя на них, она думала, что им всё равно не увидеть город таким, каким видят его местные жители. Для туристов всё это – как рекламная яркая обложка. А местные живут там, внутри этой книги, проживают страницу за страницей.
Так, не спеша, они дошли до Капеллы. Дворцовую площадь оставили за спиной, Эрмитаж тоже прятался за углом, как будто не хотел, чтобы Ася его заметила и стала рассказывать текст экскурсии. Она уже и так пару раз по дороге ловила себя на том, что чуть не начала показывать Жене достопримечательности – срабатывала профессиональная привычка. Через проходные Капеллы, деликатно чередующие затенённые арки и освещённые дворы, вышли на Большую Конюшенную. Здесь к вечеру уже скопился запах бензина и пыли, машины тянулись к гудящему впереди Невскому. По переулочку они перекочевали на пустынную почему-то Малую Конюшенную, оттуда – на набережную канала.
На Итальянском мостике, пристроив как-то неуклюже под изящным фонарём деревянный табурет, играл на аккордеоне старичок. Они остановились послушать. Это была французская мелодия, что-то из старого фильма. Ася почему-то сразу представила, что маме эта мелодия очень бы понравилась: это было что-то из её молодости, и она наверняка назвала бы даже имена актеров, игравших в фильме. И удивилась бы, что Ася не знает. По другой стороне канала по направлению к пёстрым куполам Спаса-на-Крови почти непрерывным потоком двигались туристы. Если бы музыкант устроился играть там, на другом берегу, то открытый у его ног футляр был бы, конечно, полнее. Но он почему-то сидел здесь. Женя и Ася кинули ему монетки, но старичок не видел: он играл с закрытыми глазами. Они перешли по мосту на ту сторону канала, Ася ещё раз оглянулась. Удивилась, как всё это вместе весело и по-весеннему смешивается: разноцветные купола Спаса, старик на деревянном табурете, французская мелодия, многоголосый и разноязыкий туристический говор, шум проезжающих машин – всё приправленное мягкими лучами вечернего солнца, запахом бензина, воды и еды из открытых кафе.
У метро расстались: Женя жил где-то дальше по каналу, чуть ли не в Коломне.
– Зачем же ты со мной до метро пошёл? – упрекнула Ася.
– Какая разница, это всё равно по дороге. Я люблю пешком ходить.
– Так далеко?
– Да это совсем не далеко. И дорога красивая. Ты лучше мой телефон запомни на всякий случай.
– Я лучше запишу.
– А его легко запомнить: сначала номер оператора, потом война с Наполеоном, потом Великая Отечественная.
– Это как?
– Ты что, историю не учила? Война с Наполеоном – 812, Великая Отечественная началась в 41, а закончилась в 45. Значит, номер 8-…-812-41-45.
Ася вернулась домой с чувством, что это было хороший день. По большому счету, конечно, ничего особенного, но если бы это было можно, она положила бы его в маленькую красивую коробочку и оставила бы на память. Промозглым ноябрьским вечером такой день хорошо достать, и встряхнуть, как игрушку в прозрачном шаре, чтобы плыл по воде катерок, а вокруг крутились светлые домики и французская песенка.
Но сегодня нужно было ещё подготовиться к завтрашней экскурсии по Петропавловке. Конечно, если бы предстояла прогулка с милыми немецкими пенсионерами, то можно было спокойно рассказать то, что она знала. Но с капризным профессором дело обстояло иначе. С большой вероятностью он не захочет слушать про династию Романовых, но попросит рассказать о балках, стропилах или о чём там ещё думают архитекторы. Ася стала выдвигать ящики стола в поисках папки с записями экскурсий. Диплом гида-переводчика она получила, когда была ещё на втором курсе иняза. Папка нашлась в самом нижнем ящике, Ася вытащила её, и вдруг что-то маленькое выкатилось оттуда и, описав широкую дугу по полу, остановилось снова у Асиных ног. Это была старинная, в форме немного сплюснутого шара металлическая пуговица, украшенная красивым выпуклым узором и инкрустированная маленькими поблескивающими камешками.
Конец ознакомительного фрагмента.