Глава 2
Видеть то, чего не видят другие – это было привычное Асино состояние. Например, она всегда, сколько себя помнила, видела домовых – и у себя дома, и в гостях. Домовой, который обитал в Асиной квартире, был высокий для своего племени, больше полуметра, угловатый плечистый персонаж с длинной лохматой бородой. Маленькую Асю с её разбросанными игрушками, тоненьким плачем и недоеденной кашей он избегал, предпочитая общество их старого, почти всегда спящего кота. В детстве Ася часто видела, как домовой подсовывает под него, лежащего клубком в кресле, свои длинные угловатые руки и ноги – греется. Кот поднимал морду, смотрел на домового в упор, потом, как будто договорившись с ним о чём-то, снова спокойно засыпал. Теперь, когда Ася повзрослела, домовой перестал её избегать, да и кота уже не было в живых. Часто, сидя за рабочим столом за переводами или за чтением, она видела, как его угловатая тень стягивается позади настольной лампы.
На улице Ася тоже иногда видела тех, что предпочитали не показываться роду человеческому. Общаться с ними Ася никогда не пыталась, подобно тому, как она не стала бы спрашивать дорогу у пьяного в хлам мужика или узнавать время у фонарного столба. Так же не приходило ей в голову и то, что другие люди – даже папа с мамой – видят мир иначе, чем она. Тени, более или менее различимые, подёрнутые тайным сквознячком, она принимала также, как старые тополя за окном, прошмыгивающих в подворотне кошек или чиркающих в высоком летнем небе стрижей. Они были явно не отсюда: не из мира большого города с его шагающими мимо пешеходами, мчащимися автомобилями, магазинами и рекламными щитами. Но, тем не менее, они, эти тени, существовали, и маленькая Ася просто принимала это.
Ребёнком она иногда упоминала при родителях домового. Тот замирал, сосредоточенно глядя на взрослых, угловатая его тень подергивалась нервной рябью. Родители, улыбаясь, поддерживали «игру», снисходительно переглядывались. Домовой отмирал. Со временем все привыкли к упоминаниям о нём, он стал частью семейного фольклора, не скрываемого даже при гостях. Сказка о домовенке по имени Кузька нравилась всем, все смотрели этот мультик, так что такие «шуточные» разговоры удивления не вызывали. То он чашку надбил, то кота спугнул, то ключ от квартиры спрятал. Несправедливо обвинённый, домовой приходил к Асе и подолгу стоял рядом, тянул по ногам несуществующим сквозняком, демонстрируя молчаливый укор.
Понимание того, что Ася видит невидимое для остальных, пришло, когда ей исполнилось одиннадцать лет, и она перешла в пятый класс. До этого, пока она была младшей школьницей, все уроки проводила одна и та же учительница, ничем, кроме своего постоянства и не запомнившаяся. Занятия проходили в одном классе, и типовое школьное здание оставалось неисследованным, за исключением разве что столовой и спортзала. Теперь же, в пятом классе, начиналась кабинетная система, когда каждый урок вёл новый учитель, и на переменах надо было перетаскивать сумку с учебниками с этажа на этаж. Теперь Ася осваивала третий и четвёртый этажи, где в первый же день обнаружился длинноногий и длиннорукий, прыщавый и очень навязчивый призрак молодого человека в старомодной синей школьной форме со значком в виде красного развевающегося знамени на лацкане пиджака. Он имел неприятную привычку подолгу зависать перед кем-нибудь из учеников, беззвучно что-то втолковывая ему, сбивая тем самым с мысли.
«Как он тебя, наверное, достал сегодня!» – посочувствовала однажды Ася однокласснице Маринке, вокруг которой призрак болтался уже полдня. Маринка не поняла, о ком речь. Ася объяснила. Мысль о том, что за ней увивается некий старшеклассник, Маринке очень польстила, но то, что увидеть его почему-то у неё никак не получается, выводило её из равновесия. Проще всего было бы признать историю с навязчивым поклонником злой шуткой, но отказаться от такой нежданной удачи, которая сразу подняла бы Маринкин рейтинг в классе до невиданных высот, было совсем непросто. Со своей стороны, и Ася насторожилась: призрачный юноша стоял прямо перед ясным Маринкиным взором, но та, нервно одергивая форменную юбку, продолжала упорно расспрашивать Асю о его внешности.
Присмотревшись сначала к одноклассникам, а потом к учителям, прохожим, покупателям в магазинах и пассажирам в транспорте, Ася вдруг поняла, что они – все как один – не просто игнорируют призрачные тени, иногда встречающиеся на их пути, подобно тому, как взрослые игнорируют многие заслуживающие внимания вещи, например, синицу на ветке или тонкую корочку первого льда на луже возле дома. Они действительно не видят их!
Сделав это открытие, Ася расхохоталась.
Уверенность в том, что ей дано видеть мир, недоступный другим людям росла с каждым днём и находила всё новые подтверждения. Теперь Асе предстояло переоценить многое из того, что она знала о мире в свои одиннадцать. Взрослые, казавшиеся до сих пор всезнающими и почти всесильными, вдруг предстали перед ней смешными недотепами. Они были, словно увалень-отличник Виталик из её класса, который с умным видом шагал по коридору, гордо неся в кожаном портфеле свои пятерки, и не зная, что сзади у него на спине, на великоватом в плечах пиджаке приколото издевательское «Витька – лох!» Не могла уже больше вызывать у Аси такого трепета, как раньше классная руководительница Людмила Васильевна, строгая и правильная дама, знавшая как нужно вести себя в любой ситуации. Смешными и глупыми стали казаться её требования отступить три клетки слева и две сверху, обернуть дневник, не подпирать рукой голову во время урока. Какой смысл был во всех этих её требованиях, если через весь свой жизненный опыт, учительский стаж и очки она не могла видеть болтающегося у неё прямо перед носом и заставляющего раз за разом сбиваться и терять мысль длинного прыщавого призрака?
Много позже Ася осознала, что малый возраст, в котором она узнала о данном ей видении, уберег её от многих бед. Случись это открытие позднее, лет в тринадцать-четырнадцать, она наверняка послала бы куда подальше всю слепо-глухо-немую школьную дисциплину, натворила неведомо чего и, скорее всего, угодила бы в психиатрическую больницу. Но в одиннадцать многое из того, что она говорила и делала, взрослые объясняли просто живой детской фантазией. Училась она неплохо, в классе вела себя спокойно. К тому времени, когда Ася начала взрослеть, острота понимания своей необычности уже отступила. Она научилась чаще молчать и только слегка прищуривала глаза, замечая то, о чём другим не дано было знать.
Вот и сейчас, Ася, сощурив глаза, отвела взгляд от призрака несчастного архитектора, и снова предложила герру профессору подойти к Медному всаднику, но тот, взглянув на часы, решил:
– Думаю, на это уже не хватит времени, сегодня у меня ещё переговоры в издательстве. Я уже говорил вам об этом. И нам ещё нужно успеть распланировать наши встречи на эти пять дней. Может, мы присядем где-нибудь здесь, в каком-нибудь кафе? Кроме того, сейчас, когда мы немного познакомились, я хотел бы вам сделать одно предложение.
«Надеюсь, не интимного свойства», – уныло подумала Ася, и вслух сказала:
– Здесь рядом есть приятное кафе в русском стиле.
Снова пройдя через сквер с сиренью, перебравшись через поток автомобилей, Ася и господин Клуге свернули на Морскую. В кафе – где всё сплошь было в домотканых ковриках и вышитых рушниках – они сели за столик у окна, официант в широкой подпоясанной ярким кушаком рубахе принес чай и пироги: господин Клуге заказал с рыбой, Ася – с вишней. Профессор опять достал свой растрепанный ежедневник и начал просматривать записи.
– Итак. Завтра я еду в архитектурное бюро на конференцию. Там есть переводчики, владеющие специальной терминологией, так что вы мне будете не нужны. Послезавтра – тоже конференция. Но только с двух часов. Мы можем, наверное, успеть посетить ещё что-нибудь… – Он вопросительно посмотрел на Асю.
– Я бы предложила сходить в Петропавловскую крепость, оттуда начинался наш город, – сказала она. И подумала: там хорошо, там речной ветер, старая брусчатка, высокий шпиль золотой дорожкой скользит в облака.
– Отлично, – кивнул профессор и внес крепость в свой план, – В пятницу первая половина дня у меня тоже свободна. Может, какой-нибудь музей? Эрмитаж?
– Вы не были в Эрмитаже? – искренне и, наверное, не очень вежливо удивилась Ася.
– Я бывал в вашем городе только по делам. Я уже говорил вам, – обиделся профессор.
– Тогда, конечно, Эрмитаж, – решила Ася. Профессор сделал себе пометку и задумался, ручка в сомнении зависла над листом ежедневника:
– В субботу… Давайте пока на субботу не будем ничего планировать, возможно, мне предстоит дело, консультация в связи с реконструкцией одного здания. Пока я не уверен.
– В эту субботу у нас праздник: День города, – рассказала Ася, – На Невском проспекте будет шествие, а потом на Дворцовой площади – концерт. И праздничный салют вечером.
– Я вечером в субботу улетаю. Я писал вам, – напомнил господин Клуге.
«Зануда», – подумала Ася и вежливо улыбнулась профессору.
Он порылся ещё в своём ежедневнике, потом отложил его и сказал:
– Насчёт моего предложения. Я не оговаривал этого предварительно в письме, сначала мне нужно было с вами познакомиться. Я увидел, что ваш немецкий на достойном уровне. А во время экскурсии смог оценить ваш уровень знаний.
Ася поёжилась, подумала: «Зарубил мне половину экскурсии, какой уж тут уровень. Оценил разве что степень незнания профессиональных, архитектору важных, терминов. Замечательно просто!»
Но профессор сказал совершенно неожиданное:
– Мне показалось, что вы – человек тонко чувствующий и творческий, что вы не просто повторяете заученный текст экскурсии. На смотровой площадке, вы были взволнованы, хотя – как я догадываюсь – часто поднимаетесь туда. И, наконец, я видел, какими глазами вы смотрели на барельеф Огюста Монферрана. Меня поразил ваш взгляд, Ася. Вы смотрели на бронзовое изваяние, но видели за ним живого человека, со всей его трагической историей. И это именно то, что я искал, вас не зря мне рекомендовали.
Ася сощурила глаза, лукавую улыбку свернула до формата вежливо польщённой. Подумала: «Внимательный профессор!» Но тему эту нужно было скорее сменить, и она спросила:
– Вам меня рекомендовали? Кто? Я думала, вы просто нашли мою страницу на фейсбуке.
– Нет-нет, мне о вас написали. Понимаете, Ася, я искал не только гида, но и переводчика. Вы ведь занимаетесь письменными переводами?
Ася в очередной раз умилилась точности немецкого языка, в котором устный и письменный перевод обозначались двумя совершенно разными словами.
– Конечно, я и письменными переводами тоже занимаюсь, у меня есть соответствующая квалификация, – заверила она профессора, всё ещё гадая, кого нужно благодарить за рекомендацию. Может, кого-то из прошлогодних туристов?
– Видите ли, у меня заключен договор с одним издательством здесь, в Петербурге. Мы готовим книгу про моего прадеда, Фридриха Карловича фон Клуге. Он тоже был архитектором, правда, из его построек мало что сохранилось…. Всю свою жизнь прадед прожил в Петербурге. К счастью, в нашей семье остались фотографии, документы, а кое-что удалось найти и здесь, в городском архиве. Последние годы я работал над биографией Фридриха Карловича. Книга выйдет уже в этом году и сейчас нам нужен переводчик.
– Вы хотите успеть издать книгу в этом году? – уточнила Ася, – Но ведь работа над переводом займёт много времени…
Она тут же представила себе, что если согласится, то придётся сидеть над переводом ночами. Как же это было не вовремя: теперь, в разгар туристического сезона. И зачем только профессор приехал сейчас, его ведь, кажется, совсем не интересуют легендарные белые ночи. Мог бы подождать до зимы, когда солнечных дней здесь почти не бывает, ночи длятся бесконечно долго, и продуваемый всеми ветрами город тонет в сыром тумане и метелях, а туристы появляются разве что на Рождество. Вот тогда Ася бы обрадовалась возможности поработать над книгой, а сейчас почти все её дни были уже расписаны на два месяца вперед. И если сейчас браться ещё за срочный перевод…
– Да там уже почти вся работа сделана, – успокоил Асю профессор, увидев её сомнения. – Там речь идёт, кажется, только о подписях к фотографиям. Почему переводчик так неожиданно отказался закончить работу, я так и не понял, но тут как раз мне порекомендовали вас. Это было очень кстати, потому что времени не так много. Если вы согласны, то я бы хотел, чтобы вы прямо сейчас поехали со мной в издательство. Это возможно?
Ася вспомнила, что брат Петька сидит дома один, но ничего, не маленький уже, ничего страшного не случится, если она задержится ещё на час или два. Лучше ведь решить все вопросы сразу и съездить в издательство прямо сегодня, хотя бы для того, чтобы оценить объем работы, сложность текста и решить, браться ли ей за этот перевод. Ася согласилась, и уже засобиралась, потянулась к сумке, но профессор так и сидел, откинувшись на спинку стула, рассеянно смотрел через окно на шагающих мимо пешеходов и проезжающие машины и задумчиво крутил на пальце свой перстень. Потом он повернулся к Асе и почему-то немного смущенно сказал:
– И ещё я хотел попросить вас перевести одну небольшую запись, рукопись моего прадеда. Она посвящена особняку, в котором он жил здесь, в Петербурге, на Елагином острове. Но не только этому. Видите ли, мой прадед был человеком необычным, и текст может показаться вам странным. Я специально искал переводчика, который мог бы подойти творчески…
Профессор замолчал, так и не закончив предложения, потом поднял на Асю глаза и снова – как тогда в сквере перед собором – на его лице появилась так не идущая к нему смущённая ухмылка:
– Это странный текст, но мне, кажется, вы справитесь. Возьмётесь? Там совсем немного, одна страница.
Профессор достал из сумки и протянул ей отсканированную рукопись – действительно, всего-то один листочек, исписанный летящим красивым почерком. Глядя на бегущие по бумаге строчки, Ася вдруг непонятно чего испугалась, стала искать повод отказаться, но ничего не приходило в голову.
– Я, конечно, оплачу ваши труды, – неправильно понял её сомнения герр Клуге, – И спешки нет, думаю, вы можете работать над переводом рукописи три или четыре дня – сколько потребуется, хоть до моего отъезда.
Асе стало вдруг неловко за свои сомнения, она взяла из рук профессора листок. Странный текст? Переводчику, в общем-то, всё равно. Художественный текст в любом случае переводить приятнее, чем какие-нибудь юридические или технические документы.
– А как насчёт помощи с книгой? Я могу на вас рассчитывать? – снова спросил герр Клуге, беспокойно хмуря брови, глядя потерянно и вместе с тем требовательно и нетерпеливо. И Ася под этим взглядом пообещала, что поможет закончить перевод, хотя ещё не видела текста. В конце концов, кто в здравом уме откажется от возможности дополнительного заработка? Профессор архитектуры заметно повеселел и засобирался. Ася тоже открыла сумку, чтобы убрать копию рукописи, пожалела, что сейчас не сможет хотя бы мельком пробежать её глазами, чтобы узнать, о чём там говорится. Она успела выхватить только одно слово – оно повторялись сразу на нескольких строчках: слово «время».
– Пойдёмте, у нас мало времени! – поторопил её профессор.
На улице он достал визитку с адресом издательства. Оно находилось в переулке с незнакомым Асе названием, но оказалось, что это близко: возле Конюшенной площади. Можно было и пешком, но профессор предпочёл такси.
За окном, как в ускоренной съёмке, промелькнули Исаакий, Нева, Медный всадник, Дворцовая площадь и Эрмитаж. Ася, помня свои обязанности гида едва успела перечислить профессору и без того известные ему названия.
В издательстве Асе понравилось: это было несколько небольших комнат, заполненных коробками с печатной продукцией и забавными сувенирами. Атмосфера здесь царила рабочая и дружелюбная. Сотрудников было совсем немного: кто-то работал за компьютером, кто-то пил кофе, кто-то висел на телефоне. Директор, Юрий Николаевич, немолодой, энергичный мужчина, кажется, единственный здесь соблюдающий официальный стиль в одежде, очень обрадовался появлению новой переводчицы, заулыбался, потирая ладони повел её знакомиться с другими сотрудниками. С книгой дело обстояло именно так, как и говорил профессор: макет давно уже надо было отправлять в печать, а все подписи к фотографиям: где-то краткие, а где-то и до четверти страницы, всё ещё остались непереведёнными.
–Договор когда ещё был подписан, все сроки горят! – восклицал директор, описывая Асе весь ужас сложившейся для него ситуации. – Такое ощущение, что все, кто владеет немецким языком, сейчас мобилизованы на ведение экскурсий. Да что я вам объясняю, вы и сами знаете: сезон белых ночей.
– Я могу начать уже сегодня, – откликнулась Ася.
– Отлично! Отлично! – радовался Юрий Николаевич. – Хотя лучше бы вчера. Вы сможете приезжать сюда? Чтобы сразу ставить текст в макет?
– Наверное, – растерялась немного Ася, – Только я не знаю, как это делается.
– И не нужно. Я вам в помощники выделю художника. Он у нас за эти вопросы отвечает.
Директор махнул рукой в сторону одного из рабочих столов.
– Я не художник, а дизайнер, – прячась за монитором и заметно смущаясь, возразил будущий Асин помощник, наверное, её возраста парень, светловолосый, в растянутой кофте с капюшоном, весь какой-то забавный.
– Женя, ты главное, сделай быстро и без косяков, а не как обычно, – веско ответил Юрий Николаевич.
Асе тут же предложили подписать договор, и когда все формальности были улажены, директор пригласил их с профессором пообедать в ресторане. Ася как могла отнекивалась: ничего нет мучительнее для переводчика, чем эти полуофициальные обеды. Вроде бы и съесть что-нибудь хочется: сидишь перед полной тарелкой, а только положишь в рот кусок – так срочно надо переводить очередной виток застольной беседы. Юрий Николаевич довольно бегло говорил по-английски, так что, в конце концов, её отпустили домой, обещав выслать по электронке макет будущей книги.
Выйдя из издательства, переходя по мосту через Мойку, Ася подумала вдруг, что как раз где-то здесь, наверное, проходит граница, которую редко пересекают туристы. Пойдёшь направо – там тебе и Эрмитаж, и музей-квартира Пушкина, и концерты в Капелле, и магазины на Невском. А пойдешь налево – и ничего там нет до самого Летнего сада.
«Так, значит, перевод для издательства и три экскурсии, – прикидывала она, шагая к метро, – остаётся Петропавловка и Эрмитаж». Профессор, конечно, оказался клиентом капризным и немного странным. К прогулкам с ним надо было бы специально подготовиться, накопать какие-нибудь интересные архитектурные факты, вспомнить терминологию. Завтра они не встречаются, так что время есть. Обдумывая рабочие планы, она дошла до Спаса-на-Крови и повернула на набережную канала. И сразу почувствовала, что пересекла эту самую туристическую границу. Оказавшись в густой толпе, отругала себя, что выбрала этот маршрут. На сегодня-то уже отработала, могла бы пройти спокойными, тихими улицами.
«И города-то они не видят, топчутся все на одном пяточке вокруг Невского. А потом рассказывают, что побывали в Петербурге» – то ли с грустью, то ли с раздражением думала она, спускаясь в метро.