В Багдаде было совсем неспокойно. Здесь словно воздух пропитался тревогой. Стоило открыть окно машины и вдохнуть его, как у тебя начинало учащенно биться сердце.
В город они въезжали в день, вернее даже в ночь, окончания ультиматума Джорджа Буша. Он сказал, что дает Саддаму Хусейну время, чтобы тот убрался из страны и тогда конфликт этот разрешится миром. Но если иракский диктатор ослушается, то его страну будут бомбить американские самолеты и топтать ботинки американских солдат, а так же солдат из армий ее сателлитов. Мог сам Буш выполнить аналогичный приказ кого-нибудь из правителей африканской страны? Да и Хусейна это бегство спасти не могло. Его должны были перехватить в первом же аэропорту, его нашли бы даже на необитаемом острове, посреди Тихого океана. Потом его посадят в тюрьму, а дальше устроят фарсовую постановку, наподобие Гаагского трибунала, как это случилось со Слободаном Милошевичем.
Все понимали, что на следующий день начнется война. Она приближалась неотвратимо, как метеорит, который обязательно попадет в Землю и ничто уже не сможет этому помешать; ни доблестная команда космических бурильщиков, ни ядерные ракеты. Ощущение было таким же скверным, как у героев старой книжки Невила Шюта «На последнем берегу». В ней разразилась ядерная война и почти весь мир погиб, кроме Австралии. Просто она лежала слишком далеко от тех мест, куда попадали ядерные ракеты, но радиоактивное облако постепенно расползалось по всей земле. Вскоре оно должно накрыть и Австралию, а ее обитателям остается лишь ждать, когда это произойдет, доживая последние свои дни или месяцы. По тому, как умолкают радиостанции на побережье – в Дарвине, который когда-то подвергся налетам японской авиации, жители континента понимают, что радиоактивное облако добралось и до их страны. Точно так же вначале затихнут радиостанции на границе Ирака, а потом и те, что находятся в глубине страны. Тогда иракцы поймут, что радиоактивное облако подбирается к столице.
Дороги были пустынными, только ближе к Багдаду на бензоколонках стояли очереди, как будто объявили, что завтра бензин подорожает или что запасов его в стране осталось мало. Бензин здесь, в отличие от России, обладающей огромными запасами нефти, стоил сущие копейки. В очередях, видимо, стояли последние из тех, кто хотел покинуть столицу, прежде чем начнется война. Через стекла машин за происходящим наблюдали дети и женщины. Уезжали семьями. Паники еще не было. Люди пока не начали вырывать друг у друга канистры, наполненные бензином.
Сергей живо представил, как те, кому не хватит бензина, начнут охотиться на дорогах за бензовозами, заманивая их в ловушки, совсем как загоняющие мамонта первобытные люди. От этого зависела их жизнь. Они будут опутывать его сетями, пить его кровь, вернее бензин. Впрочем, пока еще Сергей был бы рад увидеть такую картину наяву. Она могла послужить основой для великолепного репортажа в духе «Безумного Макса».
Витрины магазинчиков, располагавшихся на первых этажах жилых домов, наглухо закрывали жалюзи. Такое часто случается, когда, например, проходит футбольный матч, и их владельцы боятся, что фанаты проигравшей команды начнут крушить все, попавшееся им на дороге. Спустя какое-то время на жалюзи оставляют свои следы художники граффити. Иногда у них получаются настоящие шедевры.
Из-за закрытых магазинов город казался слишком мрачным. Обычно в это время здесь кипит торговля, а зазывалы на все лады расхваливают свои товары, пытаясь соблазнить туристов купить что-нибудь.
Изредка проезжали машины. На перекрестках и на мостах возвышались временные укрепления, сложенные из бетонных блоков или из мешков с песком, а за ними стояли установки для пуска ракет. Но их было слишком мало и возможно, что где-то были подготовлены скрытые точки для ведения ракетного обстрела.
Со своим оператором Сергей Громов прошел уже несколько горячих точек, и они понимали друг друга без слов, но накануне этой поездки Игорь сказал, что решил уходить на другой канал.
– Скорее всего, это наша крайняя с тобой поездка, – сообщил он.
Оператор сказал именно «крайняя», как будто заразился суеверием у летчиков, которые никогда не говорят о полете «последний».
– Предатель, – сказал ему Сергей, но отговаривать не стал, потому что там, куда Игорь уходил, ему пообещали платить на треть больше, чем на нынешней работе.
– Да не переживай ты, Серега. Будем помимо работы встречаться. Да еще мы с тобой все равно будем сталкиваться в одних и тех же местах…
На государственных учреждениях: школах, казармах, полицейских участках во множестве висели плакаты с изображением Саддама Хусейна. Он улыбался, пытаясь смотреть проникновенно, играя роль отца народа, заступника и волшебника. Чем-то это напоминало Москву советских времен, когда на улицах были вывешены плакаты с наглядной агитацией о победе коммунизма. Но эта реклама была не столь эффектна. Следовало нарисовать Хусейна с автоматом в руках, как он топчет американский флаг или лучше, как он бьет каблуком своего сапога по изображению США, и штаты рассыпаются на осколки, будто сделаны из стекла.
В наглядной агитации с мирных времен здесь почти ничего не изменилось. Изменилось иракское телевидение. Если раньше по нему транслировались низкобюджетные сериалы про любовь, поскольку местные производители не могли вкладывать в съемки такие же деньги, что и за океаном или даже в России, показывались свадьбы, то сейчас эта машина заработала на пропаганду. С экранов телевизоров не сходили показательные выступления иракских элитных частей, которые размахивали автоматами и прочим оружием, давая понять, что если враг ступит на их землю, то они покажут ему «кузькину мать», передавались армейские марши и митинги, участники которых держали в руках портреты Саддама Хусейна. Они несли их, как иконы, будто изображение лидера могло защитить от пуль и осколков лучше, чем бронежилет или толстый слой земли с железобетоном.
Гостиница «Аль Мансур» располагалась поблизости от того места, где стояли тарелки турок. Они-то и обеспечивали перегон отснятых материалов, прямые включения корреспондентов. Логично было жить где-то рядышком с тарелками, вот и приехали они сперва искать номер в эту гостиницу.
Первым, кого увидел Сергей, подъезжая к гостинице «Аль Мансур», где они намеревались обосноваться на время командировки, оказался оператор с одного из российских каналов. Тот стоял возле входа, дышал свежим воздухом, курил, а непринужденная его поза наводила на мысли, что он раздумывает – куда бы податься этим вечером. Очень приятно встретить соотечественника в такой дали от дома.
– Привет, – сказал Громов, выбравшись из машины.
– Привет, – заулыбался оператор, раскрывая руки для объятий.
– Ты давно тут? – спросил Сергей и тут же добавил: – В Багдаде в смысле, – подумав, что оператор может решить, будто его спрашивают – давно ли он стоит перед входом.
– Неделю уже.
Тем временем, Игорь вытащил из машины часть поклажи, положил ее на асфальт, подошел к оператору, обнял его, да так, что Сергею показалось, будто он слышит как трещат кости и у того, и у другого. Водитель такси, подбросивший их до гостиницы, смотрел на происходящее с умилением.
– И как? – спросил Сергей.
– Пока ничего. Вот завтра посмотрим, что тут будет, – оператор взглянул на часы, прикидывая сколько осталось до наступления завтра. – А вы только приехали?
– Да. Хотим поселиться в «Аль Мансуре».
У оператора буквально на лоб полезли глаза.
– Ой, не советую я здесь селиться.
– Что так? – спросил Сергей.
– Здесь вокруг гостиницы располагаются комплексы правительственных зданий, ну министерства разные и прочее. Американцы объявили их своими первоочередными целями. Говорят, там еще посты зенитной артиллерии установлены. Так что… ну, сам понимаешь – шарахнут по ним в первую очередь, а то, что американцы трубят, будто у них высокоточное оружие и они попадают белке в глаз с расстояния десять километров – фуфло. Мажут. По гостинице могут попасть в любой момент.
– А ты, камикадзе, что тут делаешь? – засмеявшись от таких объяснений, спросил Игорь.
– Я вещи свои забираю. Мы тут раньше обитали, но сейчас уже все свалили в «Палестину».
– Мы тоже тогда туда хотим, – сказал Игорь.
– Не получится, – сообщил оператор, – мест нет.
– Точно?
Оператор кивнул.
– Ладно, Игорь, поехали и спросим, – сказал Сергей, – может, для нас что найдут?
Ехать до «Палестины» было минут пятнадцать. Сергею не хотелось жить где-то на отшибе. Тогда до него все новости станут доходить с таким опозданием, что уже и новостями быть перестанут. Сотрудник гостиницы «Палестина» подтвердил, что селиться некуда, мест нет, и развел руками.
В холле гостиницы плиткой на полу был выложен американский флаг, и все желающие об него могли вытереть ноги. Судя по тому, как стерлись плитки, воспользовались этой возможностью многие. Сергей, увидев это, вспомнил кабинет Владимира Жириновского в Госдуме. Там возле двери лежал половичок, на котором были вытканы изображения Зюганова, Немцова и Явлинского. Все, кто входили в кабинет лидера ЛДПР, вытирали ноги о политических противников Жириновского на радость хозяина апартаментов.
– Мы русские. Из Москвы, – объяснял Громов.
Это был очень весомый аргумент, потому что Россия выступала против американского вторжения в Ирак, а узнав, что в гостиницу хотят заселиться русские, местные сотрудники запросто могли отправить на улицу кого-нибудь из представителей западной демократии.
– Пока мест нет, – повторял сотрудник гостиницы, стоявший на рессепшене. – Вот дня через два – точно появятся.
– Откуда такая уверенность? – спросил недоверчиво Сергей.
Он подумал, что от них просто хотят отделаться, давая несбыточные обещания, надеясь, что, помучившись, они все-таки найдут пристанище в другой гостинице и сюда уже больше не придут.
– Приезжайте. Сами убедитесь. Я обещаю. Через два дня места будут.
Только сейчас Сергей обратил внимание на то, что часы на стенке, под которыми подписаны названия городов Лондон, Нью-Йорк, Токио, показывают очень странное время. Оно конечно должно было отличаться на несколько часов. Но в том то и дело, что и минутная стрелка тоже показывала другое время.
– А чего это у вас часы такое странное время показывают? – не удержался от вопроса Громов.
Сотрудник гостиницы обернулся, посмотрел на часы, висевшие на стене, потом перевел взгляд на Сергея.
– Слушай, дорогой, ну какая разница, двадцать минут назад, двадцать минут вперед?
– Действительно, – кивнул Сергей.
Правда слова эти наводили на мысль о том, что через два дня никаких свободных мест в гостинице не окажется.
Хотя, вероятнее всего этот сотрудник гостиницы работал в местной спецслужбе. Потом Громов узнал, что в «Палестине» жило множество американских журналистов. Через два дня их объявили шпионами, но в тюрьму не посадили и допрашивать не стали, а просто выслали из страны.
– Ладно, через два дня мы вернемся, – сказал Сергей, пытаясь придать своему голосу интонации, с которыми о грядущем возвращении сообщал Арнольд Шварценеггер в фильме «Терминатор 2».
– Будем ждать, – заверил сотрудник гостиницы.
– Говорил я вам, что мест нет, – сказал оператор. Он все еще стоял на улице, но сигарету уже докурил.
– Есть тут еще гостиницы поблизости? – спросил Сергей.
Вообще-то накануне поездки он раздобыл список багдадских гостиниц с адресами и даже собрал отзывы о проживании в них.
– «Аль Рашид», – сказал оператор. – Придется вам немного пожить там. А скоро сюда сможете переселиться.
– «Аль Рашид»? – переспросил Сергей. – Ну хорошо пусть будет так.
Гостиница эта пользовалась недоброй славой и слыла местом, где велась прослушка. Вроде бы во всех номерах там стояли жучки, а держал ее местный аналог ФСБ. Подобные гостиницы была неким фильтром, где проверялось лояльность приезжающих в Ирак, к существующему режиму. Те; кто селился в нее в мирное время, рассказывали, что если они вечером возносили хвалу Саддаму Хусейну, то наутро в номере чудесным образом появлялись свежие фрукты, а тех, кто Хусейна критиковал, просто выселяли, ссылаясь на то, что номер, дескать, был забронирован и пожить в нем пустили неосторожных постояльцев лишь на день-другой.
– Мы, как войдем в номер, громко заявим о своей любви к Саддаму Хусейну, – заявил Игорь после того, как Сергей рассказал ему обо всех этих слухах. – Кстати, я бы сейчас от фруктов не отказался. И вообще, есть я уже хочу.
– Фрукты только утром будут, – сказал Громов, – к тому же нам еще надо зарегистрироваться в пресс-центре и получить карточки аккредитации для работы.
– Может завтра? – спросил Игорь, скорчив недовольную гримасу и погладив себя по животу, намекая на то, что голоден.
– Завтра уже война начнется, – строго сказал Сергей, – и будет точно не до нас. Надо ковать железо пока горячо.
– Завтра будет еще горячее, – резюмировал Игорь, но спорить больше не стал. – Зря я шмотки вытаскивал.
– Кто же знал, что мест в «Палестине» нет? – пробурчал Громов.
Игорь положил сумки и аппаратуру обратно в багажник машины.
– Ну и что вы приехали сюда на ночь глядя? – неприветливо встретил Сергея с Игорем чиновник, сидевший в кабинете, что располагался на седьмом этаже здания Министерства информации. Здесь размещалась группа, которая занималась аккредитацией русских журналистов.
Видать соотечественников сюда приехала туча, если для них специальный отдел создали, подумал Сергей.
Вообще-то название министерства информации на местном наречии звучало для наших журналистов полной абракадаброй. Громов запомнил лишь, что в нем есть что-то похожее на «талялям»
– Мы вам документы все равно сейчас не сделаем, – продолжал чиновник, – «Талялям» объявлен в качестве приоритетных целей, – гордо заявил он, чуть выпячивая грудь. – Может здесь нас завтра и не будет уже. Может всего здания завтра уже не будет, – закончил он, но потом похоже подумал, что последняя фраза звучит не очень патриотично, и если начальники ее услышат, а в комнате, как и в «Аль Рашиде», наверняка была установлена прослушивающая аппаратура, то по головке не погладят. Он попытался что-то еще добавить к сказанному, но так ничего не придумал, лишь гордо вскинул голову вверх.
– Мы без документов работать не сможем, – заявил Громов, – вот камеру завтра вытащим на улицу, и любой патруль может нас принять за шпионов.
Ему до чертиков надоело проходить в каждой стране процедуру аккредитации.
– Не примет, – принялся убеждать чиновник. – Вы ведь в гостинице поселились?
– Да, – кивнул Сергей.
– В какой?
– В «Аль Рашиде».
– Отлично, очень хорошая гостиница, – воодушевленно продолжал чиновник, очевидно знавший о том, что гостиница напичкана жучками. – Покажите патрульным карточку, которую вам в гостинице дали, и они вас за шпионов не примут. Это ваша прописка, доказательство того, что вы приехали на легальных основаниях.
«Такие картонки не трудно и подделать, достаточно иметь цветной ксерокс», – размышлял Сергей.
В министерство их пропустили без проблем, на входе не спросили документы, не стали записывать, кто они такие, откуда приехали, и даже не потрудились проверить – что лежит в их сумках. Да они могли пронести в здание десяток килограммов взрывчатки, автоматы, устроить здесь кровавую бойню, ворваться в кабинет министра и убить его на рабочем месте, бегать по кабинетам и коридорам, уничтожая всех, кто попадется на пути, как в игре «DOOM». Сергей вспоминал, насколько трудно проникнуть в российские министерства. С улицы, без предупреждения, никого туда не пустят. Надо звонить в пресс-службу, договариваться о встрече с нужным чиновником, ждать, когда тебе перезвонят с ответом. Охрана на входе сверится со списком – есть ли в нем твоя фамилия, и только найдя ее и, проверив паспорт, потому что аккредитационное удостоверение для охранников документом не является, пустят внутрь.
– Приходите завтра, – резюмировал чиновник.
«Как – завтра? – хотел закричать Сергей. – Ты ведь сам сказал, что завтра здесь никого может и не быть». К тому же, он хорошо уже знал это «завтра», может означать «никогда».
В коридорах министерств было многолюдно. Сергей подумал сначала, что так много журналистов приехало в самое последние время и сейчас они ждут – когда же решится их участь и когда же, наконец, им выдадут разрешение на съемки. Однако оказалось, что накануне войны «Талялям» решил провести переаккредитацию. Всем выдавались бланки нового образца.
– Получить аккредитации можно лишь с разрешения вышестоящего начальства, на седьмом этаже, – заключил чиновник, ткнув пальцем в потолок, из чего следовало, что оно, начальство, находится действительно несколькими этажами выше.
Кстати, подумал Громов, вряд ли оно устроилось на самом последнем, в пент-хаусе. Там, по слухам, располагалась зенитная установка. И уж конечно, руководство «Таляляма» не будет марать руки, отражая налет американской авиации.
Из жеста чиновника, правда, можно было сделать вывод, что в местной иерархической лестнице служба по работе с русскими журналистами занимает далеко не самое последнее место, если она располагается аж на седьмом этаже. Осталось выяснить – сколько всего этажей в здании и насколько близко Сергей подобрался к небожителям.
– Приходите завтра, – закончил чиновник.
Громов понял, что уговорить его на этот раз не получится и вышел на улицу. Возле «Таляляма» стояло много русских журналистов. Сергей стал выяснять у знакомых и не очень у знакомых – как ему поступить дальше. Был уже вечер, но это был не тот случай, когда надо решение проблем откладывать на утро. Оно не мудренее.
– Не знаю, как вас, но нас приглашал посол на беседу, – объясняли ему ситуацию. – Если вы желаете спокойно работать, если желаете чтобы о вас знали, надо в посольстве зарегистрироваться. Ну, сообщить – кто вы, откуда, сколько здесь пробыть собираетесь. Номер своего телефона оставите. Все вам спокойнее будет, когда здесь начнется заварушка и придется из города выбираться. Тут лучше держаться всем вместе.
– Точно, – кивнул Громов, вспомнив мушкетерский девиз. – Но ведь поздно уже. Есть там кто-нибудь сейчас?
– Попытка не пытка. Думаю, что есть. Ночью срок ультиматума истекает. Наверняка, сейчас посольство в полном составе на работе.
Потом и вовсе выяснилось, что посол этим вечером просил всех русских оставшихся в Багдаде, а это были исключительно журналисты, приехать к нему.
Сергей посмотрел на Игоря.
– Я понял, – сказал тот. – Едем в посольство?
– Конечно.
Багдад находился куда как ближе к экватору, чем Москва и солнце здесь тонуло за горизонтом очень быстро, а сумерки наступали буквально за несколько минут. Точно и вправду на небо забирался крокодил из сказки Корнея Чуковского, и солнышко проглатывал, а медведи, один из которых крокодила заломал и солнышко из его пасти освободил, здесь не водились.
Климат был таким же, как в Египте, а март – золотым временем для отдыха, когда еще не слишком жарко днем, но уже и не холодно, а лишь прохладно вечерами, да и то по местным меркам. Сергею было комфортно в майке с коротким рукавом. Температура воздуха перевалила за двадцать пять градусов.
Комплекс зданий российского посольства опоясывал трехметровый кирпичный забор, а поверх него вилась колючая проволока. Кирпич был желтым, шероховатым, точно его делали из песка, которого в пустыне хватило бы на то, чтобы возвести стену вокруг всей земли.
Вход на территорию посольства перегораживал опущенный шлагбаум, выкрашенный белыми и красными полосами, как на границе, а рядом с ним стояла жестяная будка, размером немногим больше телефонной. В ней коротал время не Чебурашка, полицейский.
Толпа журналистов подошла к посольству. Попасть на территорию было совсем просто, достаточно перемахнуть через шлагбаум, а высотой он был на уровне пояса – то есть пониже, чем ставили планку для прыжков в высоту на уроках физкультуры.
– Зачем идете? – спросил полицейский. Он так и не выбрался из будки.
– Сахафейн руси, – сказал ему кто-то, а Сергей постарался запомнить это словосочетание, означавшее «русские журналисты». Вдруг потом пригодиться? Полицейский этим ответом удовлетворился, поднял шлагбаум.
За забором было всего два здания – одно жилое пятиэтажное, второе трехэтажное – административное. Что там располагалось за ними: детская площадка, спортивная или место, где сотрудники посольства во время выходных могли пожарить спокойно шашлык, чтобы никто из местных их не видел, Сергей так и не разглядел. Они попали во внутренний двор, где на небольшой асфальтированной площадке стояло с десяток посольских машин – все «Тойоты» разных моделей, включая внедорожники.
Если уж их всех и приглашали к послу, то двери в административном здании все равно держали закрытыми. Кто-то из тех, кто шел в первых рядах толкнул дверь, но она не поддалась. Тогда один из журналистов воспользовался приспособлением, похожим на обычный домофон, которым не забыли снабдить дверь. Громов услышал, как запищал звонок, потом в дверь на всякий случай еще и постучали, а спустя секунду из домофона послышался чуть искаженный мужской голос:
– Вы кто?
Сказано это было по-русски и можно было ручаться, что отвечавший, с помощью установленной над дверью видеокамеры уже успел рассмотреть, кто пришел к посольству. Вопрос был задан для проформы.
– Журналисты, – раздалось недовольно в ответ.
После таких слов в ответ должно было прозвучать нечто вроде: «Ой, как мы рады вас видеть, мы вас ждали», – но такие фразы не входили в лексикон человека, обслуживающего домофон. Он ограничился лишь коротким: «Входите», – после чего замок пискнул, дверь слегка дернулась и отворилась.
– Вам немного придется подождать, посол сейчас очень занят, – говорил журналистам сотрудник посольства, сопровождая их в небольшую комнату, где стояли стулья вокруг стола, а у дальней стены – телевизор, как оказалось оснащенный спутниковой антенной.
Сергею очень хотелось спросить, сколько ждать, но он и так знал, что на этот вопрос никто ему точно не ответит.
Комната была завалена вещами, среди которых преобладали сумки с аппаратурой, штативы, убранные в матерчатые кофры, видеокамеры. Игорь снял с плеча видеокамеру, с которой традиционно не расставался ни на миг, таскал повсюду, проклиная свою незавидную судьбу. Изредка он в спорах с Сергеем вставлял фразу:
– А ты попробуй, потаскай эту железяку.
– Судьба у тебя значит такая, – отвечал ему Громов, тоже заготовленной фразой, в очередной раз думая, что все время носить с собой камеру, вес которой был почти таким же, как и у пудовой гири, он точно не смог бы.
Пока посол занимался неотложными делами, поговорить с журналистами вызвался заместитель главы дипломатической миссии. Он сообщил, что готовится эвакуация посольства и всех журналистов – они ведь единственные из граждан России, еще остающиеся в Багдаде.
«Русские на войне своих не бросают», – вспомнилась Сергею фраза из фильма «Брат-2». Всех остальных давно уже вывезли, в том числе и членов семей посольских работников. Многие уехали еще до того, как объявили двухнедельный ультиматум.
Немедленного ответа от журналистов не требовали.
Громов погрузился в мрачные размышления. С одной стороны ему надо было немедленно уезжать из Багдада. Здесь будет война, настоящая война, куда страшнее той, что он видел в Югославии, потому что одними бомбежками дело не ограничится. Они будут лишь первой фазой операции, а потом начнется наземная часть. Да и приехал он сюда лишь сегодня. Вот если пожить здесь хотя бы неделю, то тогда у руководства не возникнет никаких вопросов, не потребуется объяснять, почему он уехал. За неделю можно передать в Москву несколько сюжетов об обстановке в городе и окрестностях, а если он уедет сейчас, то поездка в Ирак окажется напрасной. Придется писать кучу объяснительных. Причем он допускал возможность, что вся эта история закончится его увольнением. С президентом канала, который был у руля вот уже года два, у него сложились очень плохие отношения. Сергей считал его недоумком, да еще и с комплексом Наполеона. Начальник мог очень быстро довести телекомпанию до полнейшего краха и оставалось только молиться, чтобы его побыстрее сняли с должности или ему на голову упал кирпич. Один человек пострадает, зато скольким от этого лучше станет? Но надеяться на скорую кончину ненавистного руководителя не стоило, потому что выглядел он бодрячком, лет на десять моложе, чем ему было на самом деле, а Громов даже стал подозревать, что начальник питается энергией своих подчиненных. Вот выпьет у них все жизненные соки и отправляется на новую должность – вампирствовать там. Сергей своих взглядов не скрывал. Его высказывания наверняка дошли и до ушей начальника, благо доброжелатели были, но на ковер он нелояльного сотрудника не вызывал, затаил только обиду и ждал – когда представится удобный случай от него избавиться.
Пошло все к черту, мысленно взвесив «за» и «против», решил Сергей, буду я еще бояться этого старого маразматика.
– Сваливаем? – спросил у него Игорь.
– А ты как думаешь?
– Если все сваливать будут, то и нам надо.
– Я тоже так думаю.
– Эта поездка сильно смахивает на экскурсию.
– Не каркай, – заметил Громов, – мы еще не уехали. Да и какая же это экскурсия, если мы тут ничего не видели?
– Можем сейчас погулять в окрестностях. Багдад – город древний. Когда еще тут окажемся? А машины к границе пойдут утром. До утра еще вся ночь впереди.
– Ох, что-то мне не хочется, – сказал Сергей.
– Шучу я. Мне тоже не хочется.
За время ожидания они, прыгая по каналам, успели отсмотреть чуть ли не все новостные передачи от российских и ВВС до местного канала «Аль Манар», выискивая рассказы о событиях связанных с Ираком. Этим вечером лишь одна группа из присутствующих в комнате отправляла свой сюжет в Москву. Им позволили смотреть свой канал до тех пор, пока не показали их сюжет. Он прошел почти в самом начале программы. Как только он закончился, телевизор тут же переключили на другой канал.
После слов заместителя посла сразу возник вопрос – все собираются ехать или кто-то склонен остаться? Если кто-то останется, то придется оставаться и всем остальным, если уезжать – то тоже всем. Оказалось, что еще не все телевизионные группы, находящиеся в Багдаде, приехали в посольство, а без них этот вопрос решать было нельзя.
Ждать посла пришлось часа полтора.
«Вот он, посол», – понял Сергей, когда в комнату вошел мужчина ростом под два метра и весом никак не меньше ста двадцати килограммов. И еще Сергей подумал, что послу очень плохо приходится на улице в жару. Он и в этой комнате с кондиционером, то и дело подносил платок ко лбу и стирал выступающий пот.
У телевизора выключили звук.
– Существует последняя возможность эвакуации через территорию Ирана, – начал посол. – Иракские власти дают нам коридор. Есть договоренность с Ираном. Я предлагаю вам всем эвакуироваться из города. Еще раз напоминаю, что это, вероятно, последняя возможность. Мы готовы взять всех вас в кортеж. Когда он уедет, то здесь вы останетесь одни на свой страх и риск.
Короткая речь звучала очень зловеще. Впору было проводить голосование – кто согласен ехать, а кто выступает против этого решения. Но и без этого, Сергей знал, что большая часть журналистов готова отравиться в Иран вместе с посольским кортежем, а те, кто остался в меньшинстве, должны были такому решению подчиниться. Оставаться в Багдаде было слишком опасно. Но если уж уезжать, так всем вместе, так что все равно пришлось бы ждать тех, кто пока в посольство отчего-то не приехал.
– Ну почему они не приехали? – возмущался посол. – Я же всех просил.
В итоге всем пришлось оставаться на ночь в посольстве. Ждали остальных журналистов и первый налет на Багдад.
Сергей поймал себя на мысли, что постоянно смотрит на часы и считает – сколько осталось до полуночи. Очень мало. С наступлением нового дня начнется американская операция «Шок и трепет». Вряд ли Багдад будут бомбить в первые же минуты, поскольку самолеты не курсируют в районе границы, ожидая, когда им отдадут приказ сбросить бомбы на иракскую столицу. Они стоят на палубах авианосцев в Персидском заливе и ждут приказа.
Обстановка в комнате была очень напряженной. Никто не спал, все смотрели телевизор, как будто хотели найти тот канал, где транслировали картинку с видеокамеры, установленной на американском бомбардировщике. Это дало бы возможность вычислить, когда им ждать беду. Правда, такой картинки нигде не было.
Громов за этот долгий день устал. Ему хотелось немного отдохнуть, но он все-таки боролся со сном. Еще он догадывался, что обитатели города, те, кто не уехал, тоже не спят, подходят к окнам, слушают – не раздастся ли рев приближающихся самолетов. До двух часов ночи стояла тишина, а потом ее разорвал вой воздушной тревоги. Выходило, что бомбардировщики поднялись в воздух почти сразу же, как истек срок ультиматума. У пилотов, точно свербело в одном месте. Они никак не могли спокойно провести эту ночь. Им просто жизненно необходимо было обрушить на головы багдадцев тонны смерти.
– Все в бомбоубежище, – закричал, вбегая в комнату, заместитель посла.
Сергей подумал, что увидит бетонный подвал, но бомбоубежище оказалось сварной трубой диаметром метра в два с половиной, закопанной в землю рядом с административным зданием. В него вела металлическая лестница.
– Бомбоубежище оборудовано автономными системами жизнеобеспечения, – пояснил заместитель посла.
Похоже, что здесь был только генератор, очень слабый, потому что его мощности хватало лишь на то, чтобы едва поддерживать жизнь в нескольких лампочках. Они светили очень тускло.
Надеюсь, вентиляция здесь работает, подумал Сергей, а то мы просто задохнемся.
Он чувствовал – как постепенно поднимается температура воздуха, становится жарко и душно. Ему здесь было очень неуютно. Он ведь понимал, что это бомбоубежище не выдержит прямого попадание. Пусть даже бомба, которую на них сбросят, взорвется на поверхности – этого будет достаточно, чтобы всех их тут завалило на веки вечные. Сергей Кожугедович Шойгу и его спасатели находятся за тридевять земель и не смогут сюда прилететь, а местным – будет не до русских. У них и своих проблем окажется по горло. Схожие мысли Сергей читал и в глазах своих коллег. Еще не факт, что лучше здесь во время бомбежки находиться. От осколков оно убережет, но Сергей уже начинал испытывать приступы клаустрофобии.
Бомбоубежище рассчитывали так, чтобы в нем хватило места на всех сотрудников посольства и членов их семей. Сергей сел на лавку, что шла вдоль стен. Лавка была очень жесткой. Посидишь на такой часок-другой наживешь себе громадный синяк. Сергей не знал, отчего лавки в бомбоубежище не сделали поудобнее. Очевидно, ее проектировали те же, кто занимался оснащением отечественных самолетов или автобусов ПАЗ, то есть потомки спартанцев, для которых слово «комфорт» было сродни ругательству.
Дверь в бомбоубежище не стали закрывать наглухо. Если бомба взорвется поблизости – закрытую дверь запросто может заклинить в проеме. Открыть ее будет очень трудно, без автогена тогда не обойтись. А в бомбоубежище, конечно, не было ни его, ни того, что могло бы его заменить.
В щель тянуло свежим воздухом. Эта труба, закопанная в землю, была очень плохим склепом и очень плохой братской могилой.
Жаль, что здесь не установили телевизор, подумал Громов. Они ведь тогда в прямом эфире смогли бы наблюдать за тем, как бомбят Багдад. Западные телекомпании любят показывать такие кадры.
Поначалу все молчали, пытались расслышать звуки выстрелов, вой сирены, отголоски боев, что развернулись в небе над Багдадом, но постепенно так сидеть всем надоело, да и любопытство пересиливало чувство тревоги.
Громов уже и не помнил, кто первым предложил выбраться наружу – посмотреть, что там творится. Это было сущим безумием. Он вспомнил сербов, которые не то, что по бомбоубежищам во время натовских авианалетов не сидели, а напротив собирались в это время в центре Белграда, да еще вешали на груди картонки, на которых рисовали мишени.
– Только не все сразу, – попросил посол.
Он был вынужден согласиться с этим предложением. Не станешь же силой удерживать в подземелье сумасшедших журналистов? Хорошо еще, что никто из его подчиненных такие идеи не высказывал.
На поверхность отправились первыми те, кто сидел поближе к выходу. Они вернулись спустя минут десять, которые показались Сергею слишком долгими. Он уловил запах табака, и ему самому захотелось курить. Он стал ощупывать карманы в поисках сигарет, но все никак не мог их найти. Видимо, они лежали в сумке.
– Сигареты у меня есть, – сказал ему на ухо Игорь, – можешь не искать.
– Как там? – послышалось из подземелья.
– Спокойно. Город, похоже, вообще не бомбят.
– Не бомбят? А что мы тогда тут делаем?
– Воздушная тревога еще не отменена, – напомнил посол.
– Пошли, – Игорь толкнул Сергея, кивая на выход. Он решил воспользоваться тем, что остальные журналисты были заняты разговором.
– Пошли, – согласился Громов.
Он невольно втягивал голову в плечи, отчего-то думая, что вокруг должны свистеть осколки авиабомб, но на поверхности было на удивление тихо. Даже вой сирены прекратился. Громов вдохнул свежий воздух, показавшийся ему очень чистым и вкусным по сравнению с тем, каким он дышал в подземелье. Выпрямившись в полный рост, он взял сигарету, которую протянул ему Игорь, закурил.
Небо было черным. Сергей все смотрел в ту сторону, откуда должны были появиться самолеты. Он глазам своим не поверил, когда различил две светящиеся точки, подумал, что у него глаза слезятся, и это отблески звезд, а не огоньки, сверкающие под крыльями самолетов. Не трудно догадаться, что это за самолеты. Уж точно не пассажирские лайнеры, которые решили сесть в аэропорте Багдада. Там давно уже никто из них не садился. Сергей смотрел на самолеты заворожено, боялся потерять из виду, словно от этого что-то зависело. Небо пронзили линии трассирующих пуль, но все никак не могли нащупать юркие самолеты. Огненные линии поднимались из района правительственных зданий. Оттуда, где стоял «Талялям». Неужели министр информации стрелял по самолетам из своего пент-хауса, как на охоте за опасными хищниками? Самолеты долетели до окраин Багдада и стали разворачиваться, так и не сбросив бомбы. А может, сегодня ночью это и не входило в их планы?
Сергей докурил сигарету, бросил ее под ноги и затоптал. Спускаться в бомбоубежище не хотелось, но надо было дать возможность подышать свежим воздухом и остальным.
Воздушная тревога длилась еще два часа. В четыре утра – все закончилось. Можно было без каких-либо опасений выбираться из укрытия.
Посол связался с местными властями, но теперь коридор, который прежде предоставлялся дипломатической колонне, иракцы уже не могли обеспечить. Они не могли дать гарантий, что колонну не обстреляют с американских самолетов. Таким образом, всякая возможность выбора исчезла, и всем пока пришлось остаться в городе.
Громов воспринял эту новость с облегчением.
Занималось утро. Сергею очень хотелось спать, ноги подкашивались. Странное было чувство, поскольку все настроились к массированным бомбардировкам, но этой ночью бомбили Басру, а на Багдад налет оказался лишь разведывательным. Американцы уточняли, где располагаются точки ПВО, чтобы потом их быстро уничтожить. Затягивать с этим они не станут. Следующая пара ночей будет и спокойной. Выспаться не получится.
– Сейчас идут переговоры, как нам отсюда выбираться, – пояснил посол.
Автоколонну он мог организовать в любую минут, но не знал, когда она сможет двинуться в дорогу, может уже завтра днем, а может только через неделю.
– Я предлагаю, чтобы каждый из вас каждый вечер звонил в посольство – говорил, где находится и какие у него планы, – давал, перед расставанием, рекомендации посол. – Мне надо знать – кто куда отправляется. Буду рад вас видеть в посольстве. Приходите. Чем сможем – поможем. А как только станет известно, когда мы сможем уехать, я немедленно сообщу вам.
Когда посол говорил эти слова, он еще не знал, что коридора к Ирану уже нет, что дорога, по которой они хотели выехать, уже не безопасна. Надо было искать другие пути.
Игорь, который еще не так давно все ныл, что хочет есть, а в убежище перебивался галетами, запивая их водой из пластиковой бутылки, дожидаться завтрака в гостинице не стал.
– Вот, если ты посидишь здесь всего полчасика, – наставлял его Сергей, показывая на закрытые двери ресторана, за которыми персонал готовился к скорому наплыву постояльцев, – то тебя обязательно накормят.
– Я полчаса не выдержу, – ныл Игорь, – может, я сейчас постучу в эту дверь и попрошу, чтобы мне чего-нибудь дали?
– Думаю, тебе ничего не дадут. В расписании не зря написано, что завтрак с половины седьмого до половины одиннадцатого. Вот если бы ты чуток задержался за столом, то тебя бы конечно никто гнать не стал, но тонко намекнуть, что с завтраком надо закругляться вполне могли, – Сергей чувствовал, что язык у него ворочается с большим трудом. А в голове начинается какое-то помутнение.
– Я тоже так считаю. Пошел этот завтрак к чертям. Я вот думал, может будильник поставить где-то за полчаса до конца завтрака, как раз успел бы быстро одеться и спуститься в ресторан, а теперь знаю, что не стоит.
– Точно. Не стоит. Твой будильник и меня разбудит. Собираясь, ты бы лишил меня покоя, а потом, вернувшись с завтрака, опять разбудил. Я спать хочу, пока не высплюсь. Так, что если решил завтракать, в коридорчике перед номером себе постели.
– Злой ты, – сказал Игорь.
У них был такой измотанный вид, что сотрудники гостиницы, увидев их, предложили помочь – дотащить до номера сумки с аппаратурой и видеокамеру, но Сергей с Игорем от этой помощи отказались. Громов почувствовал, что засыпает, когда еще поднимался в лифте. Тот легкий толчок, когда лифт устремляется вверх и перегрузка, которая при этом начинает давить на тело, совсем его сил лишили. Он начал садиться на корточки, прислонившись спиной к стене лифта, голова была очень тяжелой, а перед глазами все плыло, словно его нокаутировали.
– С тобой все в порядке? – услышал он голос Игоря.
– Все нормуль, – сказал устало Сергей.
Он с трудом помнил, как добирался до номера. Казалось, что сознание уже отделившись от тела, летало где-то поблизости, подталкивало в спину такое неловкое тело, смотрело на него сверху. Он шел на автопилоте, почти закрыв глаза.
– Спать, – только и смог промычать он, увидев кровать.
Удивительно, но у него еще хватило сил стянуть с себя кроссовки, и даже майку с джинсами. Лучше уж потерпеть еще несколько секунд, зато потом спать будешь со всем комфортом. Игорь упал в кровать чуть раньше. Ему было наплевать на одежду и обувь.
В эти минуты они не услышали бы ни рева сирен, возвещавших о начале авианалетов, ни взрывов бомб. Их ничего бы не смогло поднять с кроватей, даже трубы страшного суда.
Сергей разлепил веки оттого, что в них бил яркий солнечный луч. Было чуть за полдень, на завтрак они не успели. Есть не хотелось, спать, впрочем, тоже. Там в бомбоубежище, Сергей поболтал с коллегами, живущими в «Палестине» и те сообщили, что на две съемочные группы они снимают трехкомнатный номер. Игорь с Сергеем могли занять одну из этих комнат. Все апартаменты было удобнее оплачивать в складчину, а то, когда они принесут счет за проживание в бухгалтерию, там у всех глаза на лоб полезут от проставленной в нем суммы.
Сергей поднялся с кровати, подошел к Игорю и стал его тормошить.
– Эй, соня, вставай. Переселяться пора.
– Фрукты принесли? – спросил Игорь, просыпаясь.
– Нет. Ты вчера совсем не воздавал хвалу Саддаму Хусейну.
– Разве? – удивился Игорь. – Мне казалось, что я много хорошего наговорил в адрес иракского лидера, – при этих словах он отчего-то водил головой по сторонам, как будто хотел понять – где же установлены жучки, и в каком положении его будет лучше слышно.
– Не судьба, значит. Ты, конечно, можешь остаться здесь еще на одну ночь…
– Не дождешься!
Они взяли такси, доехали до «Палестины», поднялись на тринадцатый этаж, где снимали номер коллеги.
– Красота какая, – сказал Игорь, оказавшись в номере.
Одна из комнат выходила на дворец Саддама Хусейна, другая – на реку Тигр и комплекс правительственных зданий, а из холла открывалась чуть ли не на сто восемьдесят градусов панорама всего Багдада. Причем из-за того, что номер располагался высоко, город лежал буквально под их ногами и по высоте с «Палестиной» могли сравниться лишь несколько зданий. В их числе была гостиница «Шератон». Но там мало кто селился. Большая часть номеров пустовала то ли оттого, что в гостинице не работало водоснабжение, то ли была неисправна канализация. Возможно, что там просто были слишком дорогие номера. «Палестина» и «Шератон» навевали воспоминания о башнях-близнецах, которые так эффектно рухнули, точно в их несущие опоры заложили взрывчатку.
– Когда нас начнут херачить, – продолжал Игорь, меряя шагами просторный холл, – ну в смысле бомбить, – поправился он, хотя его никто и не слушал, а кто слушал – и без этих поправок понимал, о чем он толкует, – то отсюда никуда и уходить не надо будет. Все из окна видно. Весь город.
– А ты не думаешь, что гостиница очень уж хорошая мишень? – спросил Сергей. – Над остальными зданиями возвышается так, что прямо сама просится под ракетный обстрел.
– Американцы знают, что это гостиница, а не стратегический объект… – начал было Игорь.
– Это их когда-нибудь останавливало? – тут же перебил его Сергей.
– Нет, вообще-то, – согласился Игорь, – но у них ведь оружие высокоточное… – мысль свою он продолжать не стал. Сам хорошо знал, что американцы очень часто стреляют мимо, а под их обстрелом оказываются жилые кварталы. – Ну ладно, – отмахнулся Игорь, – уж очень здесь вид хороший. Жалко такую возможность не использовать.
Чем-то это все напоминало причитания командира орудия из старого фильма по книжке Юрия Бондарева. Там вот он тоже все жалел, что ему приказали сменить позицию, но до нее так и не добрался, потому что расчет, которым он командовал, встретил по дороге немецкие танки, развернул свое орудие в боевую позицию, и прежде чем их накрыло сразу несколькими попаданиями, успел сделать лишь один выстрел.
Превосходный номер превратился в некое подобие общежития. Сергею с Игорем достался холл с двумя раскладывающимися диванами, которые отлично заменяли кровати. Среди достоинств холла было то, что он размерами превосходил две других комнаты, а недостатком – то, что, по сути, он представлял из себя проходную комнату. Если кто-то из обитателей номера хотел сходить в туалет, ему обязательно надо было идти туда через холл. Такие постоянные хождения, особенно среди ночи, сильно раздражали, но Сергей вспомнил, что грядущей ночью мешать ему спать будут вовсе не соседи, а американская авиация. От таких мыслей сделалось немного грустно. Не хотелось, чтобы эта ночь наступила. Помнил он налеты натовской авиации на Белград. Такое не забудешь.
Помимо людей в номере жил еще и маленький попугай, чуть больше волнистого. Перья у него были зелеными, а хохолок – желтым. Он летал по комнате, совершенно не опасаясь обитателей, порывался сесть на плечо и брал пищу изо рта. Незадолго до начала войны одна из съемочных групп купила его на базаре, причем очень дешево, даже по местным меркам. Попугай был политкорректным. Никаких ругательных слов о местном лидере или о президенте США – не говорил. Он вообще ни слова не говорил. Однако стоило обитателям номера завести беседу, как он тут же появлялся поблизости, садился на диван, люстру или на что-то еще, что ему в тот момент приглянулось, и сразу же встревал в разговор, радостным чириканьем. Никто уж и не помнил, отчего попугая назвали Вовка-бакчи.
Как только в номере появились новые жители, попугай тут же прилетел с ними знакомиться.
– Весело у вас тут, – сказал Сергей, подманивая попугая, – домашней птицей обзавелись.
Правительственные учреждения еще должны были работать. Сергей решил все-таки испытать удачу, попробовать получить аккредитацию, но все традиционные схемы здесь просто не работали.
– Вы же без нас все равно никуда не поедите снимать, – пояснял Сергею сотрудник местного аналога ФСБ, занимавшийся работой с русскими журналистами, – мы вам будем давать сопровождающего. Вам и разрешения никакого не надо будет на съемку, если рядом будет находится наш сотрудник.
Громов во время многочисленных поездок на ближний восток понял, что что-то доказывать местным чиновникам не имеет никакого смысла. Они тебя выслушают, вежливо кивая в ответ, а потом скажут то же, что и говорили прежде, то есть: «приходите завтра» или «разрешение выдать не могу».
Надеюсь, они не подселят к нам своего сотрудника, подумал Сергей, который будет смотреть за тем, чтобы мы и по ночам ничего сами не снимали? У нас мест нет. Если подселят, будет он на полу, на коврике лежать.
От таких мыслей он улыбнулся, а чиновник неправильно понял причину его веселья и сообщил о том, что никаких проблем со съемками не будет – иракцы всегда готовы помочь русским, и благодарны им за то, что они выступают против американской агрессии.
Для работы с русскими журналистами иракцы создали специальный отдел, но его руководитель полковник Ахмед отдавал предпочтение лишь одному из телеканалов, ездил только с его представителями по ночному городу, сообщал им адреса разбомбленных объектов и разрешал их снимать. Между прочим, этого без сопровождающего лица делать было нельзя.
Всем остальным Ахмед рассказывал какие-то небылицы. Он точно нарочно отправлял их по неверному следу, так что вскоре, после нескольких проколов, среди журналистов о нем стали ходит шутки-прибаутки. Например, кто-то рассказал, что сегодня ночью разбомбили «Талялям». Все естественно отправлялись туда, но оказывалось, что министерство информации стоит нетронутым.
– Кто тебе сказал, что «Талялям» разбомбили? – спрашивали тогда у того, кто первым об этом заикнулся.
– Полковник Ахмед, – следовал ответ.
– Да что же ты сразу не сказал? Мы бы тогда куда-нибудь в другое место поехали.
Полковник Ахмед стал именем нарицательным, обозначавшим источник информации не заслуживающий доверия. Но своим фаворитам, то есть тем, кто ему отстегивал взятки, он исправно сообщал верные сведения.
Громов хотел узнать сколько они ему платят, но все как-то не подворачивался удобный случай, да и не смог бы он перекупить этого полковника, да и не стал бы этого делать. Беда была в том, что без взятки никто сопровождать журналистов по ночному городу не хотел.
Возможно, тот чиновник из иракского ФСБ тоже хотел выдоить у Сергея немного денег, но тому совершенно не хотелось платить за это из собственного кармана. Ему ведь никто не даст документ, заверенный печатями, в котором будет прописано – сколько Сергей сунул денег чиновнику, а без этой бумажки в бухгалтерии расходы не возместят.
– Не переживай, – успокаивал Игорь своего друга, – если уж так приспичит, то давай из своих суточных заплатим. Фиг с ними.
– Посмотрим, – сказал Сергей.
– Да и зачем ночью на место ехать? Ты что забыл – какой у нас вид из номера открывается? Нам и этого будет достаточно. Я тебе так из номера наснимаю, что на классный сюжет хватит.
Но ему даже снимать ничего не пришлось, потому что на крыше одного из высотных зданий были установлены четыре видеокамеры, направленные в разные стороны. Картинка с них тут же передавалась по спутнику во все точки мира, так что происходящее в Багдаде – в прямом эфире, мог видеть любой, у кого есть спутниковая антенна. Сергея попросили сделать прямое включение на вечерний выпуск. Когда решали, что будут показывать, то сошлись во мнении, что картинки с этих четырех камер будет достаточно, чтобы перекрыть слова Сергея. У зрителей появилось бы ощущение присутствия на месте событий.
Возле «Таляляма» были построены пандусы, на них установили камеры и оборудовали позиции для прямых включений. В одно и тоже время могло выходить несколько человек. Эмоциональные выступления соседей сбивали с мысли. Хорошо еще, что все они говорили на абсолютно разных языках. Игорь, подготавливая видеокамеру к включению, изредка поглядывал на небеса.
– Думаешь, вот сейчас бомбежка начнется? – спросил его Сергей.
– Мне кажется, они позднее начнут бомбить. Ночью. А сейчас еще рано. Конечно, было бы эффектно, если все начнется, когда ты в прямой эфир выйдешь, – Игорь хитро подмигнул. – Как будто ты за эти спецэффекты пендосам заплатил.
– Типун тебе на язык, – отмахнулся от него Сергей.
На «Таляляме» все еще находилась позиция ПВО.
О ней теперь знали и американцы, так что министерство информации будет одним из первых объектов, который подвергнется бомбардировке, и было бы очень опрометчиво оказаться где-то поблизости, когда здание начнет разваливаться, после того, как в нее угодят ракеты.
Судя по часам – эфир уже пошел, но Сергей все никак не слышал в наушнике звук из студии. Он показал это знаками техникам. Те его успокоили жестами, пытаясь объяснить, что студию он услышит только когда дело дойдет до его включения. Он знал с точностью до нескольких секунд, когда будет в прямом эфире. Наконец он услышал в наушнике сообщение об Ираке, редактор писал его, основываясь на том, что передавали информационные агентства. Громов появился на экране и ведущий, представив его, задал первый вопрос. Порядок их был заранее обговорен, и поэтому можно было отвечать, даже не особенно к ним прислушиваясь.
– Что творится на дорогах, ведущих к Багдаду?
Громов в течение минуты рассказывал, о том, что дороги почти пустые, машин очень мало, а на бензоколонках очереди за бензином.
– Готов ли Багдад к обороне и обстрелам?
Он поведал о баррикадах на улицах, о системах ПВО. Он не сказал только, что против самой современной армии мира, Ирак долго не продержится и Багдад тоже, если только его не будут защищать так же, как защищались японцы во время Второй мировой войны. Тогда каждый японец, при надобности, мог стать камикадзе и готов был с радостью отдать жизнь за императора и свою родину. Американцы знали об этом, подсчитали в какие потери им выльется оккупация Японии, и решили, что лучше обойтись пока что двумя ядерными взрывами, а если Япония не капитулирует, то продолжить атомные бомбардировки пока это не произойдет. Иракцы так обороняться не будут.
– Насколько активна американская авиация?
– Багдад пока что не бомбят.
Этот вопрос был последним.
– Все теперь. Все ОК, – Сергей показал техникам большой палец, когда прямой эфир закончился.
– Мы есть пойдем? – спросил Игорь, сворачивая провода и снимая камеру со штатива.
– Все бы тебе брюхо набить.
– А ты что на диету сел? Не толстый вроде.
– Не сел. Пошли – поедим. Завтра надо будет чего-то снимать. Картинкой только с камер мы не обойдемся.
– Да я разве против? – демонстративно удивился Игорь. – Я всегда рад немного поработать.
Игорь поставил камеру на штатив в центре холла, сел рядышком и стал задумчиво смотреть в окно. Он просидел так чуть ли не час. Давным-давно на город спустилась ночь и для того чтобы не привлекать самолеты погасли почти все огни.
Громов подумал, что наверняка бомбить прилетят на рассвете. Это самое удобное для летчиков время, поскольку зенитчики, всю ночь простоявшие возле орудий, от усталости начинают засыпать, а реакция у них замедляется настолько, что они не могут поймать даже рукой комара.
Он лег на диван, так просто было удобнее ждать налет, и чтобы не заснуть – включил телевизор. Это не помогло, и вскоре Громов задремал, но минут через десять очнулся. Игорь все так же сидел возле камеры.
– Ты бы спать лег, – посоветовал ему Сергей, – успеешь к камере, если бомбить начнут. Сирена заранее предупредит, у тебя будет куча времени.
Говоря все это, он вспомнил одного оператора, с которым он снимал какую-то нудную пресс-конференцию. Она затягивалась, было вообще непонятно, когда начнется, а оператор жил далеко за городом, на дорогу до работы тратил часа два, поэтому, чтобы поспеть вовремя – ему приходилось вставать еще затемно. Он никогда не высыпался и использовал каждую минуту, чтобы хоть немного вздремнуть. Перед той пресс-конференцией, он конечно задремал. Немного погодя Громов решил вовсе ее не ждать, потому что вполне мог и без нее сделать сюжет. Он подошел к оператору, чтобы сказать, что они уезжают, тронул его за плечо. Так вот оператор, после этого, еще не проснувшись, совершенно рефлекторно, с закрытыми глазами, кинулся к штативу с камерой. Он спросонья подумал, что пресс-конференция уже началась и, значит, ему надо видеокамеру немедленно включить.
– Ну, ты дал, – смеялся над ним после Сергей, – ты прям как зомби к камере пошел.
– А что, – тоже смеялся оператор, – реакция-то правильная была.
– Правильная, – улыбаясь, соглашался Громов.
Игорь оставил камеру на штативе, лег на второй диван и сонно спросил:
– А может, они и не будут сегодня бомбить?
– Будут, если уж не бомбить, то хотя бы прилетят точно, для того чтобы надавить психологически. Станут прилетать каждую ночь. Разве не помнишь, как все это бывает?
– Помню, – сказал Игорь.
Через несколько минут, Громов услышал посапывание оператора. Оно не очень мешало. Вот если бы Игорь захрапел, тогда заснуть было бы труднее. Пришлось бы толкать оператора в бок, чтобы он храпеть перестал.
Тревогу все-таки объявили в шестом часу утра. Громов проснулся от воя сирены, а потом еще несколько секунд лежал, пытаясь понять, что происходит.
Он видел, как Игорь подбежал к камере, занял за ней боевую позицию, совсем как зенитчики на крыше «Таляляма». Он ждал, что вот скоро начнут вспухать в разных частях города взрывы, посматривал в видоискатель, потом окидывал взглядом панораму города, но взрывов так и не дождался. Он все никак не мог разглядеть – бегут ли по улице люди в бомбоубежище. Сами они туда спускаться не намеревались. В каком-то старом фильме о блокаде Ленинграда один ученый высчитал вероятность того, что в его дом попадет бомба и она оказалась очень мала. Он долго не спускался в бомбоубежище, но однажды соседи его там все-таки встретили.
– А вы что тут делаете? – спросили они у ученого.
– Да вот решил спуститься, а то в Ленинграде был всего один слон в зоопарке, так и его разбомбили, – отвечал, стесняясь, ученый.
Был ли в Багдаде слон? Будут ли Сергей с Игорем спускаться в бомбоубежище, если этого слона разбомбят?
Американцы вновь не бомбили. Самолеты пролетели мимо.
– Успеем еще немного поспать, – сказал Игорь, когда объявили отбой воздушной тревоги.
– Успеем.
Ломать голову над тем, что снимать поутру, не пришлось. Обо всем позаботилось министерство информации, подготовив для русских журналистов тематическую поездку по Багдаду, жители которого плюют с высокой колокольни, вернее с минарета на все эти авианалеты. Поездку организовывали с пропагандистской целью, а маршрут, наверняка, был согласован на самом верху, хотя вряд ли лично Саддам Хусейн тыкал в карту города карандашом, объясняя своим подчиненным – куда можно журналистов везти, а куда не стоит.
Зная, что показывать, наверняка, будут потемкинские деревни, никто, тем не менее, отказываться не стал.
К «Палестине» подогнали автобус и повезли журналистов кататься по городу. В любой момент автобус можно было остановить, если кто-нибудь видел из окна интересную сценку на улице, и ему хотелось ее запечатлеть на видеокассету. Обычно остальные пассажиры соглашались с этой остановкой, выходили на улицу и начинали снимать все подряд.
Город пытался жить повседневной жизнью, вот только народа на улицах было очень немного. Торговцы открывали витрины магазинов, старались зазывать прохожих, а, увидев журналистов в сопровождении представителей властей, напускали на себя грозный вид, демонстративно размахивали кулаками и кричали в едином порыве слова мантры: «Буш – собака».
Накануне этой командировки Сергей отсматривал в архиве материалы коллег, сделанные в Ираке. Ему запомнился сюжет о русскоязычной школе. Так вот дети в том сюжете держали в руках плакаты, на одном из которых было написано: «Путин наш друг», а на другом: «Буш – собака». Собаки здесь были самыми презираемыми животными, самыми бесправными. Сергей, правда, не видел, чтобы их закидывали на улице камнями, но подозревал, что такое случается.
На одном из переулков стояло несколько мальчишек. Они держали в руках банкноты с изображение иракского лидера и кричали: «Саддам Хусейн – наш президент». Выглядело все это очень колоритно. Игорь буквально руки от удовольствия потирал, снимая происходящее, а на лице его было такое умиленное выражение, как у кота, который вдоволь наелся вкусной сметаны. Надо признать, разработавший сценарий поездки потрудился неплохо. Похоже именно этими банкнотами мальчишкам и заплатили за участие в шоу. На митинги в Москве тоже часто приглашают массовку с какой-нибудь киностудии, а статистом дела нет – ходить ли на втором плане на съемках фильма или на митинге создавать массовость. Главное – сколько тебе заплатили.
Мальчишкам заплатили не очень много. Гораздо меньше, чем получает статист в голливудских постановках. Это и понятно. Масштабы разные. Да и зарплата в двадцать долларов в месяц, которую получал учитель, считалась в Ираке неплохой. Правда в местной валюте эквивалентная сумма была с большим числом нулей.
После «Бури в пустыне», которую затеял Буш-старший, иракские деньги сильно девальвировалась. Не так сильно, как афганские, но на сто долларов менялы на рынке давали целый кулек динаров. Этого хватило бы на всю поездку, потому что еда в Багдаде почти ничего не стоила. Большая часть расходов приходилась на гостиницу. Еще надо было платить водителю, которого посоветовали нанять в «Таляляме». Не вызывало никаких сомнений, что он сотрудник спецслужб, приставленный присматривать за русскими журналистами. Платить надлежало и переводчику, которого дал полковник Ахмед. Переводчик тоже был сотрудником спецслужб. Выходило, что за одной съемочной группой следили, как минимум, в четыре глаза. Возможно «рыцари плаща и кинжала» заодно следили еще и друг за другом, чтобы, не дай бог, кто-то из них не продал журналистам секретные сведения.
Зато двумя проблемами меньше, успокаивал себя Сергей, когда ему навязывали переводчика и водителя, объясняя, что это люди проверенные и надежные.
«Кем проверенные?» – хотелось спросить ему, но он этого, конечно, не сделал.
Материал приходилось собирать буквально по крохам. Немного там, чуть здесь. Игорь снимал из окна проезды по городу, адресные планы зданий. Видеоряд у всех получался почти одинаковым, но Сергея это пока вполне устраивало. Если сегодня позвонят из редакции и попросят сделать сюжет на вечерний выпуск, а можно не сомневаться, что именно так и будет, то он с чистой совестью предложит им историю о жизни Багдада.
Вскоре большинство пассажиров уже с раздражением воспринимало очередной вопль: «Остановите автобус!» Впрочем, такие крики раздавались все реже и реже. Энтузиастов коллеги одаривали раздраженными взглядами, намекая, что надо бы с работой заканчивать, хватит. А идти против общественного мнения не хотелось никому. Они все-таки были здесь одной командой.
Уже оказавшись в гостинице, Игорь увидел, что во дворе одного изломов мальчишки играют в футбол. Майки на них были выцветшие, грязные и рваные, совсем не похожие на те, что обычно надевают мальчишки – с номерами и фамилиями известных футболистов, на которых они хотели походить. Хотя может имя Бекхем – здесь тоже ругательство, как и собака, но Пеле-то в любой стране – непревзойденный авторитет. Футбольная площадка была обнесена железной сеткой, какой обычно обтягивают участки дачники.
Конец ознакомительного фрагмента.