Расходуй месть по дозам
Родин и Приходько вернулись в командирскую палатку. В центре на каменистой земле лежал сержант Шевченко. С его лица исчезли боль, страдание, горечь, обида – пришло всевышнее умиротворение, разгладившее напряженные скорбные черты. Вокруг Грини молча стояли бойцы.
Родин опустился на колено, пригладил умершему седой от пыли ежик волос.
– Прости, Гриня... – и, не глядя в глаза бойцам, приказал: – Уходим...
– Командир, а может, замочим их всех? – Бессчетнов кивнул на собирающихся «союзников». – И спишем на боевые потери?
– Позже вернемся к этому вопросу, – хмуро ответил Родин, хотя, в другой ситуации, прищемил бы язык прапорщику за подобные анархические вольности.
Родин вышел из палатки. Тройка «отважных», Мирза и его подчиненные, грузили свои баулы в джипы. Жердеобразный Полковник, согнувшись в дугу, вытащил наружу свою огромную сумку в камуфляжном окрасе, опустил перед входом.
– Вы с ними? – поинтересовался Родин.
– Да ну их, на хрен... – с чувством ответил Полковник. – На вертушке доберусь...
Обещанный «ГАЗ-66» уже подогнали, и чернявый заморыш-водитель вручил Родину ключи и техпаспорт.
– В аэропорту вас будет сопровождать местный начальник милиции, ему и отдадите ключи и документ. Только не забудьте. Водить-то грузовик умеете?
– Разберемся, – ответил Родин и передал ключи первому попавшемуся под руку бойцу – Вздохову.
Тело Шевченко уложили в спальный мешок, который всегда, как верный и надежный друг, служил и согревал его в командировках на войну, в разного рода накала и национального окраса «горячих точках». А теперь, застегнутый чужими руками, уже не в силах был согреть хозяина.
Родин, проводив его отрешенным взглядом, встрепенулся.
– Вздохов! – боец тут же вырос перед ним. – Осмотри внимательно со всех сторон машину. Что-то не нравится мне это гостеприимство. Как бы не подвесили нам сюрприз.
– Понял.
Вздохов тут же полез под машину и с фонарем стал «вылизывать» буквально каждый сантиметр. Потом он проверил кабину, кузов и, наконец, доложил:
– Вроде чисто...
Мирза, скептически посмотрев на суету спецназеров, приказал водителю грузовика сесть за руль одного из джипов, попрощался за руку с Полковником и, не глянув более в сторону русских, скрылся в машине. Оба джипа тут же тронулись и «поплыли-поскакали-попылили» по горбатому пути в сторону далекого плавящегося горизонта.
Без привычного шума и гама, загрузили невскрытые цинки с патронами, ящики с гранатами, пулемет Калашникова, бросили в дальний угол трофейные автоматы и гранатомет.
Родин, с ненавистью глянув на опустевший палаточный городок, построенный гостеприимными хозяевами, еле подавил желание сжечь его дотла, чтобы и следа не осталось.
Он быстро занял место в кабине; за рулем сидел Бессчетнов.
– Вперед!
Дорога пролетала ухабами, пылевым хвостом, тряской, метрами и километрами, а мысли, от которых никуда не денешься, терзали душу, да и что тут попишешь – такой «результат», что зубы сгрызть хотелось: везли труп самого лучшего парня, сержанта, профессионала, богом привеченного и сатанинской рукой убитого. «Профессионалы спецназа узнают, руки мне не подадут – и будут правы. Потому что так терять людей нельзя. И я не имею права называться командиром, если моих подчиненных режут, как баранов».
Два джипа проскочили несколько унылых нищих кишлаков, замызганные дети, прервав игру, провожали их пустыми взглядами. «Хорошая машина джип», – в который раз оценил автомобиль Мирза, вспомнив мимолетно свое полуголодное безрадостное детство. Он, как важный бай, развалился на заднем сиденье, машину вел один из офицеров. «Очень важный бай!» – подумал он с усмешкой про себя. Два практически новых джипа для служебных нужд достались в результате нехитрой комбинации, как конфискованные в пользу государства за неуплату налогов одной коммерческой фирмой. Фирма была подставная и занималась не только реализацией продуктов, но, как выяснилось, кое-чем и посерьезней. Мирза, возглавивший года полтора назад «отдел специальных операций», получил просто фантастические полномочия, которые и не снились обычному майору-менту. Просто дух захватывало: он мог теперь использовать весь просто радужный спектр оперативно-розыскных мероприятий, в которых «наружка» и «прослушка» для получения нужной информации были где-то в конце списка. И далеко не самые последние лица республики не раз обращались с весьма конфиденциальными просьбами узнать кое-что о таком-то «достопочтимом господине N». А с джипами – хозяин сам предложил их в качестве откупного «в пользу государства», лишь бы в тени оставалось то, что приносило верную и перспективную прибыль.
Дорога навевала уныние: однообразный серый пустынный пейзаж, клочки растительности, колючками цепляющиеся за свое существование, покрытые вечной пылью одинокие, искривленные, как уставшие от жизни старухи, деревья арчи, фисташки, саксаула... Опустевшие кишлаки: мужчины уехали искать рублевое счастье на стройках России. А тут еще водитель молча себе рулил, и вдруг захотелось ему музыки, и нет, чтоб какой-то «хип-хоп», а включил самое заунывное национально-колоритное, что Мирза терпеть не мог со времен участия в школьном ансамбле художественной самодеятельности.
– Выключи! – приказал Мирза.
Но водитель не расслышал: над головой в этот момент прогрохотали на встречном курсе два вертолета. «Полковника забирать», – понял Мирза и раздраженно повторил:
– Ты что, не слышишь, выруби это дерьмо.
– Извиняюсь, не услышал.
Водитель поспешно выключил плеер.
Мирза вытащил телефон, мобильная связь на трассе временами пропадала, и как только она установилась, Мирза набрал по памяти номер, дождавшись соединения, резко и повелительно произнес:
– Это я. Гости заскучали по дому... Ты понял меня? Сильно заскучали.
Сказав это, он спрятал телефон и неожиданно спросил у водителя:
– У тебя что-нибудь веселое есть?
– Пугачева пойдет?
– Пугать только. Ну, давай...
«Послушны, но бестолковы», – подумал Мирза о своих подчиненных, которых ему порекомендовали как хороших специалистов. Но ни в спецтехнике, ни в электронике они не блистали, а использовать их лишь как «топтунов» в «наружке» по нынешним временам – непродуктивно. «Переведу их на «землю», – решил он, что на милицейском языке значило – в низовые органы внутренних дел.
Человек, которому Мирза сообщил о «сильно заскучавших гостях» мало походил на персону, способную устроить пышный прием по всем канонам восточного гостеприимства. На вид ему было лет двадцать пять: потрепанная куртка, засаленные джинсы, бейсболка на глазах. Разве что этот невзрачный бродяга мог ненадолго развеселить своим странным поведением: скрючившись, будто свело живот, он сидел в поросшем кустами овраге, рядом с проселочной дорогой. Парень явно очень волновался, будто собирался совершить нечто дерзкое в своей скучной жизни: например, похитить невесту. Он сверил по телефону время, спрятал его в боковой карман, потом выпрямился, глянул в который раз на дорогу: позади возвышался горный хребет, а километрах в трех – кишлак Новруз, в котором он никогда не жил, тем более не знал ни одной местной невесты на выданье. Но если он справится с порученным делом, то, если не обманет хозяин, денег у него будет столько, чтобы заплатить калым за всех невест Новруза скопом. Подумав о такой перспективе, парень усмехнулся: он был городским жителем, и из столицы, уезжать ему совсем не хотелось, несмотря на свирепую безработицу. Тяжкий физический труд студенту-недоучке медресе претил, от одного слова «гастарбайтер» его тошнило, и вот в его судьбе появился деловой человек...
Наконец наш бродяга увидел точку, движущуюся со стороны гор. По мере приближения становилось ясно, что это грузовой автомобиль. Убедившись, что это – «ГАЗ-66», парень уже не высовывался, съежился до предела, как сапог всмятку, предательски вдруг задрожавшими руками достал из второго кармана черную пластмассовую коробочку с двумя кнопками. «Для телевизора и то – посложнее», – подумал он.
«ГАЗ-66» по-военному исправно наматывал километры проселочной дороги, справлялся с выбоинами, камнями, ухабами, резкими поворотами, на то и был вездеходом. А если он в хороших руках, то на бездорожье и с хвалеными джипами посоревноваться можно.
Они проезжали все те же одинаковые, как придорожные камни, кишлаки. Завидев солдат в проезжавшем грузовике, женщины отворачивались, старики останавливались, опираясь на истертые посохи, а все та же детвора махала коричневыми ладошками, кто-то вслед бежал в пыльном облаке, надеясь получить нежданный гостинчик.
– Странная страна, – вдруг заговорил Родин. – Гордость соседствует с жутким нищенством, чувство достоинства – с раболепием, высокая духовность – с готовностью пойти на любое преступление. Уж точно, страна контрастов, да и сама разделена пополам: на горную часть и равнинную. И вот горцы, когда покровительство «Большого брата» ослабло, посчитали себя обделенными во власти и богатстве и пошли войной в долину. Меч разрубил страну... Одни вдруг стали ваххабитами, другие – фанатиками. Прозвали смешно так друг друга: «вовчики» и «юрчики». Можно было б посмеяться, если б тут же кровь рекой не полилась. А «Большой брат» уже не вмешивался, потому что и в своем «доме» блядей вдруг стало больше, чем обычных людей. Да и сам дом чуть по бревнам не растащили... – Родин замолк, потом продолжил: – Прибавь-ка, Саня, газу! Что-то не нравится мне этот цветущий пейзаж. Не чувствую себя, понимаешь, воином-интернационалистом.
Бессчетнов выжал педаль газа почти до упора, автомобиль помчался, взлетая с грохотом на ухабах, кочках и рытвинах, пересекал и снова сваливался в пробитую в сухой глине колею, ревел движком, скрежетал всеми железными частями и органами, скрипел кузовом, бойцы взлетали до потолка, брякались на лавки, матерились, роняли дымящиеся сигареты, отплевывались от пыли.
И только Гриню Шевченко, лежавшего в вечном сне у ног своих боевых товарищей, уже ничто не могло тревожить, беспокоить и ждать впереди. И хорошо, что так пригодился спальный мешок, укрывавший его с головой, потому нет больше мучений, чем видеть закрытые глаза друга, которые уже никогда не увидят свет.
– Догоним? – спросил со значением Бессчетнов. – И устроим две автокатастрофы...
– Раньше надо было это делать...
Когда оставалось еще метров сто, бродяга, скрывающийся в овраге, вдруг с ужасом подумал: «А не взорвется ли и он сам вместе с этой коробочкой и разлетится на части? Зачем на ней две кнопки? Хозяин сказал, что вторая контрольная, на случай, если не сработает первая.» Но медлить уже было нельзя. И, когда «ГАЗ-66» поравнялся с обозначенным местом – сухой веткой, торчащей между камнями, парень сжался, как ежик при ударе, вдавил кнопку пульта. Он чуть-чуть запоздал, и фугас, заложенный в полотно дороги, рванул под задними колесами, отчего основная сила взрыва ушла в небо. Грузовик еще несколько метров проковылял на разорванных в клочья покрышках и остановился. Оглушенные, но целые бойцы, посыпали из кузова на дорогу.
Все происходило будто не с ним, как в замедленной съемке нереального фильма. Спецназовцы тут же залегли, кто за автомобилем, кто на дороге, и открыли шкальный огонь. Случилось то, о чем сурово предостерегал хозяин: не промахнись. Тут же над головой взрывника сбрило весь кустарник. Он попытался ящерицей уползти по дну оврага, чтоб потом добраться до кишлака, где его ждал старичок-»жигуль». А там, ищи – свищи. Согнувшись, как раненая кобра, он пробежал еще несколько метров, а, подняв голову, увидел перед собой на краю дороги огромного и, как показалось ему, железного спецназовца. Он что-то страшно и громко спросил, видно слегка оглох, в гортанном голосе прозвучало странное слово:
– Ты – зруал?
– Нет-нет, я не зруал! – замахал он руками, готовый отрицать все, что угодно, не зная, что это: чье-то имя или экстремистская секта. И тут с ужасом увидел, что в руке у него по-прежнему судорожно зажат дистанционный пульт.
– А ну, дай-ка сюда! – громыхнул из-под титановой каски «легионер».
Он вырвал из рук съежившегося подрывника дьявольскую коробочку. И парень еще не успел проклясть судьбу, что свела его с хозяином, как над его головой вырос еще более огромный и страшный спецназовец, у него была рассечена бровь, и кровь залила его глаз.
– Ну, что там, Саня? – спросил он.
– ДВУ – дистанционное взрывное устройство, товарищ командир, – ответил Саня Бессчетнов и, ухватив мужичка за грудки, приподнял над землей, и укоризненным тоном, не оставлявшем никаких шансов, произнес:
– А говоришь, не взрывал!
– Допроси его! Спроси, кто послал? – приказал Родин, а сам, платком вытирая бровь, торопливо пошел к бойцам.
В машине только чудом не рванули бензобаки. Почти все были контужены. Кто-то отделался ушибами и ссадинами. Самое тяжелое ранение получил Лагода: в кузове он сидел с краю, держался рукой за борт и взрывом у него оторвало левую кисть. Приходько сделал Борису уже все необходимое: перетянул жгутом руку, воткнул в плечо шприц с промедолом. Лагода лег на лавку в кузове, и так как от задних колес остались одни дымящиеся обода, его голова находилась на небольшом возвышении: единственный комфорт, который можно было позволить в изуродованной машине.
Родин включил радиостанцию, стал вызывать Полковника. Короткая автоматная очередь заставила его чертыхнуться.
– Кто там еще не настрелялся!
Бессчетнов, закинув автомат за спину, шел к нему докладывать результат блиц-допроса. Родин как-то и позабыл о пленнике.
– Не раскололся, – буднично сообщил Бессчетнов. – Сказал, если он назовет хозяина, его повесят на кишках, а всех родных зарежут.
Лицо у Родина окаменело, как это бывало, когда он принимал самые жесткие решения.
– Ну, что ж, решили войну нам объявить?
– На войне – как на войне, – отозвался Бессчетнов, пряча коробочку с кнопками в один из карманов.
– Выкинь ее на хрен!
– И то верно.
Бессчетнов закинул пульт в овраг, и он упал рядом с расстрелянным подрывником.
Родин, наконец, связался с Полковником, сразу начал с главного:
– У нас «300-й»!
– «200-й»? – прогудел в ответ Полковник.
– И «300-й» – тоже! Мы подорвались на фугасе!
– Когда еще, черт бы вас побрал? – заорал Полковник, сразу почуяв вину Родина, но, не зная, как ее прицепить, да чтоб уже не отбрыкался.
– Минут десять назад! Нужны вертушки! Машина в хламе!
– Опять ты в открытую сведения! – рявкнул Полковник и умолк.
Прошло минут пять, Родин уже хотел вновь выйти в эфир, но тут радиостанция ожила, Полковник спросил самое важное:
– Вы где сейчас находитесь?
– На дороге в районе кишлака Новруз!
Еще примерно через минуту Полковник сообщил:
– Меняем курс, летим к вам. Будьте готовы к быстрой посадке!
Вертушки опустились прямо на дорогу. Сурцов за стеклом кабины сочувственно кивнул: словами тут не поможешь, только делом. Он бы и сам был бы рад добросить ребят до самого аэродрома. Но руководство, исходя из высших, только ему ведомых соображений, решило по-своему.
Загрузились быстро: сначала – тело Шевченко, потом – Лагоду, оружие, трофеи... Родин покинул землю последним. А на борту, какая встреча, нос к носу столкнулся с Полковником, мрачным, как зимняя лужа.
Родин не скрыл злости:
– Вот, получайте! Сэкономили на керосине!
– Я тут не при чем! – тоже озлобленно отреагировал Полковник.
– Ты, вообще, не при чем! Только чудом не разнесло всех на куски. Хорошо, дух промахнулся...
Полковник на этот раз промолчал. Да и особо не поговоришь, когда вертушка с грохотом и ревом набирает высоту. «Подождем до поры, до времени, – успокоил себя он. – Поговорим в другом месте, а пока побережем нервы. В этой проклятой стране нервишки стали совсем ни к черту, опускаешься до дискуссий с младшими офицерами, разгильдяями...»
Родин повернулся к Приходько, прокричал ему в ухо:
– Горячие проводы нам Мирза устроил!
– Хоть за фугас поквитались, – кивнул Приходько.
– Одноразовый боец, все равно не жилец был. Лучше б в гастарбайтеры пошел!
– Пусть его научат, – почти по Маяковскому завершил Приходько. И невесело добавил: – Ничего мы, Иван, здесь не докажем!
– Доложу рапортом по команде, – ответил Родин. – А там – поглядим... Чему нас Родина забесплатно учила? Бить врага на земле, в воде и в воздухе.
Сказал Иван и подумал, что бравада, конечно, целебно воздействует на подчиненных, но у самого в душе было пасмурно и туманно: он, командир, не выполнил правила №1 на войне: любой ценой уничтожить напавшего врага. Тем более напавшего коварно и подло. Можно было сымитировать «придорожный бой с бандформированием», в котором геройски погибли Мирза и его подчиненные, еще варианты – устроить автокатастрофу, организовать «похищение», в конце концов, скинуть «святую» троицу с вертолета в глухое ущелье на скалы. А отсечь или заставить молчать полковника – тоже десяток способов нашлось бы. Но все эти досужие помыслы о молниеносной мести лишь растравили душу Родина. Нет ему оправдания, что допустил саму возможность для врага неожиданно и подло ударить в спину и скрыться. Время упустили на долгих и ненужных поисках, и враг тут же нанес второй удар. Страшный и горький результат был перед глазами: Шевченко в спальном «коконе» и Лагода, прикрывший глаза от боли и безнадежных мыслей о своем будущем...