Тридцать восемь и две
Застенчиво и тихо дремлют
Печальных истин соловьи.
Что им до нас! Слова мои
Ни грамма правды не приемлют…
И жизни праведная роскошь,
И тихий омут чьих-то глаз —
Всё умерло давно, до нас,
А что спаслось – безумно пошло…
Неправды праведные муки
Неспешной пыткою прошли.
Что в сердце вы моём нашли?
Там больше места нет. От скуки…
Ни в пустоте народных песен,
Ни в слякоти родных дорог
Не мил мне стал родной порог.
Он слишком сыт. Не в меру весел…
Но страсти строгие причины
Давно нужны во всей красе.
Увы, как вы я стал, как все!
Мне жизнь нужна наполовину…
Зову я женщин, жить не бросил,
В одной из них я вижу две,
Судьбу пытаю фразой: где?
Сам отвечаю: в тридцать восемь…
Бесценный магазин
Цена Свободы мне понятна,
Её пристанище в душе.
Ценою жизни неопрятной
Она невидима уже.
Цена Богатства – наважденье,
Ему не терпится скорей
Иных сразить своим уменьем
Презреть любого из людей.
Я понял стоимость Любви,
Несложно было посчитать,
Как на Любовь ты ни смотри,
В ней дважды два обычно – пять.
Я оценил размах Природы,
Тут Космос Мира величин,
Однако дальше огорода
Идёт у нас из ста – один…
Я приценился к миру Женщин,
Мне без которых нет житья.
Сей мир – он сделан сплошь из трещин
Тех швов, что рвать никак нельзя.
Знавал бесценного Таланта
Причуды и бесстыдства я.
Нужно терпение атланта,
Чтоб не зарыть талант, друзья!
Я примерял свободу Воли,
Ей мера – выше Бытия,
Но мало кто её достоин,
Среди таких уж точно – я.
Мне показали цену Власти,
Замешкался тут было я,
Ведь кто при власти – так несчастен!
Нет, ноша эта не моя.
Я оглянулся – крикнул громко,
Желая выяснить: почём
Достать из стога ту иголку,
Чей ценник не висит ещё.
* * *
Но крика не было в ответ,
Лишь шёпот, ласковый, как море,
С меня привычно взял обет:
«Молчать! Весь мир под ценник скроен…»
Отцу
Другие мы. Я прямо скажу.
Не тая, не скрывая, не плача.
То, что легко на бегу уложу,
Ты боишься, ну, как-то, иначе.
Я не искал, клянусь, никогда
Объяснений, отчетов, претензий.
Но и не видел в тебе врага,
Хотя, может, и было б полезней.
Годы прошли, – и обиды не те,
До меня что, – их не было вовсе.
Не обидеть того, кто в темноте,
И твердит себе: «Больше не бойся!».
Не думай, отец, не грущу, не свищу.
Не считаю себя я собакой,
Понимаю, конечно, и не прощу,
Что однажды не стал ты мне папой.
Я не к тому, чтобы взять и спросить,
Как тебя под отца переделать.
Смиренно прошу в душе отпустить,
То, что вдруг получить захотелось.
Иду в осенний я приют…
Фантомный мир внутри устал.
Ему наскучила прохлада,
Ему б того, кто вечно рядом…
Кто сомневаться в нём не стал.
О эти боли к непогоде!
Осенней ревности беда.
Но ужас: мне уже угоден
Лишь тот, кто произносит «ДА».
Усталость криком вызывает
Любой гармонии мечту.
Но разум тело подзывает
И говорит: «Хочу вот ту!»
Хочу немыслимой природы,
Неправедной, чужой души,
Непримиримой год от года
К любой, пусть и моей, тиши.
Простых желаний мир всевластен,
Ему неведома печаль,
Вполне он может быть опасен,
Ему ведь прошлого не жаль.
В нём есть свобода сновидений
И радости прогулок в ночь.
В нём счастье собственных решений,
Но вот иных – не превозмочь.
И как зависимость прекрасна
От созерцания весны,
Так и осенняя всевластна.
Ведь не противимся ей мы.
И вот уже с шарфом наружу
Иду в осенний я приют,
Туда, где, страсть не обнаружив,
Меня бесстрастные зовут.