Глава 10
Когда он вышел из-за ближайшей загородки, то показался мне смутно знакомым. Потом я понял, что эта знакомость парадоксальным образом определяется набором некоторых очень ярких, привлекающих внимание черт и в целом являет собою что-то экстраординарное.
Во-первых, он был таким загорелым, что поневоле вызывал зависть. Лишь потом, сообразив, что на улице стоит январь, вы подозревали, что он просто купил какой-нибудь переносной домашний солярий, который делал с кожей чудеса или заражал ее раковыми клетками, как уж получится. Во-вторых, в волосах проскальзывала модная ныне ранняя седина, которая у него была настолько естественной, что нужно было усилие, чтобы вспомнить, что ему только двадцать семь. В-третьих, у него были такие зубы, что им позавидовал бы любой из негров, рекламирующих пасту, отбеливатели или жевательные резинки. Они даже казались искусственными. Лишь вблизи, заметив пару неправильностей, приходилось признать, что они настоящие.
А вот двигался он тяжеловато. Сказывалась, вероятно, сидячая работа. По-крайней мере мне показалось, что иметь такую младенческую, невинную мордочку и почти полное отсутствие двигательного тонуса совершенно противоестественно, но это было уже из жизненного багажа человека, который трижды в неделю три часа проводил на татами, отрабатывая на партнерах наиболее смертоносные приемы и приучаясь уворачиваться от них.
– Чем могу?
От блеска его улыбки хотелось надеть сварочную маску.
– Ваш начальник разрешил мне расспросить тебя о Веточке. Помнишь такую? – Я решил, что он с шефом потом непременно обменяется впечатлениями, поэтому нужно играть партию, начатую в кабинете Бокарчука.
– А почему я должен?..
Я взял его за локоть и поволок за собой, хотя он упирался.
– Ты, разумеется, ничего не должен. Но ты будешь любезен и расскажешь все, как было, и даже кое-что из собственных комментариев прибавишь.
Мы вползли в лифт, он уже не сопротивлялся.
– Куда ты… вы меня тащите?
– В свою машину.
Его глаза дрогнули.
– Мы куда-то едем?
– Нет, но на своей территории ты будешь слишком долго раздумывать над каждым ответом. Нужно сменить обстановку.
– Это официальный допрос?
Я недоверчиво посмотрел на него. Он что, в самом деле полагает, я вел бы себя так, будь мы под протоколом?
– Нет, я просто задам тебе десяток вопросов и получу столько же ответов. Если мне ответы не понравятся, я вернусь, и тогда что-то может произойти. Я еще не знаю, что именно, предпочитаю действовать экспромтом. Например, мне бросилось в глаза, ты трепетно относишься к своим зубам.
Он вдруг прикрыл их ладонью, словно ребенок. Нужно будет потом поинтересоваться, сколько плюшевых мишек он держит на своей кроватке. Не люблю таких вот инфантильных дурачков, у них что-то не то с чувством ответственности. Один раз в Афгане на моих глазах такой красавчик подставил взвод под кинжальный огонь «духов», а когда мы вытащили тех, кто еще уцелел, написал в рапорте, что его приказ был неверно исполнен. И он не прятался от ответственности, он действительно так считал!
В машине он попытался закурить, но я выдернул сигарету из его пальцев. Они были такими нежными, такими слабенькими и – вы не поверите – надушенными, что сразу хотелось поинтересоваться, какими подгузничками он предпочитает пользоваться.
– Значит, так, – я решил, что очень давить не нужно, но никакого кривляния я не позволю, – Веточку убили. И ты должен мне помочь, потому что всем известно, ты к ней подгребал. Ну?
– Я не совсем подгребал к ней, – у него хватило духу возражать. – Я просто дружески помогал…
– О чем вы чаще всего разговаривали?
– О ценности информации в нынешнем мире. И о расценках на нее на мировом рынке.
Да, журналистка-фанат могла думать об этом. Но что мог знать об этом такой валуй, как мой собеседник? Я спросил его об этом.
– Ну, я все-таки проходил стажировку в Стетсоновском институте информации.
– Ты был в Штатах?
– Нет, я работал по модему. Знаешь, есть такая форма – обучение по модему? Вот я и работал. Это было непросто, но кое-что это дало, кроме того, они в самом деле прислали диплом.
– На чем ты защитился?
– Методы защиты информации и методы использования дезинформации против конкурентов. Ну, если я, допустим, знаю, что у вас готовится сделка на тридцать миллионов долларов, я иду к конкуренту, предлагаю ее разрушить и получаю процент.
– Как же ты можешь ее разрушить?
– Есть разные способы, например, подрывают репутацию одной из сторон, как правило, выбирают слабую, чтобы отказ сильной выглядел более естественным. Или организуют утечку информации, но это сложно, потому что нужно подать ряд реальных фактов и характеристик, и в то же время преподнести это как очень неблагонадежную операцию, если удастся, даже противозаконную… Есть немало операций, которые у них носят обозначение – мошенничество с информацией.
Я подумал. Да, это могло быть интересно. Даже мне, хотя я и не собирался это использовать в своих играх. Вернее, использовал все время, но так, что об этом мало кто догадывался, даже я сам.
– А что по ценам? То есть по расценкам за информацию?
– Они очень велики. И, как правило, становятся гораздо больше, если информацию пытаются вытеснить с рынка. Ну это и понятно. Все, что секретится, сразу становится гораздо дороже. По этой схеме в пятидесятых годах было продано несколько очень любопытных проектов, которые засекретили специально, чтобы поднять цену…
– Стоп, мы все-таки не на лекции.
Я еще раз посмотрел на него. Он сидел обмякнув, едва ли не растекшись по сиденью. С одной стороны, это было неплохо, но с другой – я тащил его сюда силой, он должен быть хоть немного напряжен. Хоть немного. Или он был в действительности таким опытным, что контролировал ситуацию, оставаясь в роли допрашиваемого?
Нет, на это было не похоже. Да и я не чувствовал, что меня ведут. Немного дурит, крутит, прощупывает – пожалуйста, но не контролирует.
– Ты выглядишь нездоровым. Что-нибудь болит?
Он вздохнул и с тоской посмотрел на снег, который залепил уже все лобовое стекло. Я догадался и тронул включатель «дворников». Они заскрипели по стеклу, от этого почему-то изменилась вся обстановка в машине. Из почти доверительной она стала угрожающей, словно тут была жертва и был агрессор. И я не мог понять, кто из нас кто.
– У меня почки. Довольно редкое для мужчин заболевание.
– Ладно, у всех почки, в конце концов. Какой она была?
Он подумал.
– Веточка очень нравилась мне, кажется, больше всех, кого я встречал. Она могла бы повторить мой путь, отстажироваться в американском каком-нибудь институте и получить хороший диплом. Но у нее не хватало сосредоточенности на одной цели. Она очень любила носиться по редакциям, получать копеечные командировки, писать на заказ… Я предлагал ей более основательные методы работы, но у нее осталось слишком много детского желания просто двигаться.
– Скажи, она была дружна с Клавой?
– Секретаршей? Нет, они очень разные. Веточка была как бы вся в будущем, а Клавдия… Знаете, она же внучка очень известной актрисы тридцатых годов. Запашная – не вспоминаете?
Мне показалось, я что-то помню.
– Она живет в тех временах, когда все было прочно, незыблемо, лакировано. Она все фильмы тех лет знает наизусть, поговорите как-нибудь с ней о «Весне» или о «Беспокойном хозяйстве», она раскраснеется от удовольствия. – Он покачал головой. – Думаю, ей нужно было становиться актрисой. На характерные роли она вполне сгодилась бы.
– Она влюблена в вашего шефа?
– Федьку? Ну, в него всегда все были влюблены. Он такой тип, что… Да вы сами видели.
– Вы учились вместе?
– Я учился в провинции.
На его скулах заходили желваки. Конечно, меня это не очень трогало, но он явно переживал свой провинциализм. Иначе никогда не стал бы играть в эти модемные игры с Америкой. Ко всему прочему, это было и недешево.
– Последнее. Какое расследование Веточка вела перед тем, как ее убили?
Он посмотрел на меня с сожалением.
– И вы туда же?
– Куда?
– Ну, что ее убили из-за того, что она что-то знала? – Он вздохнул. – Это ерунда. Журналисты всегда рассказывают такие байки, это подлечивает их комплекс недооцененности, если хотите. Она работала в очень простых и дешевых изданиях, там изначально никто ни на что громкое не замахивается, откуда у нее знание каких-то тайн?
– И все-таки, что-то любопытное она могла узнать?
– Ну, не знаю. Мы были довольно дружны, но мне она ничего не говорила. Поговорите еще с Сэмом. Вам он понравится… – Вот так проговорка, он тоже считывал меня и даже сделал какие-то выводы. Не слишком ли я был мягок с ним, не пора ли это исправить? – Они одного поля ягоды. Оба шалели от свеженапечатанного номера газеты с их статьей, с их именем.
– Тебе Сэм не нравится?
– Он из тех, кто всегда подносит патроны. А стреляет другой.
Раздумывая, в какой мере это заявление можно считать переносным, а что в нем прямо и однозначно, я выпустил его и поехал обедать к Аркадии.