Такая как ты. Дневник женщины
Пишу
Когда пишу, лучше себя понимаю, исцеляюсь, и все заживает, как на собаке. Стоит отложить бумагу в сторону, опять заболит, закровоточит. Так и живу…
А ты… Ты не жалей. Ведь когда ты читаешь, я пишу…
Без права переписки
Живу так, как будто черновик мараю. Думаю, еще успеется, завтра перепишу набело, ну, если не завтра, то в следующем месяце обязательно, ну, по крайней мере, в следующем году уж точно, ну, или еще через год… Живу и делаю вид, что не знаю: нет в жизни черновиков. Сразу набело пишешь, в чистовик. Детским почерком? Слишком размашисто? Думаешь так красиво, а формулируешь мысли коряво? Глупо? По-дурацки? Получается по-разному. А часики тикают над головой. Помни: звонка на перемену не будет. И сочинение без права переписки…
Где найти силы?
После семейного секса. Лежу. Примеряю на себя разные имена. Мужские. Какое мне подойдет?
Сергей. Будет хорош сзади.
Владимир. Возьмет сверху.
Алексея здорово, если на боку.
С Валерием вкусно сидя.
Виктор. Лишь поцелуи.
Арсений. Только 69.
Кирилл. Говорить до зари.
Дмитрий. По телефону.
Игорь. Чтобы молчать.
Михаил. Обнимать и плакать.
Андрей. Засыпать на плече.
………………………………..
………………………………..
………………………………..
Есть ли на свете такое имя, которое все это в себе совмещает?
Думаю…
А надо бы верить…
Я не расстраиваюсь
Я не расстраиваюсь, когда за окном с утра дождь…
Я не расстраиваюсь, когда понимаю, что телефон отключен за неуплату…
Я не расстраиваюсь, когда обнаруживаю, что потерял кошелек…
Я не расстраиваюсь, когда вижу, что из моей машины выдрали магнитолу…
Я не расстраиваюсь, даже когда эта самая машина отказывается заводиться…
Я не расстраиваюсь, когда в тесном и душном трамвае мне наступает на ногу контролер…
Я не расстраиваюсь, когда рабочий улей возбужденно шумит о задержке зарплаты…
Я не расстраиваюсь, когда моя девушка флиртует с моим начальником…
Я не расстраиваюсь, когда хозяин съемной квартиры требует заплатить вперед, ссылаясь на общий кризис…
Я не расстраиваюсь, даже когда друг на просьбу занять мне денег посылает меня известным маршрутом…
Я не расстраиваюсь, когда вечером вместо чая завариваю кофе, а вместо сахара нечаянно сыплю соль…
Я расстраиваюсь, когда все это происходит в один день…
Точно знать
Лет двадцать назад, когда кожа моя была упруго натянута на скелет, я любила гулять по городу и украдкой посматривать на свое отражение в витринах так, будто подглядываю. Я любила свое отражение. Но не в зеркалах. А именно в витринах, где оно смазано, где я казалась старше, а мир загадочнее.
Я практически ничего не знала о моем будущем, кем я стану, в каком доме буду жить, в каком городе, даже в какой стране. Я не знала, какими будут мои друзья, буду ли я курить и любить кофе, буду ли носить мини-юбки в тридцать и вообще доживу ли до тридцати (это ведь так много!). Но я точно знала одно. Я знала, что буду любить. И меня тоже обязательно будут любить. Мы будем смотреть друг другу в глаза, вспыхивать от страсти и беспечно заниматься любовью везде, где эта самая страсть накроет нас с головой. Я знала, что буду путаться в своем менструальном календаре, но однажды, когда рвотные позывы разбудят меня раньше обычного, я выскользну в аптеку, а еще через полчаса буду сидеть на полу, глупо улыбаться и смотреть на две полоски теста. Слезы побегут по моим щекам, а ты прижмешься ко мне всем телом: «Дурочка, ну что же ты? Ты теперь совсем взрослая… Мы большие…»
Почти как в кино. Только лучше. Потому что про меня. Про нас.
Представляешь теперь, как мне больно каждое утро, еще не встав с кровати, измерять базальную температуру, чтобы высчитать овуляцию, ежедневно мочиться на полоски фрау-теста и использовать разные приманки, чтобы в этот краткий 24-часовой период жизни моей яйцеклетки затащить тебя в постель? За годы брака таких приманок набралось немало: шарлотка с яблоками, пицца с морепродуктами, красное сухое, белое полусладкое, полная сковорода, пустая сковорода… В этом году лидируют мои истерики. Не помогает.
Я не знаю, для чего ты был создан. Я точно была создана для любви. Обидно, что «была» здесь ключевое слово.
Была
Она была плохой хозяйкой и хорошей любовницей. Она была красива, словно рыжее Солнце, и слегка небрежна: то прядь выбивалась из прически, то некстати ломался ноготь. Она была вся скроена из музыки, но совсем не умела петь. Она была потрясающе чуткой и резкой в движениях. Она была удивительно щедрой на слова и поступки и бесконечно привязанной к любимым вещам и плюшевым игрушкам. Она хранила в кошельке кошачий коготь. Она смотрела на звезды и расчетливо торговалась у каждого прилавка. Она вечно спешила, желая обогнать время, и постоянно опаздывала. Она проливала чай на скатерть, роняла сахарницу, теряла ключи от машины, забывала на почте записную книжку, копила в раковине грязную посуду, ходила в тапочках по дому, чтобы не цеплять босыми ногами мусор, подбирала на улице чужие перчатки, материлась, как сапожница, и читала наизусть Шекспира, писала картины, длинные письма и совсем не умела сражаться, хотя кроме нее никто об этом не знал. Она мастерски впутывалась в различные истории. Она любила джаз, ярких мужчин и сумасшедшие вечеринки. С каждым днем она становилась все моложе. Пока кто-то не сказал о ней «была».
«Была» отдает безнадежным привкусом лимона. «Была», и треснул ее любимый бокал с красным вином. «Была», и захотелось выть от неизбежности.
Она была моей жизнью.
К началу
История моего появления на свет заслуживает отдельного рассказа. Родители тогда жили на базе атомных подводных лодок в поселке Полярный. Когда пришло время мне появиться на свет, нас с мамой привезли в роддом, но оказалось, что там ремонт. В роддоме обитали только тараканы и пьяный сторож. Мы очень расстроились. Особенно расстроился папа. Но так как он неустрашимый и решительный морской офицер, то и выход из создавшейся ситуации нашел мгновенно – обратился к командованию с просьбой выделить ему катер, и повез нас с мамой по Баренцеву морю в Мурманск – ближайший очаг цивилизации. Там я и родилась. И на том же катере меня забирали из роддома. На борту не могли не отметить это радостное событие и хорошенько выпили в честь моего рождения. Но тут случилась неприятность – порвался трос. Катер стало кружить почти возле самого причала в Полярном. В это время к причалу шли огромные корабли, которым нужно было пришвартовываться. Они уже собирались своими носами разнести наш маленький катер, когда мгновенно протрезвевшей команде с неимоверным трудом наконец удалось пристать к причалу. После чего все отправились на берег и долго пили за мое рождение и за наше общее «второе».
Я прожила в Полярном шесть лет. Это был малюсенький населенный пункт, где в плохо отапливаемых домах, у которых зимой целые стены превращались в ледяные глыбы, жили жены и дети моряков в ожидании своих мужей из дальнего плавания. Помню, как однажды во время нашей прогулки начался буран. И пока мы добрались до дома, комната была полна снега, набившегося в открытую форточку.
Фотоальбом
Жизнь чертовски похожа на фотоальбом, где удачных снимков не больше, чем неудачных. И тех и других примерно пятьдесят на пятьдесят. Пока мы живем с человеком и считаем, что он нам нужен, мы придирчиво отбираем хорошие кадры воспоминаний и вкладываем их в фотоальбом, который пролистываем перед сном и демонстрируем знакомым. А кадры неудачные откладываем в сторону, находим для них оправдание, но не выбрасываем, а старательно бережем, потому что жизнь – странная штука, и вдруг кадры эти нам еще пригодятся. Когда? Зачем? После разрыва, который нужно будет оправдать для самих себя. Вот тогда мы достанем все неудачные снимки наших воспоминаний, вставим их в фотоальбом, будем проглядывать перед сном и демонстрировать знакомым… Тогда мы поймем, что брак был пробным, нелепым, глупым, ненужным… А где доказательства? Да вот же они, в фотоальбоме наших воспоминаний. Но постойте, куда же делись удачные снимки? Да их просто не было! Никогда!
Ну и где правда? Где-то посередине, между нашей ложью самим себе о самих себе.
Не расстраивай маму!
– Посмотри-ка, уже шнурочки научилась завязывать!
– …
– Умненькая девочка!
– …
– Давай купим ей гитарку!
– …
– Будет Жанной Бичевской!
– …
– Конечно, девочку непременно нужно отдать в музыкальную школу.
– …
– Ну, и в бассейн.
– …
– Э-э, ты зачем разбила гитару молотком!
– …
– Как не стыдно! Мы для тебя все!
– …
– Не расстраивай маму!
– …
– Ну, ладно, черт с ней, с музыкальной школой, неблагодарная!
– …
– Ты еще будешь слюни у костра пускать, когда всякие Машки с Петьками запоют.
– …
– Как хорошо испекла печенье! Наверное, будет поваром!
– …
– Да ты что! Она же в олимпиаде по физике победила!
– …
– Физика – это не женское дело. Особенно с такой хорошенькой фигуркой.
– …
– Надеюсь, ты не беременна?
– …
– Не расстраивай маму!
– …
– Я тебя с ребенком на порог нашего дома не пущу!
– …
– Театральный? Да тебе же медведь на ухо наступил!
– …
– Ты же музыкалку бросила! А чтобы сниматься в кино, петь надо уметь!
– …
– Все актрисы – проститутки!
– …
– Приличная девушка должна выучиться на учителя или врача!
– …
– Да, ты будешь чудесной наставницей! А потом, может быть, со временем директором школы!
– …
– Юрфак, журфак… У нас нет денег, чтоб оплачивать твои прихоти…
– …
– Ломоносов вместе с обозом в Москву приехал и не тянул у родителей деньги.
– …
– Какая Москва? Ты же еще совсем ребенок!
– …
– Не расстраивай маму! Она с ума сойдет от твоей самостоятельности.
– …
– История – это же так интересно!
– …
– Мне она всегда нравилась!
– …
– Что значит: «Вот и занимайтесь ею сами!»?
– …
– Ты как с родителями разговариваешь?
– …
– Не расстраивай маму!
– …
– Вот и умница!
– …
– Хороший мальчик. Вполне приличный!
– …
– Довольно надежный.
– …
– Подходящий.
– …
– Ты когда родишь ребенка? Ведь уже не девочка!
– …
– Какой проект? Какой бизнес?
– …
– Женщина должна быть женщиной!
– …
– Не расстраивай маму!
– …
– Я всегда достаточно зарабатывал, чтобы прокормить тебя и мать!
– …
– Разве ты когда-нибудь в чем-то нуждалась?
– …
– Конечно, иди учиться! Юрфак, журфак, театральный…
– …
– Как ужасно, что твои родители живут с нами в одном городе!
– …
– Они не дают тебе принимать самостоятельные решения!
– …
– Какой ребенок?
– …
– Что ты ему оставишь?
– …
– Конечно, бизнес.
– …
– Нормальная деловая женщина.
– …
– Сначала придется много работать, землю зубами грызть.
– …
– А кто говорил, что будет легко?
– …
– Какие герои?
– …
– Какие, к чертовой матери, романы?
– …
– Если бы тебе было что сказать, ты бы села и написала, а не болтала бы попусту.
– …
– Все это от нежелания работать!
– …
– Нет, муж тебя определенно не ценит!
– …
– Такую женщину только по ресторанам водить…
– …
– Если бы не дети, я бы бросил свою каргу и пустился бы на штурм твоей крепости!
– …
– Ой, и хочется мне с тобой в баньку на пару часиков. Да попариться как следует!
…Но никто ни разу не спросил, чего хочу я…
– Тебе что-нибудь заказать, милая?
– Ну, и чего же ты ХОЧЕШЬ?
– Сама-то о чем думаешь, доченька?
– …
– Что значит «умереть»?
– …
– Перестань паясничать!
– …
– Не расстраивай маму! Чай, не молодая уже! Вон, за сердце хватается!
– …
– Какие герои тебя зовут?
– …
– Господи, да вызовите же врача. У нее бред.
– …
– У нее шизофрения.
– …
– …
– …
– …
– …
Дохлый голубь
Порой мне кажется, что я похожа на дохлого голубя. Лежу кверху лапками на холодном подоконнике офиса, где все заняты своими делами и никому нет дела до моей окаменевшей маленькой души, у которой не хватает сил покинуть мертвое тело и унестись к облакам… Но, как ни странно, даже будучи в таком положении я борюсь за жизнь. Ибо никто другой, а только я должна бороться за свою жизнь, даже когда она в положении кверху лапками…
Я люблю
Блюманже, потому что смешно. Ламборджини с мечтой о престиже. «Амели», потому что кино. И Монмартр, потому что в Париже. Первый снег, залетевший в окно. Первый луч, щекотавший ресницы. Первый класс, потому что давно. Первый секс, потому что не снится. «Ахтамар», потому что коньяк. Лабрадор, потому что красиво. Беспорядок, а проще – бардак. Темный «Бивер» – отличное пиво. Мастурбировать по вечерам. Путешествовать по заграницам. Перепутать буддизм и ислам. А на Пасху безбожно напиться. Проза, драма, актерство, стихи… Вереницы поклонников страстных… И поклонниц. Не все ж мужики обольстительны и прекрасны. НЛП, завершенный гештальт. Семь бестселлеров в год (и не меньше!). Быть, как стебель, и быть, как сталь. Покорять и мужчин, и женщин. Поцелуи, когда темно. Комплименты, когда от сердца. И глинтвейн, потому что вино с кардамоном, гвоздикой и перцем.
Кальянная сага
Ты меня не любишь. Но это не твоя вина. И не моя забота. Хотя бы потому, что я тоже не люблю тебя. Но я люблю быть с тобой. Ехать в твоей машине. Курить кальян и говорить… А лучше молчать. Или просто целоваться, представляя на твоем месте совершенно другого человека. И это даже не конкретный человек вовсе, а просто абстрактный образ моих эротических фантазий. У этого человека нет четкого контура, нет ярко выраженной жизненной позиции, личных стремлений и псевдоцелей. У него нет жены, детей, годового дохода. Его вовсе нет. Он не существует… Такой теплый, близкий. И совершенно не идеальный. Поэтому очень хорошо, что ты сейчас молчишь. Я ведь не люблю твой голос. Да ладно, голос. Я не люблю слова, которые ты этим голосом произносишь, потому что ты постоянно говоришь какие-то банальности. Несешь чушь несусветную. Хотя что еще ты можешь сказать? Как хорошо, что ты молчишь.
И я тоже молчу. Но не потому, что я дура или постоянно говорю какие-то банальности. Наоборот. Мне очень даже кажется, что я как раз таки всегда говорю интересно. И поэтому я сейчас молчу. Я берегу слова для того, кого люблю. Для этого несуществующего придурка из моих эротических фантазий. Уж ему-то я бы сказала… Нет, сейчас не время для разговоров. Ведь мы курим кальян и целуемся. Ему я бы шептала что-то нежное, страстное, приятное и… неожиданное. Ведь я не говорю банальности. Вернее, говорю небанальности.
А сейчас я целуюсь с тобой. Долго-долго. Нежными, мягкими губами втягиваю в рот твои нежные, мягкие губы с ароматом грейпфрута и мяты. Мы целуемся в кальянном дыме. И это очень красиво. Я думаю о том, как бы понравилось это моему любимому мужчине. Кальянный дым. И мои губы у его виска, на мочке уха, на веках… Губы… как порхающие бабочки.
Мы утопаем в мягком диване, негромко звучит музыка. И я уже почти запуталась, кто ты, а кто он, и почему я здесь. Нет, я все-таки должна быть. Ведь я первооснова. Первопричина всего. И того, что ты сегодня уехал с работы в обед, наврав начальнице про встречу с клиентом, и того, что кальянщик прищуристо улыбается в надежде получить хорошие чаевые, и даже того, что ты сейчас куришь кальян, целуешься и молчишь, потому что не любишь меня. Это просто. Ты бережешь слова для той женщины, которую любишь. У нее нет четкого контура, нет ярко выраженной жизненной позиции, личных стремлений и псевдоцелей. У нее нет мужа, даже бывшего, нет детей, даже абортов никогда не было, нет годового дохода. Ее не существует. Этой женщины. Но есть я. Мы целуемся, и я молчу. Потому что ты тоже… ну не очень любишь мой голос. Да ладно, голос. Ты не любишь слова, которые я произношу этим голосом. Потому что я постоянно говорю какие-то банальности. Несу чушь несусветную. Хотя что еще я могу сказать? Как хорошо, что я молчу.
Как хорошо, что мы сейчас курим кальян и целуемся… Как хорошо, что их нет. Той женщины и того мужчины. А есть мы… И какие же мы, Господи, ду-ра-ки…
Когда-нибудь
Когда-нибудь я полюблю одиночество и эти ночные прогулки, когда я говорю себе: «Как хорошо побыть с собой наедине…» И так действительно легко и хорошо, что хочется повеситься… когда-нибудь…
Когда-нибудь я полюблю одиночество и молчаливые разговоры с котом. Когда-нибудь я научусь наслаждаться размеренным укладом бессмыслицы, которую мы так трепетно называем жизнью, и даже, наверное, захочу написать об этом невероятно нервный роман… когда-нибудь…
Когда-нибудь я полюблю одиночество и равнодушие сухих губ к несуществующим прикосновениям. Когда-нибудь я перестану ощущать аромат мертвых цветов, срезанных для меня, которые пора выбросить из вазы… когда-нибудь…
Когда-нибудь я полюблю одиночество и не разучусь верить, что мне все-таки будет кому рассказать об этом.
Вместе
…Вряд ли когда-нибудь мы будем счастливы вместе. Но я надеюсь, что, может, не будем несчастны…
– Сядем в машину и врубим любимые песни, чтобы умчаться из города…
– Если нечасто…
– Выберем точку на карте, отмерим линейкой путь.
– Уф-ф, маршрут получился!
– Но что нам мешает?
– Визы, работа и вязкая быта колейка… Может, по телику спорт и клубничного чаю?
– К черту! С тобой проспим все музеи Европы, зори, закаты и дождь на Монмартре в апреле!
– Ну, а с твоей неуемной энергией лопнуть сможем мы раньше, чем в тундре начнутся метели…
– Может быть, в Киев на поезде… Визы не надо. На выходные. Гулять, целоваться безбожно… Номер в гостинице. Может быть, хочется в Прагу?
– Мне never mind. Но ехать без бабок так сложно…
– Это смешно! Я не требую злата, и шелка, и гобеленов на стенах отеля, а впрочем…
– Не потрясай перед носом пустой кошелкой. Лучше работай, чтоб быт был надежен и прочен. Деньги… Они любят счет. Вот накопим прилично: выберем месяц, все бросим, махнем на Карибы. Будет наш отдых по высшему классу отличным: томный гарсон и на блюде заморские рыбы…
– Я не хочу через год, через два, через десять! Знаешь, возможно, меня тогда просто не будет…
– Не начинай – я же знаю мотив этих песен. Все! Замолчи! Спать пора. День был долог и труден.
…Ты засыпаешь, а я все пою свои песни. Падают звезды. И кажется, что не напрасно. Вряд ли когда-нибудь мы будем счастливы вместе. Но я надеюсь, что, может, не будем несчастны…
Сто пятьдесят тысяч собачьих лет
Тебе еще двадцать шесть. Несколько седых волос закралось в твои кудри. И я знаю наперечет все твои морщинки.
А мне сто пятьдесят тысяч собачьих лет, у меня кошачьи усы, маленькие крепкие клыки и кривой дымчатый хвост.
Мы – семья. Только ты все время на работе. А я торчу в форточке, болтаю по телефону и грызу колпачки шариковых ручек.
Ты – ветеринар. А я – то, что ты изобрел в прошлом году. Ты устал от хомяков. А я хочу заниматься любовью на лепестках роз.
Вчера ты разбил очки и теперь совсем не видишь меня. А я выбросила твой слуховой аппарат в форточку еще за сто пятьдесят лет до нашего знакомства.
Ты хороший, просто я другая. Ты справедливый, а я по ту сторону Добра и Зла, зато по эту сторону Лени.
…Тебе еще двадцать шесть. И я знаю наперечет все твои морщинки.
Человек. Самоликвидация
Пригласи меня на кофе. Я буду молчать и улыбаться.
А лучше на красное сухое южноафриканское. Я буду улыбаться и облизывать сочные губы ненавязчиво, чтобы не спугнуть твои трепетные желания, которых, возможно, и нет. Ненавязчиво, чтобы потом не обвинять себя, что я доминирующий альфа-самец и тебе рядом страшно, тесно и неуютно.
Мир рушится в моих руках. Я спешу, хоть не умею, спастись и спасти заодно тебя. Ведь ты – мужчина, слабое существо, и в анализе твоей спермограммы я упорно ищу хоть что-то живое, способное на зачатие новой жизни.
Тихо. Тихо. Я буду молчать. Я прикинусь извечной дурой. Ну, беги ко мне, мой первозданный, обгоняй твоих неподвижных собратьев, выиграй эту гонку, где я пред тобой стою на коленях, заламываю руки и прошу тебя просто быть.
Ну же… Ну же… Я уже намекаю на кофе. Я пишу тебе глупую смс-ку. Я строчу тебе страстный е-мейл. Я в нем адрес кафе указала. Я одна против сильной Природы, запустившей свою программу саморегуляции видов. Я прошу у Вселенной отсрочки, обещаю легко и срочно выдать дочку, верить в удачу, подавать в переходах на счастье. Это счастье же продавать, как и прежде писать о нем в книгах, издавать, тиражировать, множить. Пир во время чумы… Как похоже. Карнавал неликвидных товаров. Даром. Даром берите же, даром… мои крепкие тройки с тугими сосками… Я сжимаю тебя тисками. Сознаю, я – бракованный экземпляр, не желающий раствориться в Интернете, лазарете, клозете, бездонном свете медитаций, в искусственном свете искусства…
Меня мама нашла не в капусте. Моя мама кричала, когда кончала. Моя мама кричала, когда рожала. Ей не было без меня причала…
Милый, пригласи же меня на кофе. Я хочу размножить твой профиль, но не сканером и не ксероксом. По старинке хочу в вереске целоваться до губ опухших. Ниже, глубже, смелее, пуще… Милый…
Да пошел бы ты к черту, безмозглый дурак!
…Пунктир…
Я звоню тебе на мобильный всегда как деловому партнеру:
– Ты еще на работе?
– Конечно, да.
Повисает пауза. Не бывает споров.
– Что желаешь на ужин?
– Реши сама.
– К десяти придешь?
– Как обычно, буду.
А в сетях телефонных живет зима и по капле выхаркивает простуду.
– Это просто помехи.
– Я слышу. Пока.
Я пытаюсь, но комом чувства. Тиражированные застряли слова: «Ты мне нужен» сказать – непростое искусство. Мне хотелось бы выдохнуть «я хочу». Это так естественно и правдиво. Но душу, как красную саранчу, вырывающиеся позывы. Не куплю свечей, не зажгу сандал, не поставлю в вазу букеты лилий, не возьму билет, не уйду на вокзал… Я – пунктир, а была генератором линий… Я – пунктир. Разорванная в мечтах, разделенная болью на страх и жалость, перерубленная в плечах, в позвоночном столбе.
Меня не осталось…
Не вернуть
Сегодня я смотрела фотографии финалисток конкурса «Мисс мира» и думала, что в жизни есть моменты, которые уже никогда не вернуть, есть события, которые уже никогда не смогут со мной произойти. Я не участвовала и уже никогда не буду участвовать в конкурсах красоты, не стану «Мисс школьный лагерь», не увижу Венецию в четырнадцать лет, когда это зрелище по-настоящему потрясает, не стану молодой мамочкой, которая сама еще почти ребенок, не буду служить в израильской армии, не изобрету лекарство от рака (хотя последнее не исключено). Короче, все просто: нужно жить на полную катушку, ничего не откладывая на потом, особенно любовь, потому что со временем желания исчезают… да и возможностей не прибавляется… ведь с каждым днем мы все дальше от того, чтобы стать Богом…
Хочет детей
– Твой муж так хочет детей! Он постоянно об этом говорит!
– Говорит? Да… Только от слов дети не рождаются. До сих пор науке был известен другой метод. Метод тыка.
Друзья
У меня немало достижений: книги, которые я написала, мои пьесы, премьеры, враги, которых я даже могу не знать в лицо, мои завистники, недоброжелатели, ежегодные поездки к морю с 9-ти часовыми перелетами, пухлая медкарта, две Родины, две страны, ощущение бездомности и отсутствие корневой системы. Но самое ценное, что есть у меня, – мои друзья. Они разные. Но все талантливые. Каждый в своей области. Они уникальные. Таких точно больше нет ни у кого. И всех их объединяет способность на Поступок. И, конечно, хорошее чувство юмора. А еще я точно знаю, что друзей может быть много. Для этого просто надо научиться отдавать самому и распахнуть свое сердце.
Разговор с близким человеком
– Милая, знаешь, чего я хочу? Чтобы меня загипнотизировали и я ничего не помнила… Ты случайно техникой гипноза не владеешь?
– Это неэкологично. Счастье нужно собирать по крупицам. Нанизывать как бусинки… И носить у самого сердца…
– Столько лет коту под хвост. Но как больно, Таня, как перетерпеть?
– Зачем терпеть? Просто принимай жизнь. Пей ее. Хмельную, горькую, сладкую, кислую, прокисшую. Всякую… пей… Нужно научиться пить: по глоточку, обжигаясь, залпом, захлебываясь, смакуя… Просто пить…
– У меня генетика, отягощенная алкоголиками. Поэтому для меня чревато… любить…
Настроение
ищу-нащупываю под щитами одежды беззащитные шейные позвонки больно сейчас как и тысячи болей прежде пройти одной километры глухой тоски тревожно ныне и присно совсем беспричинно чинно и тщательно прячу свои следы лисьим хвостом заметаю мужчин и морщины сохраняю воспоминания в окнах Винды образы-пазлы навязчивых воспоминаний преобразую в вязко-словесную вязь раненной рысью рычу на рассвете раннем и предвкушаю лоном непрочную связь с миром а ночи пахнут вином и спермой больше чем надо но меньше чем я хочу быть бесшабашной нервной неверной стервой жадно впиваться губами в рот палачу такой расплатой такой картой и кармой вымерен-вымаран путь крылатых шагов слова драпирую латами-шрамами шармом защищаюсь от мира дьяволов и богов
Вне правил
Сегодня в метро я видела большую рыжую дворнягу, которая спала на сидении. Она вздрагивала во сне и все норовила положить голову на колени сидящему рядом мужику. Мужик вышел на остановке. И собака растянулась на два места. Во сне она о чем-то грезила, ее мышцы сокращались, а морда улыбалась. Животное не знало, что собаки не ездят в метро, не спят на сидениях, не кладут головы на колени случайных пассажиров. Собака не знала правил и не придумывала свои. Она просто жила.
А я улыбалась…
Следующая остановка моя
Мое сердце ноет, когда я слышу звук стучащих по рельсам колес. А когда все стихает и поезд останавливается, сердце просто вырывается из груди, задыхается в клетке ребер. И каждый раз я выглядываю в заплеванное окошко поезда, хотя знаю, это не моя остановка…
…Я родилась в общем вагоне поезда дальнего следования. И с детства знала, что когда-нибудь поезд хорошенько тряханет, двери с грудным надрывом откроются и проводница скажет: «Это ТВОЯ остановка».
А пока я в смердящем вагоне, кто-то курит, и я матерюсь, стараясь не нарушать гармонию общей картины. Меня трясет на жестком сидении, на мои колени кто-то проливает кофе, туалет все время занят пургенистыми существами, а под ногами валяется вчерашний номер «Несвежей газеты». Я еду в общем вагоне поезда дальнего следования и, чтобы не сойти с ума, устало шепчу себе: «Следующая остановка МОЯ». Следующая, следующая, следующая…
Море
Море. Оно бесконечно. Его познаешь шаг за шагом, гребок за гребком, волна за волной и удивляешься, сколько еще не познано.
Оно бесконечно шумит и бьется о берег. Но эта музыка никогда не надоедает. Она обнимает тебя и метрономом покоя убаюкивает, выветривает тревогу.
Оно бывает серым и колючим – Балтийским. Грязным и жарким – Черным. Северным с теплым течением внутри – Баренцевым. Ласковым – Средиземным. Умопомрачительно красивым – Красным. Целебным – Мертвым… Оно всегда разное.
Море – это мечта. Его можно полюбить ни разу не видев. Просто за одни разговоры о нем. За рыбу, за свежий парфюм, за чужие южные фотки, за таинственный шум в большой морской раковине, за воздух, который пахнет морем…
Можно наслаждаться тем, что оно выбрасывает на берег: собирать камешки и ракушки, разглядывать тину и мелких медуз, вымывать янтарь, слегка намочив в соленой воде ноги. А можно плескаться у берега и мочиться в море. Плескаться, мочиться и радоваться…
Можно оседлать белогривые волны и пуститься вдогонку за чайками, понимая, что не то что горизонта, или другого берега, но даже острова никогда не достигнуть… И, зная об этой бесконечности моря, любить его еще больше за простор и широту…
Можно кататься на катамаране, банане, лодке, водном мотоцикле… Выйти под парусом или пуститься в кругосветное путешествие на корабле, пережить морскую болезнь и породниться с морем… Можно…
А можно покорить глубину – гидрокостюм, компенсатор, барометр, баллон с воздухом за плечами – это дайвинг, и это совсем другой мир. Подводные обитатели, затонувшие корабли, нейтральная плавучесть и водный космос. Можно зависнуть в толще воды и почувствовать сумасшедшую энергию и силу стихии, расслабляющую и обескураживающую своей мощью…
Можно попасть в водоворот подводного течения, разбиться о рифы, получить смертельный укол от подводного жителя, хрустнуть на зубах акулы и все-таки не разгадать тайну моря…
У моря меняется настроение: приливы и отливы, шторм и штиль. Море не пытается понравиться. Ему плевать на тебя. И от этого еще больше хочется к морю.
Море всегда остается с тобой.
Море всегда остается собой.
Я хочу писать, как море.
Я хочу быть морем.
Я море…
Как я пою
Мне было 16 лет, когда у меня случился первый роман – с посвященными стихами, серенадами в мою честь, шашлыком из земляники, букетами роз, висящими за окном, которые я доставала по утрам через форточку… В преддверии Нового года мы с моим парнем решили написать письма, заключавшие в себе наши пожелания друг другу, планы на будущее и размышления о перспективах наших отношений. Написали, не обсуждая, каждый свое письмо. Запечатали в конверты и положили в выдвижной ящик моего стола, пообещав друг другу, что откроем их ровно через год и посмотрим, что из запланированного нами сбылось, стали ли мы ближе, осознаем ли мы желания друг друга, есть ли у нас будущее и каково оно.
Наш роман пережил только восьмое марта. Потом благополучно, не без помощи моей мамы, развалился.
В десятых числах марта мой «рыцарь без страха и упрека» с остекленевшими глазами завалился в нашу квартиру, обнял «белого друга», ознакомил его с содержанием своего желудка и, горько рыдая, причитал, что он меня не достоин. Моя мама всецело поддержала моего избранника:
– Не достоин.
Рыцарь был выдворен из квартиры.
А на следующий день, когда я ушла в лицей, «любовь всей моей жизни» пришла в наш дом и попросила мою мать вернуть все не съеденные мной подарки. Мама достала большую дорожную сумку, купленную мной в Германии, и сложила туда все, что было мной «нажито» во время этого романа…
Так исчез мой первый мужчина.
Письма еще несколько месяцев лежали в моем столе. Мне даже не жгло руки взять их и прочитать. Летом я открыла эти конверты… Я очень плохо помню мои и его чаяния насчет наших отношений – все-таки 12 лет прошло. Но одна строка врезалась мне в память: «Я хочу услышать, как поет моя девочка».
Мой мужчина был музыкантом, непризнанным гением (не признанным даже мной), автором-исполнителем в одном лице. Он замечательно культивировал во мне комплекс неполноценности:
– Дорогая, ты совершенно не слышишь музыку.
Эти слова прибивали меня к земле и не давали возможности раскрепощенно танцевать и горланить на вечеринках попсу вместе со всей захмелевшей компанией.
А потом он хотел услышать, как я пою… В пьяной компании – плохо. Ужасно. Невыносимо.
Замечательно – когда пишу или декламирую свои стихи. Вдохновенно – во время оргазма. Искренне – когда говорю о любви…
Я
Я хороший друг, но плохая жена. Жена должна быть наивна, как жабьи глаза. А с моей цепкостью и иронией влюбленность можно сохранять только в состоянии запоя. Мне трудно не замечать очевидных вещей. Мне трудно не поднять грязные носки с пола, любовно брошенные мужем посреди комнаты. И поднять тоже трудно. И так во всем.
Я никогда не встречала двух этих идолов – настоящего мужчину и настоящую женщину. Преданных, верных, любящих, счастливых. Рядом со мной всегда были человечки. Со своими слабостями…
Я видела истеричных воспитательниц детского сада, вымещающих на детях все свои обиды за несложившуюся личную жизнь. Я видела рифмоплетов-алкоголиков, мнящих себя вторыми после Бога и первыми перед Бродским. Я видела жалких домохозяек, считающих копейки, бутылки, авоськи, тряпочки, наивно верящих, что если муж бьет, значит любит. Я видела трусливых военных, которые не работают и не служат, а ждут войну. Я видела фригидных женщин и жадных мужчин. Я видела, видела, видела…
И как после этого сохранить чистоту? Вернее, где ее взять в этом тотальном дефиците нежности?
Мой любимый
Я возвращаюсь с работы достаточно поздно.
Ты ждешь меня дома и радуешься, как ребенок, моему приходу, целуешь мои ноги (о, Боже, этого не делал ни один мужчина!). Я рассказываю тебе все, что произошло со мной за день. Ты терпеливо слушаешь: ты меня понимаешь. Но эта сладкая идиллия длится не более получаса. Потом я замечаю мусор на полу, разбитую чашку или грязные носки. Мы начинаем ссориться из-за домашних обязанностей и твоей наглой небрежности. Но ты ластишься ко мне, и я не могу долго сердиться.
А когда мы ныряем в кровать, я не могу надышаться тобой, купаюсь в твоих прищуренных зеленых глазах, тыкаюсь носом в усы, нараспев долго и самозабвенно шепчу твое музыкальное имя. Засыпая на моей груди, ты тихонько напеваешь о том, как ты счастлив и как нам хорошо вдвоем. Под гармоничную мелодию твоей песни к моему изголовью слетаются волшебные сны…
Ты – мой любимый… кот.
Нечто невысказанное
то, что выскажут глаза, не выскажут губы…
то, что выскажут губы, не выскажут руки…
то, что выскажут руки, не выскажет лоно…
то, что выскажет лоно, не выскажет сердце…
то, что выскажет сердце, не выскажут слова…
Бытописание
Сегодняшний день у меня не заладился еще с ночи.
Мне приснился крайне неприятный сон.
С утра выяснилось, что наш городской телефон приказал долго жить. Нужно менять в нем аккумулятор или как это называется. Линия работает, работает автоответчик, но позвонить я никому не могу…
Я спешила на открытие театрального фестиваля. И оно меня тоже, увы, разочаровало. Я, как мантру, твердила себе:
– Без обид. Нужно прощать, чтобы сохранить друзей.
Вечером злобно ответила по мобильнику на какой-то долбаный вопрос какого-то долбаного СМИ. Потом пожалела. При любых обстоятельствах нужно держать себя в руках.
Грустно. И некому меня утешить. По-настоящему любишь не того, с кем хочешь встретиться, а того, с кем не хочешь расставаться.
Трудно оставаться живой в мертворожденной стране.
В связи с отсутствием интереса завтра было перенесено на более поздний срок.
Бездрайвовое
Бухаешь по пятницам. Куришь кальян. Говоришь, что тебе не хватает драйва. Сидишь в кабаке. Заказываешь том ям, просишь, чтобы повар добавил в него тимьяна, фантазируешь, что где-то есть сказочный рай… Но обжигаешь горло солнечным коньяком, улыбаешься девушке, с которой незнаком. А той, с которой знаком, даже не позвонишь. Ведь она слишком шустрая, как летучая мышь. Позовет на море, чтоб бегать по берегу босиком, плавать, целоваться, смеяться, кататься верхом… Это как-то резво и дорого. И даже не для кошелька. А скорее для сердца. И тебе – усталому тюфяку – ведь на самом деле не хочется в этот рай согреться. Слишком сложно.
И когда судьба кивнула тебе «выбирай», ты же первым из списка вычеркнул этот рай. Ты же выбрал пить по пятницам и курить кальян, врать себе и друзьям, что тебе не хватает драйва…
А жизнь проходит, она выкашивает бурьян, и осыпаются мертвые листья на рыхлый гравий…
О мужчинах и женщинах
Есть женщины, которые хотят… Есть женщины, которых хотят.
Есть мужчины, запах которых не хочется с себя смывать, а есть мужчины, от которых хочется поскорее смыться.
Женщины – как мороженое: то холодные, то сладкие, то липкие.
Мужчины – как… черт его знает как…
Есть женщины…
А мужчин нет!
Демографический кризис
В этом году в моем маленьком мире случился демографический кризис. Стали умирать люди. По большей части друзья или знакомые. Неожиданно с ними происходили несчастные случаи, почти всегда приводившие к летальному исходу.
Первой умерла моя стилистка. Парикмахер-визажист. Я знала ее всего-то полгода. Но неожиданно взаимная симпатия толкнула нас друг к другу, и мы стали почти что закадычными подругами. Она не просто делала мне прическу, она скороговоркой исповедовалась мне и просила написать повесть о ее жизни. Она уж и название придумала: «Сильная женщина». Ни больше, ни меньше. Я вполне всерьез подумывала исполнить ее желание, как вдруг со стилисткой случился инфаркт, и ее жизнеописание осталось необнародованным.
Все произошло совершенно неожиданно. Приближался мой день рождения. Очень хотелось удивить гостей умопомрачительной прической и таким же макияжем. Потому стилистка была приглашена на праздник. В качестве подарка она соорудила поистине шедевр на моей голове. Все гости оценили. Наговорили мне массу комплиментов, ну и ей, конечно, тоже. Совмещая приятное с полезным, мой парикмахер решила завести себе парочку новых клиентов, поэтому закончила тост в мою честь такими словами:
– …Все оценили, как хороша сегодня именинница. Но никто, кроме меня, не знает, сколько трудов было вложено в этот мышиный хвост, прежде чем он превратился в роскошную прическу, и в это бледное после зимы и авитаминоза лицо, прежде чем оно стало личиком с глянцевой обложки…
Она не договорила. Инфаркт навсегда унес от меня стилистку в заоблачные дали. Как воспитанная дама, я, конечно, вместе со всеми подняла бокал. Но пока гости пили за мое здравие, я поминала ее. «И пусть земля ей будет пухом», – думала я, вспоминая, какие па она отплясывала с моими друзьями.
Потом тяжело заболела моя подруга, литературный критик. Болезнь подкосила ее, когда вышла в свет новая книга моих стихов. Эта новость упала тяжелым грузом на сердце моей подруги, и тут же проявилась ее застарелая астма.
– Дорогая, напиши рецензию на сборник для журнала «Молодая поросль».
– Вряд ли прокатит. Тебе уже двадцать пять. Не девочка.
– Тогда, может быть, для газеты «Кризис среднего возраста»? – с надеждой продолжала я. – У меня там много стихов о несчастной любви.
– Не выйдет, – вздыхала подруга. – В «Возрасте» все прекрасно знают, что у тебя в жизни нет никакого кризиса, а твоя лирическая героиня просто обкурилась травы. Но книга хороша!
– Тогда, может, для «Всемирной литературы» заметку чирканешь. Мол, так и так, вышла, дескать…
– Ну, ты загнула! Не любят тебя там, не понимают… Прям, и не знаю, что делать…
– Ты просто напиши, я сама куда-нибудь пристрою.
– Да болею я. Застарелая астма. Вот только, кхе-кхе-кхе, обострение пройдет, тогда уж…
Подруга потихоньку умирает… Иногда я ее навещаю. Зачем? Коварная штука – привычка.
Месяц назад скончались бывшие однокурсники. Неожиданно. Им на голову упал кирпич. В тот день состоялась встреча нашего институтского литературного объединения. Кто-то хвастался, кто-то плакался. Короче, никто особенно не выделялся. А тут я выложила на стол свою новую книгу в твердом переплете с золотым тиснением. И тишина. Вдруг с потолка кирпич бух на головы. Никто даже руку к книжке не успел протянуть. Не то что пролистать пару страниц. Мгновенно. С летальным исходом. А жаль.
Любовник мой умер от какой-то неизлечимой болезни. Я узнала об этом только, когда он не позвонил поздравить меня с Новым годом. Был человек – и нет его. А ведь был молодой, красивый и успешный мужчина. Казалось бы, жить и жить. А вот какие коленца выкидывает с нами судьба. Мда…
Не успела соседка сверху меня залить, как ей в ванну с горячей водой фен упал. И все. Каюк бабе. То-то она теперь с выпученными глазами по подъезду ходит. Видать, и на том свете после таких травм морды не ровняют.
Короче, не жизнь, а сплошной демографический кризис. То свекровь скончается, то мужа трамвай переедет, то у кота дизентерия с летальным исходом… Вот они – последствия Чернобыля.
Аська: личная победа
Какое счастье – устроить демографический кризис!!! Давненько я этого не делала. Взяла и удалила из аськи одного из похитителей моего времени. Удалила прямо во время разговора, который грозил вылиться во взаимные оскорбления. Удалила поспешно, чтобы спасти чахлое мужское реноме в моих глазах. Спасти не успела. Мой цепкий глаз выхватил гоношистую фразу… Бог простит.
А потом, неожиданно для самой себя, стала расчищать аськины джунгли, вырубая неактуальные и бессмысленные контакты. Нарубила 150 штук. Боже! Сколько кровососов…
Тишина и счастье… Осталось всего 38 человек. Приближенных к телу.
Простые движения
Простые движенИя. «Тату» на экране. Простые движения. Я продолжаю… Я продолжаю тупеть и срастаться с диваном. Простые движения. Кнопки на пульте. Простые движения. Буквы на клаве. Я продолжаю молчать и срастаюсь с обманом. Простые движения. Секс торопливый. Кубики супа легко растворимы. Я продолжаю пускать в ванну воду из крана.
Простые движения. Тащусь к телефону. Есть цифры на трубке, но мозг не догонит, кому позвонить.
Мертвецам еще рано.
Время
Время – это та ценность, которую я нелепо трачу.
Время – это то немногое, чего я прошу у Бога.
Время – это то единственное, чего у меня не может стать больше.
Романтический ужин
Ехала сегодня в метро. Стала невольной свидетельницей телефонного разговора одной дамы:
– Это просто возмутительно! До тебя час невозможно дозвониться! Что ты делаешь? Ах, ты был на кухне! Ах, ты готовил! Ну, так выключи вытяжку, чтобы слышать телефон! И вообще, купи себе слуховой аппарат! И, кстати, когда должна позвонить любимая женщина, нужно телефон держать рядом с собой, а не в другой комнате! А торт я не купила! Потому что не смогла выбрать, а ты не поднимал трубку. К тому же ты толстый. Сам сходишь и купишь! Нет. Бутылку я тоже не купила, потому что пока я пыталась дозвониться до тебя, в магазин пришли какие-то хачи и стали закупать на целую свадьбу. Ящик водки, два ящика шампанского. Долго, короче, ждать было. Так что сходишь сам. И за тортом тоже. Пока я еду. Как это без бутылки и торта? У нас же романтический ужин, тупица!
Мечты
Странные у меня отношения с мечтами. Все они сбываются, но не всегда в то время, когда мне действительно это нужно. В детстве я играла с отцом в магазин. Я была там кассиршей и мечтала, что, когда вырасту, буду работать за кассовым аппаратом. В Америке это случилось, только тогда мне это было уже не нужно… И это только один пример. Иногда даже боюсь мечтать.
В юности читала рассказ «Контракт с дьяволом». Там мужик продал свою душу за исполнение желания. Он пришел к дьяволу с фотографией девушки, которую любил в школе, но не смог ей признаться. Попросил, чтобы дьявол материализовал ее, сделал молодой, влюбленной в этого парня, жаждущей его, ну и так далее. Все запротоколировали, потому что мужик был наслышан про дьявольские козни. Девушка материализовалась, была юной, страстно желала молодого человека и сидела на кровати размером 9×13 см…
Языковые сферы
Разговариваем с мужем, кто какие языки любит.
Муж говорит:
– Я люблю иностранные…
– А я какие, на твой взгляд? – интересуюсь.
– Ты – русский матерный.
– Не-е, я люблю юркие, проворные, мускулистые языки…
Стокгольмский синдром
Моя любовь к тебе – это как любовь к Родине. И люблю, и ненавижу одновременно. Ведь есть же возможность уехать и все изменить. А все равно живу. Критикую наедине, ерничаю в компании друзей и таких же непутевых бедолаг брачного плена, как я, и встаю грудью на защиту, когда чужаки пытаются усомниться в полноте нашего семейного счастья. Это как стокгольмский синдром, когда жертва привязывается к насильнику, начинает его оправдывать и даже влюбляется. Я люблю тебя, как Родину. И люблю, и ненавижу.
Весна
Я возвращалась домой из магазина с полными продуктов сумками. А в это время сосед выносил инвалидную коляску для жены, а ее подруга поддерживала соседку, помогая ей спуститься по ступенькам. Я стояла и смотрела. А соседка говорила своему мужу:
– Осторожно с шариками, осторожно…
Он усадил ее и повез гулять на инвалидной коляске, к которой было привязано штук пятнадцать цветных воздушных шариков. Весна…
…О любви немало песен сложено…
«All we need is love», – пели «Битлз». Все, что нам нужно, – это любовь. И то единственное (и ВСЁ), что у нас есть, – это Любовь. Она материальна и нематериальна одновременно. Она – наши глаза и свет наших глаз. Она – наша тоска по вечности. Она – наша попытка изменить неизбежность. Можно не заработать миллион долларов, не купить самолет, не съездить на Кубу. Но умрут все. Смерть – это конечная точка маршрута, пункт назначения, в который прибывают все поезда. Без исключения. А наша любовь – попытка изменить это неизбежное. Когда мы влюблены, мы бессмертны, мы – энергия, поток, связь с Космосом, со Вселенной, с Богом, мы сами – Боги, вернее, Бог…
Подарок
Стояла у меня коробка с подарком. Даже не знаю, как появилась, кто принес. Много тут всяких заходило, а кто-то взял и оставил. Или он сам пришел? Подарок. Хотя разве так бывает?
До сегодняшнего дня это была просто коробка с подарком. А сегодня я решила дернуть за цветную ленточку, разорвать упаковочную бумагу и посмотреть, а что же там внутри. И там внутри оказался человек. И я пока еще не знаю, можно ли с этим подарком играть, можно ли им поделиться с другими, как беречь его и как работают его механизмы. Я боюсь сломать свой живой подарок, подаренный мне судьбой.
Ой, кажется, я уже сделала ему больно, еще не успев распаковать. Наговорила кучу глупостей, не понимая, что это отдается в его сердце и мыслях. Неужели моя чушь проникает сквозь оберточную бумагу! Еще как!
А я-то ходила вокруг и приговаривала, как мне надоели подарки и что все это просто бесполезный мусор в доме. А он. Он все принял на свой счет. И на мой, представляете, тоже.
Мой подарок оказался мудрее меня и, кажется, старше. Что это за лакомый кусочек, старые подарки? Черт, боюсь, именно так я ему и сказала. Ну, какая же дура, какая дура! Столько лет училась держать язык за зубами, прежде думать, чем говорить, прежде ценить, чем оценивать, прежде любить, чем влюбляться. И книги умные писала. А все без толку. А все затем, чтобы даже не суметь вовремя развернуть подарок и молитвой отблагодарить дарителя.
Хорошо еще, подарок оказался не робкого десятка, сам развернулся, показался, как говорится, во весь рост. Причем он оказался таким большим, что я даже не могу обхватить его руками и поставить в комнате там, где мне будет удобно. И еще плохо, что к нему нет инструкции. А может все так и задумано?
Ты как считаешь?
Давай
– Давай с тобой придумаем важное дело, а к нему командировку, чтобы можно было уехать отсюда дня на три, любить друг друга и больше ни о чем не думать…
– Давай!
– Давай придумаем с тобой море. Поедем туда, будем пить вино, есть шоколад и целоваться…
– Давай!..
– Давай придумаем розы. Усыплем лепестками кровать и, сходя с ума от запаха, растворимся в музыке встречных движений…
– Давай.
– Давай с тобой придумаем мороженое. Пойдем в кафе и будем кормить друг друга из ложечки…
– Давай…
– Давай придумаем с тобой друг друга…
До конца сентября
Я хочу завязать тебе глаза мягким шарфом…
…увидеть дом, где ты вырос, и школу, в которую ты ходил…
…принять с тобой ванну…
…потанцевать в шумном клубе или сходить на стриптиз…
…одеть тебя в женскую одежду…
…раздеть…
Я хочу поплакать с тобой под сопливую мелодраму и просто… поплакать…
…поговорить о страхах и сходить в театр на хороший спектакль…
…поехать к морю и купить домик на побережье…
…заняться любовью без презерватива, уснуть, обнявшись, и увидеть один сон на двоих…
Я хочу полюбить эту жизнь за то, что в ней есть ты…
Я хочу научиться относиться несерьезно ко всему, кроме нас.
Я хочу прожить жизнь, нашу жизнь, на полную катушку…
И пусть каждый месяц будет сентябрь. И никогда не закончится.
Скучно не будет
Со мной можно забыть обручальные кольца в день свадьбы. Или убить работницу ЗАГСа. Можно раскрасить друг друга черной ваксой. В белых нарядах невесты и богомольца на Хэллоуин явится. «Кровавую Мэри» выпить. Потом на кладбище весело, звонко смеяться. И в шестьдесят остаться девчонкой может поэт, не считавший свои потери. Со мной можно забыть венчальные гимны. Кружиться и целоваться на всех проспектах. А можно объехать мир на дешевой Вектре и не бояться, что где-то безвестно сгинем. Писать роман на двоих и взойти на плаху. Ванну с шампанским принять и в ней утопиться.
Хочешь со мной стать большекрылой птицей? Предпочитаешь Дьяволом или Аллахом?
Все это игры. А в целом, себя не теряя, станем с тобой веселиться на празднике жизни. Только зачем ты завел поминальную тризну? Ах, я забыла, принцесса уже не живая. Это не важно: все так относительно в мире. Перерождением смерть от рождения считаю. Вдруг мы успеем еще выпить мятного чаю в этом дворце – однокомнатной нищей квартире?
Ты безоружен в любви, я печальна, как сумрак, в жизни. А ведь могли бы не встретиться даже. Все мои песни – всего лишь случайная кража разных событий из человеческих сумок. Знаешь, а мы с тобой, должно быть, не люди, мы – просто фантазия, вырванная из тела. Прости, больно делать тебе не хотела. Клянусь в одном, в этой сказке скучно не будет.
Думать о ком-то
Любовь делает нас живыми. Когда мы любим, мы чувствуем внутри себя два круга кровообращения, мы чувствуем, как работают органы, как ритмично, а порой нервно сокращается сердце. Пока мы любим, мы живем. Самое приятное, что мне приходилось испытывать в жизни, – это ходить по улицам и о ком-то думать…
Улыбнись!
Улыбнись! Я – твоя улыбка, твой смех, твое хорошее настроение. И плохое, кстати, тоже. Потому что я – это ты. А ты – это я. И никуда тебе от этого не деться… Я – твоя судьба. Да, такая у тебя судьба, и можешь не удивляться, и бежать тебе некуда. Потому что судьба кругом.
И перестань жаловаться на судьбу. Ей, между прочим, тоже с тобой не очень-то повезло.
Женщина-воин
Ты говоришь:
– В мире много ненужных волнений, много экстрима…
И просишь меня жить спокойней.
Я не умею. Я слишком давно уже воин джунглей бетонных и дебрей чужих откровений.
Ты говоришь:
– Не спеши, не беги, не форсируй, не исчезай…
Я хотела бы, правда, мой милый… Я научусь. Я свою неуемную силу в русло гармонии выплесну взрывом плотины. Только скажи, где найти мне покоя долину с призрачным счастьем, где можно быть тихой и верной, чтоб доверять без оглядки, не наполовину, чтобы любить, не считая былые потери?
Что же молчишь, мои нервные пальцы в ладонях сжимая? Я не скулю, дорогой, я не плачу. И даже не ною. Господи, теплые руки твои для меня – это Ноев прочный ковчег вдохновения, где я – живая.
Вечеринка
В доме вечеринка, только друзей не будет. Не завелись как-то. Тараканы завелись, клопы, даже попугай, правда, издох в прошлом году. А друзья никак не заводятся. Я их приманивала цветочным запахом духов, корм сыпала на пороге. Бесполезно. Зато Димка со Светкой придут, соседка, брат с невестой, парни с работы (для соседки пригласила), старые институтские приятели – в общем, все как надо.
В доме будет вечеринка! Я ведь так люблю гостей.
Настоящее
Сегодня на afterparty, на воскресной вечеринке, посвященной моему дню рождения, муж, произнося тост, пожелал мне счастья в личной жизни, потому что, как показал опыт, без него я не могу творить, а потом вздохнул и пожелал мне с кем-нибудь когда-нибудь счастья и в семейной жизни тоже. Я увидела, как глаза его наполняются слезами, и сжала его руку, чтобы мы оба не разревелись, потому что это уж точно было бы совершенно ни к чему.
Мое море
Ты – мое море. Я хочу купаться в твоей нежности, плавать в твоем мире, погружаться в твои чувства, рефлексии, желания, мечты, хочу раствориться в тебе… Я хочу видеть все твои приливы и отливы, наслаждаться тем, как ты волнуешься, любоваться твоей безбрежностью, сменами твоих настроений, глубинами твоих возможностей.
Любимый, ты наполняешь меня собой, бурлишь во мне, журчишь, переливаешься, выходишь из берегов и делаешь меня такой, какой раньше я не знала себя… Ты – моя живая вода, живительная влага, целебный бальзам, моя микстура от депрессии, которую ни по какому рецепту не достать, а можно лишь приготовить самостоятельно и всюду возить с собой.
Ожидание
Я могу ждать тебя долго-долго… целых пятнадцать… минут
И ни одной больше.
Потому что пятнадцать – это вечность.
А пятнадцать с половиной или хотя бы с одной секундой – просто четвертая часть часа.
А час – крайне мало для двух безумствующих от любви душ…
Мертвые цветы
Сегодня пятница, и я реву, как дура. На столе белый Мускат Качинский. Коллекция молодых вин. Красивый бокал, кожаное кресло, комп, рабочий стол, когда-то спроектированный мной для секса. Красота! Моя эстетика! Уголок стиля в двухкомнатной хрущевке. Уголок с моими книжками, афишами, дипломами, плакатами.
Муж прислал мне сегодня ссылку на смешные картинки про пятницу, где самый последний облезлый хорек зовет друзей бухать. Я достала откупоренную и отпитую бутылку белого муската качинского, налила в бокал, поставила на столе у зеркала и чокнулась со своим отражением. У мужа работа, баскетбол с мужиками и пиво до одиннадцати вечера. Пятница, блин! Это он так активно спасает наш брак. И не то, чтобы у меня не было друзей… или не с кем выпить… просто какой-то внутренний аутизм… апатия… нежелание быть с кем-то, кроме себя… и… невозможность быть с… собой…
– Принять себя, принять себя, принять себя, – пульсирует в голове.
Пью мускат и рассуждаю: не избегание ли это?
Мне хочется чего-то простого и настоящего, но даже если муж, наплевав бы на свои «обязательства и обещания перед мужиками», вдруг (давно не верю в чудеса) пришел бы домой, наш вечер все равно был бы надгробным барельефом на могиле семейного счастья, а интеллигентные разговоры напоминали бы трупы цветов, срезанных в мою честь и расставленных по всей квартире – розы, хризантемы, лилии…
Я сейчас ужасно тебя ревную. У тебя пятница и какое-то бухалово в Германии. Мысленно я написала тебе сто писем… Хочу быть рядом, слышать непонятную чужую речь, восхищаться тем, что ты ее понимаешь, и гордиться тем, что ты на ней говоришь. Хочу пойти с тобой в уютную пиццерию, курить длинные тонкие сигареты, пить вино и говорить о любви… Хочу, чтобы ты держал мои пальчики в своих ладонях, сидел напротив и смотрел мне в глаза. Хочу, чтобы на столе мерцали свечи и было приторно от романтики. Хочу, чтобы карамельно-грустно играл в углу седой пианист и чтобы мне захотелось его длинные пальцы запустить в свое влажное и горячее лоно… Хочу, чтобы ты уговаривал меня соблазнить пианиста, а я смеялась и пускала дым тебе в лицо… Хочу тебя…
Назло времени и пространству
Я боюсь одиночества.
Но мы не расстаемся с тобой ни на минуту. Ты во мне: я мысленно говорю с тобой, пою, целую, разглаживаю твои морщинки. Ты в моем дыхании, в кончиках пальцев, в глазах. Даже случайный прохожий не может этого не заметить.
– Какие странно расширенные зрачки, – роняет он.
Да, они практически закрывают всю радужную оболочку, потому что ты там, в глубине моих глаз. Ты большой, все поглащающий, заполняющий мою чашу до краев, расширяющий мои зрачки, как во время оргазма.
И все-таки я одинока как никогда. Ты во мне, но не со мной. И я не могу дотронуться до тебя и понять, что ты чувствуешь. Мы не виделись целую тысячу лет. Ты в каждой моей клеточке, и от этого нестерпимо больно и… хорошо. Я не знала, что такое боль, пока не узнала, что такое любовь. Доктор сказал, что это грипп. Но я знаю, что это ты, ты болишь в каждой моей клеточке. Как, в сущности, некрасиво выглядит любовь!
Сейчас я пишу для тебя. И мы немножечко вместе: ты чуть-чуть со мной, а не просто во мне. Нас разделяет время и пространство. Но буду с тобой, когда твои глаза коснутся этих строк.
И мы будем вместе назло времени и пространству. А иначе зачем любить?
P.S.
A zametila li ty, kak samoe glavnoe vsegda uhodit v post skriptum?..
(из письма, которое предшествовало жизни)
1.
– …самое главное просто уходит в постскриптум…
– Я замечаю, что главное просто уходит…
– Может быть, чаю с лимоном? Есть «Пиквик» и «Липтон».
– …будем молчать, говоря о вчерашней погоде…
– …будем курить, молча кутаясь в саван секретов…
– …каждый своих…
– …одиноких болезненных истин…
– Осень прекрасна в холодное грустное лето…
– …мокрая тусклая зелень безжизненных листьев…
– Ты замечаешь, как чувства уходят в постскриптум?
– Я замечаю, как чувства навеки уходят…
– Все настоящее с болью дается и скрипом…
– … и достается… по моде, а то и по морде!
– Амбивалентность явлений меня доканала…
– …как ни крути, оправдания просятся в руки…
– Сердцу усталому хочется просто причала…
– Это опасно – любить от безделья и скуки…
2.
– Разве бывают зеленые?
– Только у кошек.
– Значит, ты кошка?
– А ты лишь сегодня заметил?
– Значит, бросаешь и любишь всегда понарошку?
– Снова болтаем с тобой, словно малые дети…
– Все же признайся: зеленые… значит, колдунья?
– Разве еще мои чары не трогают сердце?
– Так и сказал!
– Хорошо, я дождусь полнолуния.
И заварю мать-и-мачеху с кровью и перцем.
– У, кровожадная, кто это варево выпьет?
– Даже не знаю… А ты согласишься отведать?
– Что, полагаешь, потом я навеки прилипну?
– Нет, полагаю, что после откроются Веды.
3.
– Как же любить? Неудобно.
– Увы, так случилось.
В разных с тобой городах и на разных орбитах.
– Ты говорила, что зеркало к счастью разбилось.
– Я говорила, но вымерли все Афродиты.
– Что же ты ищешь?
– Всего лишь твое отражение.
Но синергетика вряд ли мне в этом поможет.
Ты возникаешь в болезненных злых сновидениях.
И забираешься утром любовью под кожу.
4.
– Ты замечаешь, как время уходит в постскриптум?
– Я замечаю, как жизнь безвозвратно уходит.
Но остаются слова…
– …и твои фотоснимки…
– …и размышления об иллюзорной свободе…
– Сможешь ли домом наполнить бездушные стены?
– Сможешь ли сердце свое мне отдать безвозмездно?
– Сможешь ли ты не закатывать глупые сцены?
– И не сорваться в такую манящую бездну?
– Чем же помочь тебе? Может, холодный мартини?
– Кубик любви внутривенно и тихую скрипку.
– Не умирай!
– Я живу, я шепчу твое имя.
Не провожай, просто я исчезаю в постскриптум…
Я такая
Есть люди, которые не умеют расставаться. Они врастают в человека, привязываются, приклеиваются, прилипают, вкручиваются в сознание, барабанят смс-ками, звонят среди ночи и не хотят отпускать. Им кажется, что вместе с умершими отношениями они умирают сами. Нет бы на ходу бросить: «Рубашку оставь себе. Маме – привет. Купи ей что-нибудь к чаю от меня. Еще увидимся». И наплевать. Идти дальше. А при встрече улыбнуться как случайному встречному, без вызова, как будто ничего не было, и снова жить. К чему терзать тех, кто ушел? К чему сводить счеты по ночам, вгрызаясь в мокрую от слез подушку? Зачем кусать губы в кровь, цепляясь за того, кто тебе никогда не принадлежал? Зачем сверлить собственное сердце, перебирая в памяти все эти запахи и звуки? Зачем? Есть люди, которые не умеют расставаться. Они не знают, что Вселенная – это они сами. А другие люди – всего лишь ими придуманные образы, проекции, позволяющие лишь познать себя через призму несуществующих других.
Я такая. Я, по большому счету, не умею расставаться.
Есть люди, которые не умеют удерживать. Такие не звонят, написав письмо, не отправляют адресату, а лишь выкладывают стихи, раздирающие душу в клочья, на своем сайте, в своем блоге. И каждую свою песню превращают в коммерческий проект, как будто любви на Земле просто и нет. Они заболевают и умирают от неразделенной любви, но никогда и никому не признаются в этом. Они говорят: ты всегда свободен в своем выборе, так что решай сам. Выбирай сам. Хочешь – приходи. Хочешь – уходи. Уходи к тем, кто умеет звать, ждать и удерживать, уходи к тем, кто борется за свое место под солнцем, за себя, за любовь, в конце концов, за свою историю. С такими невозможно понять, значишь ли ты что-то в жизни этого человека. А если и значишь, то что? Какова цена этих чувств, этих отношений. Такие люди точно знают, что они и есть Вселенная. Но они забывают, что нет других людей, а есть только ты сам, и, теряя этих несуществующих других в своей жизни, ты теряешь самого себя… Навсегда. Безвозвратно.
Я такая. Я, по большому счету, не умею удерживать.
Есть люди, которые никак не могут понять, что им нужно. Вот, казалось бы, и ситуация подходящая, и человек рядом хороший, и происходящие с вами события укладываются, как дорогой паркет в элитной квартире, и дыхание ловится, и понимание с полуслова, и портфель за тобой носят, как в школе. А все не так. Ну, может быть не все… Но что-то точно. И это вот чувство все точит и точит изнутри. Ощущение, что здесь и сейчас – это не по-настоящему. Это иллюзия. Это такая игра. Репетиция. Сейчас я порепетирую, подготовлюсь, загримируюсь, примерю костюмы, выучу роль, а вот завтра… Завтра я встречу его-того-единственного-неповторимого-моего-человека. И уж там, в том непонятно-когда-придущем завтра я буду вся-сама-из-себя-настоящая. И вся жизнь словно репетиция спектакля. Каждый день репетиция… А дата премьеры все переносится и переносится в неопределенное будущее, которого нет. Года проходят, меняются люди. И снова не то. Снова что-то не то…
Я такая. Я, по большому счету, не знаю, что мне нужно.
Но ты не бойся. Ты же мужчина. Прими решение – удержи, будь, люби. Ведь ты же знаешь, в конце концов, что тебе нужно. И что мне нужно, ты ведь тоже знаешь…
Друг моего мужа
Ты знаешь, как больно добровольно отдавать то, чего сам не имеешь?
Я, правда, отдам ей все то, что могло бы стать нашим счастьем: и это дождливое лето, и карту с козырной мастью – тебя. Я, правда, отдам: испытаю себя на прочность. И буду локти кусать: я знаю точно. И будет болеть, нет, не сердце печень. И будет тоска такая – залить нечем. Я, правда, отдам ей: девчонке реально нужен хороший парень – друг… моего мужа…
Куда исчезают желания
«С возрастом желания исчезают», – говорила мне умудренная опытом мать моего мужа. Тогда мне было девятнадцать, и я не поверила.
В двадцать два мне все еще хотелось видеть у кровати по утрам розы в капельках росы. В двадцать восемь я еще что-то пыталась изменить в семейном сексе, обнаружив, что все мои поцелуи возникают по инерции соития. В тридцать лет перекраивала личную жизнь. А в тридцать два купила дочке Лизе куклу Барби – мечту моего детства. В тридцать пять я еще надеялась стать вице-президентом банка. А в тридцать семь поняла, что место главного бухгалтера – подарок небес. В сорок пять получила в подарок норковую шубу и сухими губами целовала мужа в небритую щеку. В сорок шесть впервые увидела Венецию и сделала всего 12 фотографий. В пятьдесят случайно встретила своего любовника двадцатилетней давности, посмотрела на седой лысоватый шар его когда-то семипядевой головы и неловко спрятала постаревшие ладони. В пятьдесят два в моду вновь вошли сапоги, о которых я грезила восемнадцатилетней девчонкой, только больные ноги не позволили мне щеголять в них.
В пятьдесят четыре я сказала дочери:
– С возрастом желания исчезают!
Но она не поверила.
Письма
Иногда, когда совсем нечем дышать, бросаю тебе короткие письма, как бродячей собаке кости. Знаю, что не нужно, ведь ты – домашний верный пес и хорошо служишь своей хозяйке.
А я – гордая дура.
О звездах
У меня дома, в спальне, на потолке флюоресцентные звезды и два месяца. Целый день они напитываются светом, а ночью его отдают – горят часа два. Раньше я любила смотреть на эти звезды. А потом перестала. Нет, не перестала любить. Просто перестала видеть звезды. Замечать их. И вот вчера, когда в люстре перегорела лампочка и муж полез ее менять, я вдруг увидела, что они есть, звезды… Звезды есть, понимаешь? И до них можно легко дотронуться. Достаточно просто встать на стул и поднять руку…
Жизнь
Вначале жизнь кажется нам бесконечной, и мы расточительно относимся к ней. Потом вдруг приходит неблагодарное осознание того, что жизнь коротка и бессмысленна. И лишь немногие понимают, что жизнь дана нам ровно на тот срок, на который мы способны ее взять. Мы выбираем себе родителей и любимых, врагов и друзей, попутчиков и начальников, час рождения и момент смерти. Мы ответственны за собственную жизнь, как бы страшно это ни звучало.
О счастье
Сейчас стало модно писать wishlist-ы по разным поводам (да и мой психолог рекомендует мне их составлять). Я умиляюсь, когда девушки (да и молодые люди) частенько вносят в список желаемых подарков парфюм-шарфик-книги-альбомы-диски. Они наивно полагают, что, получив все это, станут по-настоящему счастливы. Иллюзия…
Мой wishlist странен. И что-то подсказывает мне, что, кроме меня и Бога, никто не может подарить мне необходимые (действительно важные для меня) подарки.
Итак, я хочу:
1. Здоровья – физического и душевного.
2. Внутренней гармонии и радостных снов.
3. Любить, влюбляться, снова любить. Прожить каждое мгновение с любовью и трепетом чуда, которое эта любовь создает.
4. Исполнить свое предназначение…
Се ля ви. Всего четыре пункта. Кто-нибудь знает адрес бутика, в котором продается счастье?
Если мысли материальны
Если мысли материальны, мои правдивые рассказы выстроятся победоносным полком и пойдут кромсать мою жизнь.
Надо срочно написать лживо-сахарную пьесу про любовь с первого взгляда и до гробовой доски. Тогда я стану бульварной писательницей – кумиром ПТУшниц, и, быть может, толстозадый, мордатый режиссер снимет по моей пьесе мыльную оперу. Может, еще не поздно отречься от моих многочисленных чернильных детей, променять их на уютное заблуждение семейного очага? Только чертик, пожирающий мое сердце, улыбаясь, лепечет: «Поздно!»
А ты будь рядом назло моим правдивым рассказам и тому, что мысли материальны. И тогда лет через тридцать я напишу пьесу про… Да какая собственно разница, если лет через тридцать ты будешь рядом, а я все еще буду писать!
Лакмусовая бумажка
Если тебе не хватает любви и заботы, твое тело сигнализирует об этом болезнью. Ты заболеваешь, потому что еще веришь в сказки. Ты думаешь, все осознают, как ты им дорога, и начнут носиться вокруг, как пчелы. Да-да, как пчелы, но не потому, что жужжат, а потому, что медоносят. Но нет. Деда Мороза не существует. Болезнь, как лакмусовая бумажка, показывает, что заботы ни от кого не дождешься. Близкие далеки от тебя. Один дает указания, как справиться с болезнью. Вторая плачет. Третьему вообще все похуй. И только работодатель интересуется, почему тебя положили в реанимацию, а когда ты оттуда выйдешь.
И тогда ты демонстрируешь невиданные чудеса: регенерируешься, как дождевой червь, и начинаешь звонить абсолютно чужим людям, договариваться о платных палатах и консультациях у хороших специалистов, ты вытаскиешь себя из этого дерьма, как Мюнхгаузен за волосы, ибо спасение утопающих – дело рук самих утопающих.
Тебе плохо? Не волнуйся: будет еще хуже…
И вот ты плачешь. Вернее, ревешь, как дура: я люблю тебя, жизнь, что само по себе и не ново… Ревешь. Потому что ты уже больше не можешь казаться сильной. Потому что очень хочешь быть слабой женщиной… да нет… просто женщиной, рядом с которой по определению должен быть сильный мужчина… Да нет… просто мужчина… который решает проблемы. Хоть иногда. Хотя бы тогда, когда ты болеешь.
И еще ты физиологически (до спазмов) боишься позвонить друзьям. Оправдываешься тем, что никого не хочешь видеть. Нет. Не обманывай себя. Ты хочешь. Просто вдруг боишься, что они не приедут. Не найдут времени тебя навестить. Не смогут. Они ведь тоже заняты. Дети-мужья-жены-работа-проекты-квартальные отчеты. И ты не звонишь. Ведь ты всегда сама. Ты не привыкла никого беспокоить…
Не болей, ибо больной ты никому не нужен. Нет. Еще короче: не болей, ибо ты никому не нужен. Нет, еще короче: береги себя… сам…
Медитация
Одну за одной разрушаю клетки. Почти свободна. Почти без боли. Я разрушаю клетки мозга, крашу ногти, купаюсь в соли. Соленые ванны с запахом моря, маски из глины, крем из лаванды. Как это странно, забавно и странно делать маски для томной маски, для томной маски лица без боли… Для томной меня, что, разрушив клетки, клетки мозга, почти довольна, довольна и счастлива… красить ногти.
Выключатель
Я поняла, любовь – это такой своеобразный сломанный выключатель. Она вдруг включается в тебе, неожиданно и бесповоротно… и потом также выключается… и ты ничего не можешь с этим поделать…
Птица
Разве птица бывает высокомерной? Она просто слишком высоко измеряет пространство.
Разве птица бывает глупой? Она просто живет в другом мире.
Разве птицы на свете бывают? Это только тебе показалось.
Всю жизнь я мечтала о другой жизни
Я смотрю в окно и часто думаю: вот это и есть жизнь, и другой не будет… Страшно. Но с другой стороны, не так уж и плохо, если задуматься. А если не задумываться, то даже еще лучше. Правда же?
Хотя, конечно, всю жизнь я мечтала о другой жизни… Просто как в частушке:
Килька плавает в томате.
Ей в томате хорошо.
Только я, ебена матерь,
Места в жизни не нашел…
О любви…
Я хочу подарить тебе головокружение, повышение температуры, озноб, страх потери, разрыв сердца, вечную весну, крылья за спиной, ощущение безбрежного полета, осознание собственного могущества, невыносимую легкость бытия… Я хочу подарить тебе ТЕБЯ…
Я не верю
Я не верю словам, я всегда выбираю поступки.
Я не верю словам, потому что я знаю им цену.
Я не верю словам, только снова на них попадаюсь.
Снова нервно и жадно клюю, словно глупая-глупая рыба.
Ежедневники
Недавно я обратила внимание, что перестала вести ежедневники. Раньше я очень любила планировать, записывать в столбик дела, а потом с наслаждением вычеркивать, что удалось успеть сделать. А теперь я против тайм-менеджмента. Записываю дела и номера телефонов якобы нужных людей на каких-то бумажках, теряю их… Задумалась, почему?
Раз мы – люди – духовные сущности, то все эти дела-планы-проекты – рутина и крысиные бега, то, что отдаляет нас от истинного смысла, от сути вещей, а все, что приближает нас к Истине, случается само, безо всяких пометок в ежедневнике. Может, забросить планирование к черту?
Конец ознакомительного фрагмента.