Вы здесь

Выстрел. 9 (А. Н. Рыбаков, 1975)

9

Диспут только возвысил Витьку Бурова в собственном мнении: он стал на нем центральной фигурой. Он и шел в клуб в расчете, что о нем заговорят, а если нет, то он выкинет такое, чтобы заговорили.

В своей обычной расслабленной позе Витька сидел во дворе, на пустом деревянном ящике позади первого корпуса, в узком проходе между стеной дома и забором. Рядом на асфальте сидели Шныра, Фургон и Белка. У угла, на стреме, стоял Паштет. Было утро, не самое раннее, часов десять. Воскресенье.

Паштет махнул рукой – все в порядке.

Витька лениво привстал, потянулся, даже зевнул, поднял Белку, она встала ему на плечи и проскользнула в форточку.

Витька опустился на ящик, принял прежнюю позу, Шныра и Фургон не сделали ни одного движения, Паштет был на посту. Все совершилось молниеносно, никто не заметил – задний тупик двора, по нему не ходят, задняя стена дома – ни дверей, ни подъездов, впереди – глухая кирпичная стена.

Белка очутилась в пустом фойе кинотеатра «Арбатский Арс».

На стенах висели афиши, рекламы, фотографии из кинофильмов.

У стены возвышалась буфетная стойка под круглым стеклом. Белка отодвинула дверцу. Скрип не смутил ее: кинотеатр заперт снаружи. Проверено.

Она сняла с прилавка пять бутылок лимонада, пирожные, конфеты, бутерброды, сложила в мешок, вернулась к окну, поскребла о стекло.

Витька снова так же неторопливо поднялся, протянул руку, взял мешок, помог Белке вылезти из окна. Белка схватила мешок и скрылась с ним в подъезде черного хода.

Ребята обогнули корпус, очутились на переднем дворе, где играли детишки, и подошли к пожарной лестнице.

Узкая металлическая лестница начиналась от второго этажа и, прикрепленная к стене металлическими прутьями, достигла крыши восьмиэтажного корпуса. У крыши прутья были оторваны, верх лестницы раскачивался.

Витька уселся на нижней ступени лестницы.

– Куда забрался, места тебе другого нет? – недовольно заметила дворничиха.

– Сидеть нельзя?

– Нельзя, слазь!

Витька потянул носом воздух:

– Мне кислород нужен, кислороду не хватает. – Он поднялся еще на две ступеньки, снова потянул носом. – Хороший кислород, первый сорт.

– Доиграешься, Витька!

Дворничиха ушла со своей метлой. Витька ухмыльнулся: цель достигнута, все видели, что он на лестнице и, следовательно, к буфету отношения иметь не может. Ему было нужно алиби, слово, которого он не знал, но представление о нем имел.

Шныра, Паштет и Фургон, задрав головы, смотрели, как Витька поднимается по лестнице.

Достигнув четвертого этажа, Витька свесился и заглянул в открытое окно. Перед зеркалом сидела Ольга Дмитриевна в халате и с полотенцем на голове.

Ухмыляясь, Витька смотрел на нее.

Она оглянулась, вскрикнула в испуге.

Витька скорчил страшную рожу.

Ольга Дмитриевна вскочила с пуфика, закрыла окно, задернула занавеску.

Довольный своей проделкой, Витька посмотрел вниз, желая увидеть, какой эффект она произвела, как вдруг заметил проходящего по двору Шаринца.

– Где Белка? – спросил Шаринец Шныру.

– Не знаю.

Витька спустился вниз, спрыгнул с лестницы.

– Тебе чего?

– А тебе чего?

– Ну и мотай отсюда!

– Ты, Витька, один, а я не один.

– Плевал я на твоих, ты моих не трогай.

– Дождешься! – пригрозил Шаринец и пошел со двора.

Витька снова взобрался по лестнице. Рискованно балансируя на пруте, дотянулся до окна, взял стоящую между рамами банку, запустил в нее палец, набрал варенья и отправил в рот.

Мальчики криками и смехом выразили свой восторг.

В следующем окне, этажом выше, Витька увидел целующуюся парочку.

– Сосед, что делаешь?

Парочка оглянулась, девушка выскочила из комнаты.

В окне следующего этажа усатый дяденька сосредоточенно уминал за столом большой шматок сала.

– Дай кусочек!

Усатый перестал жевать и озадаченно уставился на Витьку.

Забавляясь таким образом, Витька достиг вершины лестницы. Край ее не прикасался к крыше – оба прута были сломаны.

Предстояла самая опасная часть операции.

Сильно и размашисто раскачиваясь, Витька приближал верх лестницы к крыше и, когда она достигла ее, схватился рукой за желоб, подтянулся, перекинулся на крышу, продолжая удерживать лестницу сначала ногами, потом руками.

Улегшись на крыше, крикнул вниз:

– Давай!

Ловко и быстро, как обезьяна, взобрался Шныра.

За ним, умирая от страха, начал подъем Фургон.

Добравшись до середины, остановился, посмотрел вниз.

– На меня смотри! – крикнул Витька.

Фургон снова начал неловко подниматься. Витька протянул ему руку и перетянул на крышу. После того как уверенно взобрался Паштет, Витька отпустил лестницу.

Ребятишки с завистью следили за их подъемом. Витькино тщеславие было удовлетворено, и он крикнул вниз:

– Привет!

Через слуховое окно он спустился на чердак, перелез через балки и стропила, откинул задвижку на двери. На площадке черного хода сидела Белка с мешком.

– Час сижу!

Он впустил ее на чердак, задвинул задвижку.

Вся компания сидела на крыше.

Витька вынул из мешка бутылки с лимонадом, пирожные, бутерброды, конфеты, отложил в сторону две закупоренные банки с монпансье:

– Это в Крым.

Он снова через слуховое окно спустился на чердак и спрятал банки в чуланчике, замаскированном досками и фанерой. На полу лежали тюфяк и рваное одеяло, на досках, заменявших стены, висели открытки с видами Крыма.

Витька вернулся на крышу, открыл лимонад, разложил пирожные и конфеты:

– Шамайте! В Крым поедем – в вагоне ресторане будем обедать.

– Что за вагон ресторан?

– Вагон, а в нем столики, ресторан. Поезд идет, колеса постукивают, а ты рубаешь, официант подает, что закажешь, а закажешь, что захочешь, – расписывал Витька предстоящую поездку в Крым. – Пообедаешь – и к себе, по тамбурам, из вагона в вагон, все на ходу. Пришел в свой вагон, заваливайся спать, у каждого своя полка – плацкарт называется. Спать не хочешь – смотри в окно. Главное – деньги сделать.

– А как деньги сделаем? – спросил Фургон.

– Тебе кто позволил такие вопросы задавать?

Испуганный Фургон молчал.

– Кто, спрашиваю, позволил? Или кто подучил? Подослал? Кто? Мишка Поляков? Сашка Фасон? Говори! А то сброшу с крыши. Арцы – и в воду концы!

– Он просто так спросил, – вступился Шныра.

– Заткнись! Если кто насчет Крыма натреплется, голову оторву.

– А чего трепаться? – возразил Шныра. – Думаешь, не знают? Знают.

– Откуда? Кто сказал?

– Да брось ты! Сам сколько раз говорил: Крым… Крым…

– А хорошо в Крыму? – спросила Белка, предупреждая ссору.

Ее наивную дипломатию поддержал Паштет.

– Спрашивает! Все в Крым едут. Было бы плохо, не ездили. Там море кругом.

– Всесоюзная здравница называется, – добавил Шныра.

Витька лег на спину, мечтательно заговорил:

– Самое лучшее место – Крым. Море само собой, тепло круглый год, хочешь – купайся, хочешь – загорай. Фрукты нипочем: груши дюшес, виноград «дамские пальчики», абрикосы – копейка фунт. В Ливадию поедем, там дворец, царь Николай жил. Ялта. Главное, ксиву надежную иметь, а то снимут с поезда как безнадзорных.

– Какую ксиву? – спросил Фургон.

– Вот дурачок, – засмеялся Паштет, – ксива – документ, значит.

– Ксива будет такая, – сказал Витька, – экскурсия, вы ученики, я за старшего. Печать поставим – и порядок.

– А где печать возьмем? – опять спросил наивный Фургон.

Витька приподнялся, пристально посмотрел на Фургона.

Шныра опять защитил приятеля:

– Он просто так спросил… Не видишь разве, дурачок еще, ничего не понимает.

Витька погрозил Фургону пальцем:

– Много знать хочешь, треплешься. Не суйся, за тебя все сделают.

Он замолчал, прислушался: дергали чердачную дверь. Витька сделал знак сидеть тихо, спустился на чердак, прокрался к двери, прислушался.

За дверью разговаривали. Витька узнал голоса Миши и Генки:

– …Кто то запер дверь. Управдом, что ли…

– …Замка нет, изнутри заперта…

– …Пойдем со двора.

Было слышно, как они спускаются по лестнице.

Витька вернулся на крышу, лег на спину:

– Мишка с Генкой… Убрались…