Глава 3
Как обычно дежурство выжало меня как лимон. И как обычно поняла я это лишь, когда все закончилось. Были наложены последние швы, проведен последний анализ, вправлен последний вывих.
На смене, на вызовах у меня словно вырастали крылья, открывалось второе дыхание. И усталость наваливалась на плечи непосильным грузом только когда напряженная работа подходила к концу, а больные оказывались вне опасности. Или, что по счастью случалось крайне редко, я уже ничем не могла им помочь.
Солнце встало, высветило березки на опушке леса, позолотило далекие макушки сосен, заиграло на капельках росы в траве, превратив их россыпь бриллиантов.
В воздухе запахло прокаленной хвоей, листвой и медовым нектаром.
Завели утренние трели птицы – их многоголосье походило на нестройный, но все равно удивительно приятный для слуха хор.
Из-за полного безветрия облака застыли в небе кусками ваты.
Рик помог мне сесть в машину: ноги заплетались, руки повисли плетьми, все тело ныло. Малейшее движение – и мышцы отзывались сильной болью.
Медовую отдушку в кабине сменила сливовая, такая упоительно-вкусная после вони на боях.
Мало того, что мы работали в полевых условиях, временами приходилось ворочать верберов, помогать им передвинуться. А весят эти оборотни как три человека. Не меньше.
Слава богу, хоть встревоженный Раттибор, который кружил возле меня стервятником не меньше часа, потом все же отправился по делам племени. Обнаженный вербер – оборотни вечно забывали одеться, если переключались на нечто важное, который все время что-то спрашивает, теребит – то еще испытание для нервов.
Медсестры и медбратья «перекрестной больницы» энергией жизни не управляли. Все, кому она была подвластна, срочно натаскивались, обучались и становились врачами. На бойни, вроде сегодняшней, к «тяжелым», к пострадавшим в горах выезжали только они, то есть мы.
Не дай бог неудачно пошевелишь пациента, а у него обнаружится перелом, или того хуже – серьезные внутренние повреждения. Обломки кости повредят сосуд, откроется внутреннее кровотечение, оторвется орган. Исправить такое за секунды способна только наша особенная энергетика.
По счастью, сегодня из тяжелых с нами летел только Маллес. Рик напитал его своей энергетикой, и вербер немного очухался, а теперь вот уснул и негромко похрапывал.
Уснула и я. Просто отключилась. А когда очнулась, то лежала на плече у Рика, а он застыл, словно окаменел. Тонкий, но очень теплый плащ василиска накрывал меня, как одеяло.
– Пора заказывать сюда кровать, – усмехнулся спутник, заметив, что я пошевелилась. – Может, заодно кроме сна еще чему хорошему научишься. Все-таки женщина… Красивая, и фигурка что надо. – Василиск нарочито прошелся по мне взглядом оборотня в брачный период. Интересно, у этих змеюк случаются такие периоды на самом деле?
Я выбралась из-под плаща Рика, и сладко потянулась.
Машина сбросила высоту и села возле двухэтажного общежития, выстроенного из громадных светлых булыжников. Оно анакондой тянулось вдоль улицы и сворачивало за угол, огибая парк.
Высотки на перекрестье не строили. Спустя несколько лет они начинали раскачиваться, словно былинки на ветру, и разрушались до третьего этажа. Что за силы воздействовали на здания, местные ученые так и не выяснили. Но строители перестраховывались, ограничиваясь двумя этажами.
– Иди, передохни. И лучше не ходи на занятия. Я напишу справку, – очень мягко, почти ласково произнес Рик. И помог мне выбраться наружу.
– Я отвезу Маллеса в больницу. Обследуем его, попытаемся понять, что случилось. Тогда и решим, что делать дальше, – сообщил в спину василиск. – И подумай над моим предложением. Мои предложения еще никто и никогда не отвергал.
Я хотела пошутить на этот счет, спросить, сколько же раз тогда он женился по пьяни, но дверца уже захлопнулась, и машина взмыла в утреннее небо.
Сиреневый туман перекрестья рассеялся, обнажив темно-серую брусчатку дороги. Спрятался в щели, в закоулки, под землю и затаился до следующей ночи.
Солнце начинало припекать, и в плаще стало жарковато. Я поспешила к подъезду общежития. Напротив благоухал цветами белый бутик с ярко-алой вывеской «Букеты». Чуть поодаль только-только открывалась такая же белая булочная. Ветер обдал меня упоительным запахом свежей сдобы, булочек с джемом и творогом. Желудок недовольно заурчал и сжался в тугой комок.
Ну не-ат! Наедаться сейчас – не слишком удачная затея. Надо хоть немного поспать, иначе паду, как загнанная лошадь. И Рик с чувством, с толком, с расстановкой напомнит – насколько он всегда прав и что пора завязывать с моим бешеным графиком.
Я заставила себя отвлечься, вошла в общежитие и кивком поприветствовала Олдиса – белокурого охранника-вербера.
Он кивнул в ответ, сверкнул в полутьме подъезда глазами и снова замер соляным столбом.
Как обычно после смены, розоватые светильники на потолке и стенах показались мне слишком яркими, веселыми, а коридор – до ужаса длинным.
Цель моего путешествия – дверь с табличкой «Самира Рарвес» –располагалась ближе к его концу, а ноги уже еле передвигались. Самира Рарвес… Не сразу свыклась я с этим чудным именем, но звучало красиво. Так назвал меня Рик в нашу первую встречу на перекрестье.
Очутившись здесь, я забыла свое настоящее имя, как и многое другое из прошлой жизни. В последнее время она упорно напоминала о себе, всплывала в голове урывками, отдельными кадрами, почти не связанными друг с другом. Но темных пятен по-прежнему оставалось слишком много.
Говорят, так перекрестье лишает нас желания вернуться домой. Мы не помним к кому, к чему и зачем, принимаем новый мир сердцем и душой.
Я поднесла руку к двери, и та послушно отворилась. Поначалу я не уставала удивляться здешней охранной магии. Она напоминала покладистого домового – невидимого, но послушного хозяйке жилища. Почуяв мое приближение – немедленно открывала квартиру, заметив удаление – блокировала окна и дверь.
Первым делом я забрела в уборную, справа от входа. Большая зеленая ванна так и манила прилечь, расслабиться в теплой воде, понежиться в пене.
Нет уж, спасибо! Понежилась после предыдущей смены! Проснулась в ледяной воде, уже под вечер. Продрогла так, что зуб на зуб не попадал. Пришлось экстренно лечить насморк у Рика. Как же он смеялся, как издевался: мол, взяла бы меня в ванну, уж точно б не замерзла.
Я с удовольствием вдохнула терпкий запах дегтярного мыла. Ммм… Здорово!
Помнится, Рик долго язвил по поводу этого моего пристрастия. Мол, аромат роз кажется тебе слишком приторным, аромат лилий – слишком резким, зато деготь – самое оно. Верх изысканности и нежности. Но мне нравилось и все тут!
Уже в полусне я немного освежилась и, решив, что до кухни не поползу, как бы не возмущался недовольный желудок, направилась прямиком к постели. Громадная, деревянная, очень удобная она высилась у самого окна, рядом с рабочим столом.
Улица зашумела – перекрестье просыпалось, одаривая обитателей новым днем и новыми надеждами.
Мне же хотелось лишь одного – упасть и вырубиться. Но оставалось последнее важное дело – установить в ауре энергопрограмму, чтобы проснуться через шесть часов и успеть на занятия.
Это преимущество жизни в новом мире я не променяла бы ни на что другое. Никаких тебе допотопных будильников, бешеного звона, от которого вскакиваешь с диким сердцебиением, выпученными глазами, но проспать не удасться при всем желании.
Мы словно программировали себя на то, чтобы проснуться строго вовремя. Мысленно создавали образ или фразу – кому как удобно, напитывали их собственной энергией и «вживляли» в ауру.
Уснуть после такой побудки получалось не раньше, чем часа через полтора или даже больше. Программа все это время бродила в ауре, напоминала о себе как назойливая муха. Удалить ее сразу не получалось никак, а спустя пару часов «чудобудильник» исчезал сам, превращаясь в чистую энергию.
Привычная фраза: «Я проснусь ровно через шесть часов» – встала в ауре как влитая. Теперь перевернуться на другой бок, проспать все на свете мне уж точно не грозило.
Я плюхнулась на кровать и закуталась в шерстяное одеяло. С наслаждением прочувствовала, как тепло и нега разливаются по усталым мышцам, и отключилась.
***
Аурная программа разбудила меня бодрым маршем прямо в голове. Я вскочила, метнула взгляд на белые настенные ходики – простецкие, круглые с карандашами-стрелками. Часы показывали двенадцать. Самое оно.
Я бросилась в ванную, быстро привела себя в порядок и поспешила на кухню. Веселая, ярко-оранжевая она немного бодрила спросони. Чайник и посуда расцветки «вырви глаз» – фиолетовая, с красными и зелеными разводами – тоже.
В окна влетало кошачье мяуканье, птичья перекличка, стрекот жуков, редкий лай и много, много разговоров. На улице было шумно и людно, и только машины реяли в небе беззвучно, словно в испорченном телевизоре.
Ветер наполнял комнату диким коктейлем запахов. Ванильный аромат сдобы, приторно-медовый – свежих роз, резкий – духов и одеколонов… Бррр… Так и мечталось о какой-нибудь чудо-вытяжке.
Огромный серый холодильник от пола до потолка напомнил о том, что еще вчера Рик понавез мне продуктов – месяца на два, если не больше. Благодаря энергии перекрестья даже готовые блюда хранились очень долго, и василиск взял себе за правило регулярно забивать мой холодильник до отказа.
Желудок немедленно заурчал, напоминая, что и ужина-то лишился по прихоти усталой хозяйки. Но я ограничилась несколькими печенюшками, сушками и крепким чаем. Сытный завтрак – отличный способ уснуть прямо на занятиях, хоть сидя, хоть стоя.
В последние месяцы казалось счастьем, если удавалось прикорнуть на четыре-пять часов в сутки, вот как сегодня. Я уже не помнила – когда вставала бодрой и энергичной, без желания снова рухнуть в постель и отключиться.
Ночные дежурства, ужесточенный график занятий, доканают любого. Декану вдруг почудилось, что наш поток засиделся за партами. Захотелось в срочном порядке исправить досадное упущение – уплотнить расписание и выпихнуть старшекурсников из ВУЗа пораньше. Чего еще ждать от василиска? Змеи они и есть змеи. Как Рик…
Печенька хрустнула на зубах, неожиданно громко выключился чайник. Или мне только почудилось? Я налила себе еще кружку чефира и вернулась за стол.
Мда… Странно. Не то чтобы я никогда не думала о Рике как о мужчине… Я ведь тоже женщина, а он… он хорош. Засранец, но хорош. Шикарное тело, движения по-змеиному быстрые, лаконичные, точные и одновременно невероятно пластичные. Он так выделялся среди оборотней, даже среди тех же драконов. При всей их мощи, грации ящеры казались неуклюжими увальнями рядом с Риком… Змеище, что с него взять. А этот питоний взгляд… затягивающий, гипнотический… Фуф… Ну да, он хорош. Просто… просто я никогда даже не думала о нас… о нем, обо мне, вместе и всерьез…
Я проглотила остатки чая и закашлялась. Та-ак! Надо немедленно сбросить сон и это змеиное наваждение.
Меня ждет очередной подвиг! Маленький, никому незаметный, но подвиг.
Я должна выдержать хотя бы три пары, а потом и новую смену.
Пора!
Черные лосины из искусственной кожи и серая трикотажная блузка совсем не стесняли движения. То что доктор прописал. Я собрала волосы в тугой пучок и закрепила резинками. Рик любил подскочить сзади, сдернуть резинки, распустить длинные пряди. Дождаться, пока они улягутся, покроют спину до талии, а потом неторопливо пропускать локоны между пальцев. Я, конечно же, в долгу не оставалась – шлепала Рика по рукам, делала замечания.
Василиск не обращал внимания, продолжал шкодить, как малолетний хулиган.
Стоп! Какой Рик? Какие пальцы у меня в волосах? У меня же занятия!
Академия, курс для врачей, и первая пара уже через полчаса. Бежать! И только бежать!
Бежать до вуза было недолго – всего каких-то пару улиц. Солнце приятно согревало, свежий воздух придавал сил. Хотелось надышаться до головокружения, пока не войду в очередной «каменый мешок». Слишком редко удавалось проветрить голову, прогуляться, насладиться природой.
Серо-зеленая Академия походила на спиральный лабиринт.
А чтобы не сажать на вход Ариадну, не выдавать ей тысячи путеводных нитей, здания снабдили огромным количеством арок. Достаточным, чтобы пробежать весь лабиринт насквозь почти с любой его точки.
По сторонам от арок распушились лиственницы, источая густой, мягкий хвойный аромат.
Непунктуальных студентов отчисляли быстро, поэтому опаздывали вместе со мной всего три тигра-оборотня. Валькирий уважали, а скорее, даже боялись, что окатим огненным дождем, кипятком или заключим в плазменный купол.
У меня эти способности так и не проявились, но каждый встречный об этом не знал, и уважал-боялся, как самых опасных сородичей.
Поэтому, а возможно, даже из мужской галантности, оборотни уступили дорогу, позволяя первой пронестись по череде арок к нужному корпусу.
Я влетела в парадное, и Лим – охранник-вербер в синей униформе –приветливо улыбнулся. Служба безопасности, уборщицы и электрики меня любили. Что здесь, что в больнице, что в общежитии. Наверное, потому, что я – одна из немногих – всегда здоровалась, не считала зазорным пригласить на чай и знала их всех по именам.
Я хотела метнуться к лестнице на второй этаж – большой, серой, занимавшей почти половину холла, но Лим придержал за руку.
– Самира, они пошли в подвал. Только что. Успеешь догнать.
И указал в сторону служебного входа, справа от лестницы.
– Большое тебе спасибо, – кивнула я охраннику, и он расцвел, расплылся в клыкастой улыбке.
Я метнулась в указанном направлении и уже через пару минут нагнала группу на третьем лестничном пролете. Тихонько юркнула в толпу и продолжила путь, будто бы с самого начала так тут и шла.
От холодного, сухого подвального воздуха у меня запершило в горле, выступила гусиная кожа. Я поспешила закутаться в меховую кофту, и остальные валькирии сделали то же самое. Оборотни и маргоны теплую одежду с собой не брали – горячая кровь согревала их гораздо лучше. Братья-драконы Дарген и Гронос демонстративно расстегнули воротники рубашек и даже выпятили мускулистые торсы, заметно красуясь. Крупные, мясистые черты лица их заострились, неуловимо изменилось выражение ярко-оранжевых глаз с черным вертикальнм зрачком. Хм… странные они сегодня. Не такие как всегда. Возбужденные, дерганые и все время норовят привлечь к себе внимание. С чего бы вдруг?
А оделись-то как попугаи! Дарген в лиловой рубашке и синих брюках, Гнорос – в травяной рубашке и желтых штанах! Да что это с ними?
Я почти не общалась с однокурсниками. Разве только с маргонкой Камелией. Белокурая девушка, с кожей цвета молочного шоколада бросалась в глаза сразу. Тонкая, как тростинка, с ногами «от ушей», чуть более удлиненным, чем у человека лицом и огромными изумрудными глазами она очень напоминала темную фейри из мифов Земли. Камелия не шла – плыла, какую бы сумасшедшую скорость не развивала.
Вот и сейчас она вышагивала рядом, плавно покачивая бедрами, и совершенно не мерзла в своей белой кружевной блузке и летних джинсах.
Розовые булыжники стен в подвале выглядели грубыми, неотесанными и сильно отличались по размеру.
Мы миновали один пустой зал с колоннами из все тех же булыжников, вышли в другой и обомлели… Широкие аквариумы от пола до потолка словно делили помещение на десятки комнат.
В них плавали или лежали на камнях, лишь слегка утопленных в воде, самые причудливые оборотни, каких я только видела. Самые причудливые, даже если считать рисунки в фантастических и фэнтезийных романах моего мира, в интернете и в кино.
Наш преподаватель – специалист по болезням оборотней, маргон Эмерт, с длинной белокурой косой, шустро семенил мимо аквариумов, без устали подгоняя группу. Похоже, не хотел, чтобы беспардонные студенты долго пялились на существ «за стеклом». Но оградить пациентов клиники при медакадемии от любопытных взглядов не получалось, уж слишком они были причудливыми, слишком редкими.
Оборотни-крокодилы щелкали смертельно опасными челюстями и вдруг превращались в обнаженных мужчин и женщин. Очень жилистых, с перепонками между пальцами, с безволосыми телами и 32 конусовидными клыками вместо зубов.
Оборотни-морские котики – такие гладкие, милые – ныряли и плавали, временами показывая из-под воды человеческие головы, с черным ершиком жестких волос.
Оборотни-дельфины превращались прямо в прыжке, демонстрируя тела, достойные легкоатлетов, и белую-белую кожу, гладкую и блестящую как у мраморных статуй. На ней не было ни единого волоска, только на голове с трудом угадывался редкий белокурый ежик.
Но когда Эмерт остановился, грациозным жестом приглашая нас к аквариуму, группа пораженно зашушукалась, а Дарген и Гронос снова отличились. На долю секунды глаза их полыхнули незнакомым пламенем. Собранные в длинные косы ярко-красные волосы Гроноса и пепельные – Даргена слегка вздыбились. Драконы быстро шагнули к аквариуму и зачем-то почти одновременно закатали рукава.
Секунда, другая – и они словно зачарованные, приложили к стеклу мощные ладони с острыми черными когтями, приоткрыли вдруг заалевшие губы и часто задышали. Эмерт покачал головой, прицокнул и сделал резкий жест. Драконы отдернули руки и отступили, будто очнулись.
Остальная группа держалась в полуметре от искусственного водоема, и пораженный студенческий шепот все больше переходил в галдеж.
К стеклу медленно подплыла… русалка? Да ладно! Существо очень напоминало русалок из земной мифологии.
Голубоватая кожа, на вид еще более гладкая, чем у Камелии, мерцала. Черные, словно куски гематита, глаза сияли. Женское тело чуть ниже тяжелых округлостей грудей покрывала мелкая чешуя. А дальше тянулся толстый рыбий хвост с красивым плавником, похожим на тонкую перламутровую вуаль. Такие же, растущие от плеча до локтя плавники, развевались от любого движения изящных рук существа. Золотистые волосы «русалки» струились по воде, густые-густые, или так только казалось?
Существо приблизилось к стеклу, с интересом разглядывая группу, и жабры под его ребрами быстро задвигались.
Внезапно женщина-оборотень изменилась. Тело ее резко обросло чешуей, целиком, до самой шеи. Затем исчезала и она, и появились вторые, крупные, розоватые жабры. Лишь треугольное личико с губами-бантиком еще напоминало о русалке. Мгновение – и перед нами зависла в воде огромная рыбина, косясь слишком уж осмысленным и недоверчивым взглядом.
Разговоры разом стихли. В звенящей тишине слышались лишь хрустальные всплески воды, да шумное дыхание Даргена с Гроносом.
– Вайолы, оборотни-рыбы, – невозмутимо представил нам существо Эмерт. – Единственные в своем роде. Жить могут только в воде. На сушу выходят очень редко и больше нескольких часов не выдерживают. Обратите внимание, что вайолы могут варьировать процент превращения. Кроме них на такое не способен больше никто. Не путать, с так называемым, полуобращением оборотней. В эти мгновения они не меняются физически. Лишь за счет пересыщения особой энергией, кажутся больше, внушительней, опасней. Вайолы же могут целиком обратиться в рыбу или выглядеть так, как мы наблюдали пару минут назад. И даже покрываться чешуей только по пояс. Отсюда и легенды о русалках.
– А теперь обратите внимание на ее рот. – Эмерт ткнул пальцем в аквариум, вайола подплыла поближе, и я заметила рваную рану на ее губе. А ведь в человеческом обличье ее не было! – Как называются раны оборотней, проявляющиеся только в звериной ипостаси? – Маргон обвел группу внимательным взглядом темно-зеленых глаз, закатал рукава белой рубашки и подбоченился.
– Не помню, как называются, но помню, что в таких случаях надо заставлять оборотня большую часть времени проводить в человеческой ипостаси. А в звериной – обрабатывать рану, как обычно.
– И как обычно обрабатывают в воде? – Эмерт перевел взгляд на меня, заломил изящную светлую бровь и сунул руки в карманы.
Группа зашушукалась снова. Видимо, никто кроме меня не сталкивался с такими травмами.
– Добавить в воду соли, вытащить рыбину и посыпать ранку солью с йодом, – ответила я не без гордости. – Если есть отмершая ткань – удалить, зачистив рану до здоровой. Если плохо заживает, добавить в воду немного антибиотика.
Эмерт кивнул, и на красивом, хотя и немного женоподобном лице его, отразилось одобрение.
– А как можно получить травму, которая проявляется только в одной ипостаси? – спросил, хитро сверкнув глазами. Словно проверял – так ли я хороша, как кажется.
– Такую травму можно получить только в одном случае. Если оборотень ранится в момент обращения, в считанные секунды до или после него, – отчеканила я.
Эймерт растянул тонкие губы в улыбке и кивнул еще раз.
Камелия показала большой палец. Драконы фыркнули и вернулись к созерцанию вайолы. Она снова превращалась в женщину. Исчезала чешуя, гладкая, чуть голубоватая кожа поблескивала в свете ламп. Вайола обратилась до пояса, и я не удержалась – удостоверилась. Нет, в этой ипостаси на губах ее, действительно, не было ни малейшего следа травмы.