Вызов принят. Невероятные истории спасения, рассказанные российскими врачами. 2. СИЛЫ БЫСТРОГО РЕАГИРОВАНИЯ. Эта глава и смешная, и героическая. Она раскрывает самые неприглядные стороны работы врачей скорой помощи и помогает понять, насколько...

Медицинский спецназ

Врачи «скорой помощи» – те, кто первыми сталкиваются с чрезвычайными ситуациями, внезапными кризисами, неожиданными приступами, резкими обострениями заболеваний, – часто становятся для человека единственной надеждой на спасение. Можно сказать, это медицинский спецназ.

И здесь, как на передовой, люди проявляются достаточно быстро – кто-то ломается, кто-то выгорает, увольняется. Иные же находят силы для борьбы и тот особый душевный отклик, который однажды и заставил их выбрать профессию медика.

Каким должен быть настоящий врач

«Случай этот произошёл давно, мне тогда только исполнилось четырнадцать, – вспоминает врач «скорой помощи» Алексей Осипов. – Было солнечное воскресное утро ранней осени. Сквозь полудрёму я слышал голоса – в прихожей прощались вчерашние гости, приехавшие из другого города и остановившиеся у нас на ночь. Затем вновь наступила тишина, и я уже почти погрузился в прерванный сон, нежась в тёплой постели.

Вдруг из соседней комнаты донеслись странные хрипящие звуки и сдавленный вскрик мамы. Меня толчком выбросило из кровати – не знаю откуда, но внутри себя я уже знал, что случилось. Распахнув дверь, я увидел на кровати тело отца, распростёртое на спине, глаза его были закрыты, он хрипел. Мама, бледная, с дрожащими руками, суетилась вокруг него.

В голове возник сюжет из телепрограммы «Здоровье» о непрямом массаже сердца. Именно его я сразу же постарался сделать. Помню, действовал достаточно чётко, но так, словно всё происходило не со мной, и эти осмысленные действия проделывал совершенно другой человек.

Это не помогло, мама отправила меня вызвать «скорую помощь». Поскольку наша многоэтажка была ведомственной, от железной дороги, то телефоны там были не общегородские, а внутренние, выходившие в обычную телефонную сеть через добавочный номер. И даже такие телефоны были установлены далеко не у всех жильцов. На нашей лестничной площадке телефон оказался лишь в одной из квартир. Сбивчиво объяснив ситуацию соседям, я принялся спешно набирать «03».

На том конце провода скучающая девушка вяло выспрашивала возраст, место работы, сопутствующие заболевания и тому подобное. Когда я попытался объяснить, что вызов экстренный – у человека случился сердечный приступ и он умирает, – она положила трубку. На вызов больше не отвечали. Заскочив в квартиру за монетами, я бросился на улицу к ближайшему телефону-автомату. До сих пор помню, как я тогда бежал в незашнурованных ботинках по гулкому, пустынному утреннему двору.

На этот раз мне повезло, мой вызов приняли, сказав, что «скорая» в ближайшее время подъедет, и я побежал встречать бригаду медиков у подъезда. Время тянулось, казалось, ожиданию не будет конца. Наконец, сверкая синими огоньками, неспешно подкатила машина «скорой помощи». С того момента, как я сделал вызов, прошло три четверти часа, футбольный тайм! Город был небольшой, о пробках тогда ещё не знали, и за это время можно было проехать его вдоль и поперек!

Лифт не работал, пошли по лестнице. Врач и парочка медсестричек особенно не торопились, то и дело останавливались и весело обсуждали свои личные дела. У них было отличное настроение, а до меня и моей беды им не было никакого дела. Я забегал на один-два пролёта вперёд и возвращался к ним, пытаясь их поторопить, но они словно не замечали меня. Когда мы, наконец, вошли в квартиру, там плакала мать. Отец был накрыт простынёй. Мама взглянула тогда на меня и сказала: «Нет у тебя больше отца, Алёша». В этот день кончилось моё детство.

НЕПРОФЕССИОНАЛИЗМ,

БЕЗРАЗЛИЧИЕ К ЧУЖОМУ ГОРЮ

И НЕЖЕЛАНИЕ ПОМОЧЬ МОГУТ СТОИТЬ ПАЦИЕНТУ ЖИЗНИ.

Повлиял ли этот случай на мой выбор профессии? Возможно, в чём-то да. Вообще медицина меня интересовала ещё с раннего возраста, а в старших классах этот интерес лишь усилился. На что этот пережитый мною трагический случай точно повлиял, так это на представление о том, каким должен быть настоящий врач.

Наверное, пока человек, ставший доктором, подсознательно не научится примерять на себя чужую боль – хотя бы чуть-чуть, самую малость – он никогда не поймёт своих пациентов и не сумеет стать врачом в подлинном смысле этого слова. Когда я сам оказываюсь на сложном вызове и от меня требуется быстрое принятие непростого решения, я невольно вспоминаю то далёкое воскресное утро, собственную боль и растерянность. Зачастую именно эта боль помогает собраться, сконцентрироваться и сделать правильный выбор.

Думаю, самое страшное для врача – равнодушие, неспособность воспринимать страдания своих пациентов. И что бы ни говорили о необходимости отключать эмоции и абстрагироваться, какие бы ни рассказывали анекдоты о медиках и об их профессиональном цинизме, я считаю, что врач без чуткого, открытого для людей сердца – не врач, а обычный ремесленник».

Один в поле воин

«Работать в «скорую» я пришёл 17 лет назад, – рассказывает врач Максим Гришин. – Для нашей семьи тогда было сложное время – предприятие, на котором отец четверть века оттрубил ведущим инженером, перешло к новому владельцу, который его и обанкротил. Отец с трудом находил временный заработок, и этих денег даже вместе с маминой зарплатой бухгалтера нам едва хватало на существование. Так что однажды мне пришлось забыть о дневном обучении в мединституте, перевестись на вечернее отделение и идти работать. Благо, к тому времени я отучился уже 4 курса, поэтому меня сразу взяли фельдшером на городскую подстанцию «скорой помощи».

К работе я приступил с энтузиазмом, мне было интересно увидеть проявления всех тех болезней и симптомов, о которых я прежде слушал на лекциях и читал в учебниках. Однако первые месяцы работы принесли одно разочарование. На вызовы я ездил в составе врачебной бригады – врач, я и медсестра или санитар. Ни одного сколько-нибудь интересного случая, где я мог действительно чему-то научиться и как-то себя проявить, никак не представлялось, попадались совсем не «скоропомощные» пациенты – либо одинокие бабульки, которым больше не с кем поговорить и пожаловаться на жизнь, либо бомжи и алкоголики, с лёгкой руки сердобольных прохожих. Увидят – лежит себе такой красавец в подворотне или на скамейке, сразу кидаются скорую вызывать, мол, сердечный приступ у человека. Ну, подойди, поднеси зеркальце, пульс пощупай, прежде чем вызывать. Видно, брезгуют, проще «03» набрать.

Единственное, что тогда радовало – это редкие выезды с реанимационной бригадой Петра Аркадиевича Сомова, весьма своеобразного товарища. Огромный, брутальной, если не сказать бандитской, внешности, с мощными бицепсами и кучей наколок на них, доктор Сомов, по-простому Аркадич, одним своим появлением оказывал на пациентов оздоровительное воздействие, был настоящим профи и всеобщим любимцем подстанции.

Редкие выезды в составе бригады Сомова тоже не показались мне чем-то экстраординарным, и с точки зрения моей медицинской практики были довольно банальны. Помню вызов на инсульт, на месте оказавшийся компрессионно-ишемической невропатией лицевого нерва, пару таких же невнятных подозрений на инфаркт миокарда, по факту диагностированных как межрёберная невралгия с иррадиацией болей под лопатку, да три или четыре ДТП, к счастью для пострадавших, обошедшихся без моря крови и летальных исходов.

Однако само общение с доктором Сомовым, будь то по пути на вызовы или между ними, давало много пищи уму алчущего знаний неофита. Как рассказчику Аркадичу не было равных среди коллег, а его десятилетний опыт работы в кардиореанимации и почти такой же на «скорой» был неиссякаемым источником медицинских тем и прецедентов. Эти истории порой казались настолько абсурдными, а то и просто анекдотичными, что я никогда не мог чётко разделить правду и вымысел. Но как бы там ни было, они всегда оставляли глубокие зарубки на моей памяти, поскольку будоражили воображение и не позволяли закисать извилинам.

А моё отношение к работе на подстанции и понимание ее сути вскоре претерпели кардинальное изменение, как и понимание самой её сути. Поводом послужил очередной вызов, поначалу не предвещавший ничего нового и необычного.

Мужчина, 69 лет, жалобы на тошноту, рвоту, диарею, боли в животе. На дворе стоял холодный сентябрь, вовсю свирепствовал вирус гриппа, так что в тот день штат подстанции держал оборону половинным составом.

– Макс, тебе придётся ехать одному, – передавая мне вызов, сказал старший врач смены. – Да не пугайся ты – там, скорее всего, банальное пищевое отравление. Дядька, небось, грибков домашних поел с поганками. Сделаешь промывание желудка, клизму поставишь. Если что подозрительное – отвезёшь в больничку. Уразумел?

– Но я же один ещё ни разу не ездил…

– Вот будет тебе заодно и боевое крещение. Сам видишь, врачи сегодня наперечёт. Кого я отправлю на вызов, если что серьёзное?

На месте я сразу понял, что ни о какой пищевой интоксикации говорить не приходится – больной был весьма тучным мужчиной и после перенесённого четыре года назад инфаркта соблюдал строгую диету, о грибочках, а тем более о консервах или об острой и жирной пище речи быть не могло. К моменту прибытия скорой позывы на рвоту у больного прекратились, его беспокоили только тошнота, изжога и интенсивные боли с правой стороны живота и в правом подреберье. Больной был на вид бледен, температура тела в норме, артериальное давление – слегка пониженное, 110/50. При пальпации ощущалось некоторое вздутие живота и напряжение брюшной стенки, однако точнее локализовать боль не удавалось. Аппендэктомия была сделана ещё в юном возрасте, так что вариант с аппендицитом сразу отпадал.

Пока я мысленно перебирал все известные мне и подходящие под симптомы диагнозы – от острого приступа панкреатита или гастрита, до прободения язвы и ишемии кишечника, вплоть до мезентериального тромбоза – жена пациента охала и хлопотала рядом. Из её причитаний я узнал, что больной буквально месяц назад вернулся из санатория, а для получения путёвки и курортной карты проходил ряд обследований в своей ведомственной поликлинике – и УЗИ, и гастроскопию, и колоноскопию. Эта информация отодвигала на второй план заболевания ЖКТ, прободение язвы или ишемия кишечника становились менее вероятными. Что же тогда на первом плане? – понемногу я начал впадать в ступор.

– А что за санаторий? – спросил я ее, просто чтобы что-то спросить.

– Кардиологический, в Переделкино.

В моей голове что-то щёлкнуло и заклинившие было шарики и ролики закрутились с удвоенной скоростью. «Так, ИБС в анамнезе… Что ещё?» Память услужливо подбрасывала истории, услышанные в разное время от доктора Сомова об атипичных формах инфаркта миокарда. «Абдоминальный инфаркт! – с неожиданной для самого себя уверенностью констатировал я. – Сейчас бы снять ЭКГ, всё сразу стало бы на место».

Однако кардиографа у меня в машине не было – в те времена далеко не каждая бригада ими оснащалась, что уж говорить о фельдшерской, да по вызову на «пищевое отравление». Я решил ещё раз, более тщательно, послушать сердце пациента. Аускультация, скорее, подтверждала мой диагноз – сердечные тоны приглушены, с периодическим нарушением ритма.

ОТ БЫСТРОЙ И ТОЧНОЙ ПОСТАНОВКИ ДИАГНОЗА

ВРАЧОМ СКОРОЙ ПОМОЩИ

ЗАВИСЯТ ЖИЗНЬ И ЗДОРОВЬЕ ПАЦИЕНТА.

ВСЕГДА.

Решив не пугать раньше времени больного и его жену, я не стал говорить вслух о своих предположениях, переведя разговор на лекарства, которые он принимал с момента появления болей. Ответ – но-шпа и альмагель. Дал ему разжевать полтаблетки аспирина в качестве антиагреганта, чуть позже – нитроглицерин под язык. Больного в любом случае нужно было срочно госпитализировать, и мы с Володей – мой водитель, он же санитар – стали думать, как транспортировать его до машины: носилки в лифт не помещались, стало быть, нам предстояло нести пациента на руках по лестнице с 6-го этажа. Дядечка, как я уже говорил, был довольно грузным, и Володя пошёл по квартирам искать подмогу, пока супруга пациента собирала того в больницу.

У одного соседа оказалось в наличии инвалидное кресло.

– Можете сидеть? – спросил я больного. – Боль не усиливается при изменении позы?

– Могу, – подтвердил тот и, приподнявшись, сел на кровати. – Так, вроде, даже чуть легче.

Дав ещё таблетку нитроглицерина, мы довезли мужчину до машины, переложили на каталку. Водителю я велел связаться по радио с диспетчером и вызвать реанимационную бригаду, а сам ещё раз измерил давление. Результат подтверждал мои худшие опасения – давление падало, особенно сердечное, 90/40. Заметив, что больному стало тяжело дышать, подключил кислород. На некоторое время это помогло, но затем он ещё сильнее побледнел, можно сказать, посерел, а на его лице выступил холодный пот.

– Кардиогенный шок, – сообщил я на подстанцию через водителя. – Где там бригада Сомова, едут?

Рассчитав дозировку и собрав капельницу с допамином, я уже готовился ввести иглу в вену пациента, но в этот момент он потерял сознание. Пульс на сонной артерии не прощупывался.

– Передай Аркадичу, у нас остановка сердца, – крикнул я водителю. – И давай живо ко мне, будем качать.

Дефибриллятора у нас тоже не было, поэтому надежда оставалась только на собственные руки. Выполнив, как учили, прекардиальный удар, увы, безрезультатно, я начал непрямой массаж сердца, а Володя, запрыгнув в кузов, стал вручную, через мешок Амбу, проводить искусственную вентиляцию лёгких. Минут через десять вера в успех наших реанимационных мероприятий начала стремительно таять, а в голове застучало пошлое «мы его теряем», но на моё и дядькино счастье, где-то уже совсем близко завыла сирена. Вскоре бригада Аркадича была на месте. Не переставая качать, мы быстро перегрузили каталку с пациентом в машину реанимации.

– Всё, дальше мы сами, – отчеканил Сомов, запрыгивая в кузов, – поезжай домой.

А я всё никак не мог переключиться – так и продолжал вышагивать между нашими машинами, напряжённо ловя чёткие команды доктора: «От тела. Разряд. Заряжаемся. Руки от тела». После второго импульса дефибриллятора пациент «завёлся», и «скорая» Сомова понеслась в больницу. Я, наконец, смог немного прийти в себя и оглядеться.

Жена больного стояла в прострации, прислонившись к нашей машине. Объяснил ей ситуацию, как мог успокоил, заодно измерил давление. Расспросив о самочувствии и убедившись, что нам не придётся возвращаться и откачивать уже её саму, проводил до квартиры и на всякий случай сделал инъекцию реланиума. Посоветовал ей пока оставаться дома, пообещав отзвониться, как только узнаю, в какую больницу госпитализировали мужа.

На обратном пути я всё прокручивал в голове ситуацию, пытался понять, всё ли я сделал или что-то упустил. Узнав у диспетчера, куда повезли моего пациента, сообщил его жене. Потом снова и снова вспоминал все детали, заполняя карту вызова уже в служебке подстанции.

– Ну, где наш герой дня? – зашёл старший врач, пожал мне руку. – Молодец, отлично сработал.

Медсестра Тамара протянула мне чашку горячего кофе, и я вдруг заметил, что в комнате понемногу собрался почти весь наличный состав смены. Откуда-то появилась бутылка коньяка – в принципе, наши сутки уже заканчивались, можно было себе позволить. Кофе с коньяком растопили ледяной ком в горле, и я снова смог разговаривать.

– Да уж, вот это я съездил на «промывание желудка», – усмехнулся я.

И тут, что называется, Остапа понесло. Я всё говорил и говорил, словно внутри меня прорвало плотину.

– А парень-то, похоже, крепко подсел на наш адреналиновый коктейль, – рассмеялся кто-то из врачей.

– Наш человек! – резюмировал старший смены.

– Да с потрошками! – голосом Глеба Жеглова рявкнул появившийся на пороге Сомов.

– Как там мой больной? – встрепенулся я.

– Довезли в лучшем виде. Выкарабкается, – успокоил коллега. – Правильный диагноз, Макс, это половина успеха. Так что ты действительно молодец, факт. Абдоминальный инфаркт и в стационаре-то не всегда дифференцируется вовремя, а по скорой так вообще везут обычно с острым животом в хирургию. И пока там до кардиограммы дойдёт – время-то уходит. А тут – без всякой ЭКГ, только по клинике да на слух…

– Ваши байки вспомнились… – попытался я как-то поблагодарить Аркадича.

– Байки-то байками, да только без знания матчасти и развитой интуиции на них далеко не уедешь. И без хорошего слуха. Так что с такими «тонкими ушами» тебе, парень, прямая дорога – в кардиологи.

Потом я долго обдумывал этот совет Сомова, но выбрал всё же другую специализацию. Окончив институт и пройдя положенное послевузовское обучение, я вернулся на ту же подстанцию, в качестве врача «скорой медицинской помощи».

Особая каста

«Работа на «скорой помощи» – это нечто совершенно особенное, даже не знаю, с чем её можно сравнить, – рассказывает старший врач подстанции Сергей Нестеров. – Случайные люди здесь надолго не задерживаются, а те, кто остался и проработал не один год, вряд ли захотят на что-либо променять своё беспокойное и нелёгкое дело.

БЫТЬ ВРАЧОМ СКОРОЙ ПОМОЩИ – ОСОБАЯ РАБОТА.

ОНА ПРЕДПОЛАГАЕТ УМЕНИЕ БЫСТРО СТАВИТЬ ДИАГНОЗ,

ОТМЕТАЯ В ГОЛОВЕ ВСЕ НЕНУЖНЫЕ И НЕУМЕСТНЫЕ.

И ПРИНИМАТЬ НА СЕБЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ.

ТОЖЕ В СЖАТЫЕ СРОКИ.

У врачей «скорой» со временем складывается свой уникальный строй сознания. Это особая каста среди медиков. Такие люди всегда находятся на острие событий, они ведут свою невидимую войну, с которой сроднились, и без неё не представляют своей жизни. Здесь никогда не знаешь, какой сюрприз преподнесёт следующий вызов, ты должен быть готов ко всему, готов сделать невозможное, вовремя найдя спасительное решение.

Бывает и множество ложных вызовов, когда звонит, скажем, чересчур озабоченная мамаша и просит перебинтовать порезанный пальчик её чаду, или приходится ставить магнезию вполне здоровой тётке, решившей, что у неё запредельно подскочило давление. Это также неотъемлемая часть наших будней.

Разные курьёзы случались, от смешных до совершенно абсурдных. Вызывают бригаду как-то ночью на суицид. Из объяснений звонившего ничего толком понять невозможно, молодой парень вроде бы как повесился под окнами многоэтажки. А на дворе – самая что ни на есть середина лета, теплынь, благодать, ветерок шелестит листвой, в воздухе разлит аромат цветов, звёзды сияют… Живи и радуйся.

Подъезжаем. Встречают нас парень и девушка.

– Где ваш повешенный? Где тело?

– А вон оно, тело – за гаражи побежало.

Смотрим в указанном направлении и видим, как бежит сломя голову неизвестный.

– Шустрый у вас покойник, однако.

– А то… Сами не ожидали такой живости, никогда бы не подумал, что он на такое способен…

Дальнейшие подробности мы узнали со слов очевидцев. В квартире на втором этаже гуляла весьма темпераментная компания молодых людей. Всё шло замечательно, но кому-то показалось, что как-то слишком однообразно, вот и решили они добавить остроты ощущений. Выпито было предостаточно и, наверное, только в этом свете можно рассматривать ту «шутку», которая неожиданно пришла в головы двум великовозрастным юмористам.

Решили они разыграть небольшой спектакль. Один из них должен был забраться на дерево напротив окон квартиры, где шла тусовка, привлечь к себе внимание и изобразить повешение. После чего, по задумке, компания в едином порыве выскакивает на улицу, розыгрыш раскрывается, все высоко оценивают искромётную шутку, и гуляние плавно перетекает на пленэр.

И поначалу всё шло у них по плану – парень забрался на дерево, сделал из собственного ремня петлю, прицепил его к ветке, привлёк к себе внимание, с трагической патетикой надел петлю на шею, помахал на прощанье рукой и сделал вид, что ринулся в бездну. Фатальная ошибка шутника состояла в том, что он второпях промахнулся и соскользнул ногами с пирамиды выстроенных внизу ящиков, повиснув на ремне уже совсем по-настоящему. Так что, когда его товарищи выбежали на улицу, он уже, надо думать, был где-то на пути к загробному царству.

Дальше начался настоящий трэш, в ходе которого все присутствующие окончательно протрезвели. Тоненькая хрупкая девушка подскочила к телу и пыталась удержать висельника за ноги, чтобы ослабить петлю, пока её приятель бегал за ножом, чтобы перерезать ремень. Чудо же состояло в том, что бедолага вообще пришёл в себя, так как провисел он в такой позиции довольно продолжительное время.

– Как раз перед самым вашим приездом он и очнулся, – продолжил рассказ соавтор незадавшегося перформанса. – Мы уже всякую надежду потеряли. А когда сирену вашу услышал, и до него дошло, что это скорая, подскочил и бежать. Только мы его и видели. Испугался, видать, что в психушку повезут. Так в одних носках и убежал, ботинки он, надо думать, снял, чтобы на дерево удобнее залезать было.

Воистину, вот что красный крест животворящий делает! Мёртвые воскресают, больные исцеляются! Ещё бы ума хоть немного некоторым добавлял, но это чудо, видимо, уже не в его власти.

К сожалению, по пьяному делу очень много и тяжёлых случаев бывает, не только анекдотичных.

«Скорую» набрала соседка: «Приезжайте срочно! Мужчина весь в крови, что случилось, не знаю, помирает». Прибыли на место: дверь квартиры не заперта. Постучали для приличия, не дождавшись ответа, вошли внутрь. Мама дорогая! Все стены, вещи и одежда в прихожей в крови, под ногами хлюпает – словом, море крови. Мебель перевёрнута и порушена, всё раскидано, а посредине этого бардака сидит на диване здоровенный мужик в семейных трусах и в полном ступоре, с ног до головы измазанный кровью.

ОСТАНОВИТЬ КРОВЬ – ПЕРВОЕ И САМОЕ ВАЖНОЕ,

ЧТО ДОЛЖЕН СДЕЛАТЬ ВРАЧ, ПРИБЫВ НА ВЫЗОВ.

В СРЕДНЕМ, ЧЕЛОВЕК ИМЕЕТ 5 ЛИТРОВ КРОВИ.

ПРИ ПОТЕРЕ 1,5 ЛИТРОВ ОН ЧУВСТВУЕТ ЖАЖДУ, СЛАБОСТЬ,

ОДЫШКУ. ПОСЛЕ ПОТЕРИ ДВУХ ЛИТРОВ —

ТЕРЯЕТ СОЗНАНИЕ И УМИРАЕТ.

Мы сразу же к нему, пытаемся определить, откуда кровь идёт. Осмотрели с ног до головы – никаких видимых порезов и ран. Сам он ни бе ни ме, еле языком ворочает и никакой ясности в дело не вносит. Я попросил фельдшера измерить давление, а сам пробежался по квартире в надежде обнаружить, чем он поранился, тогда будет понятнее, где искать порезы. Ванная в хлам: раковина разбита, шкафы сорваны, всё, как и в прихожей, в крови, словно на поле боя. Не найдя никаких улик, возвращаюсь в комнату с болезным.

– Что с давлением? – спрашиваю фельдшера.

– 90 на 60, – отвечает, – пульс 120, нитевидный.

Состояние пациента по всем признакам критическое, сам бледный, руки-ноги холодные, вот-вот отключится. Сколько он уже потерял крови, определить сложно, но литра полтора как минимум, так что если сейчас же не обнаружить рану и не прекратить кровопотерю, то живым больного до больницы мы можем не довезти.

Снова безрезультатно пытаясь пообщаться с мужиком, смахнул с его лица тампоном кровь, и тут на мою удачу на носу вдруг проявилась струйка крови, до этого совершенно незаметно стекавшая по лицу. После тщательного омовения и осмотра обнаружилась небольшая ранка в заднем отделе полости носа, которую я сразу же обработал и тампонировал. А ведь такая банальная вещь, как эпистаксис – носовое кровотечение – могла стать причиной летального исхода для такого здорового и крепкого мужчины.

Позже, осмотрев валявшийся рядом перевёрнутый стол вкупе с тем, что на нём перед этим стояло, я обнаружил стеклянную миску. Её острые края были заляпаны кровью. Судя по всему, эта ёмкость, в которой ещё недавно находилось что-то вроде оливье, и послужила источником неприятностей.

Моя реконструкция событий выглядела так: наш пациент после изнурительного трудового дня решил расслабиться дома в одиночестве. Выставил на стол бутылочку водки, салат и прочие любимые закуски. Вначале жизнь налаживалась – поднялось настроение, отошли в сторону проблемы и напасти. Вот только, к сожалению, продолжалось это не слишком долго, ровно до тех пор, когда изрядно захмелевший герой отключился, как и положено, в аккурат над миской с салатом.

Напоровшись со всего размаха носом на острый край стеклянной салатницы, мужчина повредил один из сосудов в полости носа. Поскольку товарищ, как выяснилось, был гипертоником, а сверх того обострил ситуацию обильным употреблением горячительного, всё это, естественно, усугубило общую картину, а еще благодаря чувствительному удару головой, возможно, он получил и лёгкое сотрясение.

И вот, впав в ступор, абсолютно дезориентированный мужчина весом с центнер, с глазами, заливаемыми кровью, принялся яростно сражаться с собственной квартирой. В результате физической активности давление подскочило ещё выше, и кровь из сравнительно небольшой ранки забила уже фонтаном. С потерей крови в организме пропорционально снижалось артериальное давление, пока не дошло до критических значений, а вместе с тем упала и общая активность индивидуума. Хорошо ещё, он успел постучаться к соседке за помощью.

В конце концов, остановив кровь и дав страдальцу таблетку валокордина для нормализации пульса, мы доставили его на носилках до машины. По пустынным утренним улочкам минут за пятнадцать довезли нашего героя до приёмного отделения больницы, где ему сразу же поставили капельницу с глюкозой. «Жить будет», – сказал принимавший его доктор.

Так что, дорогие товарищи, будьте бдительны – даже мизерная ранка может привести к серьёзным последствиям, особенно, если анамнез отягощён неумеренными дозами алкоголя.

Вот ещё случай, это уже, наверно, из серии анекдотических. Вызов ночью к больной с гипертоническим кризом.

В моей бригаде тогда работали совсем молоденькая фельдшер Оленька, длинноногая блондинка, мечта поэта и знаменитый на всю подстанцию и не только санитар Ваня Быков. Надо сказать, его внешность вполне соответствовала фамилии – этакий огроменный «славянский шкаф». Встретив такого ночью в тёмном переулке, можно от одного вида нервное расстройство схлопотать, при этом добрейшей души человек и чрезвычайно надёжный. Он в своё время прошёл практически все горячие точки, не получив ни единого серьёзного ранения. Наш водитель Василий во многом был под стать Ивану – здоровенный, накачанный, ему тоже довелось повоевать в первую чеченскую. На этой почве они и подружились: две горы мускулов, похожие друг на друга словно близнецы-братья. У нас их называли «двое из ларца».

У Вани тот вызов как раз пришёлся на день рождения. Мы его уже слегка поздравили, чисто символически, договорившись немного задержаться утром, после окончания смены, и отметить по-нашему, по-медицински, это событие. Однако кто-то из ребят успел и более серьёзно чествовать именинника, и пару капель спирта он-таки принял на грудь, правда, при его комплекции это было практически незаметно.

Приехали мы на адрес, поднялись на этаж, позвонили в дверь. И тут неожиданно выяснилось, что хозяином квартиры оказался мой одноклассник, с которым мы не виделись тысячу лет. Пациентом, ради которого мы приехали, была его жена. Измерили давление: 180 на 90. Собрав анамнез и уточнив, что она принимает, я сделал ей инъекцию магнезии. Сказал им вызвать утром участкового врача. Ситуация была ясна, оставалось лишь провести контроль давления и убедиться, что оно действительно снижается. Отправляя Оленьку и Ваню в машину связываться с диспетчером, я сказал, что буду минут через десять.

Я проконсультировал его по поводу болезни жены, убедился, что давление у неё стало снижаться, мы обменялись телефонами и договорились в ближайшее время снова встретиться. Спускаюсь, выхожу из подъезда, и тут моим глазам открывается просто-таки сюрреалистическая картина.

Вокруг нашей машины, стоящей невдалеке от ночного киоска, марширует группа молодых людей лет 20-ти, время от времени они останавливаются напротив сидящих тут же на бордюре Вани и Васи и хором рапортуют:

– Товарищ санитар городской подстанции «скорой медицинской помощи» номер три, двадцатый круг торжественного марша в честь Дня медика успешно завершён. Разрешите приступить к терапевтическим отжиманиям?

– Разрешаю, – отвечает наш Ваня, потягивая пивко из банки. – Продолжайте выполнение назначенных процедур.

Рядом сидит широко улыбающийся Василий и пьёт свою колу.

Как потом рассказали ребята, произошло следующее. Пока я беседовал со своим товарищем, Ваня и Вася забрались в кузов, где, как я полагаю, у именинника была припасена ещё не одна доза живительной влаги. Василий, поскольку за рулём, просто поддерживал кампанию. Оленька в это время оставалась в кабине, заполняла карту вызова. И тут у круглосуточного ларька нарисовалась пьяная местная гопота. Приобретя пиво, молодые люди огляделись по сторонам в поисках новых приключений. И, конечно же, они не смогли пройти мимо красавицы блондинки, скучающей в кабине «скорой» – завели с предметом своих вожделений непринуждённый разговор, лексику и стилистику которого не хочу приводить. Сначала они предлагали Оленьке пойти с ними потусить и потанцевать. Когда же она категорически отказала, решили применить грубую физическую силу и принялись вытаскивать сестричку из кабины. Это стало для них роковой ошибкой…

Задние дверцы скорой распахнулись и оттуда появились два огроменных детины, известные как «двое из ларца»: мол, чего изволите, хозяйка? Боюсь представить, в каком тридевятом царстве неожиданно довелось побывать этим королям подворотни, и какие страсти-мордасти познать в избытке, но маршировали они в ногу.

«На войне, как на войне, – сказал мне тогда Ваня. – Надо ведь не только тела людские лечить, но хотя бы иногда и мозги вправлять, а там, глядишь, и душа у кого-то проявится».

Я с ним согласен».

«Расширить диагноз»

«Люди, не связанные с медициной, не представляют себе всей сложности нашей работы, – говорит фельдшер «скорой помощи» Антонина Тимонина. – Мне даже приходилось слышать от знакомых, что задача «скорой» – просто отвезти человека в больницу, а там уж разберутся. Ну, может, ещё какой укольчик сделать, чтобы давление снизить, или успокоительное дать. Это, конечно, не так.

В РОССИИ ПРИНЯТО ДУМАТЬ,

ЧТО СКОРАЯ – «ТАКСИ» ДО БОЛЬНИЦЫ.

НО ЭТО НЕ ТАК. ВРАЧИ СКОРОЙ ПОМОЩИ ДОЛЖНЫ

УСТАНОВИТЬ ДИАГНОЗ И ПРИНЯТЬ, МОЖЕТ БЫТЬ,

САМОЕ ВАЖНОЕ В ЖИЗНИ ПАЦИЕНТА РЕШЕНИЕ —

НУЖНА ЛИ ЕМУ СРОЧНАЯ ГОСПИТАЛИЗАЦИЯ

ИЛИ ВСЕ «САМО ПРОЙДЕТ».

Любая ситуация, требующая неотложной помощи, заставляет в считанные секунды мобилизоваться и направить все свои знания и опыт, в первую очередь, на оперативную постановку чёткого диагноза, а затем на принятие соответствующих экстренных мер. А представьте себе, что вы мчитесь на всех парах с «цветомузыкой» на место аварии или пожара – вы не можете заранее предположить, сколько там пострадавших, какой тяжести ранения они получили и что от вас потребуется. Всё это даёт огромную нагрузку на психику. Но это не самое страшное.

Гораздо хуже, когда ты пытаешься оказать первую помощь раненому, например, в драке, а он в благодарность набрасывается на тебя с матюками и кулаками. А то и с ножом.

Работала у нас года три назад врач Елена Павловна, молодой специалист, но руки золотые. Час ночи, поступает вызов на резаные раны и ушибы, приезжаем – в квартире кавардак после потасовки, стулья – в щепки, на полу – битое стекло. Полицейские уводят в свой «бобик» двух драчунов с синяками, оставляя нам третьего, потерпевшего и сержанта. Наш раненый в явном неадеквате, погуляли перед дракой, видно, неслабо. По словам сержанта, в этой компании в ходу и кокаин, эта троица – давние клиенты отделения. Судя по поведению и внешнему виду парня – уже употребил.

Из телесных повреждений наиболее критична – резаная рана на правом бедре, из неё хлестало, очевидно, была задета артерия. Перебитый нос тоже сильно кровоточил, остальное по мелочи – скальпированные раны на голове и руках, ссадины. Леночка, прижав кулаком артерию к кости – а делается это в паховой области, велит мне быстренько тампонировать носовое кровотечение, чтобы не заливало всё вокруг, и помочь ей с наложением жгута на бедро.

Тут парня заклинивает, и он начинает цепляться к врачу: ты куда, мать-перемать, руки тянешь, на святое покушаешься?! чего маску-то на морду нацепила, брезгливая такая что ли? А Леночка в тот день работала в медицинской маске, поскольку подхватила перед этим где-то в дороге насморк. Видимо, не успев ещё остыть от разборок со своими дружками, клиент наш заводится всё сильнее – начинает ручками махать, плеваться во все стороны и маску с Леночки срывать, бормоча: Гюльчатай, покажи личико. Сержант пару раз приложил его дубинкой по спине, но процедура не очень помогла, руками, правда, размахивать тот перестал, но всё время норовил укусить Леночку за руку.

Что делать? Вколоть ему аминазина с димедролом? Но тогда клиническая картина будет смазана, что затруднит дальнейшую диагностику, если там ЧМТ – тоже чревато, плюс токсикология поплывёт. После такой инъекции врачам в больнице будет сложно дифференцировать. Самым лёгким вариантом было бы просто пустить на самотёк – подождать, пока из бедра литр крови вытечет, тогда минут через десять парниша сам утомится и утихнет, можно будет спокойно бинтовать. Решили всё же не ждать. Витя, наш санитар, притащил носилки, вдвоём с сержантом добрым словом и резиновыми дубинками они чуток «расширили диагноз» клиенту и зафиксировали его, наконец, на носилках.

Наложив тугую повязку на бедро и перевязав дурную башку, мы сдали наркошу в стационар, и Витя покатил нас до дому, по пути делясь со знакомой диспетчершей нашими приключениями. Не успели зайти, подбегает заведующая подстанции: быстро мыться и осматриваться! Говорит, ей только что позвонили из больницы, куда мы доставили клиента, оказывается, его там уже давно знают – пациент вич-инфицированный.

Тут наша Елена с тихим «ох» начинает сползать по стеночке.

– Лена, что?

– У меня же ребёнок…

Выяснилось, что этот засранец всё же умудрился тяпнуть Лену за палец. Долго не могли её успокоить, только когда в три пары глаз осмотрели укушенный палец и все использованные перчатки проверили, наполняя водой, она немного пришла в себя. Я потащила её в душ, тщательно осмотрела и руки её, и лицо, и себя саму. Никаких ранок или царапин, слава Богу, не обнаружилось, а ведь гадёныш брызгал слюной во все стороны, если бы попала на свежую ранку – могли и заразиться.

К концу смены Лену слегка отпустило, но на следующий день она подала заявление об уходе. Да и понятно – девчонка совсем молодая, муж, маленький ребёнок, а тут неизвестно в какие ещё передряги можешь угодить, сколько таких неадекватных пациентов придётся вытаскивать с того света.

Заявление на того наркомана за преднамеренную попытку заражения писать она не стала, не захотела связываться да и вообще вариться во всём этом. Знаю, что примерно через полгода она устроилась в стационар, в хирургию, там всё же поспокойнее. А до этого чуть ли не каждую неделю бегала анализы на ВИЧ сдавать. Финал этой истории вполне благополучный, надеюсь, что и с психологической травмой Леночка справилась.

Вы скажете, что работа любого врача связана с подобным риском заражения – ВИЧ, гепатитом или какой другой инфекцией, особенно, например, хирурга. Это, конечно, так, но хирург в большинстве случаев всё же знает заранее, кого оперирует, и он на своей территории. А в наших полевых условиях этот риск на пару порядков повыше будет. Что уж говорить о нападениях на врачей и нанесении телесных повреждений! Это вообще сплошь и рядом, причём не только на вызовах к алкашам, бывает, что трезвый и по виду нормальный пациент неожиданно начинает проявлять агрессию.

КЛЯТВА ВРАЧА ГЛАСИТ,

ЧТО ПОМОГАТЬ НУЖНО ЛЮБОМУ ЧЕЛОВЕКУ,

НУЖДАЮЩЕМУСЯ ВО ВРАЧЕБНОЙ ПОМОЩИ.

ДАЖЕ ЕСЛИ ПАЦИЕНТ САМ ОПАСЕН ДЛЯ ОБЩЕСТВА.

Вот случай: врачебная бригада приезжает к мужчине, который жалуется на боли в сердце и требует, чтобы его срочно отвезли в ту больницу, в которую ему хочется. Доктор популярно растолковал товарищу, что «скорая помощь» не медицинское такси, и начал проводить осмотр. Мужику не понравился ответ. Он вдруг резко подскочил с кровати и набросился на медика с кулаками, повалил его на пол и начал избивать ногами. Фельдшер тут же среагировал, бросился оттаскивать скандалиста, но это ему удалось не сразу, «больной» оказался здоровым бугаём. Вызвали полицию и сдали им на руки уже зафиксированного клиента. У врача же в результате констатировали множественные ушибы и сотрясение мозга. И это он ещё легко отделался, иных медиков самих прямиком в реанимацию приходилось доставлять после подобных инцидентов.

Конечно, с годами вырабатываются определённые правила поведения на вызове, техника безопасности в агрессивной среде, можно так сказать. Например, не вставать прямо напротив входной двери квартиры, лучше отойти чуть в сторону, ведь ты не можешь предугадать, как тебя там встретят. Не поворачиваться спиной к пьяным клиентам, да и вообще посматривать, чтобы сзади никто не маячил. Если вызов поступает от полиции или просто на «пьяную травму», на линию стараются отправлять самых крепких ребят. Если такая бригада свободна, само собой. Это в идеале, а по ситуации ездить на потенциально опасные адреса часто приходится и женщинам, в этом случае водитель или санитар прикрывает тылы.

С голыми руками мало кто рискнёт идти к клиентам, не внушающим доверия, к алкашам, наркоманам или буянам, и у каждой бригады обязательно имеются какие-то свои средства самозащиты. Самое простое – монтировка, но ей можно сильно покалечить хулигана, это уж на самый крайний случай. Обычно же наши народные умельцы делали подобие резиновой дубинки – из обрезка силового кабеля или обмотки, из куска садового шланга, набитого песком и так далее. И если на месте вдруг возникает угрожающая ситуация, крикнешь водителю или санитару: срочно релаксатор! и он сразу понимает, что дело швах, пора клиенту хорошенько «расширить диагноз».

Конечно, это форменное безобразие, что у нас до сих пор нет даже закона, приравнивающего в этом плане медиков к полицейским или ДПС-никам, нет такой статьи в УК за нападение на сотрудников «скорой». Пока одни только разговоры и проекты, а ведь число таких нападений растёт в катастрофической прогрессии, нужно уже что-то реальное делать, на практике, для защиты медиков «скорой»! Понятно, что каждой машине не выделишь сопровождение полиции и для каждой линейной бригады не наймёшь охранника, но можно же, например, водителю скорой придать статус охранника, с разрешением на травматическое оружие, это не так уж сложно. Ну, а до тех пор снаряжаемся кто во что горазд.

Нашей фельдшерской бригаде, в которой я работаю, в этом плане повезло. Расскажу как, чтобы хоть немного позитива добавить. Бригада наша – я да медсестра Таня, плюс водитель Сергей. И вот, помню, самое начало смены, только собрались, укладку проверили, как передают нам вызов на роды, у женщины начались схватки. С Танюхой перекинулись по дороге парой слов: в принципе, схватки только начались, спокойно довезём до роддома. Хорошо, машин мало, никаких пробок, и минут через 10 мы на месте.

Заходим, смотрим, а там не то чтобы воды отошли, там уже потуги в самом разгаре. Быстренько расспрашиваю женщину, что и как. Схватки начались часа полтора назад, но были достаточно терпимыми, поэтому она и не торопилась нас вызывать, к тому же оказалось, что у неё это третьи роды – стало понятно, почему всё так быстро. Осмотрела родовые пути, и моё сердце моментально ушло в пятки – ребёночек уже начал появляться, причём не головкой, а ягодичками. О наружном повороте плода на головку и думать не приходилось, поскольку воды отошли.

Вообще, конечно, при тазовом предлежании существует много рисков и самое правильное решение здесь – это кесарево, но мы уже никак не успевали довезти мамочку до операционной. Так что выбирать нам приходилось из двух вариантов – рожать на месте или в машине по дороге в роддом. Коротко обсудив с мамочкой плюсы и минусы обоих вариантов, решили остаться дома. Сергей по рации доложил ситуацию и запросил роддом, где нас будут ждать.

Между тем ребёночек начал выходить и довольно активно, вот уже и попа показалась. Как сказала чуть раньше роженица, это был мальчик, и я, не раздумывая, провела ей эпизиотомию – рассечение промежности. Дальше дело пошло веселее, вот он вышел уже до пупка, а минут через десять – родился весь. Танюша приняла малыша и мы перерезали пуповину. На всякий случай, чтобы избежать послеродового кровотечения, я ввела метилэргометрин с окситоцином и стала думать, как нам переносить роженицу в машину.

ДОМАШНИЕ РОДЫ – ВЕЩЬ ОЧЕНЬ НЕОДНОЗНАЧНАЯ.

ИНОГДА БЫВАЮТ СИТУАЦИИ,

КОГДА ПО-ДРУГОМУ ПОСТУПИТЬ ПРОСТО НЕВОЗМОЖНО.

НО ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННО ИДТИ НА ТАКОЙ ШАГ,

КОНЕЧНО, НЕ СТОИТ.

И тут в квартиру врывается торнадо – взволнованный отец новорожденного в форме полковника полиции. Мы с Таней быстренько пресекли его попытки внести уличную инфекцию в комнату и озадачили поиском трёх «носильщиков» для переноски роженицы. Задача была моментально решена, поскольку полковник прилетел с нарядом на патрульной машине. Так, с полицейским эскортом за 15 минут мы доставили роженицу с малюткой в роддом, где всё было готово к нашему приезду. Как мы узнали позже, доставили как нельзя вовремя – через пять минут после того, как женщину подняли в родильное отделение, у неё открылось сильное кровотечение, возникли проблемы с отделением плаценты. Хорошо, мы не стали мешкать, сразу поехали, как только вышел ребёнок.

Дальше весь день был вполне спокойный, поступали довольно обычные вызовы – бабушки с давлением, перелом ноги на ровном месте, болевой синдром при радикулите и тому подобное. А закончился он очень необычно, а главное, неожиданно приятно. Но об этом лучше расскажет Таня».

Бригада ТТ

«Да, тот вызов я очень хорошо помню, – продолжает рассказ подруги Татьяна Рудакова, медицинская сестра выездной бригады. – До сих пор не перестаю удивляться, как Антонина смогла так быстро сориентироваться. И по сути, её решения спасли две жизни – и мамочке специалисты смогли вовремя помощь оказать, и ребёночек родился здоровеньким и без каких-либо родовых травм. Но всё хорошо, что хорошо кончается. И та смена для нас закончилась совершенно неординарно.

Вечер был спокойным, вызовов стало меньше, и мы с Антониной устроились прикорнуть на часок в комнате отдыха. Вдруг влетает слегка очумевший Серёга, наш водитель:

– Тоня, Таня! Вас там ищут!

– Кто? Что? На вызов? – подскакиваем, «на автомате» начинаем собираться.

– Не, там этот, полковник.

И тут в комнату вваливается наш давешний знакомец, счастливый и уже изрядно во хмелю папаша, с двумя огромными букетами:

– Девчоночки вы мои родные! Дайте я вас обеих расцелую!

Мы с Антониной так и сели: виданое ли дело – нас, работников скорой пришли благодарить, да ещё с цветами! За пять лет моей работы здесь это было впервые. Больные и родственники обычно приходят сказать спасибо лечащему врачу в стационаре или хирургу после удачной операции, или сестричкам шоколадку презентовать. Нас же мало кто вспоминает. Разве что жалобу накатать в случае безуспешного лечения, тогда сразу же находится и подстанция, которая приняла вызов, и крайний. Но чтобы специально искать бригаду, спасшую близкого человека, хотя бы просто ради тёплых слов, это очень редко, единичные случаи.

И вот наш полковник бросился нас обнимать, вручил каждой по букету, потом откуда-то достал две бутылки шампанского, тоже подарил нам. Не забыл и Серёгу – презентовал какую-то красивую бутылку, потом рассмотрели, оказалось, виски.

– Вы не представляете, какой сегодня праздник у меня благодаря вам! – слегка заплетаясь, делился радостью сияющий папаша. – Я десять лет ждал этого момента, ждал сына! А у нас всё девчонки получались. И вот оно, счастье! Вы его принесли в наш дом! Давайте обмоем! Серёга, брат, двигай за мной, – скомандовал он.

Тот пожал плечами, подмигнул нам и последовал за командиром. Через пять минут они вернулись с ворохом пакетов. Апельсины-мандарины-лимончики-бананы-киви и ананас составляли скромную компанию огромному торту, всяким прочим вкусняшкам и полдюжине бутылок коньяка.

– Ничего себе! – ошалели мы и тут же рассмеялись. – Вот что значит настоящий полковник! А как же друзья и родные? Вам, наверно, правильнее было бы сейчас с ними обмывать…

– Девчонки! Я и жену-красавицу уже поздравил, и со всей роднёй отметил, и вас не отблагодарить не мог! Народ, давайте все сюда! – в приказном порядке полковник привёл всех наших.

Накрыли стол, пошли тосты. Сначала за ручки, за ножки, за здоровье мамы-папы. После закуски не могли пройти мимо темы содружества, так сказать, родов войск – выпили за взаимопомощь и взаимовыручку медиков и полиции. Тема зацепила за живое всех, у каждого была своя история по этому поводу. У полковника как раз на тот момент два опера лежали в реанимации с тяжёлыми огнестрелами, обоих чудом вытащили с того света, а одну из наших бригад патруль на днях отбивал от хулиганов – прицепилась пьяная компания к молодой девчонке-врачу, кинувшегося к ней водителя вырубили сзади, потом и фельдшеру досталось, он отделался переломом лучевой кости. Как понимаете, это бесконечная история, потому что мы, действительно, очень плотно связаны – и полицейские всегда на линии огня, в зоне риска, и медики порой как на передовой.

Антонина тоже не осталась в стороне, припомнила одну из наших с ней эпопей, когда нам пришлось спасаться бегством через окно, спасибо, первый этаж. Получаем вызов – женщина 45 лет, жалобы на боли в животе и диарею, вызвал муж, судя по всему, сильно пьяный. Приезжаем – на кровати лежит хладный уже труп, по виду – смерть наступила часа 3–4 назад. За столом сидит мужик, пьёт в горьком одиночестве какую-то муть из стоящей тут же литровой канистры. Попытались расспросить: говорит, жена стала мучиться животом, её поносило, «для дезинфекции» выпила всё того же пойла, потом слегла. Когда ему объяснили, что собутыльница его уже своё отпила, впал в буйство: «Да я вас с утра жду! Вам на людей плевать, три часа едете! Это вы, сволочи, виноваты, вы её отравили!»

Потом словесные оскорбления он счёл недостаточными, решил перейти к активным действиям, отбил горлышко у одной из бутылок и на нас двинулся. Наш водила, стоявший тут же у дверей, оттолкнул алкаша, но тот быстро поднялся и кинулся на «обидчика». Серёга увернулся, монтировкой, которую взял, как чувствовал, отразил руку буяна с «розочкой», крикнул нам: бегите! и попытался прижать его к стене.

А куда бежать? – дверь как раз перекрывает этот хмырь, вырывается и шарит по полу в поисках нового орудия. Ну, мы в окно и сиганули, и бегом к машине. Серёга за нами выскочил, сел за руль, вызывает полицию. Тут видим – безутешный вдовец пустился за нами вдогонку, в руке кусок какой-то трубы. Серёга сразу по газам и ходу. Поехали в отделение, заявление написать, по пути вызвали наряд, а заодно и психиатричку. Весёлая поездочка получилась, да.

И вот мы так сидим, Антонина излагает всю эту леденящую душу историю, а я вижу – полковника не на шутку проняло, близко к сердцу воспринял наши передряги, как-то даже протрезвел, по-моему. Кулаком как стукнет по столу, за телефон схватился и вышел. Через несколько минут возвращается с каким-то сержантом, у того в руках коробка.

– Вот, девочки, это вам! – протягивает полковник нам с Антониной подарки: две настоящие полицейские дубинки! Серёге вручил третью, а в придачу электрошокер.

– Смотри, Серёга, за девчонок отвечаешь! Не подведи, брат! – поднял рюмку. – За прекрасных дам с добрым сердцем, золотыми руками и железными нервами!

На этом распрощался и уехал. Заглянули мы в коробку – а там целая куча баллончиков «черёмухи»! Взяли на свою бригаду три штуки, остальные девчонкам раздали, всем хватило. Так вот и получилось, что наша бригада стала самой крутой в смысле оружия самообороны, и на подстанции нас с Тоней стали именовать не иначе, как «бригада ТТ». И не один раз потом мы с теплом вспоминали благодарность настоящего полковника, многим его подарки впоследствии помогли избежать неприятностей, а то и увечий».