Глава 3
Первая исповедь
Почему начать нужно с покаяния?
Вхождение в Церковь во взрослом возрасте должно стать тем рубежом, за которым начинается новая жизнь. Хорошо, когда человек крестится взрослым: у него уже накоплен опыт, есть понимание, что такое грех, как с ним бороться. Он осознанно идет на это таинство: он готов меняться.
Вхождение в Церковь во взрослом возрасте должно стать тем рубежом, за которым начинается новая жизнь.
Но большинство из нас были крещены в раннем детстве, так и не начав духовную жизнь. Вдумаемся: мы крещены, нам даны благодать и достоинство сынов Божиих, в нас, как семя в землю, засеян Христос, мы помазаны святым миром. Но мы всю жизнь живем в кругу мирских понятий. Живем, как получится, а не как надо. Это похоже на то, как если бы нам от рождения принадлежало царское достоинство, а воспитывались мы в цыганском таборе. Да, именно так: маленький царевич в цыганском таборе – это крещеный человек, живущий в языческой атмосфере. Вот каковы мы – люди, возвращающиеся в Церковь после Крещения в младенчестве.
Снова скажу, что в раннехристианских общинах, которые должны служить для нас камертоном, было по-другому. Равняясь на них, нужно готовить человека ко Крещению, дожидаться возраста, когда он осмысленно принимает решение, проводить его через искус катехизации, доводить до святой купели, облачать в белое, делать его членом Церкви – и потом не отпускать уже от Чаши, от молитвы, чтоб он сразу становился новым членом общины. Сознательное Крещение, непрестанное участие в Евхаристии и наличие общины – это базовые вещи, без которых не бывает нормального христианства. Но сегодня люди подходят к церковному обновлению чаще всего по второй «программе»: крестился; потерял, так и не начав пользоваться, крещенскую благодать; вступил во взрослую жизнь; набрался всякого опыта – позитивного, негативного; потом своими путями дошел до той жизни, когда дальше и жить нельзя, а надо что-то менять и приходить к Богу; наконец, подошел к тому порогу, за которым необходимо Покаяние, обновляющее благодать Крещения и возвращающее к той чистоте, которая получена в детстве, но никак не прочувствована, никак не оценена.
Если бы мы сами придумали такую сложную программу – нас нужно было бы за нее покарать. Но мы ее не выдумывали, мы ее унаследовали, поэтому отчасти невинны. Что нам остается делать? Прийти в Церковь в таинстве Покаяния. Недаром Покаяние называют «вторым Крещением»: человек во время исповеди обновляет обеты Крещения – он вновь отрицается от дьявола, вновь сочетается Христу, вновь получает всю полноту ответственности и радости о Господе.
Решиться и прийти
Человек, который приходит в первый раз на исповедь, обычно вообще не понимает, что говорить, и не знает, чего ждать, как он вообще будет принят, с чем столкнется: с длинным «разговором о жизни» или с простым, «механическим» выслушиванием… Вариантов может быть множество. Тебе могут помочь, тебе могут помешать. Ты можешь прийти за одним, получить другое. Но это будет твой первый опыт, уникальный и прекрасный. Угадать что-либо заранее или приготовить себя к чему-то конкретному невозможно. Надо просто решиться и прийти, как с моста в воду прыгнуть.
Надо просто решиться и прийти на исповедь, как с моста в воду прыгнуть
Мы только можем молиться о том, чтобы Господь Иисус Христос, Который царствует над всеми и знает все, встретил тех, кто к Нему идет, чтобы эта встреча совершилась; чтобы люди приходили в Церковь и находили Христа – в Исповеди, в Причастии, в читаемом Евангелии, в общении с ближними. С этим, собственно, и нужно идти на исповедь: «Где Ты, Господи? Где Ты? Вот я к Тебе пришел, где Ты? Что повелишь мне делать? Что со мной будет дальше?»
Первый «разбор жизни» – вот что обычно происходит на первой исповеди и чего обычно боятся. Ты устал от себя самого, ты прожил какую-то жизнь, но ничего в ней теперь не понимаешь, ты в тупике, и вот ты пришел. И страшно тебе, с одной стороны, и, с другой стороны, эта исповедь нужна тебе, как вода умирающему от жажды. Вот ты пришел. И если первая исповедь состоялась, тогда уже второй, третий раз будет легче.
У Сергея Фуделя[18] есть книжка «У стен Церкви». В ней описывается, как в советские годы одна женщина, больная раком, не имея возможности исповедоваться, позвала нянечку и всю ночь рассказывала ей свои грехи. Та записала это все на бумажку, а утром побежала в церковь с этой страшной тетрадкой о прожитой жизни – к священнику. Вот как – заочно – была принесена эта исповедь. Но это было реальное покаяние…
Если кому-то совсем невмоготу рассказывать о себе всю подноготную, а утешения хочется, тогда можно поступить по простой схеме. Вспомнить те грехи, которые жгут, записать на бумажку, прийти, показать, получить прощение от Христа через священника – и все, идти ко Причастию. Здесь в общем-то очень просто. И нечего бояться. Хотя… что это за война, если на ней не страшно? И что за исповедь, если на ней вовсе нет страха?
Через страх все равно придется переступить. А как иначе? Что это за венчание без радости, исповедь без страха, Причастие без трепета, смерть без ужаса, похороны без слез? Это не жизнь тогда. Должен быть страх на исповеди. Можно постараться максимально проявить сострадание к человеку, выйти к нему навстречу, как в евангельской притче отец, встречающий блудного сына[19]. Но все равно это как жалеть женщину, находящуюся в родовых муках: ты можешь держать ее за руку, каким-то образом помогать ей, но больно-то будет ей самой. И рожать придется ей самой… И все произойдет так, как должно произойти.
Слезы, а не экзамен
Первая исповедь для каждого человека – что-то вроде экзамена. Он очень волнуется. Наверное, он возьмет брошюру по подготовке к исповеди и будет выписывать свои грехи на бумажку – как студенты пишут шпаргалку для экзамена. Но мне кажется, что такой подход для первой исповеди не совсем правильный.
Нельзя ставить условием прощения скрупулезное перечисление прегрешений за всю жизнь. Такая генеральная исповедь не всем полезна: она может кому-то помочь, а кому-то и навредить. Может испугать, травмировать. Она может заставить окунуться в прошлое, которого человек не хочет помнить, в котором не хочет «ковыряться», а, наоборот, мечтает от него избавиться. И здесь надо уважать этот страх воспоминаний о чем-то. Надо доверять человеку. Пытаться превратить исповедь в попытку перечисления вообще всего – опасно, потому что перечислить все в принципе невозможно. Мы же повторяем в молитве, что есть грехи ведомые и неведомые. Пропорция между ними нам неизвестна. Неизвестно и то, знаем ли мы о себе все или не знаем ничего. Я не думаю, что у каждого из нас есть смелость уверенно сказать, что я – это то-то и то-то. Мы знаем о себе то, что мы знаем. И мы приходим с тем, что мы знаем о себе.
Слезы говорят о человеке больше, чем все слова, которые он может о себе сказать
Как же тогда подготовиться к первой исповеди? Хорошо, если попадется такой чуткий священник, который, не нагружая подробными знаниями, постарается вернуть человека к обетам Крещения, привести человека через покаяние ко Христу. Покаяние – это ведь обновление обетов Крещения. Крещенской водой в таинстве Исповеди становятся слезы. Хорошо, когда на исповеди много слез и мало слов. Слезы говорят о человеке больше, чем все слова, которые он может о себе сказать. Это очень важно, если человек плачет. Причем плачет не только от избытка грехов и сожаления, что он их совершил, а еще и от чувства «как хорошо, что я все-таки дошел», плачет от того, что Бог принимает его, как блудного сына. Ведь история блудного сына повествует нам о том, что сыну даже и договорить не дали. Он заранее сочинил целую речь: «Отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих»[20], —но когда пришел к отцу и отец вышел навстречу, то сын успел сказать только следующее: «Отче! я согрешил против неба и пред тобою и недостоин называться сыном твоим…» На этих словах текст закончился: отец заключил его в объятия. Слова о наемниках сыну не пришлось произносить.
То есть ты, конечно, можешь заготовить любой текст и написать его на бумажке. Но не факт, что ты его скажешь, потому что Бог может обнять тебя так, что ты просто задохнешься в слезах и больше ничего не сможешь произнести.
Слезы – это верный признак покаяния. Когда есть слезы, они сами собой говорят о том, что человек кается. Когда же человек очень много говорит, но глаза его сухи – здесь, конечно, есть вопрос…
Найти священника-«айболита»
Я не думаю, что разговор, который мы сейчас ведем, претендует на то, чтобы дать единственно верные ответы. Мы должны понимать, что есть множество подходов, и они могут быть так же разнообразны, как разнообразны храмы и приходы. Человек может встретить священника, у которого совершенно свой взгляд на исповедь. Тебя может встретить, например, седовласый старец, который обнимет, как родной отец, – и ты заплачешь и все поймешь. Тебя может встретить молодой человек, который окончил академию. Он задаст тебе много умных вопросов… и ты ничего не поймешь. Тебя могут встретить лаконично: «Пришел – говори». Аты: «Я не знаю, чего говорить…» – «Ну так иди отсюда, раз не знаешь. Подумай, потом придешь…»
Может быть по-разному. Один из стандартных подходов будет таким: вот тебе три канона[21] и перечень грехов, будь любезен, прочитай, какие вообще грехи в жизни есть, выбери из них те, в которых ты грешен, три дня попостись и тогда приходи. Это в принципе стандартно, это нормально. Только что здесь очень важно? Должен быть психологический душевный контакт между исповедником и исповедующим. Попросту говоря, пришедший на первую исповедь должен доверять священнику. Поэтому я не думаю, что исповедь у первого попавшегося священника – это хорошо. Конечно, если человек в больнице или причащается перед смертью, тут уж кто будет, тот и будет. Но если есть возможность выбора, то, конечно, лучше ею воспользоваться.
Допустим, если человек каким-то грехом опозорен, замучен, то ему будет больно, если его будут позорить дополнительно. И если ты видишь, что батюшка строг и спрашивает всех с пристрастием, так, может, не стоит к нему идти на данном этапе? А другой стоит «на потоке», головой кивает равнодушно, мол, «следующий!». Это тоже, наверное, не вариант. Или, допустим, человек в 50 лет идет первый раз исповедаться, а у аналоя стоит 22-летний юноша. Бородка реденькая, глазки светленькие… По возрасту – мальчик, по сану – иерей. У исповедующегося человека, может быть, дети уже старше, чем этот батюшка. Тоже проблема для первой исповеди. Для третьей, восьмой, пятнадцатой – не проблема, это уже будет тот слушай, когда мы наслаждаемся литургией, независимо от красоты пения или великолепия храма. Но для первой исповеди тут есть проблема. Хорошо бы найти… дедушку. Священника, который был бы по возрасту таким, что у него прожито все, с чем человек пришел, он знает это. Причем знает не как твой сверстник, а как отец или даже дед. Если ты и расплачешься, то чтоб ты плакал не на груди племянника, а на груди дедушки, который скажет: «Да ладно, сынок, ну бывает, жизнь такая». Хочется ведь что-то такое услышать, а не хлесткое: «Да как ты смел! Да как вообще земля тебя носит?!» Это дополнительная боль.
Помните «Айболита» Чуковского? Он же не только для детей на самом деле написан, но и для взрослых тоже. «Добрый доктор Айболит, он под деревом сидит, приходи к нему лечиться и корова, и волчица, и жучок, и червячок, и медведица!..» Самые разные звери приходят к этому Айболиту. И он точно не ругает их. Он же не говорит зайчику, которому трамвайчик отрезал ноги: «Паразит, чего ж ты там лазил по трамвайным путям!» Он его просто лечит… Поэтому, конечно, хорошо, если у человека есть такая возможность – искать священника, к которому у него возникнет психологическое доверие. В первой исповеди – особенно. Должно быть тепло свершившегося брака, будто брачный балдахин должен накрыть исповедующегося и священника. Это тайна. Это таинство возвращения, восстановления нарушенного единства.
Как преодолеть страх?
Перед первой исповедью будет много опасений, страхов. Например, страха, что тебе скажут: «Ты опоздал, иди-ка отсюда». Или: «Раз ты не три дня постился, а два – то и до свиданья». Могут быть и сотни других опасений: а вдруг я встречу кого-то с работы? а вдруг, кроме меня, никого не будет в храме? а вдруг будет так много народу, что я не успею в очереди достояться? Но все эти страхи тождественны «метаниям» неразумных дев, не запасшихся изначально достаточным количеством масла[22]: сначала просили масла у подруг, потом пошли покупать… А результат – остались перед закрытыми дверьми брачного пира: «Не знаю вас…» Так и мы: покуда будем перебирать, чего боимся, можем остаться перед закрытыми дверьми.
Что тут посоветовать? Конечно, если есть друзья и знакомые, которые прошли через опыт первой исповеди, с ними можно обсудить: «Вот, я думаю о первой исповеди, но очень боюсь. Я знаю свои грехи, могу назвать их. Но я боюсь, как меня примут». Здесь есть и стыд, и страх. И кто-то может порекомендовать хорошего, чуткого священника. Или сказать: «Ты иди на Пасху, там будет такой «хвост» людей на исповедь, что священник вообще ничего не успеет понять, – „прощаю, разрешаю, иди причащайся"». Или еще вариант – прийти в особые дни Великого поста на общую исповедь. Допускаю, что кому-то так проще, ему, может, иначе, не смешавшись с толпой, и вообще в храм будет не зайти. Но все-таки нечто очень ценное при этом, возможно, будет утеряно.
Конец ознакомительного фрагмента.