Глава 8
Хотя за окном кабинета начальника подразделения «УгРо» по особо тяжким преступлениям Виктора Соловья кроме обшарпанной красной стены ничего не наблюдалось, он, тем не менее, сосредоточенно и нереально долго, вот уже битый час, в упор, рассматривал этот нехитрый пейзаж…
На самом деле, перед внутренним взором матёрого «следака» и легенды сыска, плотно и без остановки проходили стройные ряды его успешных дел. Многие десятки жутких и особо тяжких преступлений…
Но то, с чем он столкнулся сейчас, превосходило по изощрённости и наглости их все. Средь бела дня, вот уже который раз, с особой циничностью и самоуверенной дерзостью некий «тип», очень, надо признаться, расчётливый и хитрый тип, уничтожал потрясающе красивых женщин и самозабвенно «обставлял» места преступлений на манер погребения царских особ древности.
Причём им, этим «мастером, мать его… ритуалов», всё производилось с безупречным знанием культурных традиций древности. На эту неожиданную сторону дела обратил внимание Соловья специалист по вопросам древних цивилизаций и его закадычный кореш ещё со школы, Козьма Дмитрич Кузявин.
Сидя на днях в арбатской «Праге» за бокалом «Crystal Louis Roederer» на пару с Козьмой по случаю 23 февраля, Соловей как-то обмолвился о своём последнем «головняке» и вкратце поведал другу некоторые детали своей работы. Митрич с интересом выслушал излияния «следака» и вдруг легонько хлопнув его по плечу, сказал своим бархатным барским голосом:
– А послушай-ка, Соловушка! Подопечный-то твой – Мастер!
– Это в каком-таком смысле?
–Ну, я имею в виду, стиль у него осмысленный, прямо профессиональный даже. Не заметил?..
– Чёт, я никак в башку не возьму. Ты о чём?..
– Ты же сам говоришь, всё как на картинке было: свечи вокруг кровати, пентакль, то есть звезда в круге мелом на полу начертана, фимиам…
– Чё?
– Ну, запахи, запахи… вокруг.
– А, ну это…
– Так вот. Очень похоже на то, что не простой здесь человек работал, особенный – со знаниями, со вкусом. Понятно? Артист. Художник.
– Действительно… Как же я раньше об этом не подумал?
И теперь выстаивая у окна, будто в парадном карауле, почти без движения, Виктор Соловей со всей очевидностью осознал правоту слов друга, – дело было действительно непростое, прям-таки из ряда вон выходящее…