Глава 5
Версии и предположения
Осетров, потирая пальцем висок, с любопытством смотрел на свою собеседницу.
– Я понимаю, сударыня, – проговорил он негромко, но вместе с тем чрезвычайно внушительно, – что проблемы французов должны волновать нас не больше, чем их волнуют наши. А еще у меня сложилось впечатление, что если бы Сергей Васильевич не стал ломать голову над тем, как убили Уортингтона, а просто сел бы в среду на экспресс и отбыл восвояси, у многих людей, включая меня и вас, было бы куда меньше хлопот.
И, выговорив эту внушительную фразу, которую в разговорной речи мог выдать только человек, горячо интересующийся словесностью и читающий много книг, Осетров сдержанно улыбнулся.
– Думаю, нет смысла говорить об этом, коль скоро хлопот все равно не избежать, – отозвалась Амалия. – Если вам нужна моя помощь, вы можете мной располагать.
– Признаюсь, помощь действительно не повредит, – ответил Осетров. Он поставил локти на подлокотники и сомкнул кончики пальцев. – Во-первых, надо понять, жив Ломов или мертв. Если он мертв, где его тело, если жив, где он находится, а также почему до сих пор от него нет никаких вестей. Во-вторых, мы обязаны разобраться, что произошло в поезде. Кто напал на Ломова, как именно напал, как проник в его купе, и так далее. В-третьих, причина. Что такого мог разузнать Сергей Васильевич, что его стали так спешно и, прямо скажем, неаккуратно убивать. Вы, сударыня, подтвердили мое подозрение, что это как-то связано с гибелью Уортингтона на дуэли. Осталось лишь понять, о чем именно идет речь.
– Знаете, – призналась Амалия после паузы, – по зрелом размышлении у меня все же возникли некоторые сомнения. Допустим, что был некий скрытый стрелок, которого я не заметила. Допустим, что Сергей Васильевич даже узнал, кто это и как его зовут. И что? Французы станут из-за этого сходить с ума? Как по мне, это слишком мелкий повод для столь масштабных действий. Разумеется, то, что узнал Сергей Васильевич, способно вызвать скандал, а скандал всегда означает неприятности. Вероятно, его сведения доказывают, что Ашар пользуется бесчестными методами, чтобы одержать верх над противником, но… простите меня, а когда наши службы вообще пользуются честными методами?
– Должен признаться, Амалия Константиновна, вы не первая, кто задает себе подобные вопросы, – серьезно промолвил резидент. – Давайте все же исходить из того, что если французы решили устранить нашего агента, значит, они считают, что le jeu vaut la chandelle [4]. Далее: вы не правы, считая, что сведения о личности неведомого стрелка ничего не стоят. Я говорю сейчас не о деньгах, само собой, – добавил Осетров. – Даже если стрелок – рядовой агент, какой-нибудь незначительный мсье Дюпон, как минимум англичане будут заинтересованы в том, чтобы узнать его имя. А если речь идет вовсе не о рядовом агенте? Если это кто-то куда более важный и ценный? Или если предположить, что он применил некое усовершенствованное оружие – например такое, которое позволило ему находиться далеко от цели, так что ни вы и никто из присутствовавших на дуэли его не заметили? А Сергей Васильевич, к примеру, смог узнать, что за оружие было использовано, и если эти сведения попадут не к тем людям, Франции не поздоровится. Видите, сколько возможностей сразу возникает?
– Но если Сергей Васильевич узнал некие важные сведения, почему же тогда он не пожелал поделиться ими с вами? – спросила Амалия.
– Ах, госпожа баронесса, только не делайте вид, что вы не понимаете… Ведь и вы, и он – Особая служба, которая никому не подчиняется, кроме генерала Багратионова. Разведка добывает секретные сведения, контрразведка борется с их утечкой, а агенты Особой службы живут себе припеваючи и катаются первым классом в Мадрид, чтобы купить у разорившегося испанского гранда картину для… впрочем, о чем это я? В конце концов, картины тоже нужны, особенно хорошие.
Амалия кисло улыбнулась, напустив на себя вид человека, которого раскусили и которому решительно нечем крыть. На самом деле покупка картины была лишь прикрытием для куда более важной миссии, но так как баронессу Корф обязали хранить эту часть ее поездки в строгом секрете, она не стала поправлять собеседника.
– Значит, Сергей Васильевич вам ничего не сказал и даже не намекнул? – спросила Амалия.
– Нет, госпожа баронесса.
– А что насчет вашего человека? Того, который сопровождал в субботу Сергея Васильевича на вокзал?
– Его зовут Виктор Иванович Елагин, – сказал Осетров, – и я уже обсудил с ним не раз, что господин Ломов говорил и даже как он выглядел, когда ехал на вокзал. По словам Виктора Ивановича, Сергей Васильевич сказал ему следующее, – резидент взял со стола листок. – «Париж – забавный город: вроде и столица Европы, а присмотришься – деревня деревней, только шуму много производит». Еще Сергей Васильевич проехался по поводу Эйфелевой башни, мол, как удобно иметь в стране нечто такое, что можно безнаказанно честить на все корки. Дождь, или засуха, или в правительстве одни остолопы, или война на пороге, или жена изменяет, а поругаешь Эйфелеву башню, и сразу же на душе приятно и легко. «Хорошо бы и нам завести у себя что-нибудь вроде нее», – заметил господин Ломов в конце обсуждения.
– Он говорил что-нибудь еще? – спросила Амалия.
– Конечно, говорил: «Здравствуйте», «До свидания» и еще что-то насчет погоды. – Осетров положил листок на стол. – Но ни слова о дуэли, Амалия Константиновна, ни слова о Уортингтоне и ни слова о том, кто его убил.
– А как Сергей Васильевич выглядел? Вы упоминали, что расспрашивали господина Елагина об этом.
– И Виктор Иванович не раз и не два ответил мне, что господин Ломов выглядел абсолютно обычно и не подавал никаких признаков беспокойства.
– Тогда еще один вопрос. Не заметил ли Елагин, чтобы за ними кто-то следил? Или, может быть, уже на вокзале кто-то уделял Сергею Васильевичу слишком много внимания?
– Виктор Иванович ничего подобного не помнит.
– А на его свидетельство вообще можно положиться?
– Он человек трезвомыслящий и не склонный к преувеличениям. Впрочем, лично я уверен, что если за Ломовым следили, у этих людей хватило ума не попадаться Елагину на глаза.
Амалия считала, что вполне владеет собой, но она едва не подскочила на месте, когда внезапно начали бить стенные часы. Хотя ей не было жарко, она достала веер, раскрыла его и стала им обмахиваться, чтобы выгадать время и привести в порядок мысли.
– По правде говоря, – негромко заговорила она, – меня больше всего беспокоит то, что Сергей Васильевич до сих пор никак не дал знать о себе.
– А меня беспокоит другое, – признался Осетров. – Если Ломов стал обладателем информации, из-за которой можно поплатиться жизнью, он должен был это понять. А раз так, он обязан был обезопасить себя и поделиться ею.
– Именно поэтому вы расспрашивали меня, не получала ли я вестей от него, когда была в Испании?
– Совершенно верно.
– Я уже сказала и повторю еще раз: я ничего не получала.
– А если вы разминулись с письмом? Такое ведь может случиться.
– Тогда оно догонит меня в Париже, – отозвалась Амалия. – Я распорядилась пересылать почту, если таковая будет, на свой парижский адрес.
– Вы сообщите мне, если…
– Само собой. Вы могли и не спрашивать… Скажите, а Сергей Васильевич не мог отправить сообщение напрямую генералу Багратионову?
– Тогда ему пришлось бы воспользоваться нашими службами, – ответил Осетров. – Я уже наводил справки: через посольство Ломов ничего не отправлял.
– Что ж, тогда нам остается ждать, не объявится ли в мадридской почте то, что нас интересует. Скажите мне еще вот что: секунданты покойного Уортингтона…
– Вы имеете в виду Хобсона и Скотта?
– Да. Они уже покинули Францию?
– Возможно, вы не знаете, что с ними произошла неприятность. – Осетров усмехнулся. – Средь бела дня на оживленной улице на них как бы случайно наехала карета. Оба получили серьезные увечья и сейчас лежат в постели. Особенно не повезло Скотту, но сейчас, кажется, его жизни больше ничто не угрожает. – Он пытливо всмотрелся в лицо Амалии. – Вы собираетесь с ними увидеться?
– Да, я хочу повторить расследование, которое предпринял Сергей Васильевич, а раз так, мне придется пообщаться с англичанами, а также с доктором.
– Что ж, это мысль, – заметил Осетров. – Только прошу вас, сударыня, помнить о том, чем расследование господина Ломова завершилось для него. Не повторите его ошибки, госпожа баронесса.
Амалия пообещала Осетрову, что постарается соблюдать максимальную осторожность, и, так как было уже поздно, попрощалась с резидентом и отправилась к себе.