Советское общество до войны
Советская пропаганда. Из книги «Покорение партии»
А. Авторханов
«Посев», 1951,№ 16
Я уже указывал на агрессивность в форме и содержании советской пропаганды. Эта агрессивность сказывается на изобразительных средствах этой пропаганды, в первую очередь, на языке и стиле. Советская пропаганда, в особенности большевицкая журналистика, выработала свою специфическую лексику и стиль, которые коренным образом отличают её от обычной «буржуазной» журналистики. Если в западной журналистике упор делается на конкретность, аргументированность и логичность, то большевицкая журналистика опирается на сильную фразу, на безаппеляционность выставленных положений.
Если западный журналист выставляет свои тезисы на суд общественности, которая вправе принять или отклонить их, то большевицкий журналист выставляет свои положения как императивные и безапелляционные. Если в западной журналистике проводится резкая грань между информацией и комментарием, то большевицкая журналистика признает только комментированную информацию. Большевики выработали свой собственный язык в журналистике, такой же агрессивный, как агрессивно само её содержание. Звёзды английской и французской журналистики или «король американских журналистов» Вальтер Липпман оказались бы безработными в Советском Союзе со своим «убогим» языком.
Русский язык, безусловно, один из самых богатых языков в мире, он в тоже время, как это известно самим русским, очень силен и тем видом экспрессивных выражений, которые мы называем бранными. Из сокровищницы русского языка большевицкая журналистика взяла для себя всё, что в нём есть «крепкое», ругательное. Не только взяла, но ещё отшлифовала, углубила и дополнила этот лексический ряд новыми словами и целыми понятиями. Я уверен, что если бы Даль ещё жил, ему бы пришлось выпустить дополнительный том русского словаря, состоящий из одних «советизмов». Дополнительный том мог бы быть назван просто: «большевицкий язык». Но большевицкая журналистика не ограничилась только «родным» запасом. Интернационально-коммунистическая по духу, она предоставила почётное место и иностранным словам, созвучным русским ругательным.
Я нарочно просмотрел три случайных номера «Правды» и один номер «Большевика», чтобы сделать подбор «крепких слов», как национальных, так и иностранных, из советской журналистики, чтобы продемонстрировать их здесь читателю. За эту задачу я брался даже с некоторым внутренним беспокойством: а что, если как раз в этих случайных номерах «крепких слов» окажется меньше всего или даже вовсе не окажется. Но, увы, меня ожидало другое разочарование – я добрался только до середины, слов выписал порядочное количество, а конца ругани так и не видать – советские журналисты, вижу, только вошли в азарт, как будто хотят перекричать друг друга. Я вспомнил опять о Дале, безнадёжно махнул рукой на свой «лингвистический эксперимент» и ограничился тем, что уже выписал наспех и бессистемно. Вот он, этот «золотой запас» языка советской журналистики: фашист, обманщик, паразит, империалист, социал-фашист (о социал-демократе), дурак, низкопоклонник, янки (об американце), реакционер, негодяй, троцкист, фриц (о немце), магнат, проходимец, живодёр, гангстер, агент, прохвост, гниль, шпион, шарлатан, мразь, твердолобый (об английских консерваторах), диверсант, подкупный, собака, дегенерат, жулик, авантюрист, двурушник, мошенник, лицемер, саботажник, душитель, циник, изверг, подлец, мракобес, вор, вероломный, остолоп, вешатель, миллионер, наёмник, вредитель, мерзавец, иезуит, шкурник, осёл, инквизитор, демагог, либерал, бандит, идиот, кретин, банкир, раскольник, палач, поганый, провокатор, изменник, доллар (долларовая: дипломатия, империализм), садист, спекулянт, сволочь, убийца и так далее и тому подобное.
Я выписал слова, которые встречаются только в иностранных отделах «Правды» и «Большевика», – так сказать, «международную терминологию» советской печати. Без энного количества этих «крепких слов» нельзя найти ни одной международной статьи в прессе СССР. Талантливость и преданность режиму журналиста определяется количеством употреблённых им «крепких слов», то есть цензурной и нецензурной руганью.
Только слово «диктатор» у большевиков или совсем не употребляется, или употребляется очень редко, как бы неохотно. Как говорят русские, «на воре шапка горит».
Что касается «внутренней терминологии», то она куда богаче и «сочнее». Здесь большевики ввели в ход совершенно новые, ими изобретённые слова, которые не были известны знатокам русского языка, таким как упомянутый Даль или академик Шахматов, или просто старым русским людям.
Справедливость требует заметить, что советская журналистика и пропаганда знают достаточное количество возвышенных слов, сравнений, эпитетов и целых выражений. Вот неполный перечень возвышенных слов и словосочетаний, которые относятся только к личности Сталина:
Существительные: вождь, учитель, гений, мудрец, организатор, продолжатель, основоположник, титан, гигант, творец, исполин, водитель, предводитель, отец народов, создатель, освободитель, мыслитель, теоретик, ученый, корифей.
Прилагательные: великий, величайший, мудрый, мудрейший, гениальный, гениальнейший, непобедимый, храбрый, прозорливый, дальновидный, бесстрашный, эпохальный, бессмертный, вечный.
Эпитеты: ярче солнца, шире океана, выше Гималаев, больше Вселенной.
Когда один иностранный журналист попросил Сталина определить своё место и место Петра I в истории России, Сталин ответил, что Ленин – океан, Пётр I – капля в море, а он, Сталин, – ученик Ленина. Тут сам Сталин косвенно признался, что он немножко меньше океана, но несомненно больше моря. Воздавая должное его ненасытному честолюбию, советская пропаганда не удовлетворяется уже ограниченными понятиями нашей грешной земли. Она постоянно прибегает к космическим категориям, чтобы возвеличить «Сталина-Солнца». Безудержная фантазия советской пропаганды в деле обоготворения личности Сталина не знает никаких границ. Припоминается случай, когда одна работница на «съезде ударников» закончила свою речь словами: «пусть живёт наш Сталин ещё тысячу лет!»
Сталин, сидевший тут же в президиуме съезда, не без благодарности за пожелания заметил только: «почему же так много?»
Народ, режим и армия. «Великий перелом» 1930–1933 годов
К. Александров
«Посев», 1999, Ns 12
18 марта 1928 года в Брюсселе неожиданно заболел председатель Русского Обще-Воинского Союза (РОВС) генерал-лейтенант Пётр Николаевич Врангель. С первых дней неизвестной болезни температура у больного не падала ниже 39 градусов. После тяжёлых мучений 25 апреля 1928 года он скончался. 26 апреля великий князь
Николай Николаевич поручил возглавить РОВС начальнику разведывательно-информационной части собственной канцелярии генералу от инфантерии А.П. Кутепову.
В распоряжение последнего поступила сильная организация, способная мобилизовать до сорока тысяч чинов, не считая резерва из членов молодёжных и параллельных РОВС воинских организаций Русского Зарубежья.
25 января 1930 года в доверительном разговоре с бывшим старшим адъютантом разведывательного отделения штаба I армейского корпуса поручиком М.А. Критским Кутепов заявил о готовности проникнуть на родину с группой офицеров и возглавить нараставшее, но разрозненно-стихийное сопротивление крестьянства и казачества. Через два дня Критский обязался представить Кутепову общий план переброски и использования кадров РОВС для развития нового этапа вооружённого сопротивления большевикам в условиях насильственной коллективизации.
Но встреча с Критским не состоялась – около 11 утра 26 января 1930 года Кутепов был похищен и убит сотрудниками ОГПУ в ходе спецоперации. Активными контрдействиями против руководителей РОВС в 1928–1930 годах политбюро ЦКВКП(б) и органы госбезопасности пытались предупредить появление в среде повстанцев военно-организационного ядра и тем самым предотвратить превращение мятежных повстанческих групп и отрядов на юге РСФСР в новую Добровольческую армию. Есть основания полагать, что в 1930 году советская власть и режим Сталина переживали серьёзный кризис.
Большую опасность для себя руководство ВКП(б) усматривало в возможности слияния находящегося за рубежом белого воинства и РККА в единую русскую национальную армию, о чём, начиная с 1928 года, всё чаще говорил Кутепов. Одного из своих корреспондентов он даже убеждал в неизбежности упразднения в будущей армии знаков отличия и наград, напоминавших о гражданской войне: «Только при условии полного забвения прошлого и страшного периода лихолетья возможно будет безболезненное слияние в будущей России белых воинов с красными…, Русского Зарубежья с русским народом». В речи 23 апреля 1929 года Кутепов призвал к борьбе за Росссию «тех наших братьев, у которых под красноармейской шинелью не перестало биться русское сердце».
В донесениях 2-го отделения КРО (контрразведывательного отдела) ОГПУ содержится информация о попытках белогвардейцев развить связи и контакты в среде кадров командно-начальствующего состава РККА.
Советская коллективизация началась с превентивных мер. Циркуляр ОГПУ № 25/00 от 1 февраля 1930 года предписывал незамедлительно устанавливать в среде красноармейцев и младшего комначсостава лиц, сохраняющих родственно-семейные связи с кулаками. Участников агитационно-пропагандистских выступлений против политики ВКП(б) предлагалось арестовывать: красноармейцев и младших командиров на месте, средний начсостав – с санкции особых отделов округов, старший и высший – с санкции особого отдела ОГПУ в РККА. Последний требовал от уполномоченных решительно пресекать любые попытки ходоков из сёл и деревень проникать в гарнизоны и воинские части. Контроль органов госбезопасности за настроениями в армейской среде усиливался пропорционально темпам коллективизации и нарастанию масштабов репрессий в отношении её противников.
На территории наиболее беспокойного Северо-Кавказского военного округа (СКВО) раскулачивание в массовом масштабе началось в ночь с 5 на 6 февраля 1930 года и подразумевало карательные спецоперации трёх видов: конфискацию хлебно-зерновых фондов, превентивные аресты и депортацию. Всего в ночь на 6 февраля сотрудниками полномочного представительства ОГПУ по Северному Кавказу было арестовано 1717 человек. Около 20 % лиц, намеченных к аресту в казачьих районах: Георгиевском, Ессентукском, Моздокском и Прохладненском, – скрылись и перешли на нелегальное положение. Аналогичная операция в Донецком и Шахтинско-Донском округах началась в ночь с 24 на 25 февраля 1930 года. За три недели к 26 февраля всего по Северо-Кавказскому краю и Дагестану согласно сводке штаба СКВО РККА№ 01050 от 1 марта 1930 года, оказалось «изъято» 26 261 человек. Репрессии чекистов закономерно вызвали соответствующую реакцию населения.
Донской, Кубанский и Сальский округа на спецоперацию ОГПУ ответили вооружёнными выступлениями. В ходе выступлений 10–12 февраля 1930 года в сёлах Барашковское, Ново-Маныческое, Новый Егорлык Сальского округа повстанцами был арестован местный совпартактив, захвачены почтовые отделения и сельсоветы. В Новом Егорлыке повстанцы объявили мобилизацию лиц 1900–1905 годов рождения. В населённых пунктах Абрамов, Весёло-Вознесенское, Милость, Куракино, Покровская, Самбек Донского округа крестьяне толпами до четырёхсот – пятисот человек разгромили сельсоветы, избили представителей советской власти, освободили арестованных кулаков. Одну из групп повстанцев возглавлял бывший доброволец деникинских Вооружённых Сил Юга России (ВСЮР) Бобков. В этом же округе противники коллективизации в середине февраля совершили несколько нападений на склады оружия и боеприпасов 30-го полка 5-й Ставропольской им. М.Ф. Блинова кавалерийской дивизии, а также 83-го полка 28-й стрелковой дивизии. Ещё 7 февраля в горах Кубанского округа появился вооружённый отряд под командованием бывшего красного партизана Пшеничного. К 22 марта на территории СКВО Штаб округа зарегистрировал 121 массовое выступление, в том числе 69 – на Кубани, 22 – на Дону и 16 – на Тереке. В этих регионах колхозы покинуло 30 тысяч хозяйств.
27 февраля – 19 марта 1930 года повстанцы нападали на посты, склады оружия и боеприпасов 26-го полка 5-й кавалерийской, 66-го полка 22-й стрелковой, 92-го полка 12-й кавалерийской дивизий, 8-го Кавказского стрелкового полка.
Попытки противников советской власти завладеть оружием и причинить урон Красной Армии отмечались на территории и других округов. 15–19 марта было зафиксировано несколько попыток вооружённых нападений на Балаклавские пороховые склады под Севастополем.
На Северном Кавказе размер антисоветских повстанческих выступлений весной 1930 года оказался столь велик, что для их подавления выборочно пришлось привлекать армейские подразделения округа. 15–17 марта 1930 года эскадрон 28-го полка 5-й кавдивизии был брошен под Баталпашинском против объединённого повстанческого отряда из карачаевцев, кабардинцев и казаков, находившегося под командованием князя Лофа. Отряд был уничтожен, поскольку повстанцы практически не имели боеприпасов. 19 марта отряд в шестьсот сабель под командованием грузинского князя Андроникошвили попытался атаковать городок Микоян-Шахар. Местному гарнизону удалось отбить атаку лишь с помощью авиации, кавдивизиона и бронеавтомобилей 5-й кавдивизии. 30 марта атака повторилась. Об интенсивности боя свидетельствует то, что гарнизон Микоян-Шахара, руководимый начальником местного ГПУ Готисом, расстрелял 13 тысяч патронов.
В конце марта 1930 года разыгралось сражение в Мало-Карачаевском автономном округе. 21 марта, испытывая острую нужду в вооружении, отряд повстанцев под командованием бывшего офицера Русской Армии Л афишева атаковал Кисловодск. Отряд делился на взводы и сотни, в перспективе намечалось переформировать его в бригаду, а затем и в корпус. Кисловодск защищал сводный отряд из представителей местного совпартактива, местная милиция и взвод дивизиона ГПУ. Повстанцы заняли западную окраину города и начали уличные бои, однако прорваться к центру не смогли ввиду серьёзного огневого превосходства противника. К вечеру повстанцы оставили окраину и ушли в Абуково. Командир 5-й кавдивизии РККА АЛ. Бадин перебросил по железной дороге из Пятигорска в Кисловодск дивизион 26-го Белозёрского кавполка в составе 1-го и 3-го эскадронов, усилив его станковыми пулемётами. Возглавляли операцию командир полка Н.И. Точёнов и военный комиссар А.М. Яшин. 22 марта разыгрался кровопролитный бой у горы Рим, длившийся три часа. Решающую роль в победе кавалеристов РККА сыграло полное огневое превосходство, особенно в пулемётах. Более пятидесяти раненых повстанцев укрыли местные жители.
Одновременно с началом массовых арестов и депортаций 6 февраля 1930 года на Северном Кавказе командующий войсками СКВО И.П. Белов подписал особую инструкцию, обращённую к командирам и комиссарам частей, привлекаемых к подавлению волнений и восстаний в населённых пунктах. В циничной форме Белов предписывал использовать при необходимости против зачастую безоружных участников волнений «технические средства борьбы»: артиллерию на прямой наводке, пулемёты и гранаты. Особенно Белов обращал внимание на недопустимость общения красноармейцев с митингующими крестьянами, а при попытке крестьян уйти из села за оцепление – приказывал открывать огонь на поражение по бегущим. Инструкция Белова от б февраля 1930 года фактически санкционировала массовые расстрелы сводными коммунистическими дивизионами казаков, крестьян и горцев, сопротивлявшихся коллективизации. В следующей инструкции от 19 февраля Белов разрешил использование против мятежных сёл авиации и применение комбинированных атак пехоты и кавалерии.
Вооружённые восстания, для подавления которых привлекались регулярные части Красной Армии, отмечались в 1930 году не только на Дону, Кубани и Тереке. В начале февраля в Ретьевском районе Острогожского округа (Воронежская область) трое суток шёл бой между повстанцами деревень Платово, Рассошки и курсантами полковой школы 57-го кавполка. В бою участвовала артиллерия. Количество арестованных только в Платове составило около двухсот пятидесяти человек. В Лисках повстанцы захватили оружейный склад, убили председателя и представителя райисполкома.
В боевых действиях против повстанцев в первой половине 1930 года участвовали многие подразделения РККА и ОГПУ. В частности на Северном Кавказе: подразделения 5,10 и 12-й кавалерийских, 22-й и 28-й стрелковых дивизий РККА, 5-й полк ВОХР (внутренней охраны) ОГПУ, курсанты Владикавказской и Краснодарской школ комначсостава РККА и другие подразделения СКВО. Однако командиры соединений избегали использования полного штата частей при проведении боевых операций, опасаясь непредсказуемого поведения массы красноармейцев и командиров при столкновении с повстанцами. В сводные дивизионы отбирались исключительно проверенные комсомольцы и коммунисты, секретари партячеек, сотрудники особых отделов. По 5-й кавдивизии из 26-го полка в операциях участвовало всего 274 бойца и командира, из 28-го – 361, из 30-го – 315.
Четырёхлетняя война против собственного народа влияла на настроения в армейской среде. Донесения и обзорные сводки политуправления РККА 1929–1933 годов сообщали руководству СССР о брожениях в умах не только красноармейцев, но и комначсостава. (Многие власовцы в 1943–1944 годах вспоминали, что отношение к советской власти у них впервые серьёзно изменилось к худшему именно во время необъявленной войны против крестьянства и казачества. В должности командиров взводов 27-го полка 5-й кавдивизии, направленного в 1930 году против повстанцев, служили И.Н. Кононов и Г.А. Пшеничный, во время II мировой войны – генерал-майор и подполковник власовской армии. На самого А.А. Власова произвели впечатление репрессии против казаков Кубани. В конце 1929 года он со своим батальоном в составе 20-го Ленинградского полка 9-й Донской стрелковой дивизии занимал крупный транспортный узел Кущёвская, южнее Ростова, через который вывозили депортированных.)
Через сутки после начала спецоперации ОГПУ на Северном Кавказе, 7 февраля 1930 года в расположении 22-го артполка 22-й стрелковой дивизии СКВО были обнаружены листовки, обращённые к личному составу полка, со следующими заголовками: «Бей коммунистов, когда придётся стрелять, а это скоро» (везде подпись «Смерть коммуны»); «Коммунисты ваши враги, товарищи красноармейцы!»; «Социализм есть видоизменённое рабство. В нужный момент знайте, кого бить» и тому подобное.
Соответственно росло количество резко критических высказываний в среде бойцов и командиров. Вот лишь некоторые, зафиксированные в обзорах и сводках политуправления РККА, а также Штаба СКВО:
«Зачем мы защищаем советскую власть, дома родителей душат налогами…» (красноармейцы Черкасов, Бражшинов и другие – 1-я рота 6-го полка 2-й стрелковой дивизии Среднеазиатского округа [САВО], 1930);
«Я зарезал бы всех уполномоченных, погодите, придёт время – мы вам покажем» (красноармейцы Алексеев и Арютин – 7-я рота 3-го полка Приволжского военного округа [ПриВО], 1930);
«Если будут выкачивать так хлеб, то будет восстание, а я расстреливать своего отца не пойду» (81-й кавалерийский полк САВО, 1930);
«На что мне партия, на что мне комсомольцы, если гробят моих на селе. Разнёс бы и партию, и ЦК, не дают развернуться сельскому хозяйству» (санинструктор Кабалов, Тифлисский военгоспиталь, 1930);
«Комсомол с песнями прошёл по крестьянам ночью. Забрали всё: муку, картофель, печёный хлеб, колбасы, масло, сыр, огурцы, капусту, сапоги, даже детские пелёнки. Матери просили, целовали руки, чтобы оставили пелёнки, но их били и забирали всё» (из письма родственников неизвестному красноармейцу 11-го авиационного парка, апрель 1930);
«Если бы знала Красная Армия, что рабочие голодают – разнесла бы весь Советский Союз» (красноармеец 61-го стрелкового полка Сибирского военного округа в обращении к группе товарищей, весна 1930);
«Коммунизм – утопия и социалистического общества построить невозможно, идейной идейности у колхозников нет, так как труд оплачивается неодинаково. Центральные советские органы выбираются по форме, а по существу у власти стоят одни и те же лица» (младший командир Вармунд, член ВКП(б) с 1927 года, СКВО, декабрь 1930);
«Житуха никуда, там урожай плохой, люди в колхозах голодают и говорят… (отточие редакций) вашу мать, всё равно нам придётся с вами воевать» (красноармеец кавэска-дрона 28-й стрелковой дивизии СКВО Н.И. Прокопов, 1909 года рождения, член ВЛКСМ, 17 февраля 1933);
«Пусть жмут крестьян, это к лучшему. Так будет восстание, а я буду на стороне восставших» (красноармеец 82-го кавполка САВО Войниченко; в сводке особого отдела подчёркивалось, что подобные высказывания Войниченко допускал систематически, и аналогичные настроения отмечаются среди красноармейцев 83-го кавполка и артполка 3-й стрелковой дивизии САВО);
«В случае войны казачество Кубани будет на стороне противника советской власти» (красноармеец 83-го полка 28-й стрелковой дивизии СКВО Б.Г. Ивченко, 1910 года рождения, член ВЛКСМ, 11 февраля 1933).
За февраль – март 1930 года только в 220-м полку 74-й Таманской стрелковой дивизии СКВО особый отдел ОГПУ «изъял» от 280 до 340 красноармейцев из числа «социально-чуждых». В 1929–1931 годах было снято с должностей пятьсот представителей комначсостава по подозрению в неблагонадёжности.
ОГПУ начало проводить оперативные мероприятия в Вооружённых Силах ещё до формального старта коллективизации: из рядов РККА увольнялись бойцы и командиры, служившие в 1918–1922 годах в различных Белых армиях.
ОГПУ обращало особое внимание на потенциальных лидеров вооружённых восстаний против советской власти. В июле 1930 года после долгих розысков погиб в перестрелке в Армавирском округе полковник армии Деникина Н. Козлов. Более десяти лет он находился вместе с дочерью на нелегальном положении и создавал конспиративные боевые группы для организации вооружённых выступлений. Дочь полковника Козлова была захвачена чекистами, судьба её остаётся неизвестной.
В 1929–1933 годах существовало множество конспиративных организаций и групп в РККА. На сегодняшний день мы не имеем полной картины этого явления, тем более трудно определить, что было реальной организацией, а что существовало только в воображении чекистов. Но размах арестов и обилие спецсообщений особых отделов ОГПУ и политуправления РККА демонстрируют, что подпольная деятельность существовала и была распространена достаточно широко.
Зимой – весной 1930 года командир взвода 45-й стрелковой дивизии Украинского военного округа (УВО) Глущенко от имени «Союза Освобождения» распространил в своём подразделении несколько листовок. Вот фрагмент одной из них: «Граждане! Большевистский террор усилился, народ терпит страдания под большевистской кабалой коммунистов. Коммунисты стали теми же двурушниками, крестьянство превращают в колонию. За оружие против коммунизма. За свободу и труд, за свободную жизнь».
В Белорусском военном округе начальник штаба батальона 12-го полка 4-й стрелковой дивизии И.Ф. Люцко (1902 года рождения, член ВКП(б) с 1924 года, участник гражданской войны) создал конспиративную вооружённую группу, в конце мая 1931 – го убит в перестрелке с чекистами.
В 1930–1933 годах органы госбезопасности вскрыли несколько подпольных организаций в армейской среде на различном уровне, участники которых ставили своей целью подготовку вооружённого восстания и свержения существующего режима. Относительно известной в этом ряду стала военная организация «Весна», работа которой разворачивалась в 1930–1932 годах. В оперативную разработку ОГПУ к 1932 году попало около трёх тысяч бывших офицеров Русской Армии, поступивших на службу к большевикам в 1918–1920 годах, в том числе такие известные военные специалисты, как А.А. Балтийский, А.И. Верховский, В.Н. Егорьев, А.Г. Лигнау, А.Д. Малевский. В.А. Ольдерогге, С.А. Пугачёв, А.А.
Свечин, А.Е. Снесарев и другие. (Провокационную роль по делу «Весна» сыграл военспец А.М. Зайончковский, завербованный в качестве сексота ещё ВЧК в 1921 году Лживые показания Зайончковского сыграли печальную роль в судьбе многих арестованных, обвинённых в причастности к «Весне». Указанное обстоятельство привело к официальной реабилитации репрессированных по этому делу и к объявлению в 1956–1957 годах всего дела сфабрикованным, хотя организация реально существовала, лишь численность её была чекистами завышена.)
16 октября 1930 года коллегия ОГПУ приговорила к расстрелу десять специалистов Артиллерийского управления РККА по обвинению в контрреволюционной деятельности, в том числе А.А. Бараблина, В.П. Бойко-Родзевича, С.Г. Брычкова, Г.М. Гапонова, В.Д. Костина и других.
21 февраля 1931 года особый отдел ОГПУ в РККА объявил о ликвидации контрреволюционной организации в инженерном управлении РККА во главе с Н.Н. Терлецким.
С июля 1930-го по май 1931 года раскручивалось дело по обвинению большой группы бывших офицеров Русского Флота. К маю 1931 года особый отдел ОГПУ Морских сил Чёрного моря арестовал 21 человека, инкриминировав арестованным участие в монархическом заговоре. В числе арестованных оказались: командир дивизии крейсеров Г.Г. Виноградский, командир дивизиона эскадренных миноносцев Ю.В. Шельтинг, командиры подводных лодок №№ 13, 14, 15 Б.С. Сластников, И.К. Немирович-Данченко, В.К. Юшко и другие. Коллегия ОГПУ на заседании 6 июня 1931 года приговорила шестерых моряков к расстрелу, двенадцать моряков – к десяти годам лагерей.
На низовом армейском уровне происходили аналогичные процессы. В феврале 1930 года в Прибалтийском Военном Округе (ПрибВО) был арестован помощник командира 95-го стрелкового полка Смирнов, который, как выяснилось, был участником Белого движения в чине полковника и скрывался после гражданской войны под чужой фамилией. На протяжении нескольких лет Смирнов вёл конспиративную организационную деятельность.
В марте 1930 года в 74-й Таманской и 13-й Дагестанской стрелковых дивизиях СКВО подверглись аресту с последующим привлечением к ответственности за контрреволюционную деятельность десять рядовых и девять командиров. В 38-м стрелковом полку 13-й дивизии сотрудники особого отдела одновременно арестовали командира взвода АД. Чернышёва, командира роты В.М. Кольцова и начальника штаба батальона Е.И. Доманина. Все обвинялись в принадлежности к подпольной офицерской организации бывших чинов ВСЮР. В то же самое время аресту подверглись Кутырев и Гайлеш – командиры батарей IX корпусного артполка СКВО.
В июле 1930 года в Новгород-Волынске чекисты раскрыли антисоветскую организацию, во главе которой находился демобилизованный командир отделения 131 – го стрелкового полка Нещадименко, член ВКП(б). В период службы в полку в марте 1929 года Нещадименко основал группу, в которую привлёк восемь человек, в том числе трёх командиров отделений. Группа Нещадименко ставила своей целью подготовку восстания в полку, захват оружия и вооружённую борьбу против советской власти. (Поводом к аресту послужили неосторожные разговоры с критикой в адрес коллективизации [группа красноармейцев 83-го полка 28-й стрелковой дивизии СКВО, 10 февраля 1933 года], связь с повстанцами [в июле 1930 года в СКВО за помощь повстанцам оружием и боеприпасами был арестован командир пулемётной роты 2-го горнострелкового полка Насибов] и просто человеческие эмоции: 11 марта 1933 года командир взвода сапёрной роты 28-й стрелковой дивизии Г.С. Таманский [член ВКП(б), выпускник Ленинградской объединённой военно-инженерной школы], будучи на полевых занятиях со своим взводом, пожалел двух женщин из Ростова-на-Дону, с трудом купивших на 100 рублей немного муки. Муку конфисковали бойцы спецзаград-бригады, а женщин при конфискации избили. Таманский вступился за женщин, обматерил заградотрядников и заставил их вернуть муку. При этом взвод следил за действиями командира с явным одобрением. В тот же день особисты арестовали Таманского.)
4 декабря 1930 года был арестован комдив Я.А. Штромбах, член ВУЦИК и член компартии с 1918 года, командир и военный комиссар знаменитой Щорсовской 44-й стрелковой дивизии. Случай ареста строевого командира дивизии беспрецедентен для 1930–1931 годов. На предварительном следствии 18 марта 1931 года Штромбах подтвердил своё участие в конспиративной военной организации.
Косвенным подтверждением масштабности антисоветских настроений в армейской среде в 1930–1931 годах могут служить серьёзные кадровые перестановки в высшей номенклатуре органов госбезопасности. Обеспокоенные тревожными сигналами о «морально-политической неустойчивости армии» в совокупности с локальной войной на Северном Кавказе, члены политбюро ЦК ВКП(б) б августа
1931 года приняли специальное постановление, в результате которого лишились своих постов ответственные начальники главных отделов и руководители высшего звена ОГПУ СССР: Л.Н. Бельский, Е.Г. Евдокимов, С.А. Мессинг, Я.К Ольский-Кулаковский.
Однако ротация кадров в центральном аппарате ОГПУ спокойствия политбюро не принесла. Если в 4-м квартале
1932 года особые отделы зафиксировали 69 689 случаев «отрицательных настроений» в армейской среде, то в 1-м квартале 1933-го – 89 774, во 2-м – 101 389, в 3-м – 103 301 случай.
Относительный спад наметился лишь в 4-м квартале 1933 года в связи с постепенным сошествием на нет страшного голода, организованного против сельских жителей во время коллективизации.
Но в то же время если в 1932 году общее число «отрицательных высказываний» военнослужащих по поводу политики партии и государства составило 313 762, то в 1933-м таковых отмечалось 346 711, из них связанных с угрозами повстанческой деятельности – 4 148. Всего в проведении антисоветских разговоров в 1933 году было замечено 230 080 красноармейцев и краснофлотцев, 48 706 младших командиров и 55 777 командиров и начальников среднего звена.
В 1932 году ряды РККА и флота по инициативе органов госбезопасности покинули 3 889 представителей «социальночуждого элемента», в 1933-м цифра уволенных достигла 22 308 человек, в том числе 2 486 представителей комнач-политсостава.
Итак, в 1929–1933 годах в СССР развернулась необъявленная война, начатая большевицким режимом против населения страны. Население не удвольствовалось ролью жертвы, неспособной оказывать сопротивление, и ответило на брошенный вызов массовым повстанческим движением. При этом Рабоче-Крестьянская Красная Армия и Рабоче-Крестьянский Красный Флот, в отличие от войск ОГПУ, далеко не полностью стали на сторону режима.
Этот вывод опровергает традиционные представления о завершении гражданской войны после вынужденного отступления Белых армий за пределы России в 1920–1922 годах и подтверждает распространённый в эмиграции тезис о том, что сопротивление советской власти не прекращалось внутри страны и позже. Менялись лишь формы сопротивления и основной состав участников.
К концу 1933 года в результате больших людских потерь при коллективизации и активных оперативных мероприятий ОГПУ накал сопротивления резко упал, чтобы вновь проявиться с началом II мировой войны осенью 1939 года.
Документы фондов Российского Государственного Военного архива (РГВА), Центрального архива Федеральной Службы Безопасности (ЦА ФСБ), Центрального архива Министерства Обороны Российской Федерации (ЦАМО РФ).