Глава 4. Предназначение
Утром я проснулась в своей кровати. Посмотрела вокруг. Определённо, новое ощущение себя руководило мною.
Встала. Взглянула на постель – заправлена. Только так подумала, и это сразу же произошло. Я управляла Всем.
Одета. И я стою в одежде, словно не была мгновение назад в пижаме.
Вышла в ванную. Ну, умыться я могу сама, тем более что это доставляет мне удовольствие. А за организмом нужно ухаживать бережно. Он ведь будет служить мне ещё много лет. Я улыбнулась. Как новая! Ушли мысли, тревога, мечтательность. Я знаю, что мне делать! Теперь всё так ясно вокруг! Понятно, кем быть и что дальше будет. Какое прекрасное будущее!
Я получила ответы на все вопросы, мучающие меня. Я знала!
С огромной радостью в душе и одновременно непривычным спокойствием вошла на кухню.
У плиты стояла бабушка. Я подошла сзади и обняла её.
Бабуля улыбнулась, оборачиваясь и заглядывая мне в лицо. Она в своей обычной манере пыталась выяснить, всё ли в порядке.
– Ты что, милая?
– Всё хорошо! – ответила я на вопрос, не выпуская её из объятий. – Ты знаешь, могу подсказать, где твоя спица!
Я отпустила её и, улыбаясь, села за стол.
Бабушка удивлённо оглянулась.
– Правда?
– Абсолютная! Она завалилась в щель шкафа.
Бабуля, прищурив с улыбкой глаза, немедленно вышла из кухни.
Через некоторое время послышались её шаги.
– Виктория, милая, она действительно там! Как ты узнала?
– Случайно.
Я вдруг подумала, как легко хранить тайну. Никого не обманываю ни в чём. Только помогаю.
– Бабуль, у меня к тебе дело.
– Да, родная.
– Как только мы позавтракаем, я хочу помочь тебе кое в чём и что-то рассказать.
– Хорошо.
Бабушка выложила оладушки на тарелку и села за стол рядом со мной.
– Ба, а давай испечём вместе блинчики, как твоя мама готовила?
Я озорно посмотрела на свою любимую подругу детства.
– Я как раз сама хотела затеять. У меня и рецепт сохранился. Давай испечём. Сегодня к полднику.
– Согласна!
После завтрака мы с бабушкой прошли в гостиную, ту самую, в которой я вчера мечтала у окна и где произошла встреча с будущим.
– Бабушка.
– Да, дорогая.
– Скажи мне, а давно болит твоя нога?
– С детства, милая. Мы тогда жили в деревне. В мои обязанности входило пасти коров. А дети раньше в деревне летом ходили босиком. Вот я и пошла с ними, как всегда босая. Но мы ведь не только своих домашних коров пасли. Бывало, скотину нескольких соседских хозяек вести приходилось. Все, кто постарше, в поле работали, а детей, таких как я, малых, лет восемь-девять мне было, на сенокос не брали, а коров пасти в самый раз. Так мы, деревенские дети, по очереди и ходили с ними в поле.
Ну и было у меня тогда четыре бурёнки. А одна пугливая – страх! Мечется в сторону от меня, боится. Я за ней, а она в лес, глупая. Как мне остальных оставить? Я и решила. Свою корову привязала к дереву за верёвку, а другие, думаю, не уйдут, будут рядом пастись. Сама побежала за беглянкой.
А та – в болото. Мне страшно. Иду за ней тихо, зову её: «Зорька, Зорька!». А она уже почуяла что-то неладное, почву другую под копытами ощутила и пошла ко мне сама. Стала человека слушаться. Вот я взяла её за верёвку под шеей, веду. Вдруг то ли сук, то ли ветка острая или железка какая, так и не знаю, что это было. Почва-то вязкая. Как провалилась я ногой и напоролась. Закричала от боли. Сначала думала, укусил, что ли, кто? Кровь хлещет, понять не могу, что случилось.
Бурёнка опять вырываться стала, испугалась крика моего. Я держу её. Коли чужая корова в болоте сгинет, то свою придётся отдавать. Знаю это. Нельзя отпускать. Плачу, иду, держу её крепко, уговариваю: «Ты, бурёночка, не убегай сейчас, а то больно мне, помоги дойти спокойно до стада».
А корова словно язык человеческий поняла. Замолчала, идёт тихо, ни звука не издаёт.
Вышли мы на поляну, где коровки мои стоят, я на землю легла и реву. А они обступили меня и давай ногу лизать. А мне вроде бы и легче. Всю рану по очереди языками вылизали, пока кровь не остановилась.
А дальше куда? Скотину голодную домой привести нельзя. Так нас воспитывали. Терпи, а дело делай. Нашла лопух, верёвкой примотала и похромала дальше пасти. А когда домой вечером воротилась, нога всё болела. На следующий день тоже. Пока к лекарю дошли, уже воспаление сильное, говорит он, инфекцию занесли. Рану-то почистили, но с тех пор болела она всё время. Периодически вскрывали её, заново чистили. А потом, когда всё зажило, рана сама заросла, а кость пострадала за это время. Вот и ноет теперь то на погоду, а то и так просто.
Я сидела задумчиво.
– Бабушка, а почему ты мне раньше про это не рассказывала?
– Так ведь ты не спрашивала. А зачем дитя беспокоить? Тебе расти надо.
– Бабушка, а дай мне свою ногу в руках подержать.
– Зачем?
– Я тебе помочь хочу. Мне подумать надо. Добра пожелать тебе, ноге твоей. Я больно не сделаю. Дотронусь только.
– Ну, дотрагивайся. Может, поможешь чем.
Бабушка грустно посмотрела на меня.
Я сняла подушку с дивана. Села на неё удобно на пол, придвинувшись к бабушкиным ногам. Прислушалась. И вдруг внутри мысль: «Возьми ногу руками и опусти слегка голову. Думай, что нога здорова, а потом закрой глаза и сиди так. Всё само пройдёт. Всё лечит».
Я сделала в точности как услышала. И постепенно не заметила, как уснула. Очнулась от свиста за окном. Бабушка тоже спала.
Тихонько накрыла её пледом и подошла к подоконнику. Внизу во дворе стоял мой друг Витька из соседнего дома. Это он свистел. Я показала ему жестом, чтобы не шумел, и открыла окно.
– Выходи…
Виктор стоял около куста сирени в шортах и оранжевой, моего любимого цвета, рубашке.
– Мы с тобой вчера договаривались на речку идти купаться, – он показал на руку с часами, мол, время уже.
– Вить, ты прости меня. Сегодня не могу. И завтра тоже. Потом тебя найду.
Я очень хорошо понимала теперь, что не имею права тратить время, как раньше. Друга обижать не хотелось, но я точно знала, что Виктор всё поймёт, он всегда понимал.
Витя кивнул.
– Ладно. Скажи, когда сможешь.
Парень повернулся, чтобы уйти, но снова оглянулся убедиться, что я не передумала. Помахав ему рукой, я закрыла окно. Потом вернулась к бабушке. Она спала. Я села рядом и стала ждать.