Вы здесь

Вся фигня – от мозга?! Простая психосоматика для сложных граждан. Глава 3. Представление о представлении. Vertex vacuus (В. В. Чибисов, 2017)

Глава 3

Представление о представлении. Vertex vacuus

3.1. Нейронов цепь в структуре той

Что будет, если объединить несколько нейронов? Не связать с помощью синаптических контактов, а именно объединить? Слепить из них одну большую клетку, раскатать воображаемой скалкой, убрать перегородки между их клеточными телами? Получится ли супернейрон? Нет, получится бесполезный кусок цитоплазмы с дефектными ядрами и деформированными отростками. Единственный сигнал, который сможет послать этот франкенштайн, – это сигнал SOS. Или вопль «Убейте меня!»

А если объединить связи? Вот здесь что-то может получиться. Давайте предположим, что нейрон А связан с нейроном В, а нейрон В связан с нейроном С. Можно ли теперь сказать, что нейрон А связан с нейроном С? Можно. Нужно только добавить, что связь это не прямая. Хотя и этих уточнений можно избежать. В самом деле, что такого нейрон В может сделать с пришедшим к нему сигналом? Максимум – заглушить, не пустить дальше. Но это проблема сигнала, а не нейрона. Громче надо звучать, чтобы пробуждать нейроны!

Да и зря мы, что ли, говорили в предыдущей главе о весовых коэффициентах, о разной силе разных связей? В конце концов, связь – это просто число, на которое умножается сигнал. И никто от нас не требует, чтобы это число было постоянным. Пусть зависит и от времени, и от проходящего сигнала, и от внешних обстоятельств. Как процент годовых зависит от размера вклада. Или как КПД тепловой машины зависит от температуры холодильника.

Короткие цепочки не так интересны. А если цепочка проходит сквозь все слои неокортекса, как на рисунке 3.1? На одном конце цепочки – сигма-система, то есть всего шаг до рецепторов, до моторных и вегетативных нейронов. А от них – к восприятию и преобразованию внешнего мира. На другом конце цепочки – высшие абстракции, слова, символы, категории.


Рис. 3.1. Пример двух сквозных цепочек, соединяющих сигму систему и глубинные слои неокортекса. Нейроны, задействованные в сквозных цепочках, обозначены красным. Серые нейроны образуют достаточно длинные, но не сквозные цепочки


Сквозная цепочка связей между физическим раздражителем (объектом, человеком) и дальними слоями неокортекса соединяет реальное с психическим. Так происходит интеграция сигма- и пси-системы. В общей психологии в таком случае говорят о высших психических функциях. Их не так много: мышление, внимание, память, речь, воля, эмоции, рефлексия, восприятие. В общей психологии каждая функция рассматривается отдельно, для каждой имеется свой методологический подход. Мы же теперь знаем, что все высшие психические функции – это просто сквозные цепочки нейронных связей. Пересечения, ветвления и прочие взаимодействия разных цепочек обеспечивают интегральность и многогранность психических процессов.

Доведя наше стремление к универсальности и содержательной простоте до предела, мы можем спокойно рассматривать все сквозные цепочки как новые психические объекты. «Новые» в том смысле, что в предыдущем подходе они не фигурировали.

А цепочки, которые не осилили пересечение всех слоёв, мы просто выбросим из рассмотрения. Конечно, такие короткие связи тоже нужны мозгу, но их вклад в психосоматику ничтожно мал. Мы ведь уже договорились, что нас интересует смычка самых высших абстракций (слов, символов) и соматических процессов. Поэтому связи, ограниченные только дальними слоями неокортекса, идут мимо – там зашифрованы всякие логические операции, решение сложных уравнений, высокое искусство, философия. То же для связей в ближних слоях – они будут важны при изучении сенсомоторного интеллекта, арт-терапии, автоматизации деятельности. Совсем другое дело, когда ближнее и дальнее (сигма и пси) образуют одно целое. Например, когда мысли о высоком невозможны без расчёсывания шеи и рук до крови.


Рис. 3.2. Очистка нейронной сети от структурного шума.

а) Убраны нейроны, не являющиеся звеньями сквозных цепочек. б) Убраны все нейроны, кроме точек пересечения цепочек


Такой приём помогает здорово избавиться от структурного шума, то есть от обилия нейронов и связей. Сравните нейронную сеть до и после выделения сквозных цепочек (рис. 3.2). Остались только сквозные маршруты. Даже нейроны, бывшие звеньями в цепочках, можно стереть, оставив только развилки. Ни слоёв, ни ступенчатых функций активации, ни дендритов, ни аксонов – «пропал Иершалаим»!

Мы пока не будем давать название новым объектам, сохраним интригу (для тех, кто не читает названия глав). Да и рановато говорить об особом названии! Если всё сводится к сквозным цепочкам, то и называть новые объекты желательно сквозными цепочками, чтобы не вносить путаницу. К счастью, есть и более сложные нейронные узоры, через которые реализуются и высшие психические функции, и психосоматика.

3.2. Усложняем на кошках

Теперь пусть связей и нейронов будет больше. Вместо А – группа нейронов А1, А2, А3…, вместо С – группа С1, С2, С3… А вот нейрон В остаётся один-одинёшенек! И принимает сигналы ото всех нейронов группы А, суммирует и передаёт сигнал всем нейронам группы С (рис. 3.3). Не самая оптимальная структура связей. Можно ли её как-то упростить или объединить некоторые связи между собой?

Попробуем повторить подвиг с переменной связью. Скажем, что нейрон А1 связан с каждым нейроном из группы С. Нарисуем (рис. 3.3) и лучше остановимся на этом. Потому что, если честно чертить все связи каждого нейрона из А с каждым нейроном из С, схема сети будет похожа на пьяного осьминога. Число стрелочек здесь равно числу нейронов в А умножить на число нейронов в С.

Ничего себе «упрощение»! Но согласитесь, что здесь напрашивается какое-то красивое объединение или обобщение. Раз связи от разных нейронов тянутся к одному общему узлу, то стоит заподозрить их в информационном сговоре. Например, каждая связь передаёт кусочек сведений о каком-то важном объекте. И когда кусочков достаточно, мозг распознает целостный образ и принимает необходимые меры. Нет нужды собирать все кусочки – лишь бы на входе нейрона В накопилось достаточно потенциала.


Рис. 3.3.

а) Пучок нейронов n на k, фокусирующийся на нейроне В.

б) Попытка избавиться от нейрона В, соединяя группы нейронов А и С по принципу «каждый с каждым».

Изображены только исходящие связи нейрона А1


Вы уже хорошо разбираетесь в нейропсихологии. Поэтому можно не напоминать, что нейроны в группе А не обязательно находятся рядом. Главное, что их аксоны дотянулись до дендритов нейрона В. Так, нейрон А1 может находиться в зрительной области и передавать информацию «вижу зверя с четырьмя лапами, раскормленного, с наглой мордой». Нейрон А2 из слуховой области сообщает, что «уши стонут от громкого мяуканья». Нейрон А3 из височного отдела тонко намекает, что, судя по запаху, «кто-то нагадил в тапки».

Если бы связи не сходились в общей точке, а шли параллельным курсом (рис 3.3б), мощности сигнала не хватило бы, чтобы пробудить следующий слой нейронов. Но все три сигнала подаются на один общий вход, там суммируются – и только так, на пределе своих возможностей, активируют нейрон В. И начинают вибрировать все связи, исходящие из нейрона В в третий слой, где кодируется более сложная информация. Это уже не отдельные сенсорные данные о запахе, зрительном образе, звуке. Это некоторые выводы, основанные на синтезе полученных данных. Например, нейрон С1 узнает от В, что «этот скотина кот опять издевается». Нейрон С2 может возразить: «Кота кормить вовремя надо!». Нейрон С3 удивится: «Позвольте! У меня же нет никакого кота! Чья это тварина?».

Обратите внимание, что если заменить нейрон В на любой другой нейрон (скажем, нейрон Е), то ничего не изменится. Главное, что связи от разных нейронов суммируются в некотором узле, и от этого узла идёт одна или несколько ниточек в следующий слой. По отдельности ни один сигнал из группы А не может навести соответствующего шороха. Ну скажет А1, что ходит тут какой-то пушистый зверёк, и что? Если вы сталкиваетесь с этим зверем каждый день, ваш мозг быстро привыкнет и не пустит эту информацию дальше одного-двух слоёв неокортекса. Экономия энергии и привычка к информационному шуму делают своё дело. А вот если вы этого кота первый раз видите, то вступит в игру обратная связь (о ней мы уже говорили), и сигнал пойдёт по другому маршруту.

Таким образом, пучки связей (сходящие и расходящиеся) соответствуют переплетению высших психических функций. Распознавание образов, память, внимание – и всё ради того, чтобы составить представление о незнакомом котяре, который забрался в дом и устроил бардак. Признайтесь, вы тоже сейчас представили эту ситуацию. Детали будут разные (квартира, окрас и порода кота, стоимость загубленных ботинок), но суть одна. Вы представили, а в вашем неокортексе запустились те же нейроны, которые среагировали бы на эту ситуацию, случись она в реальности. Наша речь позволяет передавать не просто информацию, а заменяет собой реальный стимул для нервной системы. Психосоматика работает по такому же принципу. Вам внушают, что вы «толстая», и организм в стрессе начинает набирать вес.

Что же позволяет нам реагировать на гипотетическую ситуацию так же остро, как на реальную? Не мешают даже различия между индивидуальными фантазиями (каждый представил эту картину кошачьего разбоя по-своему). Они и не должны мешать. Да, у всех разные нейроны А1, А2, А3 увидят, услышат, унюхают разные детали. И расположены эти нейроны у всех по-разному. И может быть, их не три, а тридцать три. И слой у них может быть не первый, а четвёртый. Главное, что сигналы от этих нейронов суммируются.


Рис. 3.4. Очистка пучка от структурного шума.

а) Убраны все нейроны, кроме фокуса пучка.

б) Оставлены только связи. в) Пучок обозначен одной стрелкой, цифры (или переменные) по краям – число входящих и исходящих связей


Во всех этих кошачьих проблемах нас меньше всего интересует, какая область мозга обработала зрительный сигнал, а какая – слуховой. Обилие связей, каждая из которых передает свой кусок данных, тоже мешает. Зато целостный образ незнакомого кота, появившегося в вашей квартире, куда понятнее и интереснее. Это целое событие! Разлагать его на составляющие не требуется. Вникать в детали тоже не к месту. Детали отдаляют нас друг от друга. Каждый представляет ситуацию в своих деталях. Но все представляют одну ситуацию.

Эта фундаментальная возможность представить гипотетическую ситуацию, абстрагируясь от деталей, – следствие структуры связей, которые пучком сходятся в одном нейроне. Почему бы не сделать из этого пучка новый элемент? Не из нейронов, как это было с волшебным треугольником, а из связей.

Нейрон В можно включать в рассмотрение вместе с пучком связей, а можно игнорировать. Если мы сотрем все узлы (рис. 3.4), то наше воображение все равно восстановит картину. Ведь если нити сходятся в одной точке, логично, что там находится узел. Не висеть же связям в воздухе! Безвозвратно теряются лишь одиночные узлы, от которых не тянутся нити. Но они нам и не нужны, ведь вся информация записана в связях, а не в нейронах. Изолированные нейроны психически бесполезны.

3.3. Изнанка топологии

Вот мы и подошли вплотную к интригующему моменту. Сколько уже было сказано о связях! Структура связей хранит всю информацию, при адаптации связи меняются, шум в каналах связи может быть полезен, паразитные связи создают нам психосоматические проблемы… А нейрон – сам по себе – ни одну из этих функций выполнить не может. И воздействуем мы не на нейроны, а на связи.

Поэтому назрела необходимость вынести нейроны за скобки, а связи возвести в статус отдельного объекта. Что мы и сделали, попутно очистив сеть от неинтересных (для нас) фрагментов. Остались только сквозные цепочки, пучки и их комбинации. Вы можете самостоятельно дополнить нашу модель, добавив в список «интересных» любой необычный нейронной узор.

Маленькое уточнение. С цепочками всё понятно. А сколько связей образует пучок? Столько, чтобы пучок был достаточно пышным. Достаточно для чего? Для нас. Мы же с вами исследователи. Мы строим модель психики, мы и определяем параметры модели. Скажем так: достаточно для того, чтобы броситься в глаза на большой нейронной карте.

Неважно, какой ещё узор мы захотим возвести в статус нового объекта. Эти объекты обязательно будут обладать общим свойством – их можно представить. Отсюда и название новых объектов – представления. Именно из представлений наиболее удобно выстраивать (как из кирпичиков) теорию и практику психосоматических проблем.

С точки зрения нейронной сети представление – это группа связей, кодирующих определённый объект психического содержания. В психоанализе почти невозможно встретить упоминание о нейронах. Мы с вами сейчас совершаем маленькое научное открытие, впервые прокладывая путь от нейронной сети к системе представлений. Мелочь, а приятно! Поэтому давайте вникнем в детали перехода.

Переход осуществляется крайне просто. Мы берём нейронную сеть и выворачиваем её топологию (структуру) наизнанку, попутно очищая от всего лишнего. Цепочка «связь – нейрон – связь…», пронизывающая всю сеть, превращается в один объект, в одно представление. Пучок связей тоже сжимается до одного представления.

Отбрасываются недостаточно «интересные» связи, изолированные нейроны и те нейроны, которые в цепочках играют роль простых звеньев. Даже если от таких нейронов отходит слабое (не сквозное) ответвление. А зачем их оставлять в психосоматической модели? Ради нюансов распространения сигнала? Но нас эти нюансы больше не волнуют.

Другое дело, если нейрон является полноценной развилкой, перекрестком, точкой ветвления – то есть через него проходят хотя бы две сквозные цепочки. Или нейрон «концентрирует» множество связей, а потом разражается сквозной цепочкой. Или в этом нейроне от сквозной цепочки отходит боковая, которая потом превращается в пучок. Короче, если в нейроне пересекаются интересные нам конструкции, такой нейрон нельзя выкидывать, потому что он связывает несколько представлений.

Связь между представлениями психически сложнее, чем связь между нейронами. Ведь одиночное представление, само по себе, несёт в себе психическое содержание (в отличие от одиночного нейрона). Отношения между представлениями могут быть весьма сложными и проблемными.

Приведем психосоматический пример. Две цепочки, соединяются в нейроне Е, становясь одной цепочкой (рис. 3.5). Но мы договорились считать всевозможные сквозные маршруты, так что имеем ровно два представления. Первая цепочка содержит очень важные сведения из точных наук, необходимые субъекту для работы. В штатном режиме активация всех нейронов цепочки помогает представить какую-нибудь научную абстракцию и довести её до моторного воплощения в виде формулы.


Рис. 3.5. Две цепочки, идущие от сигмы и соединяющиеся в глубине неокортекса


Но из-за недостатка мотивации (или избытка возраста) нейрон Е стал менее чувствителен к входящим сигналам. И чтобы получить доступ к участку цепочки, нужно подключить к нейрону дополнительную связь. Так получилось, что медвежью услугу готова оказать вторая цепочка. Её активация действительно помогает нейрону Е проснуться (сигналы на входе суммируются). Но вот проблема – вторая цепочка содержит представление о привычке грызть ногти или расчёсывать кожу до крови. Получается, что несчастный субъект вынужден одновременно с умственной деятельностью заниматься ещё и членовредительством. Так два представления оказываются связанными.

Многие вспомнят задумчивых профессоров, которые в ходе лекций совершали какие-то посторонние действия. Можно ли считать их больными или патологичными на этом основании? Нет, наоборот. Этим труженикам интеллектуального фронта порой приходится мозговать над несколькими научными задачами одновременно. Мозг не всегда успевает обеспечить нейронам нужную чувствительность. Приходится подключать вспомогательные цепочки.

Так что если вас вдруг мучает привычка покусывать губы, поглощать шоколад, комкать салфетку – не пытайтесь бороться. Обратите внимание на те действия, ситуации, мысли, которые сопровождаются навязчивыми движениями. То есть установите, к каким представлениям у психики затруднен доступ. Борьбой с вредными привычками вы вызываете дополнительное торможение и делаете нужные представления еще менее доступными. Психике придётся подключать ещё больше вспомогательных цепочек! Вместо маленьких слабостей вы рискуете получить сильную психосоматику. Можно резко и неправильно бросить курить – и заработать гипертонию (заслуженно входит в большую психосоматическую семёрку).

Связь в форме перекрестка хорошо известна в психоанализе. Два представления – сознательное и бессознательное – существовали раздельно. Но, в силу каких-то причин, сблизились. И теперь активация одного невозможна без активации другого. Анализ позволяет растащить слипшиеся представления. Вы даже можете самостоятельно объяснить, почему такое растаскивание возможно. Если вам было лень запоминать материал про нейронные сети – не беда. В приложении к этой главе дано решение.

В перекрёстках и развилках связующим звеном служит один нейрон. А можно целую группу нейронов превратить в связи? Можно. На рисунке 3.6 нейроны А3 и А4 посылают сигнал в два разных пучка. Так происходит, когда разные представления имеют некоторые одинаковые свойства. Например, от нейрона А3 пришла информация, что рядом весело потрескивает средних размеров пламя. Это может быть походный костёр, а может – камин. Нейрон А4 передаёт сигнал от зрительной зоны о присутствии рядом большой медвежьей шкуры. Опять же, либо мы сидим у камина, а шкура украшает пол… Либо к нашему костру пришёл мишка.

Когда бушует психосоматика, случайные связи могут слишком усиливать сигнал. Поэтому для ложного распознавания ситуации достаточно одного-двух косвенных признаков, которым психика придаёт особую важность. Заменим костёр на столкновение с враждебным окружением, а камин – на поход в магазин. Чтобы представить попадание во враждебную среду, нужно много причин. Как правило. А психосоматика нарушает правила, она усиливает сигналы от А3 и А4.


Рис. 3.6. Два пучка, связанных через пару нейронов. До и после очистки от структурного шума. Можно пойти дальше и изображать каждый пучок стрелкой и парой чисел. Пунктирные линии – пересечения пучков, то есть общие нейроны на входе (2 штуки) и на выходе (нет таких)


Вот мы приходим в магазин. Включается около десятка нейронных связей. Наличие вкусных товаров, порядок на полках, скидки, планы на вечер, попытки заранее вспомнить рецепт. И – наличие других людей. И ещё – с вами хочет пообщаться посторонний (продавец). Вот эти два последних события входят в состав не только представления о магазине, но и представления о преследовании (осмеянии, порицании, казни, вплоть до мазохистических фантазий).

И так со всеми ситуациями, где есть скопление народа и необходимость коммуницировать. Все эти ситуации психически связаны с представлением о преследовании. И связь настолько прочная, что психика делает поспешные выводы на основе всего лишь двух самых общих признаков.

Как будто бы ничего нового – вы уже в прошлой главе узнали, что психосоматика заложена в нейронных связях. Зачем хитрым образом объединять связи, заменять их на новые объекты? Чтобы было удобнее, нагляднее и проще изучать, моделировать, строить предположения, объяснять! Чтобы легче представить интересные нам психосоматические процессы, а неинтересные и непсихосоматические – убрать, чтобы не смущали.

Переходя от нейронов к представлениям, мы топологически выворачиваем нейронную сеть наизнанку. Группа связей превращается в представление. Группа нейронов превращается в связь между представлениями. В терминах Фритьофа Капры, паттерн и структура поменялись местами [24].

Как бы сказал математик-дискранщик, узлы графа превращаются в рёбра, а рёбра в женщин. Сиречь в нервные узлы.

Топологическая изнанка нейронной сети одновременно и проще, и сложнее своего исходника. Проще – потому что элементов гораздо меньше, сами элементы «крупнее», очищены от нейрофизиологии, оперировать такими элементами легче. При этом мы не поставили под сомнение ни одного достижения нейропсихологии. Сложнее – потому что одиночный, ни с кем не связанный нейрон не влияет на нервную систему, не хранит информации. Одиночное представление обладает собственной динамикой, представляет психическое содержание и влияет на психику.

Для нейронной сети сложность возникла только тогда, когда мы протянули связи между нейронами. Сеть представлений сложна сама по себе, до всяких связей. Что же будет, когда эти связи включатся?

Что будет, что будет… Будет психоанализ!

Потому что именно теория представлений помогла Фройду забить на свою «психологию для неврологов» и построить модель психики без единого упоминания о нейронах. Представления, а не нервные клетки, стали теми элементарными узлами, из которых соткано всё многообразие психических узоров: от неврозов до психозов, от оговорок до истерической амнезии.

3.4. Эти ваши представления

Да что же такое представление? Если на языке психоанализа, без нейронов? Фройд же обошёлся без нейропсихологии, сформулировал всё по-человечески… Нет, не всё. В работах Фройда вы не найдёте чёткого ответа на вопрос «что такое представление?». Фройд полагал, что читатели хорошо знакомы с немецкой философией, в том числе с трудами скандально известного Шопенгауэра.

Представление – или Vorstellung – фундаментальная категория в философии иррационализма. Если просто, то «всё есть представление». Но не «всё в мире», а всё в нашем восприятии мира. И сам мир, в рамках нашего восприятия, тоже есть одно большое и страшное представление. Представление можно понимать и как театр (и мысли в нём – актёры), и как плод нашего воображения («представьте себе, представьте себе»), и как математическую абстракцию.

Идею театра подхватили и развили постмодернисты. В последних главах книги мы ещё перемоем психосоматические кости нашему театрализованному обществу. Отметим здесь только, что философского триумфа теория представлений достигла в работах «Симулякр и симуляция» Жана Бодрийяра и «Общество спектакля» Ги Дебора.

Математический аспект представления точно не был известен современникам Фройда, потому что теория представлений относительно молода. Но именно этот математический изыск позволяет лучше понять суть концепции представления. Представление – это не объект в каком-то пространстве, это отображение одного пространства в другое.

Теория представлений позволяет математикам смело и свободно изучать совсем уж причудливые и абстрактные объекты. Например, попалось вам какое-нибудь дикое семейство гиперболических функций, а вы его – раз! – и отобразили на хорошо изученную алгебру Ли. То есть представили страшно сложные объекты в форме страшно простых матриц. Дальше – больше. Надо вам хитро сплести два хитрых объекта, взять их композицию. Прямыми методами этого сделать нельзя. Но можно взять композицию не самих объектов, а их матричных представлений.

Что такое композиция в мире матриц? Да просто матричное произведение – матрицы-то вы перемножать умеете. Произведение матрицы – это тоже матрица. От неё можно формально перейти «обратно по стрелочке», то есть использовать обратное отображение и вернуться в изучаемое пространство (рис. 3.7). Конечно, может и ерунда получиться, зато не надо париться над самим понятием композиции.


Рис. 3.7. Требуется взять композицию двух сложных объектов пси1 и пси2. Объекту принадлежат какому-то сложному и малоизученному пространству Пси. Отобразим их пространство Пси в простое и изученное пространство матриц. Тогда объект пси1 представляется как матрица А1, пси2 – как матрица А2. По стандартным правилам берется произведение матриц А1А2. Дальше молча предполагают, что результат произведения матриц – это представление искомой композиции. Значит, достаточно выполнить обратное отображение матрицы А1А2 в исследуемое пространство Пси


Под композицией объектов можно подразумевать их любое сочетание, отношение, множество. Любое. И когда мы говорим, что пространство представлений замкнуто относительно психической композиции, мы имеем в виду следующее. Психика может лепить из представлений любые конструкции, которые будут сложными и красивыми, но по-прежнему останутся представлениями. С нейронами это не прокатило. Со связями – потребовало значительных допущений. С представлениями – никаких проблем! Композиция представлений тоже есть представление.

Вообще, психоанализ на удивление математичен. Ференци не зря сравнивал психику со счётной машинкой [25]. Представления в психике выполняют ту же роль, что и в математической теории категорий [26].

Внешние стимулы, соматические ощущения, сложные нейронные процессы и гормональная регуляция – категории сложные, запутанные, многофакторные. Но в психоанализе мы предполагаем, что при отражении (отображении) всех этих разных процессов в психике (пси-пространство) возникают универсальные объекты. На уровне представлений не важен способ получения информации, не важна физиологическая локализация памяти.

Психика представляет сложную реальность и сложные внутренние сигналы в виде простых элементов. Настолько простых, что каждому (или почти каждому) элементу найдётся слово в нашем языке. Внутри психики между представлениями формируются разные связи: иерархия, конкуренция, синергия, вытеснение, сублимация… Так психика осуществляет две свои основные функции: отражение реальности и саморегуляцию. Потом происходит обратная операция, и результаты психического труда проецируются и на внешнюю реальность, и на нашу соматическую систему.

Конечно, не всякое представление обратимо. Вы представили слона (слоны существуют), представили бабочку (бабочки существуют). А потом представили их композицию: слона с большими красивыми крыльями. Но этот чудо-зверь, увы, не существует.

Психику не устраивают компромиссы. При первой возможности она пытается обратить представление, воплотить фантазии в реальности. Сознательно и бессознательно. Поэтому если вам с детства навязывали представления о чувстве вины, об уважении прогнивших авторитетов, о подставлении щеки и других частей тела… То даже если вы достигнете социальных высот и будете делать добрые дела, в бессознательном всё равно будут жить недобитые химеры неполноценности.

И стоит вам только оступиться, косматые представления выползут из бессознательного и закричат: «Ага! Акелла промахнулся!» И добавят голосом вашей покойной матери, воспитательницы, тёщи (свекрови), парткома, начальника – или всем хором: «Нумыжеговорили!!!» Психика получит от этого унижения своеобразное удовольствие, ведь ей удалось воплотить в жизнь очередное представление!

Потом ещё соматизированная депрессия подкатит. Если вы «ничего не можете и не умеете», то психика рада воплотить ваши фантазии. Появляется сонливость, понижается давление, расстраивается пищеварение. Порочный круг замкнулся. Обратные связи молчат, потому что ожидание соответствует реальности. Но вы-то уже знаете, что нужно делать! Активировать свободную речь и высказываться по полной. Желательно – адресно. И посылать лучше тоже адресно. Если это получается, то никакие психоаналитики не нужны. Просто многие клиенты не всегда подозревают о глубинных причинах своих психосоматических бед. Тут мы можем только подсказать.

Вот и сейчас мы подсказываем, что надо бы подробнее поговорить о других свойствах представления. Об универсальности, например.

3.5. Универсальное Средневековье

Средневековые философы любили поспорить о существовании… нет, не Бога. За такие споры могли и на костёр отправить или посадить за оскорбление чувств верующих. Спорили о существовании универсалий.

Универсалия – это общее, родовое понятие. Например, дерево. Деревьев много, хороших и разных, и все они подпадают под универсалию «дерево». Но вот есть ли в природе общее, родовое дерево? Существует ли в реальности универсальный стол, универсальный кот, универсальный унитаз?

Этот невинный вопрос расколол средневековых философов на две враждующие банды: номиналистов и реалистов.

Пусть вас не сбивает с толку привычное слово! Реалисты сейчас уже не те. Средневековые реалисты верили, что существует только общее. Частности, отдельные объекты – иллюзия, созданная с помощью случайных признаков, деталей. Радикальные реалисты пытались оттащить философию назад к Платону. Мол, универсалии – это и есть идеальные идеи, и ничто, кроме идей, не существует. А предметы – это всего лишь тени, отбрасываемые универсалиями… В общем, полный идеализм. «Реалисты» называются!

Номиналисты отрицали реальное существование универсалий. Никаких универсальных котов по дворам не бегает, никакой универсальной конопли под окном не цветёт. Но общие родовые признаки у предметов всё-таки есть. И по этим признакам удобно выстраивать классификацию и вообще исследовать реальность. Однако и здесь не обошлось без радикалов. Крайние номиналисты считали, что универсалии – это всего лишь слова. Такой авторитетный философ, как Гоббс, определил универсалии как «имена, общие многим вещам». Как-то даже неудобно за Гоббса. Но такова была мода: научно обоснованным закономерностям верили слабо. А многие постмодернисты до сих пор клеймят науку и ненавидят научный метод. Гуманитарии, что с них взять?

Взять с них нечего. Почему тогда вообще здесь возник этот философский экскурс? Потому что представления – это тот самый универсальный компромисс в вопросе об универсалиях. Механизм обобщения объективно существует в нашей психике. Для психического универсалии не менее реальны, чем представления частных объектов. Это такой же элемент психического содержания. Пусть возрадуются реалисты, хоть где-то их философия пригодилась. Но, с другой стороны, обобщение, будучи функцией абстрактного мышления, тесно повязано на человеческую речь. Абстрактное мышление оперирует словесными категориями, которые зачастую не имеют физического эквивалента. Означающие без означаемого, скажем мы, забегая вперёд. Поэтому номиналисты тоже радуются. Даже номиналисты-радикалы, потому что универсалии, как и другие представления, оказываются всего лишь словами, закодированными в нейронных узорах.

Универсальность представлений – это прямое следствие универсальности алгоритмов обработки информации в неокортексе. Мозг интегрирует чувственный опыт. Когда к этому опыту присоединяются слова и абстрактные понятия, получается психика. И уже на психическом уровне выстраивается наша картина реальности. Мы не умеем воспринимать чистую реальность. Поэтому для нас мир соткан не из чистых ощущений, а из представлений. Мы «мыслим языком». В этом языке треть слов не означает никаких реальных объектов. Треть слов придумана специально, чтобы «домыслить» несуществующие объекты, заполнить пробелы в реальности. Так психика обеспечивает иллюзию целостности.

Почему иллюзию? Потому что наша психическая реальность дискретна. Куда более дискретна, чем «реальная реальность». Физический мир на 99,99 % состоит из пустоты [27]. А наши органы чувств могут зачерпнуть из почти пустого мира только очень узкую полосу частот, температур, давлений, размеров. Зрительные центры специально работают с сильным запаздыванием и «смазыванием», чтобы мы не сошли с ума от мелькания кадров. Вспомните стробоскопический эффект: две светящиеся точки, которые попеременно вспыхивают с определенным интервалом. Если интервал вспышек снизить до трех сотых секунды, мы увидим две одновременно и непрерывно горящие точки. Если еще уменьшить интервал, мы увидим одну мнимую точку, которая бегает между положениями двух настоящих точек. Мы даже магнитное поле почувствовать не можем! Два одновременных прикосновения к коже на расстоянии порядка сантиметра воспринимаются как единое касание. Куда уж нам до нанометров и до прямого управления нейронами.

Что же остаётся делать человеку с его скромными возможностями? Изобретать измерительные приборы. Описывать результаты измерений так, как будто это личный опыт. И домысливать. Вся квантовая физика – это одна большая фантазия, но (в отличии от фантазмов параноика) это рабочая и полезная фантазия. Огромный подвиг физики и математики в том, что люди наконец-то смогли хотя бы примерно представить масштаб атомных энергий, механизмы квантовых превращений, историю появления Вселенной. Химия, будучи хорошо автономной и развитой ветвью квантовой физики, тоже принесла свои плоды. Да-да, мы о медиаторах.

Сколько всего наоткрывало человечество… И все открытия доступны нам, потому что учёные сумели воплотить свои представления о квантовом мире в письменную речь. Да, речь необычную и зашифрованную. Но, освоив курс квантовой механики, вы сами сможете разобрать тексты учёных – и в вашей психике появятся новые представления.

Вам не нужно пересаживать мозг учёного, чтобы самому стать учёным. Достаточно организовать акт коммуникации (в том числе через письменную речь, без участия живого автора). Это – проявление универсальности представлений. Приведение разных аспектов реальности к общему знаменателю позволяет сравнить несравнимое, сопоставить несопоставимое, объять необъятное, впихнуть невпиху…

Вообще всё, что наша психика способна вместить, отражается в ней в форме представлений. Возможности психики в формировании представлений крайне ограничены. Если некоторый феномен «непредставим», то он автоматически вне власти психики: вне познания, вне восприятия, вне регуляции. Например, сильные аффекты не могут быть описаны словами и принадлежат сигма-системе, но не пси-системе [28]. Или нельзя представить цветовое восприятие рака-богомола Oratosquilla oratoria, у которого 16 типов колбочек (против наших трех).

Внимание! Универсальным является только отражение разных процессов и феноменов в психике. Но эта универсальность не имеет обратной силы. К сожалению, об этом часто забывают, и тогда возникают наивные попытки прямого воздействия на соматику одним лишь усилием мысли. Часто нам приходится слышать от недалёких людей фразы вроде: «все болезни от плохих мыслей и слов», «пойду закажу у бабки-знахарки порчу на соседа, мысль-то материальна». Так вот, это не имеет к психоанализу и к психосоматике никакого отношения.

3.6. Объективная субъективность

Да, мы многого не можем представить. Но уж если представление сформировано, то психика отыгрывается на нём по полной: встраивает в ассоциативные цепочки, делает фетишем отпущения для невроза навязчивости, мифологизирует, нагружает символическим подтекстом… В общем, обращается как с объектом. Поэтому мы и определили представление как объект психического содержания.

Возвращаясь к раку-богомолу: мы не можем представить его чувственный опыт, но мы можем сравнить числа 16 и 3, можем встроить информацию об этой креветочке в общую «картотеку» наших знаний по нейрофизиологии. В конце концов, мы можем вытащить из ракообразного его нейроны, соединить их с искусственными нейронами и убедиться, что теория работает на практике. Подобные эксперименты уже лет десять как в моде [29]. Это объективный уровень, допускающий прямое измерение.

У нас есть набор знаний о мире. По большей части это – субъективные убеждения. Но наша психика умеет синтезировать новые знания на основе старых. Обобщение, поиск различий, прогнозы, гипотезы, дедуктивный метод – всё это мы умеем, и это объективно наблюдаемые навыки. Воплощение наших новых знаний в новых материальных объектах (коллайдере, айфоне, золотом унитазе) – это тоже объективный уровень.

За походами к холодильнику, бессонницей и лишним весом стоят самые разные личные истории и субъективные переживания. Но лишний вес, как и объем талии, – тоже объективные данные, допускающие прямое измерение. И успешно сброшенные (после прохождения анализа) килограммы тоже можно подсчитать. Хотя аналитик вроде бы взаимодействует с субъективными переживаниями клиента. Впрочем, так ли это? Клиент ведь говорит (или не говорит) вполне конкретные вещи. Мы не можем проверить высказывания клиента, но сам факт речи – объективная реальность.

С точки зрения теории представлений психосоматика – это область пси-пространства, в которой все представления объективны как психически, так и соматически. То есть у вас может быть много субъективных фантазий, домыслов, рассуждений, философских взглядов. Но найдётся в вашей психике парочка представлений, которые (хоть и являются плодами субъективного опыта), являются объективной силой, с которой вам приходится считаться.

Но как же так? Вы – субъект, вы приобрели опыт, на основе вашего опыта ваша психика создала ваши представления. Почему вы не можете просто поменять одни представления на другие? Не напоминает ли задачку с нейронами? Но нейроны объективны. А представления – вот они, в коммуникационном поле, доступны для речевого воздействия. Почему нельзя просто поговорить с человеком и вместе присесть на диету? Или на три диеты, если на одной не наешься?

Вообще-то можно. Как правило, простого разговора достаточно. Сколько девушек с избыточным весом после простого разговора со своими бойфрендами садились на диету? Наверное, у каждой был такой опыт или хотя бы такие мысли. И многие успешно сбрасывали лишние кило при моральной поддержке близких. Но были и такие, которые уже не могли остановить сброс веса и приобретали анорексию. А тут уже и статистика смертности среди больных анорексией… Простого разговора бывает достаточно.

Бывают и хорошие примеры простых разговоров. К одному дантисту друг привёл сестру с острым флюсом. Надо было срочно резать, не откладывая. Но муниципальные клиники тогда переживали не лучшие времена. Анестезии на всех не хватало. Но друг хорошо знал и психологию, и характер своей сестры. Сестрица была очень внушаема. О чем друг и сообщил дантисту.

Тогда дантист разыграл небольшой спектакль. Сделал пациентке укол-пустышку куда-то в десну. Потом спросил, чувствует ли пациентка ватку. Пациентка чувствовала. Хотя ватки во рту никакой не было. «Действительно, внушаемая», – подумал дантист и, подождав пару минут, снова спросил про ватку. Пациентка догадалась, что врач ждёт, когда подействует анестезия, и внимательнее прислушалась к своим ощущениям. И, разумеется, никакой ватки она у себя не обнаружила, о чем и сообщила.

Дантист к этому моменту уже вжился в роль доктора Шарко и стал уверенным голосом как бы спрашивать (на деле – убеждать) пациентку о различных ощущениях. Язык тяжелеет? Тяжелеет. Нижняя челюсть немеет? Немеет. Губы пересыхают? Пересыхают. Флюс чуть-чуть ноет? Чуть-чуть (а до посадки в кресло боль была дикая). Кстати, язык у пациентки действительно отяжелел, как при настоящей анестезии.

Остальное – дело техники. Пациентка не успела ничего заподозрить, а флюс был вычищен. При обычных обстоятельствах человек вряд ли вынес бы подобную процедуру. А вы говорите, что быть внушаемым – это плохо. Не всегда.

Обратите внимание: врач помогал пациентке как можно ярче и подробнее представить состояние анестезии. Вспомните пучок связей, где только сумма всех сигналов может преодолеть порог активации.

Похожая методика, если верить Мишелю Фуко, используется католическими священниками. Беседуя с юными воспитанниками на исповеди, духовник не просто слушает, а задает вопросы вида «а не делал ли того-то и того-то». Это «то-то», как правило, оказывается каким-нибудь проявлением подростковой сексуальности или «блудных» мыслей. Так духовное воспитание искусственным образом пробуждает в подростках ту самую сексуальность. Их заставляют представить себя греховными и похотливыми. Вот так под видом духовного воспитания продвигается адская смесь полового просвещения и культа стыдливости.

И эти представления, сформированные в детстве и юности, засели в психике настолько крепко, что религиозные и праведные люди всю жизнь борются с навязчивыми развратными мыслями. Значит ли это, что «религия – яд, береги ребят»? Нет. Вряд ли это какой-то страшный заговор между церковью и психоаналитиками. Они нам – идеальных пациентов, мы им – чёрный пиар. Просто некоторые католические священники любят обсуждать половые вопросы с малолетними прихожанами. Оставим это на совести внутренних комиссий Ватикана.

Обратите внимание, что в формировании представлений главную роль играет речь. Пациентка представила состояние анестезии после разговора с врачом. Священники используют слова (надеемся, что только слова), чтобы создать в неокрепшей психике представление греховности.

3.6. Какая от кота польза?

Среди всего этого потока рассуждений наиболее непонятно одно: зачем? Зачем мы рисовали какие-то цепочки с пучками и кустиками? Рассказывали байки про незнакомого кота? Учили дантистов нехорошим вещам?

Во-первых, ещё ни один психоаналитик не пытался описать переход от нейронов к представлениям. Современные аналитики думают, что представления – это те же нейроны, только называются по-другому. Чаще всего наши так называемые коллеги попросту избегают сложных тем и уводят дискурс в гуманитарное болотце. А вы теперь прекрасно знаете, что психическое пространство представлений – это топологическая изнанка нейронной сети. И умеете переходить от нейронов к представлениям и обратно. Получается, вы круче современных психоаналитиков.

Во-вторых, принцип универсальности, как нетрудно догадаться, универсален. Если вы разберетесь, как этот принцип работает в нейронной сети, вы будете увереннее чувствовать себя в сложных жизненных ситуациях.

В неокортексе работает универсальный алгоритм обработки информации. Нейрон универсален: нервные клетки можно менять местами внутри неокортекса. Можно даже вырезать всю слуховую область – через пару месяцев зрительная область научится заодно и слышать [30]. Так сеть адаптируется к выключению части своих элементов.

Алгоритмы сетевой адаптации универсальны и не зависят от природы сети: нейронная, торговая, подпольная, компьютерная – успешный опыт адаптации одной сети подойдёт для других сетей. Поэтому если от вас отвернулись почти все знакомые (из-за вашей психосоматики, к примеру), то вспомните о принципе универсальности. Те, кто сохранил контакт с вами, – это ваша сеть.

Конец ознакомительного фрагмента.