Вся проза в одном томе. ВИРДЖИНАЛ (Юрий Кудряшов)

Александре Комарицкой

Денис Игоревич Демьянов – профессор Московского института психоанализа – был известен своим особым обращением со студентами. Хотя он был одним из самых видных психоаналитиков в стране – ученики его чувствовали себя не столько учениками, сколько коллегами. Двадцатилетних мальчишек и девчонок он привлекал к помощи в работе над каждой своей новой книгой вплоть до прямого соавторства, после чего выставлял готовое исследование на их строгий суд, открывал дискуссии, выслушивал и всерьёз обдумывал мнение каждого из них о прочитанном, словно то были уже состоявшиеся учёные.

Его специализацией были проблемы подростков, трудности переходного возраста. Многие студенты делились с ним своими самыми сокровенными переживаниями, чтобы дать ему материал для исследования. Все знали, что это делается, хотя делалось это тайно и никто никогда не знал, кто именно и о чём рассказал профессору. Поэтому ученики абсолютно доверяли своему учителю. Им очень льстило, что такой человек видит в них не только будущих, но уже настоящих личностей. Он и обращался ко всем только на «Вы». Даже к своему сыну, пока они не выходили за пределы института.

Его сын Андрей учился на третьем курсе кафедры прикладного психоанализа. «В цветнике», как он сам любил говорить, ибо в своей маленькой группе он был единственным молодым человеком на пять девушек. Андрей был красавец и ловелас. Его трудно было назвать усердным, да и вуз он выбрал лишь потому, что в нём работал отец. Однако Денис Игоревич плотно занимался со своим сыном дома и не давал ему спуску.

Это была любимая группа профессора Демьянова вовсе не из-за сына, а скорее из-за девушек. Все они были очень разные, но при этом как-то удачно подобрались и хорошо гармонировали друг с другом, составляя некое неразрывное целое. Не все они хорошо учились, но каждая была чем-то интересна как личность, что для психоаналитика куда важнее.

Одна из них – Ольга – уже несколько месяцев была девушкой Андрея, что очень радовало отца. Она была красавицей и отличницей. Смуглая, стройная, спортивная, с чёрными волосами до пояса и огромными синими глазами, да ещё с таким интеллектом – Денис Игоревич не мог желать лучшей партии своему сыну. Отец надеялся, что с Ольгой Андрей наконец-то остепенится и перестанет бегать за каждой юбкой. Профессор видел в ней будущую жену своего сына и мать своих внуков.

– Уважаемые коллеги! – обратился однажды учитель к любимой группе. – У меня к вам очередное деловое предложение. Вы снова можете сослужить пользу нашей науке. Я приступаю к работе над новой книгой, и мне снова нужна ваша помощь. И как всегда – прежде всего мне нужен материал, которого, как вы знаете, никогда не бывает много. Его всегда не хватает. И чем его будет больше – тем точнее будет результат моего исследования, а значит тем лучше оно будет отвечать своей цели. А цель его, как обычно – помощь вам в вашей будущей работе. Ведь вы все когда-нибудь станете практикующими психологами. Но для начала я снова прошу вас побыть пациентами, ибо я снова должен собрать и проанализировать максимальное количество ваших самых искренних и наиболее интимных откровений.

Однако на этот раз круг объектов моего исследования сокращается до строго определённой группы. Это могут быть только девушки, да и то – далеко не все. Моя новая книга будет называться «Психология девственницы».

Услышав это, Андрей засмеялся.

– Что Вас развеселило, Андрей? – спросил его отец.

– Мне кажется, Денис Игоревич, в нашей группе Вы не найдёте подходящих объектов для такого исследования.

Сидевшая рядом Ольга слегка стукнула его локтем, хотя и с улыбкой на лице.

– Вы не правы, Андрей, – ответил профессор. – Не всё так очевидно, как кажется. Психоанализ потому и является наукой бессмертной и неисчерпаемой, что люди меняются, ибо меняется время. У нынешних подростков появились такие проблемы, о которых мы в своё время не имели понятия. Вот и современные девушки испытывают на себе некоего рода давление. Общество будто толкает их как можно скорее лишиться девственности. Если раньше позором считалось выйти замуж, уже не будучи невинной – то сейчас унизительно лет в шестнадцать ещё быть девственницей. Девушке начинает казаться, что она некрасива и никому не нужна, и она стремится скрыть это, словно какое-то уродство.

Но при этом, как бы ни менялся контекст, как бы ни менялось общество – а глубинная природа человеческой психики остаётся прежней. И современная девушка испытывает всё тот же сакральный страх перед этим необратимым поступком, он всё такой же болезненный для неё и физически, и психически, всё так же важен и влияет на всю дальнейшую жизнь. Но при этом кажется, что все вокруг уже давно это сделали, причём легко и безбоязненно. И это порождает внутреннее противоречие, которое очень по-разному разрешается разными девушками. И разрешается всегда глубоко внутри, втайне от всех, даже от самых близких. Девушка держит это в себе и не может ни с кем поделиться, что значительно усложняет её задачу. И этот процесс, который так влияет на психику каждой девушки, до сих пор ещё не исследован должным образом. Природа столь важного и сложного переживания остаётся загадкой. Этим я и собираюсь заняться.

– Но ведь в наши дни этот процесс обратим, – сказала Ольга. – Есть же операции по восстановлению девственности.

– Да, современная медицина даёт возможность вернуть всё на место. Но только физиологически. Психически это было и остаётся невозможным. Лилия, у Вас есть вопрос?

Лилька – «Очкарик». Мелкая и тощая, как десятилетняя девочка. Близорукая, словно крот – даже в очках щурится, глядя на доску. Живёт в каком-то своём мире, вечно молчит и ни с кем не общается. Не отличница, скорее хорошистка, но профессор её особенно любит. Говорит, она не раз удивляла его нестандартностью мышления.

– Денис Игоревич, – обратилась она к учителю. – Всё-таки на этот раз Вы затрагиваете настолько болезненную для многих тему. Мне кажется, никто не решится подойти к Вам – к своему учителю – и даже тайно рассказать о таком.

– Тебе-то что? – вновь пошутил Андрей.

Лиля покраснела, а Оля снова стукнула его локтем. Профессор Демьянов встал и подошёл ближе к своим студентам.

– Ну вот смотрите. Два месяца тому назад в нашем институте прошла всеобщая диспансеризация. Все вы проходили полный медицинский осмотр. В том числе каждую из вас осматривал гинеколог. Насколько мне известно, это был мужчина. И вы позволили ему исследовать самые интимные участки ваших тел, к которым никто не имеет права доступа, кроме ваших молодых людей (у кого они есть). Теперь этот врач знает о вас многое, чего не знают другие. В том числе – кто из вас ещё невинен, а кто уже нет, чего никак не может знать Андрей. Но для врача это была лишь работа, и потому вас это нисколько не смущает.

Девушки дружно посмеялись над Андреем, которого так ловко поддел отец. Профессор подошёл к доске.

– Так вот, друзья: гинеколог лечит интимные участки ваших тел – а я пытаюсь лечить интимные участки ваших душ. И это – моя работа. Кроме того, души, в отличие от тел, можно лечить дистанционно и анонимно. Вам не обязательно подходить ко мне лично. Раньше я получал анонимные письма по почте, а теперь на дворе XXI век – есть интернет.

Профессор взял мел и написал на доске электронный адрес.

– Этот ящик я специально создал, чтобы принимать подобные письма. Любая девушка может написать мне. Даже если я знаком с ней – не обязательно называть своё имя. Даже если назовёт или я сам по каким-либо признакам догадаюсь – я гарантирую сохранение врачебной тайны, хоть я и не врач. Я не лечу души непосредственно, но собираю и анализирую информацию в помощь тем, кто будет это делать. В конечном итоге всё сводится лишь к пользе для вас – как потенциальных врачей и потенциальных пациентов.

Профессор снова сел в кресло.

– Многим девушкам хочется поделиться с кем-нибудь чем-то очень сокровенным. Но даже самому близкому человеку не всё можно открыть. Даже своему парню, лучшей подруге или маме. Какие-то вещи человек не может рассказать близким именно потому, что они близкие. Бывает, нужен именно чужой человек, который выслушает, но останется посторонним и никогда не узнает, кто вы. Олеся, а Вы что хотите спросить?

Леська – «Солдат». Могла бы быть весьма привлекательной, но почему-то одевается, как мужик, и ведёт себя, как мужик, вечно расставляя всех по местам. С чувством юмора у неё беда, но учится на отлично и обладает большим организаторским талантом. Когда надо было выбрать старосту группы – сомнений не было.

– А другим группам Вы предлагали присылать Вам подобные письма?

– Нет, Олеся, пока только вам. Но вы знаете, что мои студенты всегда были моими верными помощниками в работе. В течение месяца аналогичное предложение разойдётся по всему институту. Так что не торопитесь. Чем позже девушка пришлёт мне своё письмо – тем труднее мне будет её вычислить. Повторяю: я гарантирую полную анонимность и сохранение ваших интимных тайн. Но если вы всё равно боитесь – это будет для вас дополнительной страховкой. Людмила?

Люська – «Рыжие кудряшки». Берёт скорее очарованием, нежели красотой. Обаяшка и хохотушка, вечно со всеми кокетничает и многое позволяет парням в свой адрес, из-за чего производит впечатление легкодоступной. Однако учится на одни пятёрки и на деле вовсе не такая глупая, какой пытается казаться.

– Денис Игоревич! Вы говорите, что гарантируете сохранение тайны. И мы Вам верим, потому что Вы и правда никогда не выдавали чужих тайн, хотя знаете их немало. Но в то же время мы все читали Ваши книги и знаем, что Вы нередко цитируете там откровения, которыми с Вами делятся. Как будет чувствовать себя девушка, если напишет Вам такое письмо, а потом увидит его фрагменты в книге?

– Тебе это точно не грозит, – сказал Андрей.

Люся, смеясь, махнула на него рукой, а Оля ещё сильнее ткнула в него локтем.

– Вы правы, Людмила, и это хороший вопрос. Цитирование материала в подобной книге необходимо. Но чтобы избежать подобных проблем, я всегда цитирую лишь то, что автор позволяет мне цитировать. И я всегда исключаю из цитаты всё то, что может выдать личность автора. Даже тому, кто очень близко его знает. Я вставляю в свой текст лишь самые общие фразы, которые лучше всего подтверждают мои выводы и наиболее полно раскрывают мои взгляды. Слушаю Вас, Лариса.

Ларка – «Вся из себя». Длинноногая крашеная блондинка, кожа да кости, розовые ногти, килограмм косметики, томная и манерная. Ведёт себя так, будто все мужики от неё с ума сходят. Главная героиня сплетен на тему «кто, где, когда и с кем». Учится на тройки, но получает четвёрки за декольте, хотя уверена, что достойна лишь пятёрок.

– Получается, что когда Ваша книга выйдет – мы все будем читать в ней интимные откровения друг друга, даже не зная об этом?

– Только в том случае, Лариса, если кто-нибудь из вас решится написать мне. Я ведь не вправе никого заставлять. Я могу лишь просить: не стесняйтесь и не бойтесь писать мне самое сокровенное, что тревожит вас. Вы поможете мне – а я постараюсь помочь вам.

Той же ночью Оля лежала в постели Андрея. Лежала на спине и задумчиво глядела в потолок. А рядом с ней, отвернувшись к стенке, лежал Андрей и пытался уснуть.

– Андрюш! – вдруг раздался в тишине её низкий, но довольно женственный голос.

– У-у-у! – недовольно протянул он в ответ.

– Почему ты всегда после секса отворачиваешься к стенке и засыпаешь?

– Лёлька, не начинай, прошу тебя. Дай поспать.

– Мне надо поговорить с тобой.

– Говори, – пробурчал Андрей, но даже не повернулся.

– Я тебе неприятна? – спросила Оля.

– Лёлька, с чего ты взяла?

– Тогда почему ты не хочешь повернуться и посмотреть на меня?

– Потому что я хочу спать.

– А тебе хоть капельку интересно, чего хочу я?

– Мне это и так ясно: ты хочешь мешать мне спать.

– Очень смешно. Сколько раз просила не называть меня Лёлькой.

Наконец Андрей лениво развернулся к ней.

– Лёлька, ну чего тебе надо от меня?

– Как ты думаешь: кто-нибудь из наших напишет письмо твоему отцу?

Андрей утомлённо вздохнул.

– Ты ради этого меня разбудила?

– Не ври, ты ещё не спал.

– Лёлька, никто из наших не напишет письмо моему отцу. Нам всем по двадцать лет. Неужели ты думаешь, что в нашей группе есть ещё хоть одна девственница?

– Значит, я, по-твоему, была последней?

– Я и то удивился! – сказал Андрей и поцеловал её. – Ну что, теперь можно спать?

Но Оля явно была занята какими-то мыслями.

– Почему ты так уверен? – спросила она. – Откуда тебе знать?

– А что, по ним не видно?

– Твой отец же сказал: не всё так очевидно, как кажется.

На лице Андрея вдруг появилось любопытство. Он пытливо навис прямо над ней.

– Ну-ка, ну-ка: ты что-то знаешь о ком-то из наших? Расскажи!

– Если бы и знала – тебе не сказала бы, – ответила Оля и обиженно отвернулась.

Андрей тут же посерьёзнел, поняв, что она почему-то дуется на него.

– Лёлька, в чём я не прав? Объясни.

– В том, что тебе всегда и по всем всё видно.

– А разве нет? Если, например, девушка влюблена – это же видно за километр, как бы она ни пыталась это скрыть. Это же совсем другой взгляд. Что в этом такого? Чем я тебя обидел?

– По мне тоже увидел за километр?

– Лёлька, по тебе я и сейчас это вижу! – ответил он и полез к ней целоваться.

– Отстань! – остановила она его, вырываясь из его объятий.

– Лёлька, в чём я опять виноват? Что я сделал не так?

– Я скажу тебе, Андрей, в чём ты виноват. Ты виноват в том, что тебе наплевать на меня и мою любовь. Тебе от меня нужно только одно: трахнуть меня, отвернуться к стенке и спать. Трахнул? Понравилось? Теперь отворачивайся к стенке и спи!

Оля расплакалась и убежала в ванную.

– Да ну тебя! – бросил Андрей ей вслед, безнадёжно махнув на неё рукой.

Как же она достала своими бабскими капризами! «Тебе от меня только одно нужно»! Эта песня стара, как мир. Бестолку спорить с ней – только ещё больше разозлится. Орать начнёт. Чего доброго, отца разбудит. Пусть лучше порыдает себе ночку и успокоится. Утром опять будет паинька, словно ничего не было. Любит она ночами поистерить – а утром снова нежная, как котёнок.

Когда Оля проплакалась и вернулась – он уже спал. Она научилась легко определять это по его сопению. Она осторожно легла рядом, чтобы не разбудить его. Легла на спину и снова задумчиво уставилась в потолок.

На следующий день Андрей вернулся домой намного раньше отца. Он был дома один и не мог не воспользоваться случаем. Его мучило любопытство: а вдруг и правда кто-нибудь решится написать на тот специальный адрес? Что может быть интереснее, чем читать интимные откровения девушек? Тем более тех, которых знаешь и видишь каждый Божий день. Знать о них всё самое сокровенное, чего никто больше не знает. Проникнуть в их души – в чём-то это даже интереснее, чем в тела. Тем более что душа девушки – это ключ к её телу. Знать её душу – значит знать, что нужно говорить и делать, чтобы овладеть её телом. Знать, чего она хочет и ждёт от мужчины, как подступиться к ней, как покорить её сердце. Буду знать о них самое сокровенное – и все они будут мои!

А главное – писать туда будут только девственницы. А это всегда особенное счастье – быть первопроходцем. Добиться того, чего никому ещё не удавалось добиться – и оставить в её сердце след, какой никто больше не оставит. С ними делать это всегда особенно приятно – с этими милыми кошечками, которые ничего ещё не знают и не умеют, ещё никем не затасканы и не испорчены, ещё до смерти боятся этого и всю свою гордость бросают к твоим ногам. Эти невинные девочки – они как бархатные. Даже пахнут иначе – словно свежие розовые бутончики. У неё всё впервые – и ты чувствуешь себя так, будто у тебя тоже это впервые. Открываешь ей новый неведомый мир – и при этом сам открываешь новое и никем до тебя не изведанное.

Андрей отлично разбирался в компьютерной технике, и ему не составило труда взломать отцовскую почту, хоть это и заняло некоторое время. Он готовил себя к тому, что все эти мысли – не более чем пустые мечтания. Весьма вероятно, что отцу вообще никто не напишет. А если и напишет – то через месяц, когда будет знать весь институт – чтобы труднее было вычислить автора. Едва ли кто-нибудь решится открыть свою личность в таком письме. Едва ли Андрей сможет определить хотя бы одного автора. Но мало ли – чем чёрт не шутит. В любом случае ему было бы чертовски интересно почитать эти письма, если они там будут.

Каково же было его удивление, когда он сразу же нашёл там письмо! Первое и пока что последнее. Ещё не прочитанное. Посланное с незнакомого адреса. Андрей загорелся любопытством до покалывания в пятках. Воровато оглянувшись и убедившись, что его никто не видит, он начал читать:

«Дорогой Денис Игоревич!

Я не могла ждать, пока Вам труднее будет меня вычислить. Мне всё равно, поймёте ли Вы, кто я такая. Думаю, что поймёте. Как только Вы предложили нам это вчера – я сразу же поняла, что напишу Вам. Кое-что накипело во мне настолько, что я не могу больше молчать. Кое-что мучает меня, и я не могу больше держать это в себе. Я должна рассказать кому-то, и никто больше не поймёт меня так, как Вы. Тем более что это напрямую касается Вас. Наверное, это не совсем то, что Вы просили писать Вам. Хотя если это послужит Вашему исследованию – я буду рада. Но в первую очередь это касается Вас лично.

Я люблю Вашего сына! Я знаю: Вы уже столько раз слышали о несчастной подростковой любви. Вы знаете, как больно это жжёт, но как быстро проходит. И Вы смеётесь надо мною сейчас – я знаю это и не обижаюсь на Вас. Мне всё равно, поверите Вы мне или нет. Просто поймите меня. Я твёрдо знаю, что люблю в первый и последний раз в своей жизни и никакой другой любви у меня быть не может никогда и ни с кем. Я не могу представить себе другого мужчину рядом со мной, не могу представить себе другие губы, меня целующие, другие руки, меня ласкающие. Андрей – единственный, мой и только мой. Я хочу быть ему женой и рожать ему детей. Я всё прощу ему, я пройду через любое унижение ради него, я пожертвую ему всю себя, лишь бы всегда быть рядом с ним и ощущать его любовь.

У меня внутри всё горит, когда он рядом. У меня сжимается живот так, что трудно дышать. У меня руки трясутся, и всё падает на пол. Я не могу сосредоточиться ни на чём, я только и думаю, что он смотрит на меня, а у меня локон висит неправильно. И я сама боюсь взглянуть на него. Боюсь столкнуться с ним взглядами и взорваться. Боюсь увидеть в его глазах хотя бы тень удовольствия от взгляда на меня – и броситься в его объятия тут же, забыв о приличиях. Боюсь не удержаться и отдаться ему, чтобы потом чувствовать себя шлюхой – поруганной, растленной и униженной, потому что я не нужна ему. Боюсь того, как безумно хочу его и не нахожу в себе сил отказать ему, хотя знаю, что могу быть для него лишь одной из многих. Боюсь той дрожи, что пронизывает меня всю до кончиков пальцев при малейшем его прикосновении или даже звуке его голоса. Я вижу его каждый день – и каждый день я борюсь с собой.

Он считает, что по глазам девушки всё может понять. Наивный! Он может понять, если девушка сама этого хочет! Я тоже могу захотеть – и он всё поймёт. Всё поймёт – и я навсегда его потеряю, потому что я не нужна ему. Ему нужно лишь затаскивать к себе в постель каждую симпатичную мордашку, которую удаётся туда затащить. И он всегда будет таким. И я могу быть для него лишь одной из многих, которую он будет сравнивать с другими – у кого грудь больше и зад круглее, кто громче стонет и активнее двигается – это всё, что нужно ему от девушки, от абсолютно любой девушки! Он насладится моим телом и бросит меня – а через год ни лица моего не вспомнит, ни имени. Я хочу отдать ему всю себя, а ему нужно лишь моё тело – и то для коллекции.

Скажите, дорогой учитель: неужели Ваш сын и правда такой? Он же Ваш сын, и Вы воспитали его! Неужели он и правда не способен любить, не способен относиться к женщине, как к человеку, а не как к резиновой кукле? И если Вы не можете ответить мне как отец – ответьте как психоаналитик: неужели он всегда будет таким? Неужели он никогда не вырастет и не изменится? Что должно произойти в его жизни, чтобы он наконец образумился? Какая молния должна ударить его, чтобы он научился любить кого-нибудь и что-нибудь, кроме своей похоти? И что остаётся мне делать, кроме как ждать? Я могу ждать целую вечность, пока он исправится. Я готова ждать сколько угодно – только ответьте: есть ли смысл ждать? Есть ли смысл надеяться? Можете ли Вы повлиять на него? Есть ли шанс, что он когда-нибудь сможет меня полюбить?

Я прошу Вас не бояться за мою жизнь. Я не стану прыгать с крыши или вскрывать себе вены. Он не стоит того. Я буду жить и смотреть, как он трахает девок одну за другой. Я не удержусь и стану одной из его девок. Я подарю ему наслаждение и уйду, оставив ему свою душу, а он даже не поймёт этого и выбросит её на помойку. Я пройду, словно дождик, мелкими капельками по его щекам – а потом высохну, и ничего не останется от меня, ибо я уже не буду собой, я оставлю себя ему. Но я всё равно буду жить чисто физически. Я буду жить тенью прежней себя. Может быть, я даже смогу что-то чувствовать. Может быть, я когда-нибудь смогу выйти замуж за достойного человека. Но я никогда не смогу забыть Андрея. И никогда не смогу его разлюбить. Я могла бы переспать с ним и забеременеть, чтобы силой женить его на себе. Но он никогда не полюбит меня. И мне не нужно убивать себя, потому что без его любви я и так мертва.

Я буду благодарна Вам за любой ответ. Хотя бы просто за понимание и поддержку.

Аноним»

Андрей дочитал письмо до конца, но так и сидел, уставившись в монитор с открытым ртом. Если бы он увидел сейчас своё отражение в зеркале – испугался бы сам себя. Нечто звериное было в его лице. Какой-то неистовой животной страстью горели его глаза. Дикий восторг бушевал внутри него, так что хотелось крушить всё вокруг – но в то же время он сидел и не мог шевельнуться. Какая безграничность наслаждений открывалась ему, если девушка пишет о нём такое! Какую безграничную власть над ней давало это письмо! Абсолютную власть над её душой и телом!

Она пишет, что пройдёт через любое унижение ради меня. Ну что ж, я буду давать ей один за другим поводы доказать это – чтобы все видели и подыхали от зависти! Это вам не просто коллекцию собирать. Тут одна девочка – покруче, чем сотня. Это не какая-нибудь шлюшка, которую легко взять, отчего берёт её всякий, кому не лень. Эта – вся и без остатка хочет быть моей и только моей навеки! Она готова в ногах у меня валяться, лишь бы я не оставил её! Так пусть все увидят, как она валяется у меня в ногах – и узнают, чего я стою! И никто не сможет забрать её у меня, будь он хоть семи пядей во лбу.

Но кто же она такая, чёрт возьми? Вот главный вопрос! Но я легко найду на него ответ, ибо круг поиска совсем невелик. «Как только Вы предложили нам это вчера» – отец говорил вчера, что предложил это пока только нашей группе. «Я вижу его каждый день»!.. Это может быть только девчонка из нашей группы! Это может быть только одна из четверых! Лилька, Леська, Люська, Ларка… Кто же именно? Трудно поверить, что среди них есть девственница. Но ведь отец говорил, да и Ольга говорила, что в жизни не всё так очевидно, как кажется. Может быть, одна-единственная и найдётся. И если бы я узнал, кто именно – это точно она. Без вариантов.

И способ узнать это у меня имеется. «Теперь этот врач знает о вас многое, чего не знают другие. В том числе – кто из вас ещё невинен, а кто уже нет». Идея безумная, но зато ещё больше сузит круг поиска. Вероятнее всего – до одной.

Поздно вечером Андрей был возле института. Отцу и Ольге он сказал, что встречается с другом и вернётся только ночью.

Кто сегодня охранник? – Ага, в окошке виднеется рябая физиономия. Это Витёк. Сейчас во всём институте только мы с ним – и никого больше.

Андрей позвонил, и Витёк открыл ему.

– Демьянов, ты чё? – удивился охранник.

– Слушай, Витька! Дело к тебе есть одно. На миллион!

– Прям так уж и на миллион?

– Любые деньги, Витька, любые женщины, всё для тебя сделаю, что смогу, на колени перед тобой встану – только пусти и дай ключ от медицинского!

– Андрюха, ты чё, с ума сошёл? Это ж подсудное дело! Ты-то сын профессора – а я?

– Да никто не узнает, клянусь тебе! Если что – на меня всё вали. Скажи: пролез по-тихому, а ты и не заметил.

– Да на хрена оно тебе надо?

– Надо, Витька, надо! Ты только скажи, чего тебе надо – и я тебе мигом принесу!

Сговорились на литре водки. Андрей боялся, что придётся всё рассказать охраннику – иначе не пустит. Но тут ему повезло – с Витьком всё было предельно просто. Через пять минут Андрей уже копался в медицинских картах институтских девочек. Они лежали по алфавиту, так что ему приходилось искать каждую отдельно. Он боялся, что там не будет нужной ему информации. Или она будет изложена непонятным ему языком. Или написана непонятным почерком.

У гинеколога и правда почерк был не из лучших. Как у любого врача. Однако в каждой карте, которую находил Андрей, можно было без особого труда разобрать одну-единственную фразу, которая была предельно ясна и однозначно трактуема: «Девственная плева не нарушена».

Но что же это? Андрей не верил своим глазам. Может быть, он всё-таки что-то не так понимает? Он же не врач. Быть может, у медиков несколько иное понимание того, что есть «девственная плева»? Нет, этого не может быть! Все, абсолютно все девочки в его группе были девственны!

Допустим, информация об Ольге уже устарела – он же и лишил её невинности вскоре после диспансеризации. Но Лилька, Леська, Люська, Ларка… Даже Ларка, которая переспала со всем пятым курсом! Значит, всё это чей-то глупый вымысел, не более чем дурацкие сплетни? Получается, всё совсем не так, как он представлял себе? Выходит, в жизни и правда всё не так очевидно, как кажется?

Круг его поисков не сузился ни на одну девушку. Любая из четырёх могла быть автором того письма! Андрей взял листок бумаги и написал на нём список из четырёх имён, подолгу размышляя над каждым из них.

1. Лилька – «Очкарик». Наиболее вероятный автор письма. «У меня руки трясутся, и всё падает на пол» – у этой всегда всё падает. Думал, она всегда такая. Быть может, только со мной? «Боюсь взглянуть на него» – она никогда на меня не смотрит. Живёт в каком-то своём мирке, ни с кем не общается, что-то думает себе внутри и никому не показывает. Такая легко может таить в себе бездну чувств, о которых никто не догадывается. Такие нередко безнадёжно влюбляются в красавчиков вроде меня. И боятся подойти, потому что рядом конкурентки покраше, а Лилька – далеко не красавица. Но и не уродина. Ухватиться не за что, но что-то в ней есть. Какая-то хрупкость и женственность. Голос смешной, как у Пятачка. И глазки под очками – маленькие, но загадочные, как вся она. Такие любить умеют и верность хранят до гроба. Сама преданность. И матери из них получаются отличные. Она не из тех, с которыми спят – скорее из тех, на которых женятся.

2. Леська – «Солдат». Менее вероятно. Это не человек, а робот. Кажется, у неё вообще не может быть никаких чувств и переживаний. С другой стороны – я уже перестал верить собственным глазам. Как же сильно человек внутри может отличаться от себя же снаружи! Вплоть до полной противоположности. Никогда не задумывался, а ведь напрашивается: если у Леськи всё есть – фигура есть, ноги есть, грудь есть, лицо есть – почему она старательно скрывает всё это и делает всё, чтобы в ней не видели девушку? «Боюсь увидеть в его глазах хотя бы тень удовольствия от взгляда на меня» – быть может, поэтому? «Боюсь того, как безумно хочу его и не нахожу в себе сил отказать ему»… Если она не хочет никого, кроме меня; если она боится, что я захочу её, а она не удержится и станет одной из многих – не логично ли ей делать всё, чтобы я не хотел её, не замечал, не обращал внимания? Но если это она – я преображу её, сделаю из неё красавицу, какой она вполне может быть. И все увидят настоящую Леську – только будет она такой лишь для меня одного.

3. Люська – «Рыжие кудряшки». Ещё менее вероятно. Слишком жизнерадостная, чтобы так страдать от безнадёжной любви. Веселье так и хлещет через край. Заигрывает с каждым, иногда выходя за рамки приличий. А вдруг она хочет вызвать этим мою ревность? А вдруг здесь тоже внутри – полная противоположность того, что снаружи? Она ведь не раз выдавала свой скрытый ум, хоть и прикидывается дурочкой. «Я только и думаю, что он смотрит на меня, а у меня локон висит неправильно» – у кого ещё непослушные локоны, если у остальных прямые волосы? Люська, лучше бы это была ты! Думаю, этому варианту я бы обрадовался сильнее других. Не знаю, почему – но ты мне нравишься больше всех из этой четвёрки. Я всегда любил в девушках лёгкость и жизнелюбие. Они меня заражают. И я всегда любил рыженьких. Они в постели – просто огонь!

4. Ларка – «Вся из себя». Наименее вероятно. Впрочем, я уже ничему не удивлюсь. Оказалась же она девственницей, несмотря на все слухи. Быть может, и здесь нам известна лишь та Ларка, что снаружи? А внутри опять – что-нибудь загадочное и никому не ведомое? Всё же из письма ясно, что писала его красивая девушка, хорошо знающая о своей красоте. «Ему нужно лишь моё тело», «я подарю ему наслаждение», «я стану одной из его девок»… В самом деле – та Ларка, которая известна мне, не может для меня быть ничем иным, кроме как одной из многочисленных девок, от которых мне нужно лишь тело. И она сама позиционирует себя так. Красота Ларки – какой-то расхожий стереотип. Вроде бы в ней всё идеально. Хотя я не люблю излишнюю худобу. И я бы сказал, в Ларке всё идеально до тошноты. Она просто умеет подать себя, умеет красиво одеться и накраситься. «Неужели он и правда не способен относиться к женщине, как к человеку, а не как к резиновой кукле?» – В Ларке ничего больше нет, кроме резиновой куклы. Она чаще всех в нашей группе меняется. Разорится же её парень на платьица и брюлики – каждый день новые. Но почему-то она, как никто другой – одинаковая. Её уверенность в своей безграничной красоте и желанности – бесит. Её глаза без тени интеллекта – глаза коровы. Если это она – ей придётся больнее других.

Наконец Андрей вышел из института. Было уже за полночь. Витёк валялся пьяный и даже не видел, как ушёл Андрей. В кармане Андрея лежала бумажка с именами четырёх девственниц. Оставалось лишь одно – поговорить с каждой из них. Найти способ выяснить у неё, не она ли написала это письмо. И вычёркивать их одну за другой. Методом исключения она рано или поздно найдётся.

Когда Андрей на следующее утро пришёл в институт – ему казалось, будто он не был там много лет. Всё было какое-то другое, новое. Всё было как во сне – нереальное, сказочное. Слишком яркие цвета, слишком красивые лица. И при этом всё как в тумане. Фразы из письма так и стояли у него в ушах, он так и нашёптывал их про себя – и они казались реальнее всего того, что он видел и слышал вокруг. Нет, надо как-то прийти в себя и стать нормальным – а то заметят. Кто-то здоровается со мной – а я даже не слышу, как будто сплю на ходу.

И вот, он входит в аудиторию и видит своих девочек. И сердце его сжимается. Та, которая написала это – совсем рядом, сидит поблизости, в метре или двух. Она не знает, что он читал её письмо. Голос лектора раздаётся будто издалека, из какой-то дымки. Андрей смотрит на девочек совсем другими глазами, словно впервые их видит. Он видит их новыми, какими никогда раньше не видел и не знал. Они кажутся ему красивее, чем раньше. Он пытается ловить каждое их движение, боясь упустить хоть малейший намёк, хоть один мимолётный взгляд, один неуловимый жест, который решит всё за долю секунды.

– Что с тобой? – спросила его Оля.

– А что со мной?

– Ты какой-то странный сегодня.

Боже мой, Оля! Я и забыл про неё. За весь день и не вспомнил, что у меня есть Оля. Сел рядом с ней по привычке и не заметил, даже не взглянул на неё. Да и зачем она мне теперь? Но нет, надо постараться вести себя как обычно. Надо взять себя в руки. Надо действовать рационально, строго по плану. Надо сперва сосредоточиться на Лильке. Любой ценой выяснить, она это или не она – убедиться в этом на сто процентов. И если не она – перейти на Леську. Только так – по очереди, методом исключения. Иначе я никогда ничего не выясню.

– Что же во мне странного? – ответил он Оле, улыбнулся ей и чмокнул в щёчку.

Вроде успокоилась, забыла. Решила, что всё в порядке. Теперь всё внимание на Лильку.

И он впился глазами в Лилю, следя за каждым её движением. Она сидела прямо перед ним. Стоило лишь протянуть руку, чтобы коснуться её волос. А вот и непослушный серебристый локон выбивается из-под дужки очков, а ты неустанно поправляешь его своими тоненькими пальчиками. Есть что-то невинное в этом жесте. По нему одному можно было догадаться, что ты ещё девственница. Какая изящная длинная шейка! Лилька, пусть это будешь ты! Такая хрупкая, будто сломаешься от порыва ветра. Рядом с тобой я всегда буду чувствовать себя большим и сильным. Буду защищать и оберегать тебя. Где были раньше мои глаза?

Надо смотреть на неё так, чтобы это было не слишком заметно. Что могут подумать? Вот она прищуривается, глядя на доску. Двадцать лет – а уже морщинки в уголках глаз. Всё время что-то записывает. Больше других записывает, а потом остальные списывают у неё. Ручку не выпускает из рук. Кажется, она даже спит с ней. Прикладывает к нижней губке колпачок – значит думает. На меня – ноль внимания. Отгоняет ручкой мой взгляд, словно назойливую муху. Как бы хотелось посмотреть на тебя без очков, увидеть твои глаза! Они совсем не такие маленькие, какими кажутся через стёкла. Мы тебе купим контактные линзы. Отрастим волосы подлиннее, покрасим в чёрный цвет, сделаем хорошую причёску – и будешь просто конфетка!

После занятий Оля как обычно ждала его у выхода, чтобы пойти погулять. Но Андрей подбежал к ней, будто очень спешил куда-то.

– Лёлька, не жди меня, езжай, у меня тут ещё дела, – сказал он и поцеловал её.

– Что за дела? – спросила она с явным подозрением.

– Ну… в общем… всякие разные дела. Я за тобой заеду позже.

– Андрей, да что с тобой сегодня?

– Лёлька, а что, по-твоему, со мной не так?

Оля подошла к нему ближе и вдруг спросила шёпотом, хоть и с улыбкой на лице:

– Ты что, в Лильку влюбился?

Андрей засмеялся слегка истеричным смехом.

– Скажешь тоже!

– Да ты весь день с неё глаз не сводишь!

– Не выдумывай. Тебе показалось.

Он помахал ей рукой на прощание и столь же стремительно убежал обратно наверх.

Он караулил Лилю у выхода из аудитории, где она общалась с педагогом. Делал вид, что просто стоит и болтает с другом. Но так и дёргался весь в ожидании, когда же она наконец выйдет. Чувствовал, что его поведение всё больше привлекает внимание своей натянутостью. Вот-вот меня раскусят и всё поймут. На меня уже смотрят с подозрением. «Что-то в нём не так». Актёр из меня хреновый. Не могу убедительно сыграть даже себя самого.

Наконец она вышла из аудитории и пошла вниз. Прошла мимо Андрея, даже не заметив его. Он выждал минуту и спокойным шагом побрёл к выходу. Неторопливо оделся, незаметно проскользнул мимо Витька, которого мучило похмелье, и вышел на улицу. Маленькая фигурка Лили в белой курточке удалялась в сторону метро. Андрей шёл за ней, постоянно оглядываясь – не видит ли их кто-нибудь. Вроде никого из знакомых поблизости не было – и он наконец-то её догнал. Обогнал и сделал вид, будто случайно повернулся и заметил её.

– О! Лилька! – изобразил он удивление. – Ты к метро?

– Я-то к метро, а ты разве не за рулём? – услышал он её звонкий детский голосочек.

– Машина сломалась. Вот, решил прогуляться. Оно и хорошо. Пообщаемся.

Лиля никогда не смотрела в глаза собеседнику, кем бы он ни был. Но Андрей подозревал, что она просто боится смотреть на него – боится себя выдать.

– О чём же ты хочешь со мной пообщаться?

– Да мало ли о чём! Третий год вместе учимся – а я совсем ничего о тебе не знаю!

– Что же ты хочешь обо мне узнать?

– Ну, например… как у тебя… в личной жизни?

– Личная жизнь – на то и личная, что только моя, и другим о ней знать не надо.

Ни намёка на грубость не было в её словах. Она говорила с ним назидательно, будто с маленьким ребёнком, который ещё не знает даже таких элементарных вещей.

– Выходит, она всё-таки есть?

– Кто?

– Личная жизнь.

– Может и есть. А тебе зачем?

– Просто любопытно, что за девушка со мной учится.

– Самая обычная. Для тебя – ничего интересного.

– Откуда ты знаешь, что для меня интересно?

– Как-никак третий год вместе учимся.

– Лилька, я вовсе не такой, как ты думаешь. Внутри я совсем другой.

Он произнёс это с каким-то внезапным жаром и даже подошёл к ней ближе, так что Лиля испугалась и отскочила от него.

– Может и так. Но мне совсем не интересно, какой ты внутри. Это не моё дело.

– А ты сама?

– А что я?

– Ты можешь сказать о себе то же самое?

– Что сказать?

– Что внутри ты совсем не такая, как снаружи?

– Нет, я везде одинаковая, – сказала она, смеясь.

– Так не бывает. В каждой девушке есть что-то особенное. И в тебе должно быть.

– Может и есть. Но не для тебя.

– А для кого?

– Андрей, ты мог бы меня обогнать? – вдруг спросила она. – Ты же быстро ходишь, у тебя ноги длинные. Иди вперёд.

– Я тебе неприятен?

– Просто меня встретят у метро. И мне не хотелось бы, чтобы он видел нас вместе.

– Неужели твой парень? Я его знаю?

– Нет, не знаешь.

– Познакомишь?

Тут Лиля остановилась и впервые посмотрела прямо ему в глаза.

– Андрей, ну пожалуйста! Мы уже почти пришли.

И ни капли любви или даже просто интереса к нему не было в её взгляде. Только детское «пожалуйста», словно она просила папочку купить ей новую игрушку.

– Хорошо, хорошо. Зайду в магазин, куплю пивка.

– Спасибо тебе.

Лиля холодно улыбнулась ему и ушла. Андрей зашёл в магазин и стал наблюдать за ней через стеклянную дверь. Возле метро её встретил парень с букетом роз. Маленький, очкастый, смешной – как и она сама. Но она так тепло посмотрела на него и так нежно поцеловала, что у Андрея что-то упало внутри. Лиля вмиг словно преобразилась. Андрей не помнил, чтобы девушка становилась красивее, когда была с ним. Он помнил обратное: всякая девушка кажется красивее, пока не стала его. Провёл с ней ночь – и она превращается в бесформенный кусок мяса.

Лиля так блаженно повисла на его шее, буквально растаяла в его объятиях. Они оба были словно из какого-то другого мира. И были словно неразрывное целое. Как только они оказались вместе – всё вокруг для них перестало существовать. Им было плевать, как их воспринимают другие. Для них двоих не было никого и ничего прекраснее друг друга, и не было большего счастья, чем просто быть вместе. Всё это Андрей прочёл в одном её взгляде. Прочёл и понял, что его самого ни одна девушка ещё так не любила. И только та, что написала письмо – быть может, будет первой и единственной такой девушкой в его жизни. Но это явно не Лиля.

Почему же тогда она девственница? Быть может, как и в случае с Ольгой, эта информация устаревшая? Или у неё с тем парнем какой-то иной, неведомый мне род отношений? В любом случае, она никак не может быть той самой. Ей слишком наплевать на меня. Я для неё – пустое место. Каждый её взгляд, каждый жест, каждое слово говорит об этом. Ей вообще неважно, существую я или нет. Разве возможно такое? Я привык, что девушки по мне сохнут. Привык, что девушки меня ненавидят. Но нет ничего более неприятного, чем изначально быть девушке безразличным. Причём не какой-нибудь красотке Ларке, подчёркнуто глядящей на всех свысока – а замухрышке в очках. Успокаивает лишь то, что она одна такая на свете – не от мира сего. Непривычно и неприятно осознавать, что девушку такой скромной красоты не могу сделать счастливым я – Андрей Дементьев – а может сделать счастливым какой-то затрапезный очкарик вроде неё самой.

Андрей достал из кармана свой список и вычеркнул Лилю. Он приехал домой, заперся в своей комнате и занялся тем, чего никак не мог от себя ожидать – он начал вести дневник. Ещё несколько дней назад он бы высмеял за такое любого. Это казалось ему сопливой сентиментальностью, которая подходит для глупых девочек-подростков, сигающих с крыши из-за несчастной любви – но никак не для парня. Однако сейчас он вдруг испытал непреодолимое желание сформулировать и записать свои мысли и чувства.

«Лилька… Я хотел, чтобы это была она. Я уже поверил, что это она. Я уже успел полюбить её. Меня пугает, что я не просто ищу эту девушку – я хочу любить её, кто бы она ни была. Моё сердце готово и ждёт, и это не в моей власти. Я ожидал сделать её своей рабыней. Но теперь понимаю, что как только найду её – сам стану её рабом. Я уже стал её рабом. Я никогда не ощущал ничего подобного. Я никогда не любил. Я лишь наслаждался тем, как любили меня. Почему мне вдруг стало так больно, когда я увидел Лильку с тем парнем? Потому что она не просто не любит меня – она вовсе не замечает меня, как я раньше не замечал её.

Я перебрал в голове все возможные варианты: каким образом я смогу понять, она или не она написала письмо? По каким взглядам, словам, жестам я определю это с абсолютной точностью? Но того, как я понял в итоге, что это не она – я никак не мог ожидать и предсказать. Чего угодно я ждал, но только не того, что ей совсем наплевать на меня, что ей без меня хорошо. Что же в этом удивительного? Мне ведь тоже было хорошо без неё. Почему меня это так тревожит? Почему мне так больно от того, что кому-то хорошо без меня?»

Два раза в неделю по вечерам Олеся занималась на курсах английского. У неё была фирменная сумка с логотипом этих курсов. Поэтому все знали, как они называются. Андрей нашёл в интернете их адрес и расписание занятий. На следующий день она как раз должна была заниматься там. Он решил устроить «случайную встречу» с ней, когда она выйдет оттуда.

– Мне надо съездить кое-куда, – сказал он Оле. – Давай отвезу тебя домой.

Оля весь вечер просидела у него. Он был рядом, а она тосковала по нему, словно он далеко. Она ждала, пока он обратит на неё внимание, но он был погружён в свои мысли.

– Скажи: я тебе надоела? – на удивление спокойно произнесла она.

– Лёлька, ну ты опять начинаешь. С чего ты взяла?

– Ты так активно ищешь мне замену.

– Какую замену, Лёлька? Мне надо встретиться с другом.

И вдруг она как будто взорвалась.

– Всё! Всё! Хватит! – закричала она в слезах и замахала руками, словно отталкивая от себя его ложь. – Хватит врать! Андрюша, миленький, где ты витаешь последние дни? Очнись, вернись ко мне, поговори со мной хоть минутку!

– Лёлька, ты мне не надоела. Мне надоели твои постоянные истерики.

– Хорошо, я спокойна.

Она и правда резко остыла, вытерла слёзы и даже улыбнулась ему какой-то печальной улыбкой.

– Будь наконец мужиком, Андрей. Просто скажи мне это – и я уйду. И больше никогда не буду доставать тебя своими истериками.

– Что сказать, Лёля?

– Что не любишь меня.

Тут он на минуту замер и не знал, что ответить. Что-то боролось внутри него, и он сам не мог понять, что именно. Но сейчас было совсем не до этого.

– Я не знаю, Лёлька, – ответил он.

Оля закрыла глаза и глубоко вздохнула.

– Не надо меня подвозить. Доеду сама.

И ушла. Тем лучше. Пора уже было её выпроваживать. Сейчас не до выяснения отношений. Оно и хорошо, что не надо её подвозить. Лучше пока побудем в ссоре. Зато не придётся оправдания придумывать – где был, с кем и почему. Не могу ей сейчас всё объяснить. Да и времени нет. Пора ехать.

Леська… Даже не знаю, что думать о ней. Вроде бы Лилька у нас молчунья, вечно в себя погружённая – чего не скажешь о Леське. Однако же в Лильке есть какой-то образ, какая-то индивидуальность. А Леська – это непонятно что. Нечто среднее между парнем и девушкой. Такая шумная и активная, а что за человек – непонятно. Человек ли вообще или в самом деле робот? Только о ней не могу точно сказать, буду ли я рад, если она окажется автором письма. И как вообще я на это отреагирую. В любом случае это необходимо выяснить.

Он подловил её по дороге от курсов до ближайшего к ним метро.

– Надо же! Леська! Какими судьбами?

Она резко остановилась и посмотрела на него с неожиданной агрессией в глазах.

– Да у меня-то курсы здесь. А вот ты что тут делаешь?

– Да я у друга был в гостях. Вот домой еду. А ты к метро?

– Что за друг? Фамилия?

Андрей слегка опешил от таких вопросов.

– Что за тотальное недоверие? – спросил он с искренним изумлением.

– Демьянов, у тебя не бывает с девушками случайных встреч. Говори сразу: чего тебе надо от меня?

– Слушай, чем я тебя обидел, что ты так со мной разговариваешь?

– Хочешь, чтобы с тобой говорили нежно и ласково? Так это не ко мне, это к Оле.

– Да при чём тут Оля? Мы вообще с ней сегодня поссорились и расстались.

Олеся посмотрела на него с омерзением.

– Значит, и с ней, как со всеми? Ну что, доволен собой? Замену ищешь? Вчера к Лильке приставал – не дала. Не такая дура. Теперь за меня взялся? Не успокоишься, пока всех не перетрахаешь?

Только теперь она сдвинулась с места и пошла к метро. Андрей поплёлся за ней в недоумении. Какая-то непрошибаемая стена встала между ними. Но он так и не получил ответа на главный вопрос. И он видел теперь лишь один способ выяснить то, что ему было нужно – спросить её прямо.

– Леська, подожди! Ты меня совсем не так поняла. Я совсем не за этим пришёл. Мне надо у тебя спросить что-то важное. Скажи: ты не писала писем моему отцу?

Олеся снова остановилась посреди улицы.

– А-а-а, всё понятно, – сказала она, кивая головой. – Нет, Андрей, не писала и не могла. Я не совсем подхожу Денису Игоревичу в качестве материала для исследования.

– У тебя кто-то есть?

– Если тебе это интересно – я уже год живу в гражданском браке.

– Да брось.

– Мне плевать, веришь ты мне или нет.

И она снова пошла, а он поплёлся за ней. Он по-прежнему не знал точно. Вопросов стало даже ещё больше. И он по-прежнему видел спасение в одной лишь прямолинейности.

– Слушай, я в последнее время научился распознавать девственниц по походке.

Олеся снова резко остановилась и злобно посмотрела на него.

– Демьянов, я ведь могу и в глаз дать!

– Леська, у тебя правда есть гражданский муж?

– Нет, Андрей. У меня нет мужа. У меня есть жена.

Андрей не поверил своим ушам.

– Да ну тебя. Ты говоришь это, чтоб я отстал.

– Ты и так от меня отстанешь. И если тебе это так интересно – я не девственница, никогда не была ею и быть не могла, потому что родилась мужчиной в женском теле.

– Лесь, подожди. Ты что, в самом деле лесбиянка?

– Называй это как хочешь. Пойди и разболтай всем.

Она снова пошла. Некоторое время они шли и молчали. Он просто не знал, что сказать.

– Слушай, как это так: «не была и быть не могла»? Ты хоть и мужчина, но всё-таки в женском теле. И в твоём теле есть некоторые отверстия…

– В твоём тоже, – перебила его Олеся. – Ты согласился бы, чтоб мужик засовывал в тебя член?

Она снова остановилась. Она не умела говорить на ходу. Он промолчал, ибо ответ был очевиден.

– Вот и я не согласна. А что бы ты сделал, если бы мужик подкараулил тебя на выходе из института и домогался?

– Я бы разбил ему рожу.

– Так вот отвали от меня, пока я не разбила тебе рожу.

Она пошла дальше, а он остался стоять. Но пройдя несколько шагов, она вдруг снова встала, развернулась и посмотрела на него. В её глазах он неожиданно заметил слёзы. Плачущая Леська! Кому рассказать – не поверят.

– Я скажу тебе, почему я так с тобой откровенна, Андрей. Я скажу, почему я тебе всё это рассказала. Потому что я люблю Олю! Да-да, ты не ослышался. Я люблю твою девушку. И я люблю её именно как девушку. А она, дура, любит тебя. По-настоящему любит. А ты сейчас приехал сюда, чтобы изменить ей. Всё равно с кем. Лишь бы куда-нибудь засунуть член!

Олеся ушла, а он так и остался стоять посреди улицы, как вкопанный, не зная, что думать и как реагировать. Когда её массивная фигура скрылась за поворотом, он достал список и вычеркнул её имя.

Через час он приехал домой и записал в своём дневнике:

«Это что-то невероятное! Я отправился в это странное путешествие по женским душам в поисках любви – а нахожу лишь ненависть! Я и не подозревал, что меня так ненавидят. Эти девушки, которые всегда так мило улыбались мне, строили глазки, кокетничали – все они ненавидят меня! Все эти годы они тайно меня презирали! Но презирали не так, как презирает мужчину брошенная им женщина – за то, что подрезал ей крылья, которые сам же и подарил. Нет, они презирают меня так, словно я – воплощение зла, исчадье ада! Я ехал домой после встречи с Леськой – и мне казалось, что всё вокруг дышит ненавистью ко мне. Каждый прохожий, глядя на меня, мечтает лишь о том, чтобы я поскорее сдох. Что я им сделал? За что они так со мной? Чем я заслужил это? И даже она, та самая, что написала письмо – я перечитал его и только теперь понял, что она любит и презирает меня одновременно!

Я думал, кто-то безнадёжно любит меня – и так гордился этим. Оказывается, это я безнадёжно люблю кого-то! И даже не знаю, кого именно! Но знаю, что она меня ненавидит – и я это заслужил. Все мои представления о жизни перевернулись вверх дном. Когда-то Ларка казалась мне первой красавицей института, какой кажется она всем до сих пор. А мне она стала противна. Я не хочу, чтобы это была она. Я не верю, что это она. Моё сердце подсказывает, что это Люська. Хорошенькая и умненькая, лёгкая и весёлая, игривая и кокетливая, рыжие кудряшки… Завтра я должен убедиться, что это она. Завтра наконец всё откроется. И я сам буду валяться у неё в ногах и молить о прощении. Всё ей прощу и всё стерплю от неё, лишь бы она была рядом и любила меня. Потому что я не смогу больше жить, если и дальше все будут меня ненавидеть – и никто не полюбит!»

На следующий день был экзамен. Небольшую группу легко рассадили друг от друга подальше. Все получили билеты и стали готовиться. Оля ловила взгляд Андрея, но он даже не замечал её. Теперь он не сводил глаз с Люси. Оля пошла первой, сдала на отлично и уехала. Андрею стало чуть легче. Его напрягало её присутствие.

Люся всегда шла последней. К этому давно привыкли все педагоги и одногруппники. Она сидела через стул слева от Андрея. Лектор частенько выходил в коридор. Андрей понимал, что у него есть большой шанс ненадолго остаться с Люсей наедине. Он тянул время.

Наконец наступил момент, когда сдать экзамен оставалось только ему и Люсе. Она ждала, пока пойдёт он. Учитель позвал его, но Андрей попросил ещё времени на подготовку. Учитель вышел в коридор. Андрей тут же пододвинулся к Люсе, приобнял её за талию и прижал к себе. С ней все себя так вели – это было нормально.

– Людмила! – кокетливо начал он.

– Андрюша, ты что! – не менее кокетливо отвечала она. – Он сейчас вернётся! Что он подумает?

– Людмила, я должен спросить тебя кое о чём. Это для меня крайне важно.

– Я слушаю.

Она так и таяла в его объятиях.

– Скажи мне, Люся: что скрывается под этими восхитительными рыжими кудряшками?

– Перхоть, мой дорогой. Только перхоть.

– Люся, я не шучу. Поверь, я серьёзен, как никогда. Мне очень нужно знать: какая она – настоящая Люся? Что она прячет под маской весёлости и смешливости?

– Ах, Андрей! Ты задаёшь мне такие вопросы, каких никто не задавал.

– Я хочу получить на них ответы, каких никто не получал.

– Ну не могу же я тебе сразу так прям всё выложить.

– А я не выпущу тебя из своих цепких объятий, пока не узнаю о тебе самое сокровенное!

– Андрей! Это шантаж!

– Нет, Люся! Это жажда знания!

– А если правда тебя шокирует?

– Лучше шокирующая правда, чем успокаивающая ложь.

– А если правда касается лично тебя?

Она посмотрела прямо ему в глаза. И он впервые увидел серьёзные глаза Люси – совсем другие, доселе ему неведомые. И они делали её поистине прекрасной. Это точно она! Сейчас она всё расскажет, во всём признается!

– Боже мой, какая я дура! Что я говорю!

И она попыталась вырваться из его объятий.

– Ты ведь уже проболталась. Продолжай!

И он сжал её ещё крепче, ещё ближе прильнул к её рыжим кудряшкам.

– Ну хорошо. Умеешь же ты уговаривать девушек… Впрочем, раз ты спрашиваешь – значит и сам уже догадался.

– Да, догадался.

Она оглянулась вокруг, убедилась, что никто их не видит и не слышит, и зашептала ему в самое ухо, прижимаясь щекой к его щеке:

– Я безумно люблю твоего отца!.. Я знаю, это глупо. Я для него совсем девочка. Я сама росла без отца. Говорят, таким, как я, нравятся зрелые мужчины. Я люблю его с первого курса! Он такой умный, так понимает людей! Обещай, что не скажешь ему!

– Обещаю, – обречённо сказал Андрей.

– Хотя я и сама не знаю. Быть может, я хочу, чтобы ты сказал ему. Но я так боюсь! Как думаешь: он не будет смеяться надо мной, если узнает?

– Нет, смеяться над тобой он не будет.

– Я поэтому всегда последней иду сдавать. Сейчас-то это для вида – лишь бы все привыкли, что я последняя. А когда он принимает экзамен – я хоть недолго могу побыть с ним наедине! Я каждый раз думаю: вот сейчас точно скажу ему всё – и каждый раз не решаюсь. Наверное, я никогда не решусь… Знаешь, что я думаю? Я пошлю ему письмо на тот специальный адрес. Через месяц, когда весь институт будет знать о его предложении. Тогда он не сможет меня вычислить. Как думаешь: он поймёт, что это я?

– Нет. Думаю, не поймёт.

– Я и сама не знаю, хочу ли я, чтобы он понял. Я хочу как-нибудь намекнуть ему, чтобы он мог догадаться – но так боюсь! Я как представлю, что стою перед ним, а он всё знает – я наверное сгорю со стыда!.. Знаешь, я хочу от него ребёнка. Я бы только зачала от него и растила одна – это было бы для меня величайшее счастье! Ничего мне больше не надо. Ни от кого больше не хочу я ребёнка. Скажи: я смешная, да? По-твоему, всё это смешно?

– Нет, Люся. Ты не смешная.

– Спасибо тебе. Мне было важно это услышать. Я такая дура, что всё рассказала тебе. Сама не знаю, как это вышло. Но мне стало легче… Как ты догадался, скажи?

– Вижу по глазам, – произнёс Андрей с оттенком самоиронии.

– Неужели так видно?.. Скажи: а он не догадывается?

– Нет, Люся. Он не догадывается.

Тут за дверью послышались шаги учителя. Андрей и Люся моментально расселись по местам. Андрей пошёл сдавать, хотя абсолютно не был готов. Он думал совсем о другом и не мог связать двух слов. Из уважения к отцу ему кое-как натянули тройку и отпустили.

Он вышел в коридор. За дверью на лавочке сидела Лариса и ждала Люсю – свою лучшую подружку. У Андрея не осталось сомнений – это могла быть только Ларка. Лишь её имя осталось в списке. Как обычно, она трепалась по своему розовому телефону с другой подружкой. Андрей сел рядом с ней и ждал, пока она закончит разговор. Её явно смущало его присутствие, а особенно его назойливый взгляд.

Он и сам не знал, рад он или не рад, что это оказалась она. Он уже не понимал, что чувствует. Быть может, здесь тоже прячется внутри что-то иное, неведомое, чего не видно снаружи? Он уже был ко всему готов. Хотя в этом случае труднее всего было в это поверить. Ларка была настоящая анекдотическая блондинка. Примитивная и тупая, как пробка. Из тех, что думают, будто Сталин выиграл Полтавскую битву. Своими чересчур короткими юбками и глубокими вырезами вечно выставляет всем напоказ свои прелести – а потом ведёт себя так, будто её тошнит от мужиков, истекающих слюной по её прелестям. Будто она королева, которую мужики должны обхаживать и задаривать, восхищаясь и трепеща перед ней – хотя с виду заурядная шлюха. Она не умеет просто смотреть на парня – она удостаивает его своим взглядом, она снисходит до того, чтобы обратить на него внимание. С такой фигуркой и походкой ей бы гулять по подиуму. Что она забыла в Институте психоанализа? Как она вообще смогла написать такое письмо, если не умеет связать двух слов?

Она намекнула подруге, с которой болтала, что лучше продолжить беседу позже ввиду появления нежелательных свидетелей. Она спрятала розовый телефон в розовую сумочку, демонстративно не замечая Андрея. С Люськой они неплохо сочетались – одна нарочито со всеми кокетничает, другая нарочито всех игнорирует. Андрей сидел рядом с ней и не знал, с чего начать.

– Слушай, Ларка, – наконец обратился он к ней.

– Демьянов, отстань от меня! – тут же перебила она его.

– Ну чё ты сразу! Уж и спросить нельзя?

– Чего тебе?

– Тут что-то все вокруг говорят про тебя и Олега с пятого курса – а оказывается, и не было у вас с ним ничего.

– Твоё какое дело, с кем у меня чего было или не было?

– Да так просто, интересуюсь.

– Олей своей интересуйся.

– Да ладно тебе, Ларка. Я знаю, что это ты.

Он решил говорить с ней предельно прямо.

– Что – я? – не поняла Лариса.

– Я читал твоё письмо.

Лариса посмотрела на него, как на идиота.

– Какое письмо, Демьянов? Это что, новый способ подкатить к девушке?

– Брось, Ларка. Посмотри мне в глаза и скажи это.

– Что сказать, Андрей?

– Что ты любишь меня.

Тут Ларка разразилась гомерическим хохотом. Её слышал, наверное, весь институт. Студенты оглядывались на другом конце коридора. Андрей смотрел на неё в недоумении, не зная, как это понимать. Она еле успокоилась и сказала:

– Демьянов, у тебя совсем крыша поехала? Оглянись вокруг: как люди на тебя смотрят, что они думают о тебе! Весь институт уже трещит о том, как ты взломал почту своего отца. Как ты лазил ночью в медицинский и разглядывал наши карты. Тебе не стыдно? Хочешь понять, кто письмо написал? Так это не ко мне, извини. Ничем не могу тебе помочь. И держался бы ты от меня подальше!

Тут из аудитории вышла Люся, и они вместе ушли. Люся кокетливо улыбнулась ему на прощанье, но он этого не видел. Слова Ларисы будто огрели его по голове.

Неужели все уже знают? Неужели я стал посмешищем всего института? Позором своего отца? Но как же это могло случиться?.. Впрочем, понятно. Витёк проболтался – он один знал про медицинский. А Леське я упомянул про письмо. Связать всё воедино – не так уж трудно. Но как же теперь смотреть людям в глаза? Как оправдаться перед отцом? (А он наверняка уже знает!) И кто же та самая, если и Ларка – не она? И что же она теперь обо мне думает, если уже знает, что я читал письмо? Покажется ли она теперь? Выдаст ли себя? Признается ли когда-нибудь? Или я навеки её потерял, а заодно с ней – и чьё бы то ни было уважение?

Андрей крался в собственную квартиру, словно вор. Он боялся смотреть отцу в глаза. Он хотел насколько возможно оттянуть момент встречи с ним. Андрей осторожно поворачивал ключ в замке. Едва слышно разделся, постоянно оглядываясь в сторону отцовского кабинета. На цыпочках прошмыгнул в свою комнату. Он сейчас хотел одного – запереться наедине со своим дневником и привести в порядок мысли. Закрыв дверь комнаты на ключ, он залез в потайной ящик, где лежал дневник.

Но что же это? Дневника не оказалось на месте! Андрей точно помнил, как положил его туда вчера вечером. Где же он может быть? Кроме Андрея, лишь один человек мог быть здесь и взять его. Но зачем ему это нужно?

Всё так же тихо крадучись, словно вор, Андрей зашёл в кабинет отца. Дениса Игоревича не было на месте. Дневник лежал на его столе в раскрытом виде. Но для чего отец взял и прочёл его? Какое он имел на это право?

Профессор вышел из кухни с чашкой горячего чая. Он так испугался, увидев Андрея, что только чудом не опрокинул чашку и не расплескал чай.

– Я не слышал, как ты вошёл, – сказал он.

– Почему ты взял мой дневник? – спросил Андрей.

В глазах его было больше растерянности, чем возмущения.

– А почему ты взломал мой почтовый ящик? – задал отец не менее справедливый вопрос.

– Я для тебя что – тоже материал для исследования?

– Почему бы и нет?

Отец поставил чашку на стол и сел в кресло.

– С тех пор как ты прочёл то письмо – с тобой происходят довольно интересные вещи. Интересные для меня как для исследователя. Но и как для отца, ибо с этими процессами в твоей психике для меня связаны как большие надежды, так и большие опасения.

– Я разве подопытный кролик?

– А я разве зоолог? Сотни студентов открывали мне свои души. Чем ты лучше или хуже них? Я хочу помочь тебе.

– Все они становились материалом по доброй воле.

– Пойми, Андрей: в тебе происходит что-то очень хорошее. И это перестало бы происходить, если бы я тебе сразу всё рассказал. Тогда всё это не имело бы смысла.

– Что же хорошего со мной, по-твоему, происходит?

– Ты поймёшь это позже и спасибо мне скажешь. Ты меняешься. В лучшую сторону. В тебе просыпается способность любить и понимать кого-то, кроме себя самого.

Денис Игоревич взял чашку и стал пить чай.

– Так это ты написал письмо? – спросил Андрей.

Профессор обалдел настолько, что чуть было не подавился.

– Ты что, до сих пор не понял, кто его написал?

Денис Игоревич поставил чашку на стол, поднялся с кресла и встал рядом с сыном, который был на голову выше него.

– Пораскинь мозгами, Андрей! – сказал он, слегка постучав кулаком по его лбу. – Все знают, как плохо я владею компьютером. Все знают, как хорошо им владеешь ты. И главное – все знают, что ты за человек. Все были уверены, что ты взломаешь мою почту и станешь читать эти письма. Это было до очевидности предсказуемо. И она этим воспользовалась. Я сразу понял, что письмо это написано не для меня, а для тебя! И я лишь решил поддержать её, ибо вполне разделяю её цели. Она хочет, чтобы ты наконец стал нормальным человеком. И я хочу абсолютно того же. Поэтому я ничего тебе не сказал, а лишь наблюдал за тем, что будет происходить с тобой. Надеясь, что у тебя в мозгах наконец-то хоть что-то сдвинется.

– Но кто же она?

Отец замотал головой, тяжело вздохнул и развёл руками, глядя на сына, как на полного идиота.

– Боже мой, Андрей! Неужели ты настолько слеп и глуп?

Денис Игоревич снова сел в кресло, взял чашку и отпил немного.

– Ты разочаровываешь меня, сынок, – сказал он, даже не взглянув на Андрея. – И ты разочаруешь меня окончательно, если сам не найдёшь ответ на свой вопрос.

После небольшой паузы он наконец посмотрел в глаза сыну и добавил, подняв кверху указательный палец:

– И если сейчас же не позвонишь ей и не попросишь прощения!

18 – 25 января 2014