3
Жизнерадостный голос Фабриса Лукини внезапно ворвался в салон новенького фургона. “Круговое движение, третий съезд, затем держитесь правее”. Амбруаз подскочил. Он до сих пор так и не собрался сменить голос в GPS-навигаторе. “Благодаря нашим передовым технологиям вы получаете целый арсенал персонажей на выбор, – хвастался консультант в салоне фирмы “Рено”, когда он забирал программное обеспечение. – От Кароль Буке до Габена, включая де Фюнеса, Бурвиля, Миттерана, де Голля, Брижит Бардо и многих-многих других”, – гордо уточнил менеджер. Амбруаз улыбнулся, представив себе, как де Голль велит ему повернуть налево, а Миттеран – перестроиться в правый ряд. Он обещал себе при первом же удобном случае отправить Лукини в отставку и поменять его на Кароль Буке. Бурден и на этот раз выбрал новый автомобиль белого цвета. “Вы просто оказываете бытовые услуги, и ничего больше”, – весь год проедал он плешь персоналу. Да, услуги по обработке человеческих тел, и тем не менее это всего лишь бытовые услуги. А у работников сферы обслуживания всегда белые машины! Амбруаза не особо вдохновляло заявляться к клиентам в таком же фургончике, в каком разъезжают маляры, водопроводчики или электрики. Он предпочел бы более благородную расцветку, например, ту же серую, которую патрон приберегал для ритуальных машин: компромиссный цвет, так и дышит нейтральностью, строгостью и деловитостью. А вместо этого приходилось довольствоваться цветом без цвета, и все из-за того, что месье Бурден пожалел четырехсот евро за опцию “цвет металлик”.
Фабрис опять подал голос. “Через двести метров поверните направо. Вы приехали”. По обеим сторонам тупика Сорбье рядами стояли типовые особняки. Амбруаз с сомнением оглядел десяток домиков-клонов с одинаковыми гаражами, одинаковыми крохотными террасами и одинаковыми балкончиками, с одинаковыми черно-серыми черепичными крышами, топорщившимися на коньке одинаковой фигуркой сидящего пса, в окружении одинаковых туевых изгородей. На беду, по домикам можно было изучать все оттенки желтого: соломенный, яичный, лимонный, канареечный, шафранный, песочный, горчичный. Ну спасибо, Ролан Бурден и Сын, чертыхнулся сквозь зубы Амбруаз. Повинуясь интуиции, он направился к зданию, у которого стояло больше всего машин. Поставив фургон двумя колесами на тротуар под властное бибиканье парковочного радара, он выгрузил два объемистых чемоданчика и поднялся по ступеням на крыльцо. Нажать на звонок он не успел: дверь открылась. На пороге стояла женщина лет шестидесяти с опухшим от слез лицом и покрасневшими глазами. Приветствие с трудом пробилось через барьер ее губ. Вид отрешенный, запинается на каждом слове, не говорит, а бормочет. Как все, подумал Амбруаз. Горе всегда тяжелым ватным комом ложится на голосовые связки и глушит звуки в гортани. Молодой человек кивком поздоровался с группкой собравшихся в доме людей, и они расступились, пропуская его и хозяйку. От печали, скопившейся в этих стенах, трудно было дышать. Амбруаз отвел в сторонку вдову и детей и коротко, не особо вдаваясь в детали, пояснил цель своего визита. Не углубляться, не раскрывать подробностей, о чем бы его ни спрашивали. Таковы правила. Чем меньше люди знают, тем лучше для всех. Он тщательно подбирал слова, не раз опробованные, успокаивающие. Прежде чем его провели в спальню, спросил, где можно брать воду. Перед тем, как войти, еще раз утешил женщину. Остаться наедине с ее супругом на полтора часа – вот и все, что ему было нужно.