Вооруженные силы России
Перестройка армии
Новый способ ведения войны и военных действий зарождался в России во второй половине XVIII в., материальной базой для этого было усовершенствованное стрелковое и артиллерийское вооружение, получаемое с русских военных заводов. Русская пехота имела на вооружении лучшие в Европе образцы ружей и пушек, позволяющих вести военные действия на основе тактики колонн и рассыпного строя и стратегии системы сражений. Этому способу отвечали организация и устройство войск, сложившиеся в России во второй половине XVIII в. Правда, павловские контрреформы нанесли серьезный ущерб военному делу, но они не могли остановить оформление новой тактики и стратегии.
Утверждение тактики колонн и рассыпного строя нашло свое отражение в организации и тактическом устройстве войск.
Пехота. В организации пехоты с 1800 по 1812 г. мы наблюдаем три периода. Первый период обнимает время с 1800 по 1805 г. В конце XVIII в. Павел I «преобразовал» пехоту, восстановив в ней организацию, отвечающую принципам линейной тактики. В результате в армии выросло число мушкетерских полков и сократилась численность егерских частей. Общая численность пехоты была уменьшена с 279 575 человек до 203 228 человек.
Воинская комиссия 1801 г. добивалась установления единства в организации пехоты в целях улучшения управления ею как в мирное, так и в военное время. В этих целях во всех пехотных полках (мушкетерских, гренадерских и егерских) был установлен трехбатальонный состав, по четыре роты в каждом батальоне. При этом гренадерские и егерские полки имели однородный состав, а мушкетерские усилены гренадерскими батальонами в целях увеличения ударной силы этих полков[165].
По новым штатам мирного времени мушкетерские и гренадерские полки имели 1928 строевых и 232 нестроевых солдата, а по штатам военного времени – 2156 строевых и 235 нестроевых солдат[166]. Егерские полки имели по единому штату 1385 человек строевых и 199 человек нестроевых[167]. Всем пехотным частям были возвращены прежние названия[168], наконец, были также восстановлены награды и отличия за прежние победы[169].
По штатам 1803 г. в составе пехоты было три гвардейских полка и один гвардейский батальон, 13 гренадерских, 70 мушкетерских полков и 1 батальон и 19 егерских полков. Численность пехоты была установлена: в гвардии – 7978 солдат и 223 офицера, в полевых войсках – 209 376 солдат и 5835 офицеров при 17195 подъемных лошадях. Фактически же (по спискам) состояло 181600 солдат и 5783 офицера в полевых войсках и 7771 солдат и 240 офицеров в гвардии[170].
На протяжении последующих трех лет произошло переформирование некоторых частей и формирование новых; в итоге к 1 января 1805 г. стало 3 гвардейских полка и 1 гвардейский батальон, 13 гренадерских полков, 77 пехотных полков и 2 батальона, 20 егерских полков и 4 морских полка. Численность пехоты (без морской) была установлена в гвардии 8099 человек и в полевых войсках – 227 023 солдата при 18 484 подъемных лошадях. По спискам недоставало 26 тыс. человек[171].
Второй период охватывает годы 1806–1809. Поражение русских войск в Аустерлицком сражении показало, что организация пехоты отстает от требований времени. Была произведена перестройка, несколько увеличившая численность егерской пехоты, но все же в недостаточном размере. Нужны были новые жертвы, чтобы правительство осознало всю опасность недооценки нового способа борьбы и отвечающей ему организации войск.
В 1808 г. пехота включала в себя: гвардии – четыре полка, гренадерских полков – 13, мушкетерских (пехотных) – 96 и 2 батальона, егерских – 32 полка. По штатам числилось: в гвардии – 11 003 человека, в полевых войсках – 341 996 человек и 25 289 подъемных лошадей. До полного комплекта не хватало (некомплект) 38 тыс. человек[172].
Третий период (1810–1812 гг.) характеризуется завершением перестройки пехоты и приведением ее в соответствие с требованиями тактики колонн. Внесенные в 1810 г. поправки к штатам существенно изменили количественный и качественный состав. Гренадерские полки имели теперь три фузилерных (пехотных) батальона, при этом батальон включал одну гренадерскую и три фузилерных роты; мушкетерские полки стали иметь по три мушкетерских батальона, в каждом из которых первая рота была гренадерская, а остальные три – мушкетерские. Лишь в лейб-гренадерском полку оставались все роты гренадерскими без изменения. В егерских полках также было введено по три батальона, состоящих каждый из одной гренадерской и трех егерских рот[173]. Этим устанавливалось большее единство линейной пехоты. Гренадерские роты имели по два взвода: гренадерский и стрелковый. Они располагались на флангах для защиты, а однородная линейная пехота наносила удар.
Табель 1810 г. устанавливал в пехотных полках в мирное время 2160 человек, а в военное – 2451 человека; в гренадерском полку – 2160 человек и в егерском – 1584 человека. В численном отношении произошло резкое увеличение мушкетерских и егерских полков.
В результате всех изменений к середине 1812 г. русская пехота имела: гвардейских – 6 полков и 1 батальон, гренадерских полков – 14, мушкетерских (пехотных) – 98, егерских – 50, морских – 4 полка и 1 батальон[174].
Общая численность пехоты в гвардии была установлена 15 тыс., в полевых войсках – 390 тыс. человек. Эти данные показывают, что к 1812 г. переход к тактике колонн и рассыпного строя был окончательно завершен. Установленное соотношение легкой и линейной пехоты как один к двум обеспечивало возможность ведения огня и удара; сама пехота стала более гибкой, упругой и маневренной за счет расчленения боевого порядка.
В связи со всем этим возникла необходимость пересмотреть вопрос о низших и высших тактических соединениях и частях. Расчетной тактической единицей стал батальон. Высшим же тактическим пехотным соединением стала дивизия, составленная из двух линейных и одной егерской бригад, двухполкового состава каждая, а затем корпус двухдивизионного состава с приданными частями.
Кавалерия. Подобные же процессы мы наблюдаем и в коннице. Руководствуясь принципами линейной тактики и стратегии, Павел I ликвидировал в основном то положительное, что было достигнуто во второй половине XVIII в. Были уничтожены карабинерные, конно-гренадерские и легкоконные полки, уменьшена общая численность конницы с 66 896 до 41 737 человек. Удар был нанесен главным образом по стратегической коннице, обеспечивающей господство на театре войны. Тактическая конница, обеспечивающая поддержку пехоты непосредственно на поле боя, была не тронута.
Воинская комиссия 1801 г. пришла к выводу о необходимости изменить состав конницы – усилить стратегическую кавалерию путем увеличения числа драгунских полков. «Из опытов известно, – говорится в решении комиссии, – что быстрое прохождение войск во время войны для овладения выгодным местоположением или для предупреждения неприятеля… нередко доставляло победу и для того умножение драгунских полков, яко подвозной пехоты, есть, как кажется, необходимо нужным, наблюдая при том, чтобы оные сидели на крепких лошадях, могущих с легкостью выдерживать большие переезды»[175].
Было решено увеличить количество драгунских полков за счет уменьшения числа кирасирских, увеличить легкую кавалерию.
Состав полков не подвергся изменениям. Кирасирские и драгунские полки имели по пять эскадронов (по две роты в эскадроне), гусарские – по десять эскадронов (по пять эскадронов в батальоне). Было только добавлено в кирасирские и драгунские полки по одному запасному эскадрону (уменьшенному вскоре до половинного состава), а в гусарские полки – по два, а затем по одному запасному эскадрону. Людской состав кавалерийских полков, а также количество строевых лошадей (различное в мирное и военное время) были установлены штатами 1802 г. (см. табл. 1).
Таблица 1. Штаты кавалерийских полков[176]
В последующее время шло увеличение численности драгунской, гусарской и уланской конницы за счет формирования новых полков и преобразования кирасирских.
Можно сказать, что к концу второго периода (к 1808 г.) решения Воинской комиссии 1801 г. были в основном реализованы. Преобладающим видом стала драгунская конница, обеспечивающая глубокие марши и в то же время способная решать тактические задачи на поле боя, и легкая конница, способная освещать местность (т. е. вести стратегическую разведку) на значительную глубину.
В третьем периоде (1809–1812 гг.) эти тенденции были закреплены. О составе русской конницы к началу Отечественной войны 1812 года в сравнении с предшествующими годами дает представление таблица 2.
Таблица 2. Состав русской конницы[177]
Штатная численность кавалерии в 1812 г. составляла в гвардии 5665 человек и в полевых войсках 70 500 человек при 60 тыс. строевых и 8 тыс. подъемных лошадей.
Проведенные мероприятия не решили полностью задачу приведения конницы в соответствие с требованиями тактики колонн и рассыпного строя. Соотношение между конницей и пехотой было установлено как один к трем, тогда как правильнее было бы один к двум, т. е. чтобы один полк кавалерии приходился на два пехотных полка. Недостаток кавалерии в целом ослаблял армию. Этот разрыв решено было возместить за счет казачьей конницы, которая могла бы вести как стратегическую, так и тактическую разведку и действовать в составе пехотных отрядов. Общая численность казачьих войск составляла к 1806 г. 107 528 человек, а к 1812 г. поднялась до 117 тыс.[178]. С учетом этих сил общая численность кавалерии: могла быть доведена до 150–170 тыс. Казачьи полки, как правило, были пятисотенного состава и лишь два из них имели: по тысяче человек.
Донское казачье войско выставило к началу войны 64 полка и 2 конноартиллерийские роты; кроме того, в ходе войны оно дало 26 полков и 1/2 конной артиллерийской роты. Черноморское войско дало 10 полков, но фактически действовала лишь одна сотня в составе лейб-гвардии казачьего полка, а остальные несли пограничную службу. Украинское, Уральское и Оренбургское казачьи войска дали по 4 полка, Бугское и Калмыцкое войска – по 3 полка; Башкирское – 32 полка; Крымские татары выставили 4 полка. Сибирские и Астраханские казаки несли пограничную службу[179].
Боеспособность кавалерии в значительной степени зависела от состояния ее конского состава.
Ремонт лошадей регулировался в России рядом постановлений. В 1798 г. было установлено приобретать ежегодно в каждый кирасирский и драгунский полк по 120 лошадей, а в гусарский – 194 лошади. Ремонтная цена лошади определялась в 120 руб. для кирасирских полков, 90 руб, – для драгунских и 60 руб. – для гусарских (включая 20 руб. на провоз, лошади). Срок службы был установлен в семь лет[180]. Для ежегодного пополнения 4 гвардейских и 52 армейских полков, имевших 48 774 лошади, требовалось 7 тыс. лошадей. В связи с установлением новых штатов в 1802–1803 гг. был пересмотрен также вопрос о ремонте конского состава. Цена на лошадей увеличилась на 10–15 %. Для покупки необходимого количества лошадей было решено использовать средства, получаемые от продажи бракованных лошадей и из экономических сумм[181].
Дальнейшее увеличение численности конницы было затруднено нехваткой лошадей. Вновь учреждаемые запасные эскадроны были вынуждены пользоваться не Строевыми, а ремонтными лошадьми до передачи их в полк.
Затруднение с увеличением числа лошадей вынудило правительство разрешить заменять поставку в армию рекрутов поставкой лошадей[182] и увеличить закупочные цены.
В начале 1812 г. кирасирская лошадь стоила 171 р. 07 к., драгунская – 109 р. 67 к. и гусарская – 99 р. 67 к. К началу же 1813 г. стоимость лошадей возросла до 240–300 руб.
Немалую роль в формировании кавалерийских резервов сыграли пожертвования. За 1812 г. через пожертвования было получено 4139 лошадей[183].
Конский состав русской армии по своим качествам превосходил конский состав французской армии. Он отличался большей выносливостью и лучшей приспособленностью к местным условиям. В русской армии не было случаев массового падежа лошадей, несмотря на огромные трудности ее снабжения фуражом, особенно в период отступления.
Новая тактика потребовала создания высших тактических соединений. Ими явились кавалерийские дивизии трехбригадного состава, по два полка в каждой бригаде, а с 1812 г, – и кавалерийские корпуса двухдивизионного состава. В 1812 г. было сформировано 16 кавалерийских дивизий: 3 кирасирских (но две бригады в каждой), 4 драгунских, 2 конно-егерских, 3 гусарских и 4 уланских (по три бригады в каждой)[184].
Артиллерия. В начале XIX в. по штату 1803 г. в составе артиллерии было 15 батальонов: 1 гвардейский, 10 легких, 1 конный и 3 осадных. Личный состав имел 476 офицеров и 24 355 солдат[185]. Воинская комиссия 1801 г. учла наметившиеся в конце XVIII в. тенденции к усовершенствованию артиллерийской тактики в направлении приближения ее к тактике колонн и рассыпного строя. В результате начатых преобразований к 1805 г. артиллерия имела: один гвардейский батальон, состоящий из четырех пеших и одной конной артиллерийской роты; девять артиллерийских полков по два батальона (каждый батальон включал две батарейные роты, имевшие полевые орудия, и две легкие роты, имевшие полковые орудия, – всего четыре роты), наконец, два конных батальона, состоящих из пяти рот 12-орудийного состава[186].
Война 1805 г. показала, что проведенные меры явились лишь первым шагом в усовершенствовании организации и тактического устройства. Стала очевидной необходимость увеличить численность полевой артиллерии. В связи с этим в 1805 г. было сформировано два артиллерийских полка и шесть рот, а в 1806 г. добавлено еще восемь полков и четыре конные роты.
Но главное состояло даже не в увеличении числа полков, а в тех организационных изменениях, которые еще больше приблизили артиллерийскую тактику к тактике колонн и рассыпного строя. Низшей тактической единицей была оставлена артиллерийская рота. Высшей же единицей стала артиллерийская бригада, придаваемая ко вновь образованным дивизиям. Полковая и полевая артиллерия в 1806 г. была сведена в 18 бригад[187], но в 1812 г. число бригад было доведено уже до 28 – по числу пехотных и кавалерийских дивизий. Кроме того, было сформировано 10 резервных и 4 запасных бригады и дополнительно 25 рот. По новому положению гвардейская бригада имела 2 пешие батарейные, 2 легкие и 2 конные роты; полевые бригады – по одной батарейной и 2 легких роты; две полевые бригады (6-я и 21-я) по одной батарейной и легкой роте, одна (25-я) – одну батарейную и 3 морские полуроты.
Резервные бригады имели неодинаковый состав. Запасные бригады имели одну батарейную и конную роты и, кроме того, четыре понтонные роты[188].
Тяжелые (батарейные) роты имели по 12 орудий: 4 полупудовых единорога, 4 двенадцатифунтовых пушки средней пропорции и 4 двенадцатифунтовых пушки малой пропорции. Кроме того, каждой бригаде придавалось 2 трехфунтовых единорога.
Легкие роты также имели по 12 орудий: 4 двенадцатифунтовых единорога и 8 шестифунтовых пушек[189]. Эти роты, как правило, придавались к пехотным полкам.
Конные роты имели по 6 двенадцатифунтовых единорогов и 6 шестифунтовых пушек[190].
Чтобы достичь большей маневренности и самостоятельности, каждая рота получила свой обоз для перевозки боеприпасов и полевую кузницу. На каждое орудие возилось по 120 зарядов (30 картечей, 10 брандскугелей и 80 ядер или гранат). Численность орудийной прислуги составляла 10 человек на легкое орудие и 13 – на тяжелое. Кроме того, на каждые два орудия было определено по одному офицеру.
К 1812 году полевая артиллерия имела 1620 орудий. В это число входило 60 орудий гвардейской артиллерии, 648 орудий батарейных, 648 орудий легких и 264 орудия конных. Осадная артиллерия насчитывала 180 орудий. Личный состав всей артиллерии состоял из 40 тыс. человек. В парках было сосредоточено 296 560 артиллерийских снарядов и 44 млн. патронов.
Произведенная реорганизация полностью отвечала основам тактики колонн и рассыпного строя. Теперь командующие армиями имели возможность группировать артиллерию и осуществлять маневр огнем и колесами.
Инженерные войска. К началу XIX в. в состав инженерных войск входили один пионерный (саперный) полк и две понтонные роты. Состав пионерного полка предусматривал в 1801 г. 2 минерные и 10 пионерных рот численностью в 150 человек каждая. Полк имел 2354 солдата и 56 офицеров, а также 418 подъемных лошадей. Две понтонные роты имели 2076 строевых и нестроевых солдат при 8 офицерах, а также 320 строевых и подъемных лошадей[191]. Каждая рота обслуживала восемь депо на 50 понтонов каждое.
Воинская комиссия 1801 г., рассмотрев состояние инженерных войск, пришла к выводу, что «в настоящем времени число инженерных рот по числу прочих войск и по надобности к исправлению разных соответственно их званию работ недостаточно»[192]. В 1803 г. был сформирован второй пионерный полк, и к началу кампании 1805 г. было уже два полка двухбатальонного состава (1354 рядовых и 57 офицеров в каждом) и две понтонные роты. Состав понтонных рот – 2118 человек, включая фурлейтов (возниц) и 682 подъемные лошади[193]. Однако уже вскоре явилась необходимость теснее связать инженерные части с артиллерией. Поэтому при организации артиллерийских бригад в 1806 г. в их состав включалось по одной пионерной роте. В связи с этим пионерные полки стали составляться из трех батальонов. В 1812 году полки имели по 3 батальона четырехротного состава, число пионерных рот было увеличено до 24[194]. С этого времени и до конца заграничного похода пионерные роты действовали в составе артиллерии. Штат трехбатальонного пионерного полка был рассчитан на 2313 человек, из них строевых – 300 минеров, 300 саперов, и 1200 пионеров. Офицерский состав предусматривал 63 человека[195].
В 1804 г. был сформирован понтонный полк численностью в 2054 человека и 1385 лошадей[196]. Полк состоял из двух батальонов четырехротного состава, имел по штату 16 депо на 50 понтонов каждое и 48 орудий (по шесть орудий на роту).
Обычно понтонные роты размещались по месту нахождения парков в крепостях. В 1809 г. в России насчитывалось 62 крепости, разделенных на три класса. Крепостей первого класса было 19, второго – 18, третьего – 25. Их обслуживал инженерный штат в 2977 человек. На каждую крепость полагалась одна артиллерийская рота (или полурота) и инженерная команда[197].
Общая численность войск хотя и возрастала, но довольно медленно. Значительному увеличению армии препятствовала рекрутская система.
К 1801 г. численность русской армии составляла: в гвардии – 16 346 человек, в полевых и гарнизонных войсках – 348 764 человека, а с иррегулярными войсками – 446 059 человек. Воинская комиссия 1801 г. сочла нужным довести численность армии до 479 380 человек. Из них в гвардии – 13 078, в полевых и гарнизонных войсках – 366 902 человека, в иррегулярных войсках – 100 400 человек. В 1806 г. армия увеличилась до 582 945 человек, из них в гвардии – 14 344 человека, в полевых и гарнизонных войсках – 461 274 человека и иррегулярных – 107 327 человек. Войны со Швецией и Турцией вынуждали держать численность войск примерно на том же уровне.
К началу 1812 года русская армия насчитывала 597 тыс. человек (гвардия – 20 тыс., полевые и гарнизонные войска – 460 тыс., иррегулярные войска – 117 тыс. человек)[198].
Высшие соединения. Переход к тактике колонн и рассыпного строя и к стратегии системы сражений поставил на очередь дня вопрос о пересмотре состава высших соединений. Линейная тактика исходила из того, что низшей тактической единицей был батальон, а высшей – полк. Сама армия действовала в бою монолитно, по общей команде как один большой батальон.
Новая тактика потребовала расчленения боевого порядка; изменился и характер боя. Теперь войска действовали по диспозиции, при этом каждый элемент боевого порядка решал свою самостоятельную задачу. В связи с этим батальон и даже полк оказывались слишком слабыми единицами, не способными ни противостоять наступлению крупных масс противника, ни вести наступление своими силами. Назрел вопрос о создании более мощных соединений. Однако решен он был не сразу.
В начале XIX в. полевая армия разделялась на 14 инспекций[199], каждая из которых представляла собой территориальный округ. В случае войны из войск, входивших в инспекцию, формировалась армия (корпус) различного состава (от 10 до 50 тыс. человек). Иногда армия делилась на несколько корпусов[200]. По окончании войны армии и корпуса расформировывались, будучи, таким образом, временными соединениями. Отсутствие органической связи между родами войск порождало серьезные недостатки в их боевой подготовке.
Аустерлицкое поражение заставило пересмотреть не только состав родов оружия, но и вопрос о высших тактических соединениях.
В мае 1806 г. был осуществлен переход к дивизионной системе[201]. Каждая дивизия имела 6–7 пехотных, 3–4 кавалерийских полка и одну артиллерийскую бригаду[202]. Общая численность войск в дивизии составляла 18–20 тыс. человек. Предполагалось, что эта система дает возможность самостоятельного ведения боя дивизией, почему в дивизию включались все три рода оружия. Однако опыт войн с Францией (1806–1807 гг.), Швецией (1808–1809 гг.) и Турцией (1806–1812 гг.) показал, что такая организация войск не соответствует тактике колонн и рассыпного строя. Эта форма ведения военных действий требовала перехода к дивизиям, составленным из одного рода войск, сведенных в корпуса. В 1812 году был осуществлен переход к дивизиям трехбригадного состава и корпусам, состоявшим из двух дивизий[203].
Нормальный состав пехотного корпуса предусматривал: две пехотные дивизии по 12 батальонов, один легкий кавалерийский полк (8 эскадронов), три пеших артиллерийских роты (по 12 орудий) и одну роту конной артиллерии (12 орудий). Гренадерские батальоны обычно сводились в гренадерские бригады и дивизии.
В состав кавалерийского корпуса входили: две кавалерийские дивизии, включавшие 4 драгунских полка (16 эскадронов), один легкий полк (8 эскадронов) и одна рота конной артиллерии.
В этом же году был сделан новый шаг в образовании высших соединений, но уже стратегического порядка: создана армейская организация. К началу Отечественной войны 1812 года в составе полевых русских войск образовались четыре армии. Первая армия состояла из пяти пехотных, трех кавалерийских и одного казачьего корпуса с приданными пионерными и понтонными частями. Вторая армия включала в себя два пехотных, один кавалерийский корпус и один казачий отряд (корпус) с приданными пионерными и понтонными частями. В третьей, резервной (обсервационной), армии было три пехотных и один кавалерийский корпус и казачий отряд (корпус). Дунайская армия имела четыре пехотных корпуса, два резервных отряда и приданные пионерные части. Вне армий были I отдельный корпус и отдельные дивизии на Кавказе, в Крыму и в Финляндии. Кроме того, предполагалось формирование трех резервных армий, однако вместо них были образованы два резервных корпуса (Меллера-Закомельского и Эртеля)[204]. Армейская организация вполне оправдала себя в Отечественной войне 1812 года.
Создание армий нашло свое отражение в оперативных документах. В это время был составлен первый мобилизационный план «Начертание на случай военных ополчений». В этом документе содержалось пять вариантов («предложений») мобилизационных расчетов. Мобилизационный план почему-то не был использован во время войны и хранился «под секретом» до Крымской войны. Его вскрыли только 15 декабря 1854 г.[205]
Комплектование войск. Резервы
Реорганизация полевой армии поставила во весь рост вопрос о подготовке резервов. Огромный расход людей в ходе военных действий приводил к тому, что армии лишились обученного состава и систематически пополнялись молодыми рекрутами, которых сразу приходилось включать в строевые части. Несомненно, что подобная практика снижала боевые качества войск. М. Б. Барклай-де-Толли писал в 1810 г. канцлеру Н. П. Румянцеву: «Вместо сильных и мужественных войск полки наши составлены большей частью из солдат неопытных и к тягостям войны неприобыкших. Продолжительная нынешняя война[206] затмевает в них наследственные геройские добродетели, дух национальный от бремени усильной и бесполезной войны, как и силы физики, начинает ослабевать»[207].
Правительство сделало несколько попыток разрешить эту важную проблему. Прямым и главным источником пополнения полевой армии обученным резервом являлись гарнизонные войска. К началу XIX в. численность этих войск была довольно велика: в 1800 г. в их составе насчитывалось 83 гарнизонных и 25 легких батальонов и 21 инвалидная команда.
Воинская комиссия 1801 г. решила увеличить число гарнизонных войск на 20 батальонов и 42 инвалидных роты, но всего было сформировано 7 новых батальонов. В 1803 г. было решено иметь 90 гарнизонных батальонов, из них 63 батальона на полевом содержании и 27 – на внутреннем. Штат первых батальонов предусматривал 801 строевых и 65 нестроевых солдат, а штат вторых – строевых 746 и нестроевых также 65. Число инвалидных рот увеличивалось до 27, по 171 человеку в каждой роте. Всего в гарнизонных войсках по штату 1803 г. было 72 780 солдат и 1727 офицеров; кроме того, 7293 солдата и 1032 офицера в инвалидных командах[208].
Эта реорганизация преследовала две цели. С одной стороны, на гарнизонные войска возлагалась задача обеспечивать «тишину и спокойствие» в стране, т. е. выполнять внутреннюю полицейскую функцию. Поднявшаяся в 1803–1804 гг. волна крестьянских восстаний, особенно в Прибалтике, на Украине и Урале, серьезно тревожила царское правительство. В гарнизонных войсках оно хотело видеть «внутреннюю стражу», готовую всегда выступить на защиту крепостнического строя. С другой стороны, гарнизонные войска должны были сохранять свою функцию «приуготовления в военное время к укомплектованию армии», т. е. служить источником обученных резервов для армии. Однако изъятие резервов ослабило бы гарнизонные войска в их значении «внутренней стражи».
В связи с этим в 1808 г. было принято решение организовать особые рекрутские школы в виде рекрутских депо. Таких депо было создано 24[209]. Военное министерство расписало их по дивизиям, которые должны были производить учебную подготовку рекрутов в приписанных к ним депо. Каждая дивизия выделяла 6 обер-офицеров, 24 унтер-офицера и 240 рядовых. Этим достигалась органическая связь между школой (депо) и строевой частью (дивизией). К марту 1811 г. было образовано 30 армейских и 4 артиллерийских депо.
Однако эта система подготовки резервов долго не удержалась. Угроза войны с Францией вынудила срочно прибегнуть к формированию новых строевых частей, на комплектование которых пошли гарнизонные батальоны, находящиеся на полевом содержании[210], рекруты почти всех рекрутских депо и даже рекруты чрезвычайного 82-го набора. К сентябрю 1811 г. из этих рекрутских депо первой линии было образовано 2 рекрутские дивизии, по 4 пехотных и одной артиллерийской бригаде в каждой. Затем из всех рекрутских депо было сформировано 123 батальона, приписанных в качестве четвертых батальонов к полкам, но затем из них было сформировано еще 10 резервных дивизий, сведенных в 2 корпуса. Резервные эскадроны были сведены в 8 кавалерийских дивизий. Резервные артиллерийские депо образовали четыре артиллерийские бригады (17 пеших и 7 конных рот). Все это дало возможность Барклаю-де-Толли написать: «Находя себя в необходимости готовиться к войне, успели мы в продолжение 1810 и 1811 годов усилить почти вдвое армию»[211].
Увеличение числа полевых войск было достигнуто ценой уничтожения рекрутских депо как источника подготовленных резервов. Сначала (в 1810 г.) военное министерство попыталось заменить рекрутские депо системой запасных батальонов и эскадронов. Каждый полк должен был оставлять на месте своего квартирования: пехотный – один батальон, драгунский – один эскадрон, гусарский – два эскадрона, для того чтобы принимать и обучать поступающее пополнение. Однако вскоре пришлось отказаться и от этой меры, так как все запасные батальоны и эскадроны пошли на формирование новых войсковых частей. После этого было решено создать новую систему подготовки резервов в специальных депо, создаваемых при гарнизонных батальонах. В связи с этим гарнизонные войска перешли в ведение военного министерства. Они составили восемь округов и стали называться войсками внутренней стражи. По идее войска внутренней стражи должны были приготовить резервную армию («вторую стену»), которая в случае необходимости заменила бы полевую армию.
Формирование новых войск было возложено на Д. И. Лобанова-Ростовского, А. А. Клейнмихеля, А. С. Кологривова и М. А. Милорадовича. Сделано это было непосредственно перед началом войны.
Фактически сложилось положение, что полевая армия не могла быстро и своевременно получать пополнение. Основной причиной этого была рекрутская система, совершенно не отвечавшая требованиям нового способа ведения войны и военных действий. Военное министерство не получало достаточного числа рекрутов, и армия постоянно имела значительный недобор людей. Крепостническая система ограничивала возможность повышения армейского контингента. Об этом свидетельствует практика рекрутских наборов, проводившихся с 1802 по 1812 г. Полагалось каждый год проводить только один набор, однако непрерывные войны, которые вела Россия в начале XIX в., вынуждали проводить в некоторые годы и по два набора или повышать норму поставки рекрутов. В 1802 г. проводился 73-й набор; в связи с тем что в армии выявился некомплект в 51 185 человек, для этого набора была установлена двойная норма: не один, а два рекрута с 500 душ населения. И все же удалось собрать лишь 46 491 человека вместо предполагаемых 52 523 человек. 74-й набор проводился в 1803 г. также из расчета по два рекрута с 500 душ. Вместо предположенного сбора 60 379 человек удалось собрать только 54 855 рекрутов[212]. Все же некомплект был ликвидирован, и следующий, 75-й набор, давший 38 437 человек, был проведен из расчета один человек на 500 душ населения[213].
Но уже в 1805 г. в связи с войной норма поставки рекрутов была резко увеличена: по 76-му набору призывалось с каждых 500 душ уже по четыре человека[214]. Призванных оказалось больше намеченной цифры: 110 тыс. человек вместо предполагаемых 80 166 человек[215]. Тем не менее потери, понесенные в кампании 1805 г., заставили правительство провести в следующем году два набора: первый – в сентябре – из расчета четыре рекрута с 500 душ населения, а второй – в ноябре – из расчета один человек на 500 душ[216]. Предполагалось, что собранными силами можно будет ликвидировать некомплект, составлявший в войсках и на флоте 115 678 человек, и собрать резерв в 35 тыс. человек. Собрано было 58 205 человек. Угроза затяжной войны с Наполеоном вынудила правительство прибегнуть к экстраординарной мере и созвать «земское войско» (ополчение)[217]. Сначала намечалось собрать 612 тыс. ратников милиции. Но затем правящие круги сочли опасным вооружить столь большое количество крестьян и уменьшили норму до 252 тыс. человек[218]. Фактически же было собрано 200 124 человека, несмотря на то что помещикам было дано право поставлять ратников милиции в зачет 77-го рекрутского набора 1807 г.[219] Пока собирали ополчение, война с Францией закончилась. Из состава ополчения в армии было оставлено 168 117 человек, на флот направлено 9265 человек[220]. Остальные были отпущены по домам. Оставление милиции на постоянную службу вызвало серьезные волнения среди ратников. 78-й набор 1808 г. был объявлен «для обыкновенного укомплектования армии и флота», однако расчет был сделан еще более высокий – по пяти человек с 500 душ населения. На пополнение армии требовалось 60 300 человек и для укомплектования запасных рекрутских депо – 58 тыс. Практически же не удалось собрать в этом году даже запланированных 38 906 рекрутов[221]. Помещики предъявили имеющиеся у них на руках зачетные квитанции, полученные ими за ратников ополчения и таким образом сорвали набор. Между тем в 1808 г. продолжалась война с Турцией и началась война с Швецией, поэтому в 1809 г. 79-й набор проводился по той же повышенной норме – пять человек с 500 душ. Назначено к сбору было 82 146 рекрутов.
В 1810 г. для пополнения войска из рекрутских депо было направлено 72 908 человек, а взамен взятых планировалось призвать по 80-му набору 95 542 человека из расчета три рекрута с 500 душ[222]. Из этого числа в армию направлялось 70 тыс. и на флот – 24 589 человек.
В 1811 г. проводился 81-й набор из расчета четыре человека на 500 душ[223]. Предполагалось собрать 135 тыс., но помещики предъявили 10 тыс. квитанций, и удалось собрать всего 120 тыс. человек. Из них в депо первой линии было направлено 84 996 человек, а остальные пошли на доукомплектование войск.
Угроза новой войны с Францией заставила правительство объявить чрезвычайный 82-й набор в самом начале 1812 года, не ожидая окончания 81-го набора. По 82-му набору, объявленному из расчета два человека с 500 душ[224], предполагалось получить еще 70 тыс. человек. Оба набора проводились «без всякого отлагательства», так как все резервные войска были обращены на новые формирования и доукомплектование прежних[225].
Начавшаяся война с Францией вынудила объявить 83-й набор из расчета восемь человек с 500 душ. Предполагалось собрать 181 585 человек, а с учетом всех изъятий – 166 563 человека[226]. Однако и этого чрезвычайного набора оказалось недостаточно, поэтому в ноябре 1812 г. был объявлен 84-й набор[227], который должен был дать 167 636 рекрутов[228]. Этот набор также проводился из расчета восемь человек на 500 душ. Кроме того, в Лифляндской губернии проводился набор из расчета один человек на 50 душ[229].
Таким образом, за 11 лет, с 1802 по 1812 г., страна дала почти миллион рекрутов, все же не восполняя ежегодной потребности комплектования войск. Становилось ясным, что рекрутская система не обеспечивает возможность увеличить армию и создать обученный резерв. Были разные проекты улучшения системы комплектования и подготовки резервов, в частности сократить срок службы в армии до 15 лет, повысить призывной возраст, уменьшить предельный рост и т. п. Но все предлагаемые меры не решали вопроса, так как вместе с тем правительству приходилось освобождать от военной службы отдельные категории людей. В 1807 г. именным указом Александра I были освобождены от военной службы купцы и их семьи[230]. Разрешено было вносить вместо рекрутов деньги – по 1 тыс. руб. в стоверстной пограничной полосе и по 2 тыс. руб. в Сибири[231] – или приобретать рекрутские квитанции взамен поставляемых лошадей. Освобождались от наборов целые районы страны (например, Грузия и Украина). Украина выставляла вместо рекрутов казачьи войска – ополчение. Освобождались также рабочие тех предприятий, которые готовили для армии вооружение и боеприпасы.
Все эти меры вызывались необходимостью, но они свидетельствовали о том, что Россия не могла обратить в боевую военную силу более 2–3 % мужского населения, в то время как Франция могла призвать под ружье до 8 %.
Во время войны 1812 года только призыв народного ополчения мог дать возможность усилить полевую армию, и несмотря на то что уже частые наборы рекрутов вызывали недовольство помещиков, терявших лучшую часть рабочей силы, правительство пошло на такую крайнюю меру. К мысли о созыве ополчения правительство пришло еще до войны, когда были более или менее уяснены размеры сил, которые готовил Наполеон для нападения на Россию. Тогда предполагалось, что ополчения численностью 600 тыс. человек будут развертываться на базе гарнизонных войск (главным образом депо второй линии), что они будут составлены только из помещичьих крестьян, так как государственные крестьяне и городской элемент должны были давать рекрутов для объявленного 82-го набора.
Петербургское, Московское, Смоленское и ряд других ополчений влились в состав полевых войск и приняли участие в боевых действиях. Но и при этих условиях численность русских полевых войск не могла подняться выше 572 тыс. человек. Рекрутская система комплектования, долгое время питавшая русскую армию, отжила свой век: она стала непригодной при новых способах ведения войны.
Боевая подготовка войск
Подготовка офицерских кадров. Существовавшие в начале XIX в. военно-учебные заведения – I и II кадетские корпуса, Гродненский корпус и дворянское отделение Военно-сиротского дома – выпускали офицеров в количестве, едва покрывавшем потребности армии. Между тем растущая в численном отношении армия требовала офицеров все больше и больше.
В 1801 г. шеф I кадетского корпуса П. А. Зубов представил проект устройства военных училищ в 17 губернских городах, где намечалось обучать 3 тыс. человек, кроме 2 тыс., подготавливаемых в уже существующих учебных заведениях. План предусматривал ежегодный выпуск 400 офицеров для полевой армии. Александр I утвердил этот план, оговорив, что деньги на строительство зданий и содержание вновь открываемых военных училищ должно дать дворянство[232]. После этого при министерстве просвещения была образована комиссия[233], задачей которой было изучение опыта подготовки офицерских кадров как в России, так и за рубежом. В разработанном комиссией проекте предусматривалось иметь военные училища в Петербурге, Москве, Смоленске, Киеве, Воронеже, Твери, Ярославле, Н. Новгороде, Казани и Тобольске. Утвержденный 21 марта 1805 г. этот проект получил название «План военного воспитания»[234]. I и II кадетские корпуса решено было пока сохранить, «доколе не приймет действия новое образование военного воспитания в губерниях».
Пока план военного воспитания разрабатывался, в ряде губернских городов – Туле, Тамбове, Оренбурге и других – были открыты военные школы в соответствии с указом 1801 г.[235]. Но пока эти школы не начали давать выпусков, армия получала офицерские кадры главным образом из I и II кадетских и Гродненского корпусов.
В 1807 г. было открыто еще одно учебное заведение – Волонтерный корпус, сформированный при II кадетском корпусе. Согласно указу, все дворяне, достигшие 16 лет и желающие служить в войсках, должны были являться для записи в этот корпус в Петербург[236]. В первый же год существования корпуса в него зачислилось 600 человек. В 1808 г. Волонтерный корпус был переименован в Дворянский полк. Его задачей было готовить офицеров для пехоты и конницы, и в 1808 г. он уже дал первый выпуск – 276 офицеров. В 1812 г. Дворянский полк насчитывал 1200 учащихся. Всего к этому году он дал для полевой армии 1139 офицеров[237]. В 1811 г. при нем был сформирован Дворянский кавалерийский эскадрон для подготовки кавалерийских офицеров.
Кроме общевойсковых офицеров армия нуждалась в артиллеристах, инженерах, топографах. II кадетский корпус обеспечивал подготовку главным образом артиллеристов, а инженерных офицеров выпускал мало. Поэтому в 1804 г. была учреждена специальная инженерная школа на 25 человек, переименованная в 1810 г. в Главное инженерное училище[238]. Артиллерийских офицеров готовила также гвардейская артиллерия. В двух ее ротах было подготовлено 96 юнкеров.
В 1812 г. в Финляндии был открыт топографический корпус[239]. Основы военных наук изучались также в созданном по инициативе М. Н. Муравьева «Обществе математиков» в Москве. Президентом «общества» был избран Н. Н. Муравьев. «Общество» дало армии около 180 офицеров-колонновожатых. Такого же типа штабная школа на 60 человек была организована П. Волконским при «Свите» в Петербурге[240]. В качестве офицерской школы, готовящей кадры для гвардии, был сформирован Пажеский корпус и затем открыт Царскосельский лицей, но они дали выпуски уже по окончании войны[241]. Наконец, подготавливало офицеров также дворянское отделение Военно-сиротского дома.
Все эти военные школы дали полевой армии с 1801 по 1812 г. свыше 10000 офицеров.
Подготовка унтер-офицерских кадров. Определенной системы подготовки унтер-офицеров в начале XIX в. не существовало.
Унтер-офицерские кадры в армии пополнялись в основном либо путем производства в унтер-офицеры старослужащих солдат, либо путем подготовки, которую получали солдатские дети в военно-сиротских отделениях Воспитательного дома.
Военный министр С. К. Вязьмитинов представил в Совет о военных училищах план организации двух типов школ для: подготовки унтер-офицеров: частных училищ в гарнизонах и главного училища в столице. Совет отклонил предложение С. К. Вязьмитинова как слишком либеральное и предложил выработать устав Военно-сиротского дома. По новому уставу все солдатские дети, воспитанники Военно-сиротского дома, стали называться кантонистами. Пройдя солдатскую школу, кантонисты направлялись главным образом в артиллерийские и инженерные войска. Часть из них назначалась на унтер-офицерские должности. В 1812 году в Военно-сиротском доме было 39 тыс. воспитанников. Всего же в армию до этого времени было направлено около 12 тыс. человек.
Существовала и другая практика пополнения унтер-офицерских кадров. Молодые дворяне начинали свою военную службу с унтер-офицерских должностей и по выслуге лет производились в обер-офицерские чины. Никакой военной подготовки они, конечно, не имели и приобретали ее в ходе службы. Отсутствие единой системы подготовки унтер-офицеров отрицательно сказывалось на боевой подготовке войск.
Боевая подготовка рядового состава. Пожалуй, именно в области подготовки рядового состава больше всего наблюдалась та острая борьба, которая сопровождала внедрение в военное дело тактики колонн и рассыпного строя во всей армии. Крепостники, руководившие армией, особенно упорно держались за павловские уставы и наставления. Александр I прямо объявил учреждаемой Воинской комиссии, что «школьная тактика» не должна быть предметом ее обсуждения[242]. Поэтому павловские уставы официально действовали почти до начала Отечественной войны 1812 года. Однако это не значит, что войска полностью руководствовались этими уставами. В ходе военных действий командующие армиями и штабы войск создавали инструкции и наставления, развивающие новый взгляд на формы и методы военных действий, а следовательно, и на методы боевой подготовки. Военное министерство было вынуждено считаться с боевой практикой. Лишь в 1808 г. был создан «Комитет для сочинения воинских уставов», результатом деятельности которого явилась первая часть «Воинского устава о пехотной службе».
В том же году эта часть устава, называвшаяся «Школа рекрут, или солдат», была направлена в войска вместе с «Примечаниями о последних переменах в учении в 1808 г.» В них давались указания по обучению войск прицельной стрельбе и построению их в колонны для атаки. Приблизительно в это же время было подготовлено наставление «О егерском учении», которое предусматривало глубокое изучение действий в рассыпном строю[243]. Этим наставлением руководствовались также застрельщики гренадерских и пехотных полков. Указанные уставы я инструкции лишь закрепляли те формы боевой подготовки, которые уже сложились в войсках в ходе ведения многочисленных войн. Пехотные части достаточно глубоко освоили основы тактики колонн и рассыпного строя.
Хуже обстояло дело в кавалерии. Здесь до 1812 года действовали павловские инструкции и наставления. Новый устав («Предварительное постановление о строевой кавалерийской службе») вышел непосредственно перед Отечественной войной, и кавалеристам пришлось переучиваться и осваивать действия колоннами непосредственно в ходе военных действий.
Лучше всего проходила боевая подготовка в артиллерии, хотя для этого рода оружия и не было издано специального устава. Крупная перестройка артиллерии в 1803–1806 гг. потребовала разработки частных инструкций; артиллеристы получили «Краткое изложение всех артиллерийских командных слов, употребляться долженствующих», «Распоряжение о движении зарядных ящиков» и, наконец, «Общие правила для артиллерии в полевом сражении» А. И. Кутайсова. Это был замечательный документ своего времени. В нем излагались передовые идеи для действий артиллерии на основе тактики колонн и рассыпного строя. Правила предусматривали дифференцированное использование артиллерии в зависимости от местности и обстоятельств; ставили главной задачей вести прицельный огонь на коротких дистанциях и обеспечивать взаимодействие артиллерии с пехотой и кавалерией; давали указания и об использовании резерва.
Указанные инструкции регулировали методы боевой подготовки рядового состава. В полевых войсках (в первой армии) было подготовлено «Наставление господам пехотным офицерам в день сражения». В этой инструкции наряду с изложением новых взглядов на способы ведения боя говорилось и об отношении к солдату. Инструкция требовала, «чтобы с солдата взыскивали только за настоящую службу; прежние излишние учения, как-то: многочисленные темпы ружьем и прочее, уже давно отменены, и офицер при всей возможности за настоящее преступление строгости может легко заслужить почтеннейшее для военного человека название друга солдат. Чем больше офицер в спокойное время был справедлив и ласков, тем больше в войне подчиненные будут стараться оправдать сии поступки и в глазах его один перед другим отличаться».
Таким образом, новые принципы военного искусства проникали в систему боевой подготовки далеко не сразу. Рутина и косность гатчинских деятелей, занимавших и при Александре I руководящие места в управлении армией, сдерживали передовую военную мысль и придавали ей двойственный характер.
Управление войсками
Центральное военное управление. В начале XIX в. общее управление войсками осуществляла Военная коллегия. Строевое же управление находилось в ведении генерал-инспекторов, которые обычно являлись военными губернаторами, а поэтому сосредоточивали в своих руках и местное военное управление. Кроме того, существовала Военно-походная канцелярия, через которую царь передавал свои указы Военной коллегии и генерал-губернаторам.
Таким образом, военными делами в стране ведали два органа, что вносило в управление разнобой и несогласованность.
С образованием в сентябре 1802 г. министерства военно-сухопутных сил Военная коллегия была подчинена непосредственно военному министру. Но порядок ведения дел в Военной коллегии остался прежний, продолжала существовать без всяких изменений и Военно-походная канцелярия.
Возглавивший военное министерство генерал С. К. Вязьмитинов пытался устранить недостатки управления. Ему удалось, несколько упорядочить работу Военной коллегии. Были созданы инженерный департамент и медицинское управление, учреждена должность генерал-интенданта, которому поручалось управление провиантским и комиссариатским департаментами, улучшено управление артиллерийским департаментом, перестроены счетный и аудиторский департаменты. Однако эти меры не уничтожили несогласованности в управлении и не установили в нем единого принципа.
В 1808 г. пост военного министра занял А. А. Аракчеев… При нем был учрежден специальный комитет С. С. Апраксина, который должен был осуществить подготовительную работу по реформе центрального военного управления.
В период с 1808 по 1810 г. были осуществлены некоторые полезные мероприятия в этом направлении. Военно-походная канцелярия была подчинена военному министру, Военная коллегия получила большую самостоятельность. Улучшилось строевое управление войсками: командиры дивизий получили специальное «Положение», расширявшее их права и освобождавшее военное министерство от ряда мелких дел, таких, как утверждение в должности командиров рот и эскадронов, увольнение офицеров в отпуск, выдача разрешения офицерам вступать в брак и т. п.
1 января 1810 г. был издан указ об образовании Государственного совета в составе четырех департаментов. Департамент военных дел возглавил А. А. Аракчеев, а на пост военного министра был назначен генерал М. Б. Барклай-де-Толли, который и проводил дальнейшую реорганизацию центрального военного управления. В мае 1811 г. комитет С. С. Апраксина был распущен, вместо него была образована «Комиссия для составления военных уставов и уложений» под руководством М. Л. Магницкого. Эта комиссия действовала более энергично. Она разработала ряд важных положений, в частности «Учреждение военного министерства».
По новому «Учреждению» военное министерство включало в свой состав семь департаментов: артиллерийский, инженерный, инспекторский, аудиторский, провиантский, комиссариатский, медицинский, канцелярию министра и его совета. Все другие органы были упразднены. Военному министру предоставлялась вся исполнительная власть и право входить в Государственный совет с проектами изменения законов или издания новых. Кроме того, при военном министерстве были образованы Военно-ученый комитет, Военно-топографическое депо, Особая канцелярия и ряд комиссий по сбору и составлению военно-исторических материалов, производству геодезических работ и т. п.
Новое «Учреждение» имело ряд положительных сторон, но не ликвидировало некоторых недостатков, что сказалось в ходе Отечественной войны 1812 года. В составе министерства не была предусмотрена квартирмейстерская часть, а эти функции осуществляло Военно-топографическое депо; комиссариатский и провиантский департаменты существовали раздельно, а медицинская и ветеринарная службы, наоборот, были объединены в одном управлении. Главным же недостатком была излишняя централизация управления.
Новая организация центрального управления вошла в силу в феврале 1812 года, а в начале марта закончена перестройка аппарата управления[244]. С этого времени и прекращается существование Военной коллегии.
Полевое управление. Полевое управление войсками до 1812 года осуществлялось на основе положений «Устава воинского» 1716 г. Прогрессивный для своего времени, этот устав к началу XIX в. утратил свое значение. Выработка нового полевого устава, отвечающего современному способу ведения войны и боя, была возложена на «Комиссию по составлению военных уставов и уложений»[245]. Комиссия изучила все действующие полевые наставления России, Пруссии, Австрии и Франции. Деятельность Комиссии была плодотворной. Ее результатом явился полевой устав, превосходивший по своим качествам уставы, существовавшие в Западной Европе, и полностью отвечавший новому, прогрессивному способу ведения войны. С изданием в 1812 г. этого устава, названного «Учреждение для управления большой действующей армии», старый «Устав воинский» 1716 г. терял свою силу.
Согласно «Учреждению», главнокомандующий большой действующей армией пользуется неограниченной властью в армии, так как он «представляет лицо императора» и облекается императорской властью[246]. Впервые главнокомандующий получил ту «полную мочь», о которой в свое время мечтали П. А. Румянцев и А. В. Суворов. Главнокомандующий управляет армией через Главный полевой штаб, состоящий из четырех «главных отделений»: Управления начальника Главного штаба; Полевого артиллерийского отделения; Полевого инженерного отделения; Интендантского отделения[247].
Хотя все начальники отделений (управлений) подчинялись непосредственно главнокомандующему, все же преобладающее значение имел начальник Главного штаба. Через него передавались все распоряжения главнокомандующего, он вступал в командование армии в случае смерти или болезни главнокомандующего; в распоряжении начальника штаба находились дежурный генерал и генерал-квартирмейстер. Дежурный генерал ведал строевой, тыловой, военно-санитарной, полицейской и военно-судной частями армии; в ведении генерал-квартирмейстера находилась оперативная часть. Генерал-интендант ведал всеми видами довольствия (обеспечением продовольствием, фуражом, снаряжением и т. п.).
Особенностью «Учреждения» являлось то, что корпусные и дивизионные штабы строились по тому же принципу. В этих звеньях каждый начальник службы имел двойное подчинение. С одной стороны, он подчинялся командиру части (корпуса или дивизии), а с другой – вышестоящему штабному органу. Такая организация, несомненно, отрицательно влияла на ход боевых действий, поскольку командиры корпусов и дивизий были лишены единоначалия, а их штабы были как бы совещательными органами. Но этот недостаток не имел решающего влияния, так как «Учреждение» предусматривало возможность разделения Главной (большой) действующей армии на отдельные армии и даже отдельные корпуса, штабы которых получали полную самостоятельность.
Нужно отметить также некоторую недоработанность и даже противоречивость отдельных положений «Учреждения». Так, например, госпитали оказывались в двойном подчинении: с одной стороны, у полевого комиссариатского управления, а с другой – у дежурного генерала. Военные дороги находились в ведении генерал-интендаита, а устройством станций и эксплуатацией дорог ведал дежурный генерал и т. д. Но эти недостатки сглаживались в практической деятельности.
Практическому применению принципов «Учреждения» мешало существование Главной квартиры, организованной перед началом войны Александром I, считавшимся главнокомандующим войсками. Никчемность этой организации[248] была ясна с первых же дней войны, однако Александр I упорно сохранял ее даже после отъезда из армии.
Тем не менее положительное действие нового полевого устава было очень велико. Оно было особенно важно для организации квартирмейстерской службы, которая со времен Павла I пришла в расстройство.
В «Учреждении для большой действующей армии» этот вопрос нашел отражение в разделе о штабной службе. В армии образовывалась квартирмейстерская часть (управление), возглавляемая генерал-квартирмейстером. Аналогичные управления, также возглавляемые генерал-квартирмейстерами, создавались в штабах отдельных армий. В штабах корпусов и дивизий предусматривалось иметь по два обер-квартирмейстера и по четыре адъютанта. В обязанность квартирмейстерских офицеров входило ведать размещением и перемещением войск, съемкой местности (для определения позиций) и т. п. В помощь квартирмейстерским офицерам были изданы «Памятная книжка для военных людей» и «Замечания для приготовления молодых офицеров к военным действиям». Таким образом, квартирмейстерская служба к началу Отечественной войны 1812 года получила достаточно четкую организацию.
Не меньшее значение имела организация управления тылом армии. Известно, что понятие тыла меняет свое содержание в зависимости от изменения способа ведения войны. Переход к стратегии системы сражений и тактике колонн и рассыпного строя потребовал полной перестройки организации и устройства тыла армии. Системы обеспечения армии через огромные обозы или путем организации ближних постоянных баз уже не удовлетворяли новым условиям. Требовалась новая система обеспечения армии из глубины, основанная как на постоянных и подвижных базах, так и на войсковых обозах. На основе имевшегося русского и зарубежного опыта в «Учреждении для большой действующей армии» был разработан раздел по управлению тылом.
Главнокомандующий, получив полную власть в районе действий войск, имел возможность самостоятельно решать вопросы обеспечения в зависимости от плана войны и сложившейся в ходе войны обстановки.
Управление тылом целиком возлагалось на штаб армии, который был обязан составлять план обеспечения войск, управлять их снабжением в ходе военных действий, оборудовать военные коммуникации, размещать на них постоянные и подвижные магазины и парки и, наконец, организовывать медицинское обслуживание. Руководить всем этим в штабе армии должны были генерал-интендант, дежурный генерал, генерал-вагенмейстер, директор военных сообщений, главный доктор и директор госпиталей.
Для транспортировки и снабжения войск и связи их с тылом «Учреждение» предусматривало организацию военных дорог. На военных дорогах через каждый солдатский переход организовывались этапные пункты, на которых создавались необходимые запасы продовольствия. Обслуживалась военная дорога населением, проживающим в ее полосе, ширина которой была установлена в 30 км. Население давало транспорт и осуществляло необходимый ремонт. Военные дороги находились в ведении директора военных сообщений. Генерал-интендант ведал обеспечением этапных пунктов продовольствием и фуражом и снабжением этим проходящих по дорогам войск, а также транспортировкой войск и грузов.
К тыловым учреждениям относятся также госпитали. Нужно сказать, что госпитальная часть не получила в русской армии этого времени достаточно твердой организации. Во время войны с Турцией 1806–1812 гг. в Дунайской армии действовал лишь один подвижной госпиталь на 1 тыс. человек и два стационарных на 600 человек (в Каменец-Подольске и Могилеве). Они не справлялись с потоком раненых поэтому и потребовали включить в войсковую систему также киевский и одесский госпитали и житомирский и Могилевский аптечные склады.
Не лучше было организовано медицинское обслуживание и во время войны с Францией 1806–1807 гг. Крупные стационарные госпитали были созданы в Риге, Митаве, Гродно, передвижные госпитали находились в Пултуске, Тыкоцине, Белостоке, Кёнигсберге и Иистербурге. Все они базировались на аптечный склад в Вильне. Эта сеть госпиталей оказалась недостаточной и не смогла обеспечить армию.
Накануне Отечественной войны 1812 года намечалось к имеющимся стационарным госпиталям добавить еще 12 (в Калуге, Твери, Орше и др.); сформировать достаточное число подвижных и развозных госпиталей и разработать меры по устройству лечебных учреждений и эвакуации из них раненых и больных. Намечалось также создать главные подвижные аптеки, опирающиеся на полевые аптечные магазины (псковский, смоленский, киевский) Однако эти мероприятия не были выполнены. Особенно отрицательно сказалось то, что не были созданы подвижные и развозные госпитали, а имеющиеся лечебные учреждения не получили подготовленного медицинского персонала. Министерство полиции, ведавшее санитарным обеспечением страны, игнорировало заявки военного ведомства и сорвало план мероприятий по санитарному обеспечению действующей армии.
Организация и устройство флота
В конце XVIII в. русский флот представлял собой значительную силу. По штатам 1798 г. Балтийский флот имел 45 линейных кораблей, 19 фрегатов парусных и 19 гребных; Черноморский флот включал 15 линейных кораблей, 6 фрегатов парусных и 4 гребных; Каспийский флот состоял из 3 фрегатов и 24 малых судов[249]. Выдающиеся победы русского флота под командованием Ф. Ф. Ушакова в Средиземном море свидетельствовали о высоком уровне русского военно-морского искусства.
В начале XIX в. материальная часть флота ухудшилась. Причиной ухудшения состояния кораблей было главным образом то, что они строились из сырого леса и не имели медной обшивки. Вследствие этого срок службы кораблей не превышал 8–10 лет вместо положенных 20–25 лет.
Обеспокоенное этим фактом, правительство учредило в августе 1802 г. специальный «Комитет для приведения флота в лучшее состояние»[250].
Рассмотрев состояние дела, Комитет пришел к выводу, что русский морской флот не может обеспечить оборону Прибалтики. Корабли стояли на рейде, не рискуя выходить в открытое море. Председатель Комитета А. Р. Воронцов в докладной записке царю писал, что «по многим причинам… физическим и локальным, России быть нельзя в числе первенствующих морских держав, да в том ни надобности, ни пользы не предвидится»[251]. Поэтому Комитет предлагал осуществить меры, направленные лишь на приведение флота в порядок, но не на значительное усиление его, как этого требовала международная обстановка[252]. Это решение Комитета Александр I утвердил, и оно стало как бы морской программой русского правительства в первой четверти XIX в. Ошибочность подобного взгляда очень скоро доказали события, происшедшие в Европе в первое десятилетие XIX в.
Комитет подготовил в 1803 г. новые штаты для всех флотов[253]. По этим штатам в Балтийском и Черноморском флотах недоставало 11 линейных кораблей и 16 фрегатов. В связи с этим в 1803–1805 гг. в Петербурге и Архангельске было начато строительство ряда новых кораблей. К 1806 г. с большим напряжением удалось построить 10 линейных кораблей и 3 фрегата[254]. Для этого пришлось ассигновать сверх бюджета более 3 млн. руб.
В результате принятых мер Россия могла сосредоточить в Средиземном море к 1807 г. эскадру под командованием Д. Н. Сенявина в составе 14 линейных кораблей, 5 фрегатов и 15 легких судов, имевших на борту 13 тыс. десантных войск[255]. Эта эскадра нанесла крупное поражение турецкому флоту у Дарданелл и под Афоном и освободила Ионические и Далматинские острова. Заключение Тильзитского мира не позволило России использовать результаты победы в Средиземном море.
Д. Н. Сенявин отправил часть судов в Севастополь, а остальные силы должны были пойти в Балтийское море[256]. Как уже говорилось, в Лиссабоне русская эскадра была блокирована английским флотом, но Сенявин достиг соглашения о передаче ее «на сохранение», и в конце сентября 1808 г. русские корабли прибыли в Портсмут. Таким образом, Д. Н. Сенявин не допустил захвата Наполеоном лучшей части Балтийской эскадры. Правда, ослабление Балтийского флота имело следствием то, что он не мог выходить во время войны с Англией «не токмо в море, но и на рейд»[257].
В русско-шведской войне 1808–1809 гг. в боевых действиях принимал участие главным образом гребной флот, обеспечивавший десантные экспедиции[258].
В русско-турецкой войне 1806–1812 гг. действовал весь Черноморский флот. Во время войны с Англией русский Балтийский флот по существу бездействовал. Находившийся в Архангельске флот был разделен сначала на пять отрядов, а затем на восемь, но также, бездействовал[259].
Вообще к началу 1812 г. положение России на море было неблестящим. В особенности сложным было положение на Балтике. Балтийский флот числил в своем составе 110 судов корабельного флота (41 линейный корабль и 17 фрегатов, 2 бомбардирских корабля, 4 корвета, 8 шлюпов, 7 бригов, 2 люгера, одну шхуну и 28 мелких судов). Однако из линейных кораблей в Петербурге было только 14; 11 кораблей находились в Архангельске, 8 числились в постройке и 9 кораблей – в Англии. Лучше обстояло дело с гребными судами. Их числилось 550 (7 гемамов, один корвет, 28 яхт, 246 канонерских лодок, 130 иолов и 138 мелких судов). Кроме того, в составе флота было 127 транспортных судов[260].
В общем Балтийский флот имел большой некомплект. В 1812 г. ему недоставало по штатам 1803 г. более 30 линейных кораблей и фрегатов.
При всех имеющихся недостатках Балтийский флот представлял собой достаточно крупную силу, с которой Наполеон был вынужден считаться. Флот держал под контролем все побережье Балтийского. моря. Вследствие этого Наполеон отказался от северного (петербургского) варианта наступления. Русское правительство, получив сведения о наличии такого плана, накануне войны приступило к сооружению новых 60 канонерских лодок, строительство которых было завершено к июню 1812 г.[261]
Комплектование флота личным составом шло на общих основаниях. Во время рекрутских наборов часть призванных обычно направлялась на флот[262]. Кроме того, периодически проводились специальные наборы в отдельных губерниях. Такой набор происходил в 1805 г. в Астраханской губ. из расчета 4 человека на 500 душ населения[263]. В 1806 г. специальный набор проводился в Финляндской губ. из того же расчета[264]. В 1809 г. специальный набор был произведен в той же Финляндской губернии из расчета 5 человек с 500 душ[265]. В 1810 г. специальных наборов не было. Из общего набора флот получил 24 489 человек. Проведенные наборы в основном удовлетворили требования флота.
Пополнение офицерских кадров поступало из специальных военно-учебных заведений, которых было несколько: Морской корпус, штурманские училища, Училище корабельной архитектуры, Артиллерийское училище и др. Основным центром подготовки морских офицеров был Морской корпус. Для усовершенствования молодых офицеров направляли за границу. С 1802 по 1811 г. было направлено в Англию и Голландию около 50 молодых офицеров.
В личном составе Балтийского флота числилось по штату 28 408 матросов и офицеров, а по списку – 26 668 человек. Кроме того, в состав береговой артиллерии входило 4259 солдат и офицеров (по списку – 4065 человек)[266].
К личному составу флота причислялись также специальные части. С 1800 г. флот обслуживало 12 морских батальонов, переформированных в 1803 г. в 4 морских полка[267]. Каждый полк имел по 3 батальона. Общая численность полка – 2067 человек[268]. Каждому полку придавалось 6 единорогов (4 шестифунтовых и 2 двенадцатифунтовых). В 1810 г. был также сформирован гвардейский экипаж с артиллерийской командой общей численностью в 518 человек[269].
Эти части дислоцировались в следующих портах: гвардейский экипаж – в Петербурге, два полка – в Кронштадте, один полк – в Ревеле и один – в Севастополе.
В организационном отношении каждый флот делился на 3 эскадры по 3 дивизии в каждой эскадре. I эскадра составляла кордебаталию, II – авангардию и III эскадра – арьергардию[270].
Делами военно-морского флота ведало министерство военно-морского флота, образованное в 1802 г.[271] Через свои экспедиции министерство управляло Адмиралтейской коллегией и Адмиралтейским департаментом. Кроме того, при министерстве находились «Военно-походная по флоту канцелярия» и «Генеральный кригсрехт». Морское министерство возглавлял сначала Н. С. Мордвинов, а затем де Траверсе. Оба министра слабо разбирались в морских делах и были плохими руководителями.
Черноморское управление также было разделено на экспедиции, но оно не имело Адмиралтейской коллегии и департамента. Вся власть возлагалась на командира Черноморского флота и портов, подчиненного непосредственно морскому министру. Траверсе довел его до упадка, что было одной из причин столь длительной войны с Турцией.
Хотя министерство представляло собой более совершенный орган управления, чем прежняя Морская коллегия, все же методы его работы мало отличались от установившихся прежде. Лица, входившие в состав управления флотом, менялись через каждые два года, а командующие флотами менялись ежегодно. Все это отражалось на состоянии флота.
Влияние нового способа производства на военно-морские силы до появления парового флота ощущалось слабее, чем на армию. Флотоводцы имели более ограниченные возможности для совершенствования способов ведения борьбы на море. Однако и здесь русские сделали немало для утверждения маневренной атаки, принципы которой заложил в конце XVIII в. Ф. Ф. Ушаков и развил его ученик Д. Н. Сенявин.