Планы войны
Французский план
Наполеон долго и тщательно готовился к походу на Россию. Нужно было приложить много усилий для того, чтобы собрать огромную по тому времени армию. Два года потребовалось Наполеону, чтобы мобилизовать силы, необходимые для этого похода.
Сосредоточение французских войск началось уже в 1810 г. и производилось в большой тайне. Их передвижение облегчалось тем, что по условиям Тильзитского мира французские гарнизоны занимали основные прусские крепости (Шпандау, Кюстрин, Штеттин и др.). Вскоре французские гарнизоны расположились в Пиллау и Кёнигсберге.
К концу 1810 г. на Нижней Эльбе стоял 60-тысячный Эльбский обсервационный корпус Даву. Этот корпус состоял из лучших контингентов и являлся основой для развертывания других войск. На Рейне располагалось 100 тыс. войск Рейнского союза. Варшавское герцогство имело под ружьем 30 тыс. человек. Таким образом, в первой линии Наполеон имел около 200 тыс. человек. Кроме того, в его распоряжении были: 45-тысячный наблюдательный корпус, базировавшийся в Северной Франции и Голландии, 40-тысячный франко-итальянский корпус, находившийся в Северной Италии, а также 20-тысячный саксонский корпус. Всего во второй линии было более 100 тыс.[90]
Наполеон не преувеличивал своих сил, когда говорил в 1810 г. А. И. Чернышеву, что он имеет в Европе 300 тыс. свободных французских войск и может довести их в 1811 г. до 600 тыс. человек[91].
Особенно энергично Наполеон стал собирать свои силы с конца 1810 г. В декабре этого года был объявлен набор 80 тысяч конскриптов, три дивизии были переведены из Южной Германии к берегам Балтийского моря, одновременно было приказано еще более укрепить Данциг и усилить его гарнизон, а также передвинуть артиллерийские склады в Магдебург и Варшавское герцогство[92].
В начале 1811 г. Наполеон начал реорганизацию «большой армии». Эльбский корпус был разделен на два: один под командованием маршала Даву, другой – маршала Удино. Во главе наблюдательного корпуса был поставлен маршал Ней, Итальянским корпусом по-прежнему командовал принц Евгений[93]. К середине этого года число французских войск в Центральной Европе (включая войска Рейнского союза) было доведено до 230 тыс. человек, а число войск Варшавского герцогства – до 60 тыс. человек. Наконец, был переформирован 20-тысячный саксонский корпус. Кроме того, из Франции шли все новые контингенты на усиление гарнизонов крепостей в Центральной Европе. Была также приготовлена к походу гвардия. В общей сложности Наполеон мог выставить в это время 400 тыс. человек, но он продолжал собирать силы. «В несколько лет, – говорил он А. И. Чернышеву, – я в состоянии буду располагать 800 или 900 тыс. человек, – а тогда может ли Россия противопоставить мне такое количество!»[94]
В декабре 1811 г. были объявлены новый набор конскриптов на 120 тыс. человек для армии и 12 тыс. для флота и сбор конскриптов призывов прошлых лет (около 60 тыс. человек). Включая эти контингенты, численность войск Наполеона доходила до 580–600 тыс. человек. Однако эти войска не отличались высокими качествами. В самой Франции и Рейнском союзе появилось множество дезертиров, число которых достигло нескольких десятков тысяч человек. Жором писал Наполеону в 1811 г.: «Брожение возросло в высокой степени; самые сумасбродные надежды возбуждаются и поддерживаются с воодушевлением; ставят в пример Испанию, и если дело дойдет до войны, то вся местность между Одером и Рейном станет очагом обширного и деятельного восстания»[95]. Однако эти донесения не смущали Наполеона, и он продолжал мобилизацию.
В середине 1811 г. Наполеон еще не считал возможным встретить русские войска непосредственно у Вислы. Поэтому он решил базироваться на реке Одер. На эту базу в случае выступления русских должен был опереться корпус Даву, а с флангов действовать данцигский гарнизон и саксонские войска[96]. Но в конце 1811 г. Даву получил указание «переброситься на Вислу»[97]. Теперь Наполеон прямо говорил А. Б. Куракину, что в его распоряжении имеется более 500 тыс. человек. Кроме того, он рассчитывал на контингенты Австрии и Пруссии, с которыми шли в это время переговоры о союзе.
К февралю 1812 г. «большая армия» была уже вполне организована. Все корпуса получили свои номера, установлена была и общая нумерация дивизий по всей армии.
В состав I корпуса (маршала Даву) вошли 1, 2, 3, 4, 5 и 7-я дивизии; II корпус (маршала Удино) составили 6, 8 и 9-я дивизии; III корпус (маршала Нея) – 10, 11, 12 и 25-я (Вюртембергская) дивизии; IV корпус (принца Евгения) – 13, 14 и 15-я дивизии; V корпус (Понятовского) – 16, 17 и 18-я польские дивизии; VI корпус (Сен-Сира) – 19 и 20-я баварские дивизии; VII корпус (Ренье) – 21 и 22-я саксонские дивизии; VIII корпус – 23 и 24-я вестфальские дивизии.
Общее число войск уже в 1811 г. (по Бонналю) составляло 387 353 человека при 894 орудиях, а вместе с войсками Австрии и Пруссии – 437 тыс. человек[98]. В это число не вошли Старая и Молодая гвардии[99].
Еще в 1811 г. предполагалось, что базой для операционной линии войск будет служить линия крепостей на Одере. В связи с этим города по Одеру, а также Данциг и Штеттин были обеспечены крупными запасами продовольствия. Но когда было окончательно решено развертывать армию на Висле, то сюда переместили и базу. Крупные продовольственные магазины были заложены в Варшаве, Бромберге, Модлине, Торне, Мариенбурге, Мариенведере и Эльбинге. Основной магазин учреждался в Данциге (Гданьске). Здесь в начале 1812 г. был сосредоточен 50-дневный запас продовольствия на 400 тыс. человек и фуража на 50 тыс. лошадей, что обеспечивало возможность стратегического развертывания всей «большой армии». Вспомогательные магазины размещались в Вышгороде, Плоцке, Влоцлавске. Во время движения «большой армии» от Вислы к русской границе были устроены дополнительные магазины в Кёнигсберге, Остероде, Гутштадте, Вилленберге, Сольдау, Ростенбурге, Вейланде, Инстербурге, Гумбинене, Столупенене, Вильковишках, Мариамполе и Тильзите. Обязательство заполнить эти магазины взяло на себя Варшавское герцогство. В связи с их организацией особое значение получила операционная линия Инстербург – Фридлянд – Остероде – Торн. Склады боеприпасов находились в Торне (4 млн. патронов), Модлине (1 700 тыс. патронов) и Пиллау (2 млн. патронов). В каждом из этих складов содержалось также по 25 зарядов на орудие. Главный резервный склад помещался в Магдебурге. Артиллерийские полки сосредоточивались в Данциге, Глогау, Кюстрине и Штеттине. Вся эта линия была укреплена: усилены предмостные укрепления в Варшаве (у Праги и Замостья), приведены в боевую готовность крепости Торн, Модлин, сооружены или усилены тет-де поны[100] у Диршау, Мариенбурга и Мариенведера. Особое внимание было уделено укреплению Данцига. Наконец, имевшиеся укрепления в Пиллау были дополнены редутом на Нерунской косе, защищавшим вход в залив Фриш-Гаф.
Для доставки продовольствия в войска создавалось 20 обозных батальонов шестиротного состава, способных поднять месячный запас продовольствия[101].
Еще в начале марта 1812 г. главные силы французских войск находились на Эльбе. Лишь I и VII корпуса расположились на Одере. Прусские части сосредоточивались в Восточной Пруссии, польские – под Варшавой, где находился также и отряд для связи с главными силами.
Наполеон считал возможным начать наступление, опираясь на Ригу. В одной из директив графу де ла Рибоасиеру он указывал: «Я намереваюсь открыть кампанию осадою Динабурга, а затем Риги. Для этой цели назначаю осадный парк Данцига для Риги и магдебургский парк для Динабурга»[102]. Однако обстановка на Балтийском море не позволила осуществить этот план. К началу апреля расположение войск изменилось. Главные силы теперь уже находились на Одере, а в первой линии на Висле стали I и V пехотные и IV кавалерийский корпуса. В апреле французские войска начали движение к Висле. II, III, VI, VII и VIII пехотные и I и II кавалерийские корпуса, перейдя Одер, двигались через Пруссию. IV пехотный и III кавалерийский корпуса шли из Италии через Тироль и Австрию. Прусские войска (из них потом был образован X корпус) сконцентрировались у Кёнигсберга. Наконец, в тылу, на Рейне, собирались части IX корпуса и началось формирование XI резервного корпуса.
В начале мая «большая армия» уже располагалась на Висле. На правом фланге у Лемберга стоял вспомогательный корпус Шварценберга, у Радома – VII корпус Ренье, у Варшавы и Модлина – VIII корпус Жерома и V корпус Понятовского, у Плоцка – VI корпус Сен-Сира, у Калиша – IV корпус принца Евгения, у Торна – III корпус Нея, у Мариенведера – II корпус Удино и у Эльбинга-Данцига – I корпус Даву. Прусские войска по-прежнему находились у Кёнигсберга, гвардия двигалась от Берлина к Торну.
Таким образом, Наполеон довел численность своих войск до 638 тыс. человек, развернув их на фронте в 500 км[103]. Русское командование знало в общих чертах о расположении войск Наполеона, но определить на этом основании его замысел еще не могло.
На Висле войска Наполеона пробыли около 20 дней. В это время из Данцига и Эльбинга началась переброска к Неману продовольствия на 11–12 дней, которое было сосредоточено в магазинах в Тапиау, Велау, Инстербурге и Гумбинене. Одновременно были подготовлены военные дороги – организованы этапы с проходными магазинами и госпитали. Основные коммуникации были таковы: главная – Торн – Берлин – Магдебург – Майнц, для правого крыла – Гродно – Ломжа – Пултуск – Варшава – Торн, для левого крыла – Ковно – Инстербург – Велау – Остероде – Торн[104].
Чтобы скрыть действительные намерения, по приказу Наполеона распускались самые различные слухи и производились ложные демонстрации. Корпус Жерома получил задание демонстрировать движение на Волынь, для чего было дано распоряжение о подготовке 100 тыс. рационов в Люблине. Сосредоточение корпуса Ренье у австрийской границы также должно было наводить на мысль о возможности движения войск противника на Украину. С этой же целью распространялся слух о передвижении корпуса вице-короля к Варшаве для усиления правого фланга. Наконец, было объявлено, что сам Наполеон прибудет в Варшаву, откуда якобы начнется наступление. Но все это делалось лишь для маскировки действительного замысла. Впрочем, принятые меры могли служить также средством предупреждения русских, если бы они вознамерились перейти в наступление на Варшаву[105].
Действительные намерения Наполеона состояли в том, чтобы начать наступление на Москву. «Если я возьму Киев, – говорил Наполеон, – я возьму Россию за ноги; если я овладею Петербургом, я возьму ее за голову; заняв Москву, я поражу ее в сердце»[106]. Эти слова Наполеона имели свое основание. Украина занимала немалое место в завоевательных планах Наполеона. Он знал, что помещики Правобережной Украины, принадлежавшие в большей части к польской шляхте, лелеют надежды на присоединение этой части Украины к проектируемой Великой Польше. По заданию Наполеона на Украину засылались французские агенты с целью возбуждения недовольства среди населения, распространялись прокламации и даже организовывались диверсии в крепостях. Наполеон рассматривал Украину как плацдарм, позволявший не только обеспечивать французскую армию необходимыми средствами снабжения, но и вести наступление в центр России. Он предполагал отдать Правобережную Украину Понятовскому, а на Левобережной Украине образовать два княжества[107]. Однако вести наступление на Киевском направлении имело бы смысл в том случае, если бы у Наполеона на правом его фланге находилась стотысячная турецкая конница. Но заключение Бухарестского мира разрушила расчеты Наполеона на турецкую поддержку. Петербургское направление отпадало, так как господство на Балтийском море русского и шведского флотов не дало бы возможности снабжать, «большую армию» водным путем и в известной мере ограничило бы ее действия. Таким образом, оставалось одно Московское направление, которое и было избрано Наполеоном. Он превосходно понимал значение Москвы как наиболее важного экономического и политического центра России. Находясь в Дрездене, Наполеон говорил Меттерниху: «Мое предприятие принадлежит к числу тех, решение которых дается терпением. Торжество будет уделом более терпеливого. Я открою кампанию переходом через Неман. Закончу я ее в Смоленске и Минске. Там я остановлюсь. Я укреплю эти два города и займусь в Вильне, где будет моя главная квартира в течение ближайшей зимы, организацией Литвы, которая жаждет сбросить с себя русское иго…»[108]. Что именно этого желал в начале похода Наполеон, подтверждает также Сегюр, который записал слова Наполеона, сказанные им Себастиани в Вильне: «Я не перейду Двины. Хотеть идти дальше в течение этого года, значит идти навстречу собственной гибели»[109].
Свой план Наполеон изложил в письме Жерому: «Сначала поселите убеждение, что вы двигаетесь на Волынь, и возможно дольше держите противника в этом убеждении. В это время я, обойдя его крайний правый фланг, выиграю от двенадцати до пятнадцати переходов в направлении к Петербургу; я буду на правом крыле противника; переправляясь через Неман, я захвачу у неприятеля Вильно, которое является первым предметом действий кампании»[110].
Наполеон довольно хорошо знал состояние и расположение русских войск. Однако он считал, что их разделение на отдельные армии – дело временное и в случае наступления или отхода русские должны будут свести войска в одну армию. При этом Наполеон почти до самого начала войны был убежден, что русские войска перейдут в наступление и будут действовать не на своей территории. На этом предположении и основывалось развертывание его сил. Наполеону было важно убедить русских в необходимости перейти в наступление на Варшаву, где их должен был встретить 70-тысячиый заслон, а «пока противник достигнет Праги и берегов Вислы, моим движением вправо вся армия противника будет обойдена и отброшена в Вислу»[111], – писал Наполеон своему брату Жерому.
Для выполнения этого плана Наполеон разделил «большую армию» на три группы. На правом фланге были сосредоточены V, VII и VIII пехотные и IV кавалерийский корпуса. Они составляли группу короля Жерома. Эта группа силою в 78 тыс. человек должна была прикрывать базу и сковывать противника с фронта. Центр составили IV и VI пехотные и III кавалерийский корпуса. Эта группа под командованием принца Евгения имела 79 тыс. человек с задачей обеспечить действия главных сил, а в случае необходимости – войска правого фланга. Левый фланг составили I, II и III пехотные и I и II кавалерийские корпуса, насчитывавшие 218 тыс. человек. Этой группой командовал Наполеон. Фланги прикрывали войска корпуса Шварценберга и X корпуса Макдональда.
Идея Наполеона состояла в том, чтобы, оставляя войска правого фланга на месте, произвести захождение центром и левым флангом, окружить и уничтожить русские войска в приграничном сражении. Именно поэтому на левом фланге Наполеона было собрано 400 тыс. человек. Он хотел изумить мир новыми Ульмом или Иеной.
В соответствии с этим замыслом начался период развертывания «большой армии». К началу июня пехотные корпуса левой группы вышли на линию Инстербург – Кальвария, войска центра – к Ростенбургу – Иоганнесбургу, правого фланга – на линию Остроленка – Варшава. Впереди располагались кавалерийские корпуса.
В это время Наполеон получил сведения о начавшемся движении армии Багратиона к северу от Полесья. Это могло быть истолковано как начавшееся наступление русских; поэтому Наполеон приказал задержать движение правого крыла и центра своих войск, чтобы создать видимость угрозы русским, но так, чтобы войска центра вышли к Сувалкам с опозданием не более чем на один день. Но приказ продолжать движение к Ковно войска центра получили спустя два дня, следствием чего явилась задержка с выходом на исходное положение не только центра, но и правой группы. Между тем левая группа к 10(22) июня уже подошла к Неману и расположилась на линии Гумбинен – Кальвария. Наполеон рассчитывал начать переправу уже 10(22) июня, но задержка войск правой группы и центра вызвала необходимость отложить переправу до 12(24) июня.
Казалось, все предвещало Наполеону успех на первоначальном этапе войны. Войска были собраны, все средства сосредоточены, план был вполне ясен. Неясно лишь было одно: как поведет себя русская армия. Примет ли она предложенное Наполеоном приграничное сражение или отойдет назад и поведет длительную, изнурительную борьбу? Последнего Наполеон более всего опасался. Он знал, что сильный неурожай во Франции вызвал серьезные продовольственные затруднения, усилившиеся денежным кризисом, что широкие круги крестьян недовольны бесконечными поборами в армию, что мелкую буржуазию также тревожит будущее Франции и что все недовольные готовы объединиться против него. Сам Наполеон сделался недоверчивым. Он подозревал Талейрана в тайных связях с Англией. Он подозревал сторонников Бурбонов в возможности открытого выступления. Он знал, что в тылу остались люди, готовые изменить ему в случае неудачи похода на Россию. Не меньшую тревогу вселяли подвластные ему державы. Австрия и Пруссия хотя и заключили с ним союз и даже дали свои войска, но формально войну России не объявили, и это заставило Наполеона держать почти во всех крепостях Германии крупные гарнизоны, а в центре ее сосредоточить целый корпус. Жером и Рапп предупреждали Наполеона о том, что в Германии царит тяжелое настроение. «Всюду умы взвинчены, всюду ожесточение. Дело обстоит так, что, если кампания будет для нас несчастлива (чего нет оснований допускать), все – от Рейна до Сибири – поднимутся против нас»[112]. В Рейнском союзе не удалось собрать много конскриптов. Духовенство призывало к неповиновению в Бельгии. Все это отражалось на моральном состоянии войск. Доверять пока можно было только французским и польским войскам, на остальные же контингенты нельзя было рассчитывать, и их приходилось ставить на охрану тылов и коммуникаций. Наполеон хорошо понимал, что держать «большую армию» в руках он сможет, лишь пока ей будут сопутствовать успехи. Поэтому он стремился к генеральному сражению, рассчитывая в нем сразу же разгромить противника. Он верил в себя и был убежден в благополучном исходе похода на Россию.
План Наполеона был авантюрой. В основе его лежала теория молниеносной войны, исходя из чего и делались расчеты сил и средств для нападения и выбиралось направление главного удара. И хотя Наполеон знал численный состав русской армии, все же он не учел тех возможностей, которыми располагала Россия. Он не учел того, что нанесение главного удара на Москву породит такую силу всенародного сопротивления, которая превзойдет силу удара, что взятие Москвы не создаст в России ни военного, ни политического кризиса.
Таким образом, главным просчетом в плане Наполеона являлась недооценка сил России и плохое знание условий борьбы.
Русский план
На разработке русских планов ведения войны сказывались колебания в политике, имевшие место незадолго до Отечественной войны. Период дипломатической подготовки войны довольно четко делится на два этапа: первый – с конца 1809 до начала 1811 г., второй – с середины 1811 до начала 1812 г.
Уже после эрфуртского свидания 1808 г. политическая обстановка определялась русскими военными руководителями как неблагоприятная. Возникла необходимость в разработке оборонительного плана ведения войны. Такой план содержался в докладной записке Барклая-де-Толли, озаглавленной «О защите западных пределов России»[113] и представленной Александру I 2(14) марта 1810 г. В этом плане развивалась идея подготовки западных границ в оборонительное состояние. Оборонительная линия должна была пройти по Западной Двине и Днестру, где необходимо было соорудить ряд укреплений и расположить продовольственные запасы. Имелось в виду, что «Москва будет служить главным хранилищем, из которого истекают действительные к войне способы и силы»[114]. Предполагались два этапа борьбы с противником. Первый этап – борьба на границе, «пока совершенно истощатся все пособия, какие только можно будет взимать от земли». Только после этого, «отступая в настоящую оборонительную линию, оставив неприятелю, удалившемуся от своих магазинов, все места опустошенные, без хлеба, скота и средств к доставлению перевозкою жизненных припасов», можно будет начать второй этап борьбы.
На этом втором этапе предусматривались и наступательные действия. «Хотя война сия, по цели своей и свойству, представляется в виде оборонительной, но не должно ограничивать ее единственным предметом обороны. Счастливый успех в сопротивлении тогда токмо быть может, когда предназначены и приуготовлены будут все средства действовать и наступительно на места, самые важные для неприятеля, пользуясь обстоятельствами и временем»[115]. Для этого необходимы искусное расположение войск («чтобы силы свои иметь всегда совокупленными») и хорошо приготовленная база, на которую будет опираться армия.
В плане Барклая-де-Толли предусматривались три варианта действий русских войск в зависимости от направления движения противника. В случае наступления армии Наполеона на Украину левый фланг русских войск отходит к Житомиру, где должен быть сооружен укрепленный лагерь, а войска правого фланга начинают наступление через Пруссию и наносят удар противнику во фланг. При наступлении Наполеона в сторону Петербурга войска правого фланга отходят к укрепленному лагерю, сооруженному в районе Фридрихштадт – Якобштадт, а войска левого фланга наносят фланговый удар, наступая на Варшаву. При наступлении французов на Москву русские войска отходят к Днепру и одновременно наносят удар с флангов.
Для борьбы с противником предполагалось создать три армии. Первая армия (в составе четырех дивизий) должна была занять границу от Полангена до Ковно, вторая (семь дивизий) сосредоточиться на Волыни и Подолии, а третья, резервная армия, состоящая из четырех дивизий, должна развернуться между Вильной и Минском и быть готовой подкрепить ту армию, которая подвергнется нападению. Такое расположение сил и средств предусматривало возможность совершения маневра на обширной территории, ограниченной Двиной, Днепром и Полесьем[116].
Эти соображения Барклая-де-Толли получили одобрение[117].
Докладывая о мерах, принятых военным министерством по реализации утвержденных предложений, Барклай-де-Толли еще раз подчеркнул, что его оборонительная система предусматривает не только оборону, но и наступление. В связи с этим было приступлено к приведению в боевое состояние крепостей, расположенных на Западной Двине, Березине и Днепре, и заполнению баз «для главных запасов военных потребностей». Военное министерство провело ряд рекогносцировок силами офицеров квартирмейстерской части[118]. Полученные материалы были сведены воедино, и на основании этих данных в середине сентября 1810 г. Вольцоген представил свои соображения Барклаю-де-Толли[119]. Он предлагал в случае наступления противника отойти с боем в глубь страны и опереться на линию крепостей, созданных по Западной Двине и Днепру. «Сопротивление, которое окажут крепости, подаст возможность выиграть время для совершения сильной диверсии в тылу неприятеля… Способ наших действий должен состоять в том, чтобы, отступая с тою из армий, против коей направятся главные силы противника, из одной крепкой позиции в другую, удерживая и ослабляя его постепенно, направить в то же время ему в тыл другую нашу армию, действовать партизанскими отрядами…»[120]
Предположения Вольцогена, таким образом, подкрепляли соображения Барклая-де-Толли, что и послужило основанием для окончательного утверждения последних.
Происшедший в конце 1811 г. поворот в политике повлиял на разработку стратегических планов. Русское правительство приняло предложение Пруссии заключить с ней союз. Подписанная в октябре 1811 г. конвенция предусматривала совместные действия обеих держав против Наполеона[121]. В это время в Петербурге возникла идея превентивной войны. Сторонники наступательной войны исходили из того, что необходимо предотвратить использование Наполеоном сил и средств Центральной Европы и начать борьбу с ним при помощи Пруссии, Польши и Швеции. План предусматривал развертывание русских войск непосредственно у границ и энергичное наступление к Одеру, который должен был стать демаркационной линией.
Однако этот план не был утвержден. Он лишь свидетельствовал о том, как писал позднее Барклай-де-Толли, что «Россия уже в 1811 г. была в совершенной готовности противостоять алчным намерениям Наполеона. Армия была уже в совершенной готовности к выступлению для предупреждения Наполеона, врага нашего»[122]. Более того, войска получили приказ передвинуться ближе к западным границам, а командующие даже имели на руках предписания переходить границу, как только получат сведения об объявлении войны. В то же время размещение баз продолжало осуществляться в соответствии с оборонительным планом 1810 г.
План превентивной войны отпал после того, как выяснилось, что ни Австрия, ни Пруссия, ни тем более Польша не примут участия в войне против Франции на стороне России и что в ближайшее время не удастся заключить мир с Турцией. Изменение политической обстановки заставило окончательно перейти к дальнейшей разработке оборонительного плана. «С общего совета», писал Барклай-де-Толли, решено было начать войну оборонительно[123]. Однако при разработке конкретного замысла встретилось так много трудностей, что до самого начала военных действий не удалось составить операционный план.
Во-первых, до марта 1812 г. все еще было неясно, как поведут себя Австрия и Пруссия, а от этого зависело расположение войск по западной границе и на Балканском театре. Тревожные сообщения Кутузова, а затем П. В. Чичагова о концентрации австрийских войск заставляли держать крупные силы на Дунае и выделять войска для прикрытия Киевского направления[124]. Наконец, до подписания договора с Турцией приходилось держать крупные резервы на Днестре.
Во-вторых, трудно было решить вопрос о выборе операционного направления. Из трех возможных направлений – Петербургского, Московского и Киевского – наиболее важным считалось первое. Вот почему особое внимание было обращено на укрепление Риги и других крепостей на Двине. Довольно большое значение придавалось Киевскому направлению, в связи с чем были приняты меры по реконструкции Киевской крепости, укреплялись Бобруйск и Мозырь. Московское направление считалось менее важным, и поэтому делалось весьма немного для укрепления Смоленска и Борисова. Только 8 апреля 1812 г. было предписано срочно приступить к укреплению Борисова, чтобы защитить эту коммуникацию и прикрыть формируемый там магазин[125].
При разработке оборонительного плана предусматривалось, что отступление не должно проводиться далее Западной Двины и Днепра. В объяснительной записке, составленной Барклаем-де-Толли в конце 1812 г., указывается, что было намечено «открыть отступное действие к древним границам нашим[126], завлечь неприятеля в недра отечества нашего и заставить его ценою крови приобретать каждый шаг, каждое средство к подкреплению и даже к существованию своему и, наконец, истощив его силы, с меньшим, сколько можно, пролитием крови, нанести ему удар решительный»[127].
Таким образом, Барклай-де-Толли имел все основания считать, что он действует по утвержденному плану, в соответствии с которым проводилось расположение войск и осуществлялась организация тыла.
Одновременно с июня 1811 г. в Главной квартире Александра I шла разработка так называемого плана Фуля. Собственно говоря, это был не план, а предложения, касающиеся способов ведения военных действий на первом этапе войны. В противовес мысли Барклая-де-Толли, что наступление должно начаться на втором этапе, после того как противник истощит свои силы, Фуль предлагал перейти к наступлению уже на первом этапе войны. Для осуществления этого должны были быть созданы две армии: Двинская в количестве 120 тыс. человек и Днестровская – 80 тыс. человек. Предполагалось, что Наполеон нанесет удар через Ковно на Вильну, а затем будет действовать либо на Петербург (через Друю или Полоцк), либо на Москву (через Витебск). Наиболее вероятным считалось первое направление.
При вторжении противника обе русские армии должны маневрировать. Более слабая Днестровская армия отойдет в глубь театра; более сильная Двинская армия займет укрепленную фланговую позицию в Дриссе, а затем нанесет решающий удар во фланг и тыл противнику, наступая через Мемель на Тильзит и далее на Инстербург[128]. Ключ к победе Фуль видел во фланговой позиции.
Александр I не усматривал в предложениях Фуля противоречия с ранее принятым планом Барклая-де-Толли, поэтому он утвердил их и предложил последнему внести нужные коррективы в подготовительные мероприятия.
Предложения не были оформлены в виде операционного плана, и русский генералитет до самого начала войны имел о них весьма слабое представление. Так, например, Л. Л. Беннигсен, стоявший близко к Александру, говорил: «Император не показывал мне этого операционного плана, и я не знаю ни одного человека, который бы его видел»[129]. Вольцоген, ездивший выбирать Дрисскую позицию и, следовательно, знавший о существовании проектов Фуля, так излагал суть его предложений: «Это отступление первой армии будет продолжаться только до укрепленного лагеря на Двине, в то время как Наполеон будет вынужден отступать из-за недостатка продовольствия и необходимости посылки отрядов против второй армии»[130].
По мнению Клаузевица, предложения Фуля заключались в том, что Россия должна добровольно отнести военные действия на значительное расстояние внутрь, чтобы «приблизиться к своим подкреплениям, выиграть некоторое время, ослабить противника, вынудив его выделить ряд отрядов, и получить возможность, когда действия распространятся на большом пространстве, стратегически атаковать его с флангов и тыла»[131].
Таким образом, предложения Фуля лишь условно можно называть планом войны. Это был один из операционных планов, которым руководствовался Александр I, хотя Барклай-де-Толли полагал, что царь следует его соображениям, одобренным им в марте 1810 г.
Кроме плана Барклая-де-Толли и предложений Фуля были и другие проекты, в частности предложения К. Ф. Толя, представленные им через генерала II. М. Волконского 29 апреля 1812 г. К. Ф. Толь указывал, что момент для перехода в наступление уже упущен, а потому необходимо вести оборонительные действия против армии Наполеона, численность которой у Варшавы не может превышать 200 тыс. человек. Основным оборонительным направлением Толь считал Московское, а дополнительным – Киевское. Он предложил сосредоточить силы первой армии между Белостоком и Гродно, вторую армию – между Семятичами и Брестом, а для прикрытия Рижского направления выделить лишь один корпус, расположив его у Ковно. Таким образом, главные силы, располагаясь на фронте в 170–180 верст, будут действовать компактно. «Россияне всегда там побеждали французов, где дрались с ними в соединенных и сомкнутых силах»[132]. Лишь при этом условии Толь считал, что противник будет разбит.
Известен также операционный план П. М. Волконского, представленный Александру 7 апреля 1812 г.[133] Волконский признавал крайне опасным растянутое положение первой и второй русских армий. Он предложил сосредоточить первую армию в Белостокской области, вторую – у Ковеля, а обсервационную – у Пружан. Позади этих сил Волконский предлагал расположить первую и вторую резервные армии (у Борисова и у Мозыря) и, кроме того, укрепить фланги одним корпусом у Ковно и третьей резервной обсервационной армией у Тарнополя. Наконец, по окончании войны с Турцией привлечь Молдавскую армию для удара во фланг противнику через Буковину. «По таковому расположению войск наших, – писал П. М. Волконский, – неприятель откажется от наступления на Россию, ибо он обязательно будет разбит»[134].
В таком же духе составлены предложения полковника Гавердовского, представленные нм 3 июня 1812 г. Из трех возможных вариантов действий противника (на Москву, Петербург и Киев) Гавердовский считал наиболее вероятным московский вариант, а поэтому все силы и средства предлагал сосредоточить для действий на этой оборонительной линии[135].
Большой интерес вызывает операционный план главнокомандующего второй армией генерала П. И. Багратиона. Исходя из того что Пруссия и герцогство Варшавское находятся в сфере русского влияния, Багратион предлагал установить путем дипломатических переговоров с Наполеоном демаркационную линию по Одеру. При этом он полагал, что Россия должна быть готовой к проведению наступательной войны. «Главная же польза от такого внезапного и скорого движения, мною предполагаемая, состоит в том, что театр войны удалится от пределов империи и что мы в состоянии будем занять на реке Висле такую позицию, которая бы преподавала нам возможность с большею твердостью и решительностию действовать противу неприятеля»[136].
Для ведения активных действий Багратион предлагал сформировать Белостокский корпус на 100 тыс. человек, второй корпус такой же численности – на границах Восточной Пруссии и еще иметь резервный корпус на 50 тыс. человек. Кроме того, он предлагал привести в боевую готовность Балтийский флот. Войну начать с того, чтобы «стотысячною армиею в мае форсированными маршами… двинуться к Праге и, поражая быстро, что все на пути встретиться может, занять как Прагу, так и Варшаву»[137]. Одновременно второй корпус должен был «двинуться вперед к Грауденцу и, перейдя там Вислу, тот же час приступить к сильнейшей осаде Гданьска»[138], который необходимо блокировать одновременно и с моря. Вслед за этим запасной корпус должен выдвинуться «во внутрь герцогства Варшавского»[139]. Это движение заставит выступить на стороне России Пруссию и вынудит Австрию сохранить нейтралитет.
Кроме проекта Багратиона существовал еще другой операционный план, разработанный А. Вюртембергским[140], также предусматривавший действия в герцогстве Варшавском.
Все наступательные проекты были оставлены Александром I без внимания. Надо сказать, что в отношении главнокомандующих армиями Александр поступал довольно странно. Ни А. П. Тормасову, ни Багратиону он не сообщал о принятых решениях. Даже Барклай-де-Толли не был полностью посвящен в планы Александра и сохранял уверенность, что все идет в соответствии с планом 1810 г.
10 апреля 1812 г. Багратион получил от Барклая-де-Толли пространное письмо, в котором сообщалось, что Александр I утвердил предварительный план действий на случай оборонительной войны. Этот план состоит в следующем: «Каждая из наших армий, которая будет иметь против себя превосходного неприятеля, должна в отдаленности от базиса своих способов избегать всех важных и решительных сражений и отступает мало-помалу. Между сим временем другая армия, не имеющая против себя столь сильного неприятеля, с решительностью продвигается вперед, принуждает к отступлению все сопротивляющиеся ей силы и действует отрядами во фланг и в тыл превосходящей неприятельской армии. Одним словом, обе армии подают себе в тех случаях взаимное вспомоществование»[141].
В случае необходимости отхода второй армии она должна отступать через Житомир к Киеву. «Последняя позиция, в которой можно будет согласиться на решительное сражение, кажется, будет при Киеве»[142].
Спустя несколько дней Багратион получил новое письмо от Барклая-де-Толли, в котором указывалось, что, сообразуясь с движениями противника, необходимо, чтобы «сблизились еще более обе главные армии для подавания себе взаимной помощи и (чтобы) встретить неприятеля превосходными силами на тех пунктах, где он решительно захочет прорваться»[143]. Об этом же было сообщено командующим корпусами П. X. Витгенштейну, К. Ф. Багговуту и А. П. Тормасову[144].
Из писем Барклая-де-Толли Багратион мог сделать вывод, что в Главной квартире план существует. В связи с этим он потребовал прислать ему «подробнейшие замечания». Но Барклай-де-Толли мог дать ему лишь самые общие указания: «Когда решено будет действовать наступательно, тогда в надлежащее время сообщены будут вашей светлости общие планы операций, но до получения оных Вы имеете поступать оборонительно»[145]. Одновременно Багратиону было предложено взять под свой контроль строительство укреплений в Киеве, Мозыре и Бобруйске.
6 июня 1812 г. Багратион вторично обратился к Александру I с предложением отказаться от оборонительного плана войны, с тем чтобы, «не дожидая нападения, противустать неприятелю в его пределах»[146]. Через два дня он пишет царю новое письмо, в котором указывает на необходимость наступательных действий: «Прикажите нам собраться у Гродно и нанесть удар врагам… Чего нам бояться и маневрами методическими изнурять армию?»[147]. Но в ответ Багратион получил лишь успокоительное письмо Барклая-де-Толли, в котором последний указывал на необходимость принятия мер осторожности и что на третью армию уже возложена задача обеспечивать левый фланг второй Западной армии[148]. Встревоженный Багратион снова написал, что при данном расположении войск оборонительный образ действий создаст угрозу для второй армии, которую можно легко обойти и отрезать как от первой, так и от третьей армий. Он указывал на то, что Наполеон постарается использовать сложившуюся ситуацию, чтобы нанести удар по каждой из русских армий в отдельности.
На проведении наступательных действий настаивал также Л. Л. Беннигсен, назначенный Александром I в Главную квартиру непосредственно перед началом военных действий. Беннигсен считал ошибкой отказ от превентивной войны. Он полагал, что Россия, имея своих 160 тыс. войск, присоединив к ним и прусскую армию, «могла бы вести верную игру»[149]. Даже в случае неудачи, которая могла постигнуть русскую армию между Одером и Вислой, Россия не находилась бы в таком невыгодном положении, в каком она находится в настоящее время. Разбросанность сил и средств заставит «начать войну отступлением с целью сосредоточиться и избегнуть отдельных неудач»[150].
Идею Фуля Беннигсен считал совершенно неудовлетворительной, так как она не соответствовала «ни характеру народа, ни настроению армии, ни местностям и еще менее тем обстоятельствам и условиям, в которых находились обе стороны»[151]. Он, как и Багратион, считал целесообразным предупредить Наполеона и нанести удар по корпусу Удино, который выдвинулся слишком далеко и оказался в изолированном положении. Однако Фуль не одобрил эту диверсию, полагая, что этим подвергнется риску «целое для весьма малого», и предложение Беннигсена не было реализовано.
В Петербург и в Главную квартиру поступило несколько предложений от иностранных военных и политических деятелей. В них также рекомендовалось вести с Наполеоном оборонительную войну. Наиболее обстоятельным был план д’Алонвиля, составленный им по просьбе неаполитанского посла в России герцога Серра-Каприона и переданный Александру I через адмирала Н. Мордвинова. Предложение д’Алонвиля состояло в том, чтобы заманить французскую армию внутрь России, оторвать от баз и в глубине страны нанести ей поражение. «Нужно, – писал он, – вовлечь Наполеона в войну медленную и разорительную»[152].
В таком же духе делал рекомендации бывший маршал Наполеона наследник шведского престола принц Бернадотт. Он считал возможным «отступить за Двину и временно, может быть, далее». При этом одна армия могла отходить на Динабург, а другая – к Москве или Твери. Бернадотт рекомендовал вести затяжную войну. В случае удачи следовало вести наступление в направлении Восточной Пруссии и действовать через Кёнигсберг на Данциг. При этом он большое значение придавал планируемым действиям русско-шведской армии через шведскую Померанию в тыл Наполеону и даже считал возможным выступление Турции на стороне России.
На оборонительных действиях настаивал также прусский представитель Кнезебек, который был в Петербурге в начале 1812 г. Но он лишь развивал идею Барклая-де-Толли, сущность которой была известна ему от Штейна или от Нибура. Нового он ничего не сообщил. Наконец, подал записку об укреплении западных границ полковник Э. Ф. Сен-При (вскоре перешедший на русскую службу)[153]. Сен-При подчеркивал, что «укрепления не должны считаться единственно вспомогательными средствами для армии: они не только должны способствовать движениям оных в войне наступательной, но и доставлять оным безопасность в оборонительном положении»[154]. Следовательно, и Сен-При полагал возможным вести наступательный образ действий.
Удивительным было не обилие всякого рода проектов, а то, что Александр I, получая их, не считал нужным сообщать о них главнокомандующим войсками, что он держал в неведении о своих замыслах Багратиона и А. П. Тормасова и лишь советовался со своими приближенными. Об этом знал даже Наполеон, который говорил А. Д. Балашову в Вильне: «Нельзя вести военных операций военными советами. Все веденные подобным образом войны были несчастны. У меня в 2–3 часа ночи, как блеснет хорошая мысль, через четверть часа она передается в форме приказа, через полчаса уже приводится в исполнение передовыми постами, а у вас (русских) в то время как Армфельд предлагает, Беннигсен – соображает, Барклай-де-Толли – рассуждает, Фуль – возражает, а все вместе ничего не предпринимают, а только время теряют»[155].
Вследствие неопределенности и нерешительности, царивших в Главной квартире, Багратион, Тормасов и Чичагов считали, что русские войска будут вести наступательную, а не оборонительную войну, что приводило к несоответствию их действий замыслам Главной квартиры. Следует отметить, что и общественное мнение России склонялось к необходимости вести наступательную войну. Русские дворяне-крепостники опасались того, что Наполеон декретирует ликвидацию крепостного права в России, как делал он в ряде стран Западной Европы, и тогда крестьяне не только не будут воевать, но, возможно, выступят против своих бар. Губернаторы получали строгие предписания не допускать вооружения крестьян и принимать самые строгие меры предосторожности против них.
В соответствии с принятым планом Барклая-де-Толли шла подготовка театра войны. Как уже говорилось, в этом плане предусматривались три возможных направления военных действий: на Петербург, Москву и Киев. Главным считалось Петербургское направление, поэтому оно было лучше всего подготовлено в военном отношении и могло служить операционной базой. Это направление пересекала Западная Двина, через которую существовали мостовые переправы у Риги, Динабурга, Витебска и Суража. Укрепления Риги, Динабурга и Дриссы позволяли хорошо организовать оборону этой труднодоступной реки. На этом направлении были сооружены военные дороги и создана прочная продовольственная база: три главных магазина (Динабург, Дисна и Дрисса) и два расходных (Шавли и Колтыкяны).
Киевское направление прочно прикрывалось болотами Полесья. Оно имело подготовленные военные дороги, обеспечить его должна была Киевская крепость. Здесь располагался один из главных магазинов. Кроме того, имелось шесть расходных магазинов с южной стороны Полесья (Луцк, Дубно, Острог, Заславль, Старо-Константинов и Житомир) и три магазина с его северной стороны (Слуцк, Пинск и Мозырь).
Московское направление было подготовлено значительно хуже, чем Петербургское, а между тем оно то и оказалось главным. Это направление пересекали две реки – Березина и Днепр, а защищали две крепости – Бобруйская и старая Смоленская. Кроме того, на этом направлении было создано предмостное укрепление у Борисова. Войска могли получать продовольствие из главного магазина, находившегося в Бобруйске, и трех расходных магазинов (Гродно, Вильны и Слоним).
Разрабатывая планы войны, Главная квартира (как, впрочем, и авторы почти всех проектов) исходила из явно неправильного представления о тех силах и средствах, которыми располагал Наполеон, хотя русские агенты, включая представителей, аккредитованных при европейских дворах, сообщали довольно точные данные об этом. Так, например, А. Б. Куракин указывал, что Наполеон собирает огромные силы, численность которых достигает 500 тыс. человек[156]. А. И. Чернышев сообщал, что Наполеон имеет только французских войск 300 тыс., а кроме них в его распоряжении имеются войска Рейнского союза и другие союзные силы[157]. Аналогичные сведения поступали из Берлина от X. А. Ливена и Тепля, из Вены – от Г. О. Штакельберга и др.
По сведениям русского военного министерства, на 1 октября 1810 г. французы имели в Европе: пехоты -181 полк, 102 отдельных батальона и 122 роты; кавалерии – 99 полков, 17 отдельных эскадронов и 4 роты; артиллерии – 15 полков, 48 батальонов и 235 рот[158]. На 1 ноября, по данным министерства, французская армия имела 1 046 567 человек (из них в Испании 395 345 человек)[159]. Наконец, на 1 апреля 1812 г. количество французских войск исчислялось в 1 200 000 человек.
Однако в Петербурге считали, что для похода в Россию Наполеон сможет использовать не более 200–250 тыс. человек. Из такого расчета исходили, в частности, Барклай-де-Толли и Фуль[160]. Багратион также полагал, что силы противника не превысят 200 тыс. «Силы, им ныне против нас собираемые, ежели и сравняются с нами числом, то верно уступят в усердии и достоинстве»[161]. По мнению К. Ф. Толя, силы французов не должны были превышать 220 тыс. человек, по мнению Беннигсена, – 169 тыс. человек. А Бернадотт полагал, что Наполеон явится в Россию лишь со 150-тысячной армией.
Просчеты в силах противника сделали все планы Главной квартиры нереальными, а упорство Александра I в выполнении этих планов на первом этапе войны делало их даже опасными.
Так обстояло дело с разработкой планов войны в правительственных и близко стоявших к правительству кругах.
В феврале 1812 г. собранные на западной границе силы были разделены на две армии, отстоявшие еще довольно далеко от границы. Но уже в начале мая они получили приказ приблизиться к ней и расположиться более сосредоточенно.
Первая армия заняла фронт от Россией до Лиды протяженностью в 200 км. I корпус П. X. Витгенштейна расположился у Кейданы, II корпус К. Ф. Багговута – у Оржишек, III корпус Н. А. Тучкова 1-го – у Новых Трок, IV корпус Шувалова – у Олькеник, V корпус великого князя Константина – у Свенцян, VI корпус Д. С. Дохтурова – у Лиды. Во второй линии стала кавалерия: I корпус Ф. А. Уварова – у Вилькомира, II корпус Ф. К. Корфа – у Сморгони, III корпус II. П. Палена – у Либиады и лишь казачий корпус М. И. Платова выдвинулся к Гродно[162]. Всего первая армия имела 130 тыс. человек при 550 орудиях. Командовал армией Барклай-де-Толли, Главная квартира ее была в Вильне[163].
Вторая армия заняла фронт от Лиды до Волковыска протяженностью 100 км. VII корпус Н. И. Раевского стал у Нового Двора, VIII корпус М. М. Бороздина – у Волковыска, IV кавалерийский корпус. К. К. Сиверса-у Зелова, казачий отряд Н. И. Иловайского 5-го – у Белостока. 27 пехотная дивизия Д. П. Неверовского находилась на марше. Всего вторая армия имела 45–50 тыс. человек при 270 орудиях. Командовал второй армией Багратион, Главная квартира находилась в Пружанах[164]. Третья, резервная, или обсервационная, армия, насчитывавшая 46 тыс. человек при 168 орудиях, расположилась в районе Луцка. В нее входили пехотные корпуса С. М. Каменского, Е. И. Маркова и Ф. В. Бакена, кавалерийский корпус К. О. Ламберта и казачий отряд. Командующим армией был Тормасов, ее Главная квартира находилась в Луцке.
Во второй линии было собрано два резервных корпуса: I корпус Л. И. Меллера-Закомельского – у Таранца и II корпус Ф. Ф. Эртеля – у Мозыря.
Всего на западной границе было сосредоточено 220 тыс. войск при 934 орудиях. Правый фланг прикрывался финляндской армией генерал-лейтенанта Ф. Ф. Штейнгеля, расположенной на русско-шведской границе, левый охраняла Молдавская армия адмирала Чичагова, дислоцированная на Дунае.
Такое стратегическое размещение войск свидетельствовало, что русское командование не знало точного плана Наполеона и старалось прикрыть все направления. Изолированное положение армий создавало опасность поражения каждой из них в отдельности. Развертывание войск и приближение их непосредственно к западной границе не вызывалось в 1812 г. военной целесообразностью. Оно становилось нерациональным после того, как был окончательно принят оборонительный вариант. Против такого расположения войск энергично возражали Багратион и Беннигсен, которые предлагали хотя бы частично использовать более раннее сосредоточение русских войск для нанесения удара по изолированным корпусам французов (Нея и Ренье). Однако эти предложения были отвергнуты Александром I, считавшим более важным исполнение общего плана. О возражениях Багратиона знал Барклай-де-Толли, но он считал уже нецелесообразным отход от западных границ, так как такой отход отразился бы на состоянии войск и настроении населения. Впрочем, Барклай-де-Толли не возражал против некоторой перегруппировки второй армии. Багратион воспользовался этим и стянул главные силы к Волковыску, оставив в Гродно казачий корпус М. И. Платова и выдвинув вперед гренадерскую дивизию М. С. Воронцова. С фронта он прикрылся казачьими полками, входившими в отряд Н. И. Иловайского 5-го, и кавалерийским отрядом И. В. Васильчикова. Несмотря на обилие планов и предложений, реальным был только один стратегический план – Барклая-де-Толли. В этом плане отразились как недостатки, так и то, что было положительного в подготовке к войне. Русскому командованию удалось в очень короткое время мобилизовать войска, подвести их и расположить на западной границе. Русская армия имела подготовленную базу.
К недостаткам подготовки к войне надо отнести то, что оставалось неясным, как будет действовать армия. Направление главного удара ставилось в зависимость от действий противника, силы которого явно недооценивались. Эта недооценка сил и средств противника привела к просчетам в части определения границ театра военных действий и обеспечения его необходимыми ресурсами. Наконец, то обстоятельство, что Главная квартира считала возможным иметь вместо одного два операционных плана, чуть не привело русскую армию к катастрофе. Лишь своевременный отказ от предложений Фуля дал возможность перейти к формам действий, отвечающим сложившейся обстановке.