Глава 2. В поисках идеала
Не забывай
История «Не забывай» – это не просто история, а история, которая начинает отсчет целой череде событий больше реальных, чем мистических и скорее житейских, чем романтичных. И, конечно, все события, каждая история представляет собой некий урок жизни, который приходилось переживать и усваивать Кате.
В то время Катя закончила третий курс университета. Чтобы летом не сидеть без дела, она устроилась на работу в местный аэропорт стюардессой.
…Я была раздражена. Особенно в первый день знакомства.
Стояли последние дни августа. Я ехала из аэропорта на рейсовом автобусе. Меня уволили, а точнее, не продлили контракт, на что я очень рассчитывала. На душе было скверно. Обидно и досадно. Уволили на основе ложных доносов, написанных из-за зависти. И, может быть, моей неопытности. Больше я не стюардесса. Ну и ладно.
Слезы душили меня.
Я сидела на первом сидение. В мои мрачные размышления настойчиво вмешивался громкий разговор молодого человека в солдатской форме с кондуктором. Он рассказывал о своих полученных ранах и при этом с готовностью демонстрировал следы от пуль и осколков гранат. Больше всего эмоций у него вызывала гноящаяся рана на ноге.
Наконец, мое внимание полностью переключилось на солдата. Вынужденно. Потому что он, а его звали Алексей, как выяснилось, захотел поднять мне настроение. Слишком унылый был у меня вид, наводивший на окружающих тоску.
Алексей начал рассказывать всю свою историю заново. Теперь уже мне лично. И показывать ранения тоже. Из-за уважения к его переживаниям я терпеливо и внимательно его слушала.
На моей остановке он вышел вместе со мной. И с этого момента больше не отходил от меня ни на шаг! Не хотел отходить.
В городе Алексей был проездом. До дома ему оставалось еще ночь пути. Но, как оказалось, он не торопился. Он радостно мне сообщил, что сегодня не уедет. Странно.
Высокий, худой, в тяжелых сапогах, он выглядел ребенком. Я не могла топнуть ногой и сказать – уходи. Что-то удерживало меня от этого поступка. А мое мягкое «у меня много дел» на него совершенно не действовало. Он был готов следовать за мной куда бы то ни было. Так мы и ходили целый день. Куда я, туда и мой солдатик.
Наступило время идти домой. Пришлось укладывать его спать в моей комнате в общежитие. Моя соседка еще не вернулась с каникул и одна кровать была не занята. Спал он смирно. Но лучше мне от этого не становилось. Я с нетерпением ждала, что завтра он уедет.
С утра я ушла по своим делам. Он – на вокзал. Попрощались. Каково же было мое удивление, или лучше сказать, неудовольствие, когда я снова встретила его у своих дверей вечером. Да еще в каком виде! На лице Алексея запеклась кровь, один глаз заплыл, не лучше выглядели и руки.
Спрашивать у него не надо было, что случилось. Он сам начал рассказывать. По его словам, он просто шел по какой-то там улице, просто свернул в проулок, где у него попросили закурить «какие-то нерусские». Закурить у Алексея не оказалось и за это его избили…
Слушая его историю, я понимала, что и сегодня он тоже не уедет. Еще один вечер предстоит слушать истории Алексея, которые от постоянного повторения я выучила наизусть. Ни о чем другом, как о своих ранениях, он говорить не мог…
На следующий день я снова ушла по делам, а он, очевидно, совершить очередную попытку уехать домой. Вечером, когда мы встретились, Алексей протянул мне тряпичную собачку с веревочкой, чтобы можно было ее повесить на гвоздик. На мой вопрос – Где взял? – он замялся. Стащил? – не очень тактично я сделала попытку догадаться. Он кивнул и сказал, что сегодня ночью уезжает на ночном поезде. Купил билет. Потом он протянул мне звездочку со своих погон. На память. И подарил фотографию. Чтобы не забывала.
Я вздохнула облегченно и закрыла за ним дверь. Неожиданно, спустя какое-то время после его отъезда где-то в глубине души у меня возникло чувство, как если бы я что-то упустила, словно я могла бы и мне нужно было бы сделать что-то, что я не сделала или сделала, но не до конца.
И Катя решила сделать это сейчас. Вспомнить о нем, поблагодарить его за тот маленький урок доброты, который он ей преподнес, сам того не зная.
Когда за бортом гроза
Расскажу о самой работе Кати в «большой семье» – аэрофлоте.
…От знающих людей я не раз слышала, что «аэропорт – это одна большая семья». И я очень хорошо это почувствовала, когда начала летать. Каждый рейс разные стюардессы как бы между прочим задавали мне один и тот же вопрос: «Ты чья?» А я была ничья, сама собственная. Девушка, которую пригласили подработать летом на авиалиниях, по какой-то причине отказалась, и мне предложили заменить ее. Все препоны при устройстве в аэропорт я прошла с помощью моего благодетеля, так я называла человека, взявшегося устраивать меня на работу. Так я и оказалась в «большой семье».
В мой первый рейс была очень плохая погода, шла штормовая гроза, и самолет болтало из стороны в сторону. Весь полет я провела на служебном сиденье у входа в кабину пилотов, ничего не видя и не слыша кроме целлофанового пакета перед собой и рева бури за иллюминатором. Я жестоко страдала, меня выворачивало наизнанку.
Я думала, что меня уволят, как только мы вернемся в аэропорт. Но, видимо, мне было необходимо пройти огонь, воду и медные трубы, и мне дали еще шанс.
В конце рейса, когда я немного пришла в себя, старшая стюардесса, оказавшейся очень доброжелательной женщиной, раскрыла мне способ, которым можно было привести себя в работоспособное состояние к следующему разу.
Все три дня, что отделяли меня от новой попытки полета, я, как она мне сказала, массировала точку за ухом, отвечающую за вестибулярный аппарат человека. До изнеможения, до боли я пыталась нормализовать его работу. Неужели все кончится, так и не начавшись? И через три дня, едва сдерживаясь, борясь с тошнотой, прикидываясь, что у меня все отлично, я выдержала рейс. А потом еще через несколько взлетов и посадок я, наконец, почувствовала, что могу летать, не пользуясь точкой для массажа.
Все бы хорошо, да характер меня вынес на другие проблемы. Кому-то приходилось работать на кухне, другие шли обслуживать пассажиров в салон. Интереснее, конечно, было идти в салон, особенно на московских рейсах.
Столичный рейс считался элитным, там всегда можно было встретить немало «денежных мешков», которые за сервис на высоком уровне и за должное обхождение могли и чаевыми одарить, а интеллигентные и культурные люди могли бы и телефончиком побаловать. Незамужних стюардесс в авиафлоте, увы, было большинство.
Мне было смешно наблюдать, как некоторые стюардессы, навертевшись перед зеркалом, напудрившись и нарумянившись, одернув короткую юбку (это в зрелом-то возрасте!), мчались к пассажирам.
А меня, как безответного стажера, постоянно ставили на кухню. Правда, когда мы везли рабочих-вахтовиков в Сибирь, меня тогда, не спрашивая, выпихивали в салон. Усталые, грязные, потные пассажиры никого из экипажа не интересовали. Но и меня тоже… В свои восемнадцать лет я думала, что я неотразима. И я хотела получить свою долю внимания. И получила.
Кому-то проявление моего «я хочу» о-о-очень не понравилось. Начались гонения.
После окончания своей работы, когда до прибытия в аэропорт остается минут пятнадцать, стюардессы любят занимать свободные места среди сидящих в салоне. Это гораздо удобнее, потому что служебные места – маленькие складные стулья, прикрепляющиеся к стенкам у выходов самолета.
Как-то, когда я разносила чай, один из пассажиров – симпатичный молодой мужчина, сидящий в самом конце самолета, пригласил меня, если будет время, поболтать. Не находя в этом ничего предосудительного, так как раньше я видела, как другие стюардессы делали то же самое, я по их примеру на время посадки самолета подсела на пустующее место рядом с этим человеком. Пока мы о чем-то с ним говорили, я заметила, как мои коллеги, которые все на этот раз остались на кухне, несколько раз нервно выглядывали из-за шторки, отделяющей служебное помещение от салона. Не придав этому никакого значения, я спокойно болтала с общительным соседом.
1-й донос. После увольнения я узнала, что я «флиртовала с пассажирами, гнушаясь своими обязанностями».
Сибирские рейсы – длинные и с промежуточной посадкой, они требуют двух экипажей на борту лайнера. Во время своего отдыха на обратном пути сменный экипаж стюардесс и летчиков, прикупив кедровые орешки и водку, расслаблялся на первых четырех рядах кресел.
Я же предпочитала дремать, отсев от всех на последний из этих рядов. Однажды в один из таких рейсов ко мне присоседился один из успевших «согреться» пилотов. Стал о чем-то мне толковать, о своей ко мне симпатии, в общем, прельщал, чем мог. Мне было скучно. Сославшись на усталость, я отвергла заигрывания мастистого летчика.
2-й донос. При увольнении, когда мой благодетель пытался договориться о продление контракта, до его сведения довели, что «во время работы я дремала».
После каждого рейса членам экипажа выдавался паек. Меню пайка висело в помещение, в котором экипажи регистрировались перед своим рейсом. Я никогда не читала его и не обращала внимания на то, что паек содержал при выдаче. Пайки были всегда очень большими, особенно на этих пресловутых московских рейсах. Паек увеличивался еще за счет того, что оставалось после пассажиров.
Пакетики с сыром, сахаром, чаем, вода сладкая, лимонадная, минеральная. Все это распределялось старшей стюардессой между членами экипажа. И каждому доставалась объемная сумка с едой. Выдаваемых продуктов мне лично хватало на два-три дня (!) до следующего рейса.
Однажды краем уха я услышала, что написанное в меню не всегда соответствует выдаваемому, не достает то котлеты, то колбасы, то мяса. Недодаваемые продукты старшая якобы потихоньку продает богатым клиентам.
Как отравленное зелье подействовали на меня эти слухи. Я начала сличать меню и содержимое своего кулька после раздачи, утверждаясь в справедливости сказанного. Во мне проснулось желание восстановить справедливость. (И это-то у стажера!) Я решила проконтролировать распределение пайков и проследить за процессом заполнения кульков экипажа в ближайший же рейс.
И вот, когда настал этот щекочущий момент, я, заняв, как мне казалось, весьма нейтральную позицию, а именно, на кухне, за спиной старшей на некотором расстоянии от нее, я встала, сложила руки на груди и устремила взгляд в пространство перед собой.
Все обомлели. Они, как обычно, стояли у выхода. Одни с испугом, другие с любопытством, а опытные с сожалением наблюдали за сценой. Никто до этого не смел подступаться к сакральному месту. Старшая, оглянувшись и очень выразительно на меня посмотрев, продолжила свое действо: кому больше, кому меньше. А я чувствовала себя героем, вставшей на защиту интересов рядовых коллег. Но этот ложный героизм меня и вычеркнул из рядов стюардесс.
3-й донос. Мой благодетель, выйдя слегка потерянный от начальника службы после приватного разговора, пояснил, что мне следовало бы вообще отдавать свой паек старшей, чтобы заслужить ее любовь и расположение.
А ты знаешь, я свой паек отдавала, но соседу по общежитию. Я не ела ни бифштексов, ни котлет, которые нам выдавались, а подкармливала ими своего собрата. Может быть, это доброе дело зачтется мне где-нибудь в другом месте?..
Поработать Катя – поработала, а личная жизнь осталась на прежнем месте. Как не было никого, так и нет. И Кате опять взгрустнулось.
Идеал, которого нет на свете
1
В ту последнюю ночь каникул печальные, горькие мысли липкой, тянущейся массой обволакивали мое сознание. «Каждый прожитый день уходит в недосягаемое вечное Прошлое. Неотступно, день за днем, неделю за неделей поглощает ненасытное время лучшие годы. Прошлое невозвратимо, никогда не вернется и юность. Прекраснейшая пора незаметно уходит, и нет такой силы, которая могла бы задержать ее хоть на миг. Совсем скоро придет мой день рождения. И полетят новые дни, недели, месяцы. И бесстрастное время, все также, размеренно и неутомимо, будет крутить веретено и прясть непрочную нить обыкновенной человеческой жизни», – думала я. – «Почему я одна? Почему у других есть друзья, а у меня нет? Чем я хуже? Неужели я никому не нравлюсь?» И слезы, неизменные спутники подобных размышлений наворачивались мне на глаза. «Я симпатичная, у меня красивые длинные волосы, стройная немного спортивная фигура. Что же еще надо? Парни ходят и с гораздо менее привлекательными девчонками. А почему у меня до сих пор нет друга?»
Тоска и одиночество повергли меня в полное уныние, и жизнь показалась совершенно бессмысленной и никчемной.
ПРОКЛЯТИЕ СУДЬБЫ
Как скоро совершиться то,
Что с трепетом я призываю?
Где тот, о ком я так рыдаю,
Где тот, кого любимым нареку?..
Уныло протекают дни,
Без цели топчутся желанья.
О Небо, неужели Ты
Сочтешь пустыми все мои страданья?
Я в стороне…
Словно меня вокруг
Очерчен злой рукою круг.
Одна, одна, одна…
Полярным холодом объята,
Безмолвием пустынь окружена
И как давно забытая страна,
За гордый нрав я сожжена дотла.
И для других —
Бурлит гроза и водопад грохочет,
И для других – ревут ветра
И пена на волнах хохочет.
А для меня – опять зияет пустота.
Так где же молодость
Счастливая моя!..
Разверзнись, Земля,
Прими мои стенанья,
Сними с меня Проклятие Судьбы!
Я одиночество свое свергаю,
С рождения душившее меня!
Но молодость не умеет испытывать одно и то же чувство, каково бы оно ни было по силе, длительное время. И Катя, немного успокоившись, уснула.
2
Кате нравились все красивые и стройные парни, по возрасту старше ее самой. И тот молодой человек, кому она в данный момент отдавала предпочтение, не догадывался и просто не придавал значения горящим, украдкой бросаемых на него взглядам малолетки. Лишь изредка мелькала чья-нибудь многозначительная улыбка или скользил чей-нибудь любопытствующий взор по Катиной фигуре. И всякий раз, когда девушка замечала эти знаки такого чуточного внимания, она вся как-то смущалась, сжималась и начинала крутить и вертеть глазами в разные стороны.
От волнения, робости и, главное, от напряженного ожидания, что с ней сейчас могут познакомиться, Катя теряла координацию движения. Если с ней рядом случался стул или дверь, либо чья-нибудь нога или камень на дороге, то она неловко зацеплялась, запиналась. А если нескромный взгляд или улыбка заставали Катю смеющейся, то ее заразительный смех моментально менялся и становился каким-то шипящим и свистящим.
Где уж ей тут кокетничать или – Боже упаси! – соблазнять, если она не могла смотреть открыто на нравившегося парня. О таком Катя смела только мечтать. И она мечтала.
По целым часам, позабыв об уроках и обо всем на свете, она отдавалась на волю своего воображения и переносилась в более счастливый для нее мир, в мир, где она встречалась со своим, не найденным на земле, идеалом. Неутолимая жажда дружбы с молодым человеком порождало удивительное разнообразие способов, неординарность ситуаций и обстоятельств, при которых происходило воображаемое знакомство.
«Стояли самые жаркие дни лета», – так начиналась очередная Катина фантазия. – «В одни из них мои подруги Света и Надя расположились у меня на балконе. Мы ждали, когда спадет жара, чтобы потом идти купаться на речку, протекавшую недалеко. А пока Света и Надя гадали на картах, а я лениво глазела по сторонам. Была среда, время послеобеденное, людей – редкий прохожий. В нашем городишке люди не часто пробегают мимо нашего дома. «Эй, девочки, смотрите», – почему-то шепотом сказала я, выглядывая с балкона на дорогу. Заинтригованные моим странным жестом, подруги тоже посмотрели вниз.
С высоты второго этажа моего кирпичного дома нам открывалась следующая картина. По дороге двигался, именно двигался, а не шел, молодой человек, лет двадцати, немного худощавый, с ярко выраженной белой кожей для этого времени года. Он с трудом волочил объемную спортивную сумку. Но что-то непонятное, непривычное чувствовалось в его поведении. Казалось, что кто-то невидимый тянул его, а он обреченно подчинялся. Почти каждый шаг он останавливался, оглядывался и с отчаянием смотрел куда-то вдоль улицы, словно поджидая кого. Через несколько минут он скрылся из вида.
Изумленные мы, как любители подобного рода странностей жизни, не медлив ни секунды, выскочили из дома с намерением следовать за незнакомцем. Очутившись на улице, мы едва не столкнулись с быстро бежавшим пареньком. «Вы тут высокого парня с сумкой случайно не видели?» – запыхавшись, спросил он.
Через минуту мы все вместе мчались следом за бывшим здесь недавно молодым человеком. Неожиданно улица обрывалась и упиралась в другую, расположенную перпендикулярно. Но ни в той, ни в противоположной ее стороне странного юноши не было видно. Тогда нам пришлось остановиться и обсудить дальнейшие наши действия.
Сейчас я могла рассмотреть нашего спутника более внимательно. Крепкого сложения, благородная шея, привлекательное лицо, русые волосы в оригинальном зачесе, свободная манера говорить и двигаться.
Заглядевшись, я не сразу заметила, что он тоже смотрит на меня…»
Как бы не могли подобные фантазии показаться пустыми человеку практичному, у мечтательной же Кати посредством их постепенно определялся образ друга, мужа, образ ее идеала.
ОБРАЗ
Он любит волю,
И я – взбираться в гору.
Он любит стужу,
И я – на корабль садится в бурю.
Дожди способен созерцать,
Всю ночь дрожа в благоговение.
И четырем ветрам себя отдать,
Вдыхая запах их до упоения.
Неутомимый, жадный до дороги —
Куда б ни позвала судьба.
Всегда он будет наготове,
И я с ним буду до конца.
Мы с ним – единая душа,
И оба верим в чудеса.
И каждый может превратить
Жизнь – в праздник навсегда!
3
Катя надеялась на долгожданную встречу со своим парнем, другом, возлюбленным, когда шла на прогулку одна или с подругами, на дискотеку, в кино. Она ждала эту встречу каждый день…
Конец ознакомительного фрагмента.